а
наворачиваются слезы.
   На следующее утро Эрод уехал. Ему не терпелось покинуть место, где он
испытал столько унижений, и начать новую жизнь в столице, работая во имя
свободы. Со мной он не простился. Но взял с собой Геу и Ахаса.  За  день
до него снялись с места все врачи, их помощники и  слуги.  Мы  смотрели,
как их флайер растворяется в воздухе.
   Мы вернулись в мертвый, безмолвный Дом. В нем не было владельцев,  не
было хозяев, и никто не говорил нам, что делать.
   Мы с матерью пошли укладывать вещи. Мы почти не говорили друг с  дру-
гом, но чувствовали, что не можем тут оставаться. Мы слышали, как другие
женщины бродили по безе, рылись в комнатах  леди  Тазеу,  обшаривали  ее
шкафы и комоды, смеясь и вскрикивая от восторга, когда  находили  драго-
ценности и украшения. В холле мы слышали голоса мужчин:  то  были  надс-
мотрщики.
   Молча мы с матерью взяли свои вещи, вышли через заднюю дверь, минова-
ли живую изгородь сада и направились в поселение.
   Огромные ворота его стояли распахнутыми настежь.
   Как мне поведать вам, что значило для нас это зрелище? Как рассказать
вам?
   ЗЕСКРА
   Эрод понятия не имел, как идут дела в поместье, потому что распоряжа-
лись в нем надсмотрщики. Он тоже находился на положении заключенного.  И
жил в окружении своих экранов, поглощенный мечтами и видениями.
   Бабушки и остальные обитатели поселения провели всю ночь за составле-
нием планов, как сплотить наших людей, чтобы те могли защищаться. Утром,
когда пришли мы с матерью, мужчины,  обзаведясь  оружием,  сделанным  из
сельскохозяйственного инвентаря, охраняли поселение. Бабушки  и  "укоро-
ченные" собрались провести выборы главы общины, которым должен был стать
сильный и всеми уважаемый работник с полей. Таким  путем  они  надеялись
привлечь молодежь.
   Но к полудню всем надеждам пришел конец. Молодежь словно взбесилась и
ринулась в Дом грабить. Надсмотрщики открыли огонь из окон и многих уби-
ли, остальные убежали. Надсмотрщики забаррикадировались в доме и  приня-
лись пить вино из подвалов Шомеке. Владельцы  окружающих  плантаций,  по
воздуху стали подбрасывать им подкрепление. Мы слышали, как приземлялись
их флайеры, один за другим. И женщинам, которые остались в Доме,  теперь
оставалось надеяться лишь на милосердие.
   Что же до нас в поселении, то ворота снова закрылись. Мы  переместили
мощные запоры с внешней стороны ворот на внутреннюю  и  решили,  что  по
крайней мере до утра в безопасности. Но к полуночи к поселению подогнали
тяжелые тракторы, проломили стену, и в дыру вломилось больше ста человек
- наши надсмотрщики и владельцы всех плантаций в округе. Они были воору-
жены винтовками. А мы дрались лопатами и палками. Один или два из  напа-
давших были убиты или ранены. Они же перебили столько людей, сколько хо-
тели, а затем начали насиловать нас. Это продолжалось всю ночь.
   Группа налетчиков собрала стариков и старух и каждому из них  всадила
пулю меж глаз, как скотине. Одной из них была моя бабушка. Я  так  и  не
узнала, что случилось с матерью. Когда утром меня уводили, я  не  видела
живым никого из крепостных. Мне бросились в глаза окровавленные  бумаги,
валявшиеся на земле. Документы свободы.
   Нас, несколько девушек и молодых женщин, оставшихся в живых, запихали
в кузов машины и доставили в аэропорт. Подталкивая и подгоняя дубинками,
нас заставили погрузиться во флайер, который вскоре взмыл  в  воздух.  Я
была не в себе и ничего не соображала. Лишь потом, с чужих слов, я узна-
ла, что произошло.
   Мы оказались в поселении, которое как две капли воды походило на  на-
ше. Мне даже показалось, что нас вернули домой. Уже занималось  утро,  и
все ушли на работу; в поселении оставались только бабушки, малыши и ста-
рики. Бабушки встретили нас с откровенной неприязнью. Сначала я не могла
понять, почему все они кажутся мне чужими. Я искала свою бабушку.
