а, милый. Я не могу решиться,  пока  есть  хоть  малейшие
сомнения, хоть самый крохотный риск. Я не желаю, чтоб ты проклял день, когда
встретился со мной! Но должен ведь найтись какой-то выход?  какой-то  способ
избежать  опасностей  и  бед?  Мы  что-нибудь  придумаем?   Мы   обязательно
придумаем!

***

   Бедная моя Шандра! Она пыталась  быть  такой  благоразумной!  Она  желала
примирить непримиримое, решить  противоречия,  связать  прочное  кружево  из
гнилых ниток, скрепив его своей любовью. Но нити расползались, оставляя в ее
кружевах зияющие дыры.
   - Может быть, нам завести девочку? - как-то спросила она. -  Я  думала  о
сыне, не о дочери, но разве девочка принесет нам меньше счастья? И потом, не
нужно придумывать ей никаких занятий - мы станем трудиться вместе, и у  тебя
будут целых две манекенщицы!
   Я чуть не клюнул на эту идею.  Представьте  себе  помост,  а  вдоль  него
танцующим шагом идут две красотки: моя милая Шандра в сиянии золотых  волос,
и другая девушка, пониже и посветлее кожей, темноволосая и грациозная, - моя
любимая дочурка!
   Какое зрелище! Я бы назвал ее Пенелопой? Пенни? Я бы ее обожал? Я бы?
   Полет моей фантазии стреножила трезвая мысль о том, что мы с  Шандрой  не
заменим ей возлюбленного. Эта фигура обязательно  возникнет,  разрушив  нашу
идиллию; а  с  ней  появятся  и  все  прочие  сложности,  включая  внуков  и
правнуков.  Результат  неизбежен:   мою   ?Цирцею?   будут   достраивать   и
перестраивать,  пока  она  не  замрет  навеки  у  какой-нибудь   из   звезд,
превратившись в город сакабонов. И в том городе мы с Шандрой будем выглядеть
сущими уродами. Итак, мне пришлось разбить очередной проект моей  принцессы.
Я делал это с тяжелой душой, испытывая к себе презрение и ненависть;  сердце
мое разрывалось, а разум дремал, никак не проявляя хваленого хитроумия. Увы!
Не тот был случай, чтобы хитрить, тем более с самим собой. Ответы были  ясны
изначально, так как не первый век и не первую тысячу лет мы, спейс-трейдеры,
странствуем в космосе; и за весь этот долгий срок ни один из нас  не  связал
то кружево, над которым трудилась Шандра. Спейстрейдер  летает  один  или  с
женщиной, если не считать пассажирских перевозок? Это правило было таким  же
незыблемым, как  Закон  Конфискации,  и  все  попытки  обойти  его  являлись
источником бед и горя. Впрочем, никто их  не  предпринимал,  поскольку  итог
просчитывался без компьютеров, на пальцах одной руки.
   Во-первых, торговец мог добровольно перебраться ?вниз?, продать  корабль,
приобрести гражданство и сделаться  планетарным  магнатом.  Ему  становились
доступны любые семейные радости; он мог жениться,  мог  содержать  дворец  с
одалисками и заводить детей - столько, сколько позволено его лицензией. Но я
о подобных случаях не слышал - кроме вынужденной посадки, что приключилась с
Кордеем.
   Второй  вариант  был  более  опасным.  Торговец  мог   провести   ?внизу?
двенадцать месяцев и подождать, пока его жена не разродится; затем улететь в
короткий рейс, не больше пятилетия - к примеру, в пояс астероидов, где  есть
металлы, лед и  масса  времени  для  изысканий.  Покончив  с  ними,  он  мог
вернуться за супругой и окрепшим отпрыском, забрать их (разумеется, обоих  -
какая женщина покинет пятилетнее дитя!) и продолжить свой космический  вояж.
Если рассматривать этот случай - разумеется, гипотетически,  -  то  ребенок,
выросший на корабле, не мыслил бы иного существования. Значит, все проблемы,
о коих я говорил Шандре, встали бы в  полный  рост:  мальчик  превратится  в
юношу, девочка - в девушку, и им потребуется пара.  А  у  всякой  пары  есть
тенденция заводить детей, если время и место  позволяют,  и,  следовательно,
круг замкнется: мы приедем к тому, с чего начали.
   Третья возможность не так фатальна и не грозит перенаселением, бунтами  и
семейными разборками. Наш гипотетический торговец мог  бы  оставить  жену  с
младенцем на более долгий срок, лет на шестьдесят или семьдесят, а то  и  на
пару веков. Надо  думать,  что  материнский  инстинкт  за  это  время  будет
удовлетворен, и женщина вернется с радостью  к  законному  супругу.  В  этом
случае она покинет не беспомощного малыша, а родоначальника  семьи,  который
сам уже стал дедом и прадедом; для него планета - дом родной, где он в  силу
богатства и происхождения один из самых именитых граждан.
