ки, потому что ему нравится видеть свое
имя  напечатанным  и  потому  что  это  приносит  деньги  на покупку  нового
дурацкого автомобиля?
     Ответ, конечно, "да".
     Ведь  возьмите  человека,  который  всю  жизнь  делал  все  только  для
собственного удовольствия и интереса.  Если  дать ему  славы и денег, то что
получится?   Филантроп?  Вот   уж  не  думаю!   Я  даже  не  вспоминал   про
благотворительность, пока Дэвид не  спросил меня об этом во время работы над
книгой. Я тупо уставился  на  него. Почему-то вспомнилось: "Спасайте леса...
Убивайте бобров". Нет, я не создан для благотворительности.
     Меняет ли успех взгляды на жизнь? Меняет. Linux была совсем иной, когда
ею  пользовались человек  пятьдесят  крутейших  хакеров.  Теперь-то  уже  25
миллионов  (или сколько  там сейчас?) обычных  людей  время  от  времени  ей
пользуются.  Она  была  другой,  когда  люди работали  над  ней  для  своего
удовольствия, ради интереса, и вокруг нее не крутились деньги, как теперь.
     То же самое  верно и в отношении человека по имени Линус. Все меняется,
кто  бы что ни говорил. Linux-движение сегодня не такое, каким оно было пять
лет назад.  И Линус не тот,  каким был тогда. Работа  над Linux была мне так
интересна  отчасти  именно потому,  что  все  непрерывно менялось, постоянно
возникали  все  новые проблемы.  Причем  не  только  технологические,  но  и
проблемы,  связанные с изменением Linux под влиянием успеха. Иначе жить было
бы скучно.
     Поэтому  коммерческий успех  не  столько "испортил",  сколько изменил и
Linux, и меня.  Я бы  не рискнул сказать, что я в результате повзрослел -- в
этом  плане на  меня больше  повлияло  рождение  троих  детей, --  я  просто
изменился. Во многих отношениях стал лучше, но при этом  утратил часть своей
естественности. Linux раньше была предназначена  только для специалистов  --
программеры в ней плавали, как рыба в воде. Тихая заводь, где имеет значение
только технология и ничего больше.
     Теперь все  иначе. У Linux по-прежнему серьезная техническая основа, но
когда у системы миллионы пользователей, поневоле начинаешь действовать очень
осторожно и тщательно выбирать варианты развития. Внезапно существенную роль
стала играть обратная совместимость. А  однажды, лет через  двадцать, кто-то
вдруг скажет: "Ну, все  -- хватит!" и создаст свою собственную  операционную
систему, например Fredix ( Или Diannix -- уж как получится. Будем надеяться,
что  за  20  лет  мужчины перестанут  наконец  доминировать  в  компьютерной
области.).  Без  всей  этой исторически сложившейся нагрузки. Именно  так  и
должно быть.
     Но я особенно горжусь тем, что,  когда  на сцену выйдет Fredix, мир уже
будет иным. Linux прежде  всего  показала, что все можно делать  по-другому,
что  с помощью открытых  исходников  можно опираться  на  достижения  других
людей. Открытые исходники  существовали давно,  но именно  Linux  довела эту
идею до всеобщего сознания. Поэтому Fredix не придется начинать все с нуля.
     То есть мир стал чуточку лучше.







     Примерно  через год после начала работы над книгой мы с Линусом провели
пятничный вечер в том самом парке аттракционов, где  соревновались за месяцы
до этого. В этот раз Линус меня обошел по всем статьям: он и гонял быстрее и
бросал  точнее.  Позже,  за  ужином  по-турецки,  я  свалил свои неудачи  на
усталость от особенно тяжелого рабочего дня.
     Линус взглянул на меня  и сказал: "Тебе  придется  терпеть это еще  три
месяца". "Почему?"  --  удивился  я. "Чтобы  дождаться своей  первой  охапки
акций".
     Я упоминаю об этом потому,  что во время наших предыдущих  соревнований
Линус  жаловался, что  регулярно  спрашивает у Туве  свой номер телефона  --
такая  у него плохая память. А тут он вдруг знает условия моего акционерного
опциона, да еще помнит, где мы были, когда я ему об этом рассказывал. За год
до  этого он, похоже, упивался своей  ролью рассеянного профессора,  который
путает все, не имеющее  такого  важного значения, как теория  суперструн или
объем, памяти его прошлых компьютеров. Теперь же он полностью держит руку на
пульсе.