   Мы вызывали у обитателей поселения страх, потому что нас  приняли  за
беглецов: в последние годы случалось,  что  рабы  убегали  с  плантаций,
стремясь добраться до городов. И местные жители решили, что  наша  непо-
корность доставит им неприятности. Но все же помогли нам помыться и при-
вести себя в порядок, после чего отвели нам место рядом с  башней.  Сво-
бодных хижин не имеется, сказали нам. Мы узнали,  что  находимся  в  по-
местье Зескра. Никто не хотел и слышать о том, что случилось  в  Шомеке.
Им было не нужно наше присутствие. Наши беды их не волновали.
   Мы легли спать прямо на земле, без крыши над головой. Некоторые  кре-
постные ночью перебирались через канаву и насиловали нас, и мы не  могли
защититься, ибо ни для кого не представляли ценности. Кроме того, мы бы-
ли слишком слабы и измучены, чтобы сопротивляться. Одна из нас,  девочка
Абайе, попыталась отстоять себя. Но насильник безжалостно избил ее.  Ут-
ром она не могла подняться, не могла произнести ни слова.  Когда  пришли
надсмотрщики и увели нас, она так и осталась лежать. Осталась еще  одна,
крупная и высокая, с большим белым шрамом на голове, уходившим  в  копну
волос. Когда нас уводили, я глянула на нее и узнала  Валсу,  бывшую  мою
подругу. Она сидела в грязи, свесив голову.
   Пятерых из нас отправили из поселения в Большой Дом Зескры, на  женс-
кую половину. Во мне затеплилась было надежда, потому что я хорошо  зна-
ла, как вести дом. Но я еще не представляла, как  Зескра  отличается  от
Шомеке. Дом в Зескре был полон людей, владельцев и  хозяев.  Здесь  жила
большая семья, и если раньше я знала единственного лорда Шомеке, то  тут
кишели десятки людей со своими вассалами, прислугой и гостями,  так  что
случалось, на мужской половине обитало тридцать-сорок человек и  столько
же женщин в безе, не говоря уж,  что  обслуга  Дома  составляла  человек
пятьдесят, а то и больше. Нас доставили  сюда  не  в  качестве  домашних
слуг, а как "расхожих женщин".
   После того как мы помылись, нас оставили в большой комнате, где негде
было укрыться. Тут уже располагалось больше десятка  "расхожих  женщин".
Те из них, которым нравились эти обязанности, встретили нас  без  особой
радости, восприняв как соперниц, но другие обрадовались  нашему  появле-
нию, надеясь, что мы заменим их и позволим им вернуться в  ряды  простых
слуг. Все же никто нас не обижал, а кое-кто проявил и заботу о нас, най-
дя одежду, ибо все это время мы были голыми, и утешив самую юную из нас,
Мио, девочку десяти или одиннадцати лет, чье хрупкое белое тело покрыва-
ли синевато-коричневые синяки.
   Одной из тех, кто встретил нас, была высокая  женщина  по  имени  Се-
зи-Туал. Она с ироническим выражением лица уставилась на меня, и в  моей
душе что-то ворохнулась.
   - Ты не из "пыльных", - сказала она. - Ты такая же  черная,  как  сам
старый черт, лорд Зескры. Малышка, да ты никак важная персона?
   - Нет, мэм, - сказала я. - Я дитя лорда. И ребенок Владыки. Меня  зо-
вут Ракам.
   - В последнее время твой дедушка обращался с тобой не лучшим образом,
- сказала она. - Может, тебе стоит возносить моления леди Туал Милосерд-
ной?
   - Я не ищу милосердия, - ответила я. После этих слов Сези-Туал  полю-
била меня и взяла под защиту, в которой я так нуждалась.
   Почти каждую ночь нас отсылали на мужскую половину. Когда после обеда
леди покидали зал, туда впускали нас, и мы рассаживались  на  коленях  у
мужчин и пили с ними вино. Затем они пользовались нами - или тут же,  на
диванах, или уводили в свои помещения. Мужчины в Зескре не были жестоки-
ми. Правда, кое-кому нравилось грубое насилие, но большинство  предпочи-
тало думать, что мы получаем наслаждение и хотим того  же,  чего  желают
они. И тех и других нетрудно было ублажить, ибо перед одними  надо  было
демонстрировать страх и покорность, а под другими стонать  от  наслажде-
ния. Но кое-кто из гостей относился совсем к другому типу мужчин.
