жные
горы. На севере, юге,  западе  и  востоке  лежали  пространства  заносимых
песками пустынь сонных стран. Пусть спят. Может быть, в самом деле  где-то
есть убежище мудрецов, которые бодрствуют и  мыслят  вместо  всех  спящих?
Сальвадор думал о том, какой сон соннее - сон равнин  в  форме  автоматных
очередей или сон сонных гималайских монастырей. Но  потом  он  решил,  что
лучше тоже поспать и набраться сил. И он заснул среди камней, пропастей  и
свежего горного воздуха.



                                    85

     - Чхота, - донеслось до Сальвадора сквозь сон.
     Он открыл глаза. Машина, накренившись, стояла в тишине  среди  мелких
камней и травы, шевелящейся от ветра.
     - Так быстро доехали? - спросил Сальвадор сонным голосом.
     Спутники стояли у открытой