     Тогда,  в  январе,  мы  сидели в моем старом  джакузи  и  я шутил,  что
исторический музей просит у меня  эту ванну в  качестве экспоната. В августе
он  спрашивает между прочим: "Ну и когда  ты  им отдашь свою ванну?" Ему  не
нужно обращаться к  электронным  устройствам, чтобы  уточнить  сроки приезда
Авутона. Он в курсе дел своих друзей и коллег, чего не было за год до этого.
Более того: он знает, что происходит с моими друзьями и коллегами. Раньше он
меня уверял, что ничего  не  помнит о своем детстве, а теперь вдруг у него в
голове  просветлело: "Я  говорил  тебе, как мне  было  неловко,  когда  мама
хотела,  чтобы я попросил у дедушки  недостающие  100  марок на покупку моих
первых часов?"
     Улучшение  памяти --  это  только  одно из  изменений,  произошедших  с
Линусом  в  течение  этого важного  в  его  жизни года.  Было еще  множество
мелочей. В ноябре мы ездили на машине в Лос-Анджелес  (что послужило основой
для предисловия "Смысл  жизни")  отчасти  потому, что Торвалъдсов пригласили
остановиться  в Брентвудском  доме финского генерального  консульства. Перед
поездкой   Линус   растерянно   осматривал  прилавок   винного  магазина   в
Санта-Кларе. "Помоги мне выбрать вино в подарок, -- попросил он.  -- Я в них
ничего  не  понимаю".  Спустя десять  месяцев  он  уже знает,  какое из двух
похожих каберне нам нужно  взять в  мини-баре  гостиничного номера, когда мы
хотим  выпить  во время просмотра боевика. И я  поймал его  на том, что он с
видом знатока вращал бокал перед тем, как сделать глоток.
     Или  вот отношение к спорту. Когда я впервые приехал к  Линусу домой, у
него был типичный для программеров подход к своему телу и здоровью: мое тело
всего лишь  сосуд для моих восхитительных мозгов.  Казалось, Линус гордился,
что  никогда  не   занимался  спортом.  Туве  явно  думала  иначе.  Награды,
полученные  ею за  победы  в карате,  занимали целую полку,  а на телевизоре
лежали видеокассеты  с  занятиями  по  аэробике.  И это, похоже, было  темой
споров.  "Может, лет  через пять доктора велят мне сбавить вес",  -- говорил
мне тогда Линус.
     Я  люблю  спорт  и  решил,  что  именно он  должен стать основой  наших
совместных вылазок. Я  хотел  научить Линуса серфингу, но казалось  разумным
начать   с  буги-бординга   (Буги-бординг  (boogie-boarding)
--   катание   на   волнах   лежа   на   доске  без   паруса.  --
Прим.  пер). Однажды  днем  в  начале  мая мы отправились в
залив Хаф-Мун и взяли напрокат костюмы и доски, хотя Линус бурно протестовал
против  погружения в  холодные  воды Тихого океана  даже  в гидрокостюме. Но
через несколько минут произошло чудо:  ему  понравилось носиться  на волнах.
"Вот здорово!" -- как  ребенок радовался он,  хлопая меня по плечу. Конечно,
четверть  часа спустя у него страшно  свело ногу -- из-за того, что он не  в
форме, объяснил  Линус,  --  и  ему  пришлось  прекратить.  (Когда  началась
судорога, Линус просто сидел в белой от пены полосе прибоя и не  мог встать,
а волны перекатывались через него. Моя первая мысль была: "Проклятье! Если я
его убил, миллионы программеров мне этого не простят".)
     Он охотно  участвовал  во всем,  что мы  делали в ходе  подготовки этой
книги:   играл   в   теннис,   плавал  со  мной  наперегонки,   катался   на
головокружительных аттракционах парка "Великая Америка", гонял мячи в гольф.
Постепенно из всех видов  деятельности, которые я затевал, ему меньше  всего
стало нравиться  наговаривать текст на магнитофон. Грязевые ванны, походы на
гору Тамалпейс,  бильярд  -- все,  что угодно.  "Я  мог бы  заниматься  этим
регулярно",  -сказал он, обливаясь  потом после  игры в  теннис  возле моего
дома. В тот  раз ему пришлось одолжить и ракетку, и  кроссовки.  А потом  он
возил свои новые кроссовки в багажнике. На всякий случай.