   Не было ни законов, ни  правил,  запрещающих  уродовать  или  убивать
"расхожих женщин". Хозяину это могло не нравиться, но  чувство  гордости
не позволяло ему противиться прихоти гостя, тем более что у него имелось
так много "имущества", что потеря части его не имела значения.  Так  что
мужчины, которые испытывали удовольствие от мучения женщин, охотно  при-
езжали в гостеприимную Зескру. Сези-Туал, любимица старого лорда,  могла
протестовать и делала это, после чего таких гостей больше не приглашали.
Но пока я была в Зескре, Мио, та маленькая девочка из Шомеке, была убита
одним из гостей. Он привязал ее к кровати и так сильно затянул  узел  на
шее, что девочка задохнулась.
   Я больше не буду рассказывать о таких вещах.  Мне  объяснили,  что  я
должна поведать обо всем. Но есть такие истины, которые не приносят  ни-
какой пользы. Каждому знанию найдется свое место, сказал мой друг. Но  в
таком случае что толку в знании того, как этому ребенку пришлось  встре-
тить смерть? Не в том ли истина, что она не должна была так умирать?
   Меня часто брал лорд Ясео, мужчина средних  лет,  которому  нравилась
моя темная кожа. Он называл меня "миледи". И  еще  "бунтовщица",  потому
что события в Шомеке считались бунтом рабов. В те ночи, когда за мной не
посылали, я обслуживала всех, кто пожелает.
   Так прошли два года моего пребывания в Зескре, и как-то рано утром ко
мне подошла Сези-Туал. Я лишь  глубокой  ночью  покинула  постель  лорда
Ясео. В комнате почти никого не было, потому что ночью шла большая пьян-
ка и почти все девушки присутствовали на ней. Сези-Туал разбудила  меня.
У нее была странная прическа - густые, как кустарник, кудряшки. Я помню,
как надо мной склонилось ее лицо, на которое падали завитки волос.
   - Ракам, - шепнула она, - прошлой ночью ко мне обратился слуга одного
из гостей и дал мне вот это. И сказал, что его зовут Сухейм.
   - Сухейм, - повторила я. Мною владело сонное забытье. Я посмотрела на
предмет, что она мне протягивала, - какая-то грязная скомканная  бумага.
- Я не умею читать! - нетерпеливо буркнула я, зевая.
   Но, приглядевшись, я вспомнила, о чем говорилось в этой бумажонке.  О
свободе. Я видела, как лорд Эрод писал на ней мое имя. Каждый раз, выво-
дя чье-то имя, он громко произносил его, чтобы мы могли знать,  на  кого
выписывается документ. Я запомнила размашистый росчерк первых букв  моих
имени и фамилии: Радоссе Ракам. Я дрожащими руками взяла бумагу  и  про-
шептала:
   - Откуда она взялась?
   - Об этом лучше спроси у Сухейма, - сказала Сези-Туал.
   И тут я поняла, что означает это имя. "Из Хейма". Имя  служило  паро-
лем. Сези-Туал тоже это знала. Не сводя с меня глаз, она внезапно накло-
нилась и прижалась лбом к моему лицу, обдавая дыханием шею.
   - Если удастся, я помогу, - прошептала она. Я встретилась  с  "Сухей-
мом" в одной из кладовок. И узнала его с первого взгляда: Ахас,  который
вместе с Геу всегда находился рядом с лордом Эродом. Стройный молчаливый
юноша с пыльной пепельной кожей, он никогда не привлекал моего внимания.
Разговаривая с Геу, я думала, что, глядя на нас, Ахас таит какие-то  не-
хорошие намерения. И теперь, когда он смотрел на меня, у него тоже  было
какое-то странное выражение лица - внимательное и бесстрастное.
   - Как ты очутился здесь с лордом Боэбой? - спросила я. - Разве ты  не
свободен?
   - Я свободен так же, как и ты, - сказал Ахас.
   Я не поняла его.
   - Лорд Эрод не смог защитить даже тебя?
   - Смог, - ответил он. - Я свободный человек. -  Лицо  его  оживилось,
теряя мертвенную неподвижность. - Леди Боэба - член  Общины.  Я  работаю
для Хейма. Пытаюсь разыскать людей из Шомеке. Мы услышали, что тут живет
несколько наших женщин. Живы ли остальные, Ракам?
   У него был тихий, мягкий голос, и, когда он произнес мое имя, у  меня
перехватило дыхание и в горле встал комок. Я тоже произнесла его  имя  и
приникла к нему.