   Великолепный вариант! И надо заметить,  такие  эксперименты  проводились,
чего не скажешь о двух первых случаях. Однако женщины - не  ангелы;  кто  из
них  способен  ждать  целых  семьдесят  лет,  лелея  внуков,   правнуков   и
супружескую честь? Правильно, никто! И космический Одиссей, возвратившись  к
своей Пенелопе, видел трех-четырех Телемахов, не имевших к нему ни малейшего
отношения. Что касается Пенелопы, та пребывала в счастливом супружестве, или
вынашивала ребенка, или у нее намечался новый брак - словом, были  житейские
причины, не позволявшие броситься на шею Одиссею. И тут он понимал, что  для
него прошли два года, а для нее - семьдесят лет или целое  столетие;  а  это
поверьте, очень немалое время! В общем,  все  как  в  поговорке:  влюбленный
обещает больше, чем может исполнить, но не выполняет даже возможного.
   Являлась ли Шандра счастливым исключением? Мог ли я покинуть ее  -  пусть
не на семьдесят, пусть на сорок лет - и надеяться, что не  буду  забыт,  что
она вернется  ко  мне,  что  наша  любовь  не  сгорит  в  кострах  прошедших
десятилетий? Размышляя об этом, я испытывал мучительное раздвоение;  чувства
шептали мне, ?что любовь неподвластна ни времени, ни пространству, но  голос
рассудка напоминал: ты, Грэм Френч, не лучший  мужчина  в  Галактике.  И  не
единственный! Найдутся и умнее, и  добрей,  и  красивей;  и  все  они  будут
порхать над цветком по имени Шандра. Долгие-долгие годы! Можно ли  упрекнуть
цветок, если он раскроет свои лепестки?..
   Будь проклят мой прагматизм! И будь проклята моя  память!  Каково  это  -
жить с такой женщиной? - спросил Шалмуназар? Иными словами -  достоин  ли  я
ее?
   Ответ давала трезвая самооценка. Я знал, что умен, однако не гениален - у
той же Жанны мозги были устроены лучше, чем у  меня.  Я  добр  -  во  всяком
случае, не злобен, - однако  не  отличаюсь  открытым  и  доверчивым  нравом,
свойственным Дафни. Я, безусловно, холоднее, чем пылкая Ильза с Каме-лота, и
нет во мне той жертвенной  готовности,  что  наполняла  душу  Теи.  И  я  не
романтик. Я человек, который просчитывает свои действия от альфы  до  омеги.
Сравнение с женщинами, которых я близко знал, лишь оттеняло мои  недостатки.
Правда, в этом букете отсутствовало коварство -  я  никогда  не  оставил  бы
Шандру среди людей неприятных и  непохожих  на  нее,  в  каком-нибудь  мире,
подобном Тритону или Сан-Брендану. Хватит с меня  Йоко!  К  тому  же  Шандра
ничем не провинилась перед мной и  не  заслуживала  ссылки  в  монастырь.  А
Сан-Брендан, Тритон или тот же Барсум были б для нее монастырем; вряд  ли  в
этих мирах к ней проявили бы интерес как к женщине.
   Чего же я, в конце концов, боялся? Лишь одного: что за тридцать или сорок
лет ей встретится мужчина более достойный, способный оценить ее и  привязать
к себе навеки. Навеки! Или на очень долгий срок, что для меня,  скитальца  и
кочевника, равнялось  вечности.  Я  был  готов  смириться  с  эпизодическими
связями; с физиологией не поспоришь, и всякому нужна разрядка. Конечно, есть
препараты, снимающие сексуальный  жар,  есть  нейроклипы  и  программируемые
сновидения; я сам прибегал к этим средствам, когда становилось невмоготу. Но
лучший метод - традиционный. Пусть  без  особой  любви,  без  нежности,  без
тепла, зато без химии и  гипноза.  Добрый  старый  способ?  Если  бы  Шандра
прибегла к нему, я даже не счел бы это изменой.
   Нет,  другое  пугало  меня!  Я  страдал  и  терзался,  мучимый   смутными
видениями, призраками, что грозили отнять мою Шандру, едва я покину ее.  Вот
он,  мой  недруг,  мой  соперник,  ненавистный  белокурый  принц!  Нежный  и
ласковый, умный и властный,  пылкий  и  романтичный?  Кладезь  всех  мужских
достоинств? Квинтэссенция мужества? Мечта одиноких женщин?