        "Смысл жизни -- 2"

     Вам  случалось  когда-нибудь  в  теплую  летнюю ночь  лежать,  глядя на
звезды, и думать, почему вы живете на свете? Каково ваше место в жизни и как
следует жить дальше?
     Да, вот и мне не случалось.
     Тем не менее я выработал собственную теорию жизни, Вселенной и всего на
свете ("Жизнь, Вселенная и все остальное" -- цитата  из  романа Дугласа
Адам-са "Путеводитель по  Галактике для  хичхайкеров", ставшего  культовым в
среде американских хакеров. -- Прим. пер) -- ну, по крайней
мере, подмножества "Жизнь". Вы узнали о моей  теории из предисловия  к  этой
книге. Раз  уж  вы  дочитали  до этого  места,  то  могу  объяснить  немного
подробнее.
     Моя теория возникла не  во время изучения звездного неба в ясную ночь и
гадания о  смысле бытия.  Она  родилась при подготовке  к выступлению. Когда
какая-нибудь вещь приносит вам известность, люди почему-то начинают ждать от
вас  небывалых  откровений  о   совершенно  посторонних  вопросах,   которые
волновали  человечество  миллионы лет.  И хотят, чтобы  вы  поделились этими
откровениями с толпой абсолютно незнакомых вам людей.
     Не вижу в этом  особого смысла. Я  занялся Linux, потому что был крутым
хакером,  а вовсе не  потому,  что  умел выступать публично  или  безудержно
философствовать. Правда, в жизни вообще не так уж много смысла, поэтому я не
жалуюсь.
     Но вернемся к теме.
     На этот раз меня пригласили  выступить в Беркли  на местном мероприятии
под  названием  "Webrush". В  обычных  обстоятельствах  я  бы и  не  подумал
соглашаться,  но тут ко мне обратилось  финское консульство в США и,  будучи
патриотом (или по  крайней  мере  испытывая легкую вину за  то, что не люблю
снег и  переехал  за границу), я  по глупости  ответил "Хорошо. Jag gor det"
(Ну конечно -- сделаю (швед.)).
     Никто -- ив первую очередь я сам  -- не ожидал,  что  я буду говорить о
смысле жизни. Темой встречи была жизнь в обществе, опутанном сетями, и я там
выступал в роли знатока Интернета и представителя Финляндии. Благодаря Nokia
(самой  большой, самой  лучшей и самой замечательной компании мира, как  вам
объяснит  любой  финн)   Финляндия   значительно   продвинулась   в  области
коммуникаций и жизнь  там очень сильно  "опутана сетями". Мы уже  говорили о
том, что мобильников в Финляндии больше, чем людей, и что в настоящее  время
рассматривается возможность имплантации мобильников новорожденным.
     И  вот я сидел и думал, о чем можно говорить в связи с  коммуникациями.
Забыл сказать  -- остальные участники дискуссии были философами и собирались
говорить о технологиях.  Ведь это ж было  в Беркли, не где-нибудь. В  Беркли
серьезно относятся только к двум вещам:  политикам  из Беркли и философам из
Беркли.
     Какого черта,  подумал я. Если у  них  философы собираются рассуждать о
технологиях, то почему бы мне -- технарю --  не поговорить о философии? уж в
чем  в чем,  а в робости меня не обвинишь. Пусть лучше  скажут,  что я идиот
(возможно, так они и сделали в конце концов), но не слабак.
     Не на такого напали!
     И вот я  сижу,  лихорадочно соображая, о чем  мне говорить на следующий
день. (Я так и  не  приучился начинать  подготовку  к  выступлениям заранее,
поэтому  именно поздно вечером накануне доклада я  обычно и  мучаюсь  такими
вопросами.)  Сижу,  ломаю   голову  над  тем,  что  такое  "коммуникационное
общество",  как все будет развиваться  и  во что  превратятся Nokia и другие
коммуникационные компании.
     И вижу, что лучше всего будет просто объяснить, в чем смысл жизни.
     На самом деле речь идет  не столько  о смысле, сколько  о законе жизни,
который отныне следует называть Законом Линуса.  Это  аналог второго  закона
термодинамики, посвященный не разрушению  порядка во  вселенной, а  эволюции
жизни.