   - Ратуал, Рамайо, Кео тоже здесь, - сказала я. Ахас  осторожно  обнял
меня. - Валсу в поселении, - продолжала я, - если еще жива. - И заплака-
ла. После смерти Мио я знала, что такое слезы. Ахас тоже плакал.
   Мы говорили с ним, и тогда, и потом. Он объяснил, что по закону мы  в
самом деле обрели свободу, но в поместьях закон ровно ничего не  значит.
Правительство не вмешивается в отношения между владельцами и  теми,  кто
считается их "имуществом". Если мы заявим о своих правах, в  Зескре  нас
скорее всего убьют, ибо считают нас украденным "имуществом" и  не  хотят
подвергаться осуждению. Нам остается лишь бежать  или  дожидаться,  пока
нас похитят, после чего добираться до города, до столицы. Только там  мы
сможем обрести безопасность.
   Действовать мы должны лишь в полной уверенности, что никто  из  рабов
Зескры не предаст нас из ревности или из желания выслужиться.  Сези-Туал
была единственной, кому я могла довериться полностью.
   С ее помощью Ахас и организовал наше бегство. Я не раз уговаривала ее
присоединиться к нам, но она решила, что, не имея документов, будет  вы-
нуждена постоянно прятаться, а это куда хуже жизни в Зескре.
   - Ты можешь попасть на Йеове, - сказала я.
   Сези-Туал засмеялась:
   - О Йеове я знаю лишь, что оттуда никто не возвращается. Так стоит ли
бежать из одной преисподней в другую?
   Отказалась бежать с нами и Ратуал; она стала фавориткой одного из мо-
лодых лордов и решила оставаться ею. Рамайо, самая  старшая  из  нас,  и
Кео, которой только что минуло  пятнадцать,  захотели  присоединиться  к
нам. Сези-Туал зашла в поселение и выяснила, что Валсу еще жива  и  про-
должает работать на полях. Организовать ее бегство оказалось куда  труд-
нее, чем наше. Скрыться из поселения было невозможно. Валсу  могла  уйти
только днем, прямо с поля, на глазах у надсмотрщиков. Даже  переговорить
с ней оказалось нелегко, ибо бабушки были очень  подозрительны.  Но  Се-
зи-Туал справилась с этой задачей, и Валсу сказала, что  готова  на  что
угодно, "лишь бы снова увидеть свою бумагу".
   Флайер леди Боэбы ждал нас на краю огромного поля  геде,  с  которого
только что убрали урожай. Стояли последние дни лета. Рано утром  Рамайо,
Кео и я, каждая сама по себе, вышли из Дома. Никто  не  обратил  на  нас
внимания, поскольку считалось, что идти нам некуда. Зескру окружали  ог-
ромные угодья других поместий, в которых у беглого раба  на  сотни  миль
вокруг не имелось ни одного друга. Одна за одной, разными путями,  минуя
поля и лесные посадки, мы крадучись добрались до флайера, в котором ждал
Ахас. У меня так колотилось сердце, что я  с  трудом  дышала.  Мы  стали
ждать Валсу.
   - Вот она! - сказала Кео, стоявшая на крыле флайера,  и  показала  на
широкое скошенное поле.
   На дальнем конце его из-за деревьев показалась Валсу. Она бежала  тя-
жело, но уверенно, словно ей нечего было бояться. Внезапно она останови-
лась и повернулась. В первую секунду мы не поняли, что произошло.  Затем
увидели двух мужчин, которые, выскочив из лесной тени, преследовали ее.
   Она не стала убегать, понимая, что таким образом приведет их  к  нам.
А, развернувшись, двинулась в сторону  преследователей  и  бросилась  на
них, как дикая кошка. Раздался выстрел. Падая, Валсу сбила с ног  одного
из мужчин и придавила его своим телом. Другой изрешетил ее пулями.
   - По местам, - сказал Ахас. - Взлетаем. - Мы вскарабкались во флайер,
и машина прыгнула в воздух, как нам показалось, так же стремительно, как
Валсу кинулась на преследователей, и мы знали, что она тоже  взлетела  в
небо - навстречу своей смерти, которая принесла ей свободу.
   ГОРОД
   Я сложила свою вольную и все время, пока мы находились в  воздухе,  и
пока приземлялись, и пока машина везла нас по улицам города, не выпуска-
ла документ из рук. Увидев, как я прижимаю бумагу к груди, Ахас  сказал,
что теперь мне не о чем беспокоиться. Все данные  о  нашем  освобождении
внесены в файлы правительства и здесь, в городе, никто не посмеет  усом-
ниться в правильности этих данных.