   О, если б я мог отыскать Рай! Такое место, где Шандра была бы счастлива и
где мужчины не слишком интересовались бы ею! Я не хочу сказать, что все  они
там святые или бесполые ангелы, но все же? В Раю не принято  отнимать  чужих
жен. Мы совершили первый  прыжок,  затем  второй  и  третий,  оказавшись  на
дальних подступах к системе Пойтекса.  Шандра,  хоть  и  отягощенная  своими
думами, была, однако, ровной и спокойной, и я  не  слышал  от  нее  упреков.
Временами это тревожило меня; было бы легче, если б она закричала, заплакала
или вступила со мною в спор. Но нет! Она  ушла  в  себя,  пытаясь  разрешить
проблему, которую я полагал неразрешимой. Мы были по-прежнему ласковы друг с
другом, но кое-что в ее поведении изменилось - она не угрожала укусить меня,
когда я впадал в дидактический тон.  Огромная  потеря!  Ее  шутливые  угрозы
воспринимались мной как знак доверия и любви, и вот их не стало? Надолго ли?
Навсегда? Как-то раз она  влетела  в  рубку  с  сияющим  лицом.  Я  стоял  у
мониторов,  беседуя  с  ?Цирцеей?;  мы  разрабатывали  касавшиеся   Пойтекса
прогнозы, подкрепленные обрывками радиопередач, которые  уже  улавливал  наш
приемник. Судя по всему, планета пребывала в мире; фракции конгресса  бились
лишь у  микрофонов,  без  членовредительства  и  драк,  число  бастующих  не
достигало критической черты, союз неистовых матерей был в  оппозиции,  и  за
ним, а также за деклассированными и остальным подрывным элементом  бдительно
следила Служба Ленсме-нов. Она выполняет на Пойтексе множество  функций,  от
полицейских до таможенных, и дня через три  я  рассчитывал  связаться  с  ее
терминалом и доложить о своем прибытии. Шандра бросилась  ко  мне,  заслонив
мелькающие на экранах строчки и колонки цифр.
   - Грэм! Я прочитала, что женщина может иметь детей с разными хромосомными
наборами! То есть оба они - ее потомки и дети ее супруга, но в  генетическом
смысле они не являются родственниками. Это правда?
   Несколько удивленный ее горячностью, я кивнул.
   - Правда. Такие способы существуют. Их разработали  там,  где  увлекаются
генетикой, - например, на Тритоне и в Мире  Аткинсона.  Но  это  не  простая
штука! Есть ряд методик замещения хромосом в зиготе, после чего?
   Она прервала меня, нетерпеливо взмахнув рукой.
   - Но все-таки это возможно? Выносить  двух  детей,  мальчика  и  девочку,
которые не будут кровными родственниками? И смогут вступить в брачный  союз?
Тут я догадался, к чему она клонит. Это была  бесперспективная  мысль  -  не
потому, что  на  ?Цирцее?  не  имелось  средств  для  тончайших  хромосомных
операций, но по другим причинам. В конце концов, оборудование  можно  купить
или отправиться в тот же Мир Аткинсона, где умели делать подобные  вещи,  но
все  это  -  паллиатив,  а  не  решение  проблемы.  Пусть  нашим   потомкам,
воспитанным на  корабле,  не  надо  искать  возлюбленных,  пусть  они  могут
вступить в брачный союз, как полагала Шандра, -  и  что  же  дальше?  Дальше
случится то, о чем я уже говорил, описывая ситуацию под вторым  номером:  мы
придем к тому, с чего начали. Даже к более худшему! Ведь, кроме генетических
аспектов, была еще и психология.
   Я обнял Шандру.
   - Милая, представь себе, что катастрофы на Мерфи не случилось,  что  твой
отец и твоя мать живут в покое и согласии и что со временем  у  них  родился
сын. Твой брат. Предположим, его зиготу  прооперировали,  и  в  генетическом
смысле он - не твой родственник. Но вы росли и воспитывались  вместе,  и  ты
абсолютно точно знаешь, что он явился на свет из чрева твоей  матери  и  при
участии твоего отца. Как ты будешь к нему относиться? Как к брату? Или как к
партнеру по сексуальным играм? И если б даже вы этим занялись, не  будет  ли
вас  преследовать  чувство   вины?   Чувство,   что   вы   свершили   что-то
недозволенное? Что все случившееся надо держать в тайне? И эта гнусная тайна
будет преследовать вас всю жизнь? всю вашу долгую-долгую жизнь?
   Она поняла. Она вдруг обмякла в  моих  объятиях,  всхлипнула  и  залилась
слезами. Контраст был шокирующий - до сих пор я не видел ее слез,  вызванных
не радостью, не восхищением, а горем. Это были ужасные, мучительные рыдания,
стон обессилевшей души, и, прижимая ее к себе, я подумал, что так плачут  не
женщины, мужчины. Мужчины, которым слезы не приносят облегчения.
   - Грэм, я? я думала? я надеялась? я считала - так будет  лучше?  но  это?
это? в самом деле гнусно! Как ты можешь любить меня? Как? Я? я?  Не  слишком
связный текст, но мысль была ясна. Опять, как на Мерфи,  она  очутилась  меж
молотом и наковальней. Молот - ее воображение, ее надежды, ее отточенный ум,
ее упорство; наковальня - ее чувство ко мне, ее любовь; ведь я был для нее и
возлюбленным, и отцом, и наставником, и спасителем. Молот  и  наковальня?  А
между ними - хрустальный замок ее мечты? Я поднял ее, отнес в спальню и  дал
успокоительного. Потом, когда она заснула,  выбрал  нейроклип  с  ?Волшебной
флейтой? Моцарта, вставил его в прорезь у изголовья и выдвинул эмиттер.  Сон
и музыка - лучшие из известных мне лекарств. Во всяком случае,  с  тех  пор,
как телесные недуги отступились  от  нас,  оставив  на  растерзание  демонам
чувств и рассудка.
   Ближе к вечеру Шандра проснулась.
   - Грэм? Ты здесь?
   - Здесь, дорогая.
   - Что со мною было?
   - Ничего серьезного. Так, небольшое расстройство? Это пройдет.
   - Уже прошло. Я слышу? слышу музыку? Откуда?
   Она зевнула, ее глаза закрылись. Успокоительный препарат еще  действовал,
и флейты играли, верша свое волшебство.
   - Спи, - сказал я, - спи. Сон тебя исцелит, принцесса. Сон и музыка.
   Долгие, долгие часы провел я рядом с ней. Мы словно прощались под мелодию
оркестра, неслышимую  мне,  под  нежный  посвист  флейт,  легато  скрипок  и
грустные аккорды арф. Сомнения покинули меня. Я  уже  знал,  что  делать;  я
знал, что выберу для моей Шандры лучший из миров и оставлю ее там  вместе  с
нашим сыном. С сыном, которого она так хотела? И будь что будет!  Я  вернусь
за ней, и, если наша любовь сохранится, мы улетим - только мы, она и я, двое
скитальцев в теплом уютном мирке ?Цирцеи?.  А  если  нет?  Что  ж,  придется
утешиться тем, что ей  достался  настоящий  принц.  Принц,  достойный  любви
принцессы. Мы что-нибудь придумаем, говорила она? И я, отягощенный годами  и
опытом, почти поверил ей? Глупец, какой глупец! Поистине, такому место  лишь
в Раю.

ГЛАВА 24

   Мы приближались к Пойтексу, и я отправил рапорт, указав название  корабля
и перечислив список своих товаров. В ответ Служба выслала легкий  патрульный
крейсер;  под  этим  почетным  эскортом  мы  пристыковались  к  орбитальному
терминалу, выполнили необходимые формальности, а затем пересели в  челнок  и
направились ?вниз?. Встретили нас без лишней помпы, но  дружелюбно.  Пойтекс
хоть и не Рай, однако спокойная планетка,  весьма  подходящая  для  бизнеса.
Люди  тут  очень  похожи  на  землян  медиевальной  эры  -  вернее,  на  мои
воспоминания  о  них,  несколько  приукрашенные  и   идеализированные.   Они
темноволосы и невысоки (здесь я считался бы  крупным  мужчиной),  с  карими,
серыми и  черными  глазами,  светлой  кожей  и  квадратными  лицами.  Шандра
смотрелась среди этой низкорослой публики  как  арабская  кобылка  в  косяке
шотландских пони. Очень красиво и элегантно, но, если  продолжить  аналогию,
упряжь ее была для пони великовата.
   Я постарался объяснить ей этот нюанс как можно  тактичнее,  но  она  лишь
усмехнулась.
   - Ах, дорогой, не стоит щадить моих чувств! Я понимаю, что мы не на Мерфи
и не на Барсуме. Ну и что? Ты ведь помнишь,  как  мы  договорились  сделать:
найдем  вторую  манекенщицу,  темноволосую  малышку,  и  приготовим   платья
поскромней. Что-нибудь в испанском стиле? строгий  лиф  в  талию,  подол  до
щиколоток и кружева на груди и запястьях? Я этим займусь!
   - Хорошо. Я свяжусь с прессой и сообщу, что нуждаемся в манекенщице, а ты
погляди на девушек и выбери ту,  что  понравится,  -  предложил  я.  Мне  не
хотелось заниматься этим самому; хоть наш семейный кризис миновал,  песчинка
все-таки могла обрушить гору. А кто и что эта песчинка? Не из  красоток  ли,
что явятся по объявлению? Нет, я  не  собирался  рисковать.  Пусть  выбирает
сама! Но за мной оставался совещательный голос.
   - Дорогих не бери,  -  посоветовал  я.  -  Строптивые  и  дорогие,  вроде
Кассильды, нам ни к чему. Девушка  помоложе,  из  тех,  что  еще  не  успели
пробиться, будет в самый раз. Учить ей тебя не надо, но следует помнить, кто
первый номер, а кто - второй. Словом, ты - хозяйка!
   - На помосте? - Шандра приподняла бровь.
   - И в моем сердце тоже, - галантно ответил я. Потом вызвал своих  агентов
и распорядился, чтоб объявления дали в крупнейших  столичных  газетах  я  по
всем каналам головидения.
   Шандра выбрала скромную тихую девушку, очень юную, с нежной белой кожей и
мечтательным взглядом серых глаз. Звали ее Этере, и, увидев  ее  впервые,  я
замер с раскрытым ртом. Кого-то она мне напоминала? какой-то призрак из моих
видений? однако не страшный, не угрожающий, а приятный? Я  представил  их  с
Шандрой на помосте и довольно кивнул. Так и есть! Та, другая, девушка ростом
пониже Шандры и посветлее  кожей,  темноволосая  и  грациозная,  с  большими
серыми глазами - такими же, как у меня! Пенни? Пенелопа?
   Было ли это случайностью? Не знаю? Возможно, Шандрой руководил  инстинкт,
возможно, мои советы, возможно, жалость или симпатия к Этере. Судьба ее была
нелегкой; она родилась среди деклассированных, у женщины,  выигравшей  право
на  ребенка  в  лотерею.  Это  был  правительственный  розыгрыш,  и  в   нем
участвовали все и совершенно бесплатно -  весьма  неглупый  метод  смягчения
общественных конфликтов. Выигранную лицензию разрешалось  продать,  ценилась
она недешево, и
   Покупатели летели как мухи на мед  -  согласно  местным  приметам,  такая
лицензия приносила удачу. Муж той женщины, матери Этере, жаждал денег, а она
- ребенка; так что пути их разошлись, и родителем  девочки  стал  безымянный
эталон из банка спермы.
   Они с матерью перебивались на пособие, как и прочие деклассированные, но,
согласно  законам  Пойтекса,  Этере   могла   претендовать   на   бесплатное
образование.
   Выбрав хореографию, она какое-то время была танцовщицей в благопристойных
ночных клубах (кстати, других на Пойтексе не имеется), где ее и заметил
   Издатель журнала мод. С тех пор началась ее карьера манекенщицы.  Она  не
входила в  число  местных  ?звезд?,  но  считалась  девушкой  перспективной,
неглупой и без капризов, что большая редкость для ее профессии. Жила  она  с
матерью.
   Очень трогательно, не так ли?
   Я спросил у Шандры, где она хочет дать представление  -  в  нашем  салоне
или ?внизу?, в каком-нибудь из столичных отелей либо демонстрационных залов.
Не колеблясь, она ответила:
   - На ?Цирцее?. ?Внизу? мне не нравится. Слишком много лишних глаз,  а  из
стен растут уши.
   Это делало честь ее наблюдательности. Люди на Пойтексе  очень  привержены
порядку и, мне кажется, слегка помешались на этой  почве.  Нравы  у  них  не
пуританские, но строгие, я  бы  сказал,  консервативные  и  чопорные;  и  за
приличиями следят все те же ленсмены, некий отдел,  организованный  Службой,
чей символ - широко раскрытый глаз. Его ?глазастые? сотрудники имеют  доступ
всюду и могут приходить переодетыми либо при всех своих регалиях, в мундире,
с  записывающей  аппаратурой  и  ней-рохлыстом.  Так  что  о  непринужденной
обстановке не приходится мечтать. Что поделаешь! Такова плата за спокойствие
и порядок.
   - Мы пригласим только избранных, - промолвила Шандра, - и  попытаемся  их
расшевелить. Показать им что-то завлекательное? Что ты скажешь, Грэм, о  шоу
в малакандрийском духе, с финальным раздеванием? Я с