     Я не имею в виду эволюцию, которую изучал Дарвин.  Это совсем другое --
готовясь к Webrush, я больше думал о том, как развивается общество и как  мы
пришли  от индустриального общества к  коммуникационному, что будет дальше и
почему.  Я  хотел  изложить  все  красиво и  достаточно  убедительно,  чтобы
аудитория  поверила мне хотя бы на время  дискуссии. У каждого  свои задачи.
Для меня в  тот день было важно выбраться живым из дискуссии с двумя видными
философами.
     Итак, почему  общество  развивается? Что служит движущим фактором?  Вот
все  думают, что развитие определяется технологиями --  а так ли это? Правда
ли,  что именно  изобретение  парового котла дало толчок развитию  в  Европе
индустриального  общества  и  в конечном  итоге привело -- с помощью Nokia и
мобильных телефонов -- к коммуникационному обществу?
     Так выглядела ситуация с точки зрения философов -- их интересовало, как
технологии изменяют  общество. А я  как специалист по  технологиям знал, что
технологии сами никуда не  ведут. Это общество изменяет  технологии, а вовсе
не  наоборот.  Технология просто  очерчивает  границы того, что и  насколько
дешево мы можем сделать.
     Технологии, как и создаваемые ими устройства, сами по себе глупы  -- по
крайней мере,  до сих пор это было  так. Интересно лишь то, что с их помощью
можно  сделать,  а  настоящей движущей силой  служат потребности  и интересы
людей.  Мы  не  потому  стали  больше  общаться,  что  для  этого  появились
возможности, а потому, что люди любят болтать.
     И   если   способов  обмениваться  сообщениями   нет,  то  эти  способы
изобретаются. Отсюда -- Nokia.
     Поэтому,  продолжал я рассуждать, чтобы понять эволюцию общества, нужно
понять,  что именно движет людьми?  Деньги?  Успех?  Секс? Что на самом деле
заставляет людей делать то, что они делают?
     Очевидным стимулом, против которого никто не станет возражать, является
выживание. В  конце  концов  выживание -- это по определению сущность жизни.
Жизнь не  следует слепо второму закону  термодинамики, а сохраняется вопреки
вселенной,  которая   кажется   глубоко  враждебной  всей  той  сложности  и
упорядоченности, которая  служит  самой  основой жизни.  Итак,  выживание --
стимул номер один.
     Чтобы выявить важность остальных стимулов,  их нужно примерять  к этому
элементарному  стремлению  выжить.  Вопрос не в том, готовы ли вы убить ради
денег? Вопрос  стоит  иначе:  вы готовы умереть ради  денег?  И  ответ  тут,
конечно,  отрицательный.  Поэтому деньги  можно  смело  вычеркнуть из списка
основных человеческих стимулов. Но вместе с тем, очевидно, существуют  вещи,
ради которых  люди готовы умереть. Есть масса героических историй о том, как
люди  --  и  даже животные -- шли  на смерть  ради чего-то  высшего. Поэтому
выживание  само  по  себе  не  исчерпывает  всех  стимулов,  движущих  нашим
обществом.
     Остальные стимулы, о которых я говорил в Беркли, были очень просты и не
вызвали  особых  возражений  во  время дискуссии.  Значит,  по  крайней мере
некоторые с ними согласны. (Либо они просто  проявили вежливость из уважения
к  финскому  консульству.) Есть очень  мало  вещей, ради которых люди готовы
умирать, но социальные отношения, безусловно, к ним относятся.
     Существуют бесчисленные примеры  того, как социальные мотивы заставляют
людей забывать о выживании. Начиная с литературных героев Ромео и  Джульетты
(которые умерли не потому,  что им была нужна такая грубая вещь, как секс, а
потому,  что  предпочли  смерть  утере  своих  социальных  связей)  и кончая
патриотически настроенными солдатами,  которые  готовы рисковать  жизнью  за
свою  страну и свою семью  -- свое общество. Поэтому "социальные  отношения"
запишем второй строкой в список стимулов.
     А  третьим  и  последним  стимулом  является  удовольствие.  Это  может
показаться  банальным,  но  стремление к  удовольствию -- очень мощная сила.