   - Мы свободные люди, - сказал он. - Мы гареоты, то есть владельцы,  у
которых нет имущества. Такие же, как лорд Эрод.
   Эти слова ни о чем мне не говорили. Мне предстояло усвоить много  по-
нятий. А бумагу я буду держать при себе, пока не найду места, куда можно
ее спрятать.
   Мы прошли по улицам, и Ахас привел нас к одному из больших домов, ко-
торые бок о бок стояли вдоль тротуара. Он назвал его "компаундом", но мы
решили, что это, должно быть, хозяйское здание. Нас приветливо встретила
женщина средних лет. Она была белокожей, но говорила  и  вела  себя  как
владелица, так что я не поняла, кто она  такая.  Она  назвалась  Ресс  и
объяснила, что является арендницей и домоправительницей этого строения.
   Арендники были "имуществом", которое владельцы сдавали напрокат  ком-
паниям. Если их нанимала большая компания, то предоставляла им  жилье  в
своих "компаундах". В городе проживало очень много  арендников,  которые
работали в небольших компаниях или сами вели бизнес; они обитали  в  до-
ходных домах, которые назывались "общими компаундами".  Жильцы  их  были
обязаны соблюдать комендантский час, и на ночь двери запирались, но дру-
гих ограничений не имелось; в доме существовало самоуправление,  которое
получало поддержку от коммуны. Часть жильцов принадлежала к  арендникам,
но многие, подобно нам, были гареотами, недавними рабами. В сорока квар-
тирах тут ютилось около ста человек. За порядком следили несколько  жен-
щин, которых я называла бабушками, но сами себя они  считали  домоправи-
тельницами.
   В поместьях, расположенных в глубине страны, где жили по законам  да-
лекого прошлого и существование которых оберегалось милями  пространства
и столетними обычаями, любое "имущество" целиком и полностью зависело от
милости хозяина. И из этих заброшенных мест мы попали в  огромное  двух-
миллионное скопление народа, где никто не был защищен от случайности или
стечения обстоятельств и где нам следовало как можно скорее усвоить нау-
ку выживания, тем более что наше существование теперь зависело только от
нас самих.
   Никогда раньше я не видела улиц. Не прочитала ни слова.  Мне  многому
предстояло научиться.
   Присутствие Ресс сразу же внесло ясность. Она была типичной городской
женщиной - быстро соображала и быстро говорила; нетерпеливая, напористая
и впечатлительная. Я долго не понимала Ресс и не испытывала к ней симпа-
тии. В ее присутствии я чувствовала себя глупой неповоротливой  деревен-
щиной. И часто злилась на нее.
   Точнее, я постоянно находилась в этом состоянии. Живя в Зескре, я  не
знала, что такое гнев. Не могла его себе позволить. Он  бы  сгрыз  меня.
Нынешняя жизнь давала много оснований для него, но я поняла, что от этих
страстей немного толку. И молча таила их при себе.
   Кео и Рамайо жили вместе в большой комнате, а я занимала комнатку по-
меньше рядом с ними. Раньше у меня никогда не  было  своей  комнаты.  На
первых порах в ней я чувствовала себя неуютно и боялась одна, но  вскоре
мне стало это нравиться. И первое, что я сделала по своей воле, как сво-
бодная женщина, - это закрыла за собой дверь.
   Вечерами я могла, сидя за закрытой дверью, учиться. День начинался  с
того, что с утра нас готовили к какой-нибудь работе, а к полудню мы  за-
нимали места в классах, где учились чтению и письму, арифметике и  исто-
рии. Рабочие навыки я осваивала в маленькой мастерской, где из бумаги  и
тонких деревянных пластин делали шкатулки для  хранения  косметики,  пе-
ченья, украшений и тому подобных мелочей. Я училась всем  тонкостям  ре-
месла - и делать коробки, и украшать их, стараясь изо всех  сил,  потому
что в городе было много хороших художников.
   Мастерская принадлежала члену Общины. Рабочие постарше были  арендни-
ками. Когда моя учеба подойдет к концу, я тоже буду получать деньги.
   Пока же меня, как Кео с Рамайо и остальных обитателей поместья  Шоме-
ке, которые жили в разных местах, поддерживал лорд Эрод. Он  никогда  не
появлялся в нашем доме. Я думаю, он не хотел встречаться  ни  с  кем  из
тех, кого столь неудачно освободил. Ахас и Геу рассказывали, что он про-
дал большую часть земель в