Люди ежедневно умирают из-за вещей, которые делают только ради удовольствия.
Например,  выпрыгивая  из  исправных  самолетов только ради того, чтобы  дух
захватило.
     Удовольствие  не обязательно должно быть  примитивным.  Это может  быть
игра в шахматы или  интеллектуальное  развлечение  --  выяснение  того,  как
устроен мир. Это может быть  любознательность исследователя нового мира. То,
что заставляет человека  залезать  в  тесную,  набитую  взрывчаткой  ракету,
просто  чтобы  взглянуть  на  Землю  из  космоса,  можно  назвать  серьезным
стимулом.
     Итак,  получается:   выживание,  место  в  общественном   устройстве  и
удовольствие. Вот три вещи, которые заставляют нас делать то, что мы делаем.
Все   остальное  социологи   называют   производным  поведением:  стереотипы
поведения, которые порождаются этими элементарными факторами.
     Но это не просто факторы, движущие поведением людей.  Если бы  это было
все, то нельзя было бы говорить о теории жизни. Не только людьми  движут эти
три стимула --  им подчиняются и другие формы жизни,  причем они возникают в
естественной последовательности для любого жизнеподобного поведения. Выжить.
Вписаться в общество. Получить удовольствие. Вот такая последовательность. И
именно поэтому мы  назвали свою книгу: "Ради удовольствия". Потому  что все,
что мы делаем, делается в конечном счете ради собственного  удовольствия. По
крайней  мере, если нам  предоставляется возможность действовать  достаточно
долго.
     Вы мне не верите?
     Вспомните, как мы делим животных на высших  и низших. Все они стремятся
выжить.  Но  чем  выше  мы  поднимаемся  по  эволюционной  шкале,  тем  чаще
встречаются стереотипы общественного поведения --  даже у  муравьев, которые
поднялись  не  слишком высоко,  есть  жесткие  общественные  нормы,  которые
постепенно  все чаще тяготеют к  развлечениям. Муравьям не очень свойственно
играть с едой, а  вот  у кошек  это принято. И от  секса муравьи не получают
удовольствия.
     Да,  возьмем  такую  базовую  (и  восхитительную)  вещь, как секс. Я не
утверждаю,  что это один  из фундаментальных стимулов сам  по  себе,  но это
прекрасный   пример  человеческого  поведения,  которое   прошло  все  этапы
жизненной эволюции. Началось все, несомненно, с инстинкта выживания. В конце
концов, секс ради выживания есть даже у растений. И когда-то, миллиарды  лет
назад,  для  тех  одноклеточных,  которые  впоследствии  эволюционировали  в
программеров  и других  людей, секс  был связан только с  выживанием. Так же
несомненно,  что  секс  давным-давно   эволюционировал  из  фактора  чистого
выживания в  глубоко  социальное  явление.  Не  только  у  людей  существуют
свадебные  церемонии и социальные инфраструктуры, связанные со  спариванием.
Вспомните ритуальные танцы журавлей, которые, кстати говоря, вступают в брак
на  всю жизнь. На самом  деле  все виды организмов ежедневно тратят огромное
количество энергии на социальные ритуалы, связанные с обычным размножением.
     Удовольствие?  И это тоже, уверяю вас. Не только  среди людей,  однако,
по-видимому,  не случайно наиболее развитый вид на планете также максимально
использует развлекательный аспект секса.
     И эта последовательность перехода от выживания к социальному поведению,
а затем к удовольствию  наблюдается повсеместно. Возьмем войну: речь  шла  о
выживании  в  те  времена,  когда единственная возможность захватить водопой
заключалась в убийстве  других  людей, которые стремились  сохранить  его за
собой.  Но уже давно война стала средством поддержки общественного уклада. А
с появлением CNN -- превратилась в развлечение. Нравится вам это или нет, но
похоже, что эта последовательность неизбежна.
     Сама  цивилизация  следует  той   же  схеме.  Исходно  это  был  способ
обеспечить выживание  за счет сотрудничества и объединения сил. И это  -- не
уникальная  особенность человечества. Большинство животных  и даже  растения
объединяются  в  сообщества,  чтобы  помочь  друг  другу  выжить.  Интересно
проследить,  как  эти  сообщества  постепенно  перерастают  функции  чистого
выживания и становятся  все  более социализированными,  как все человеческие
цивилизации  приходят к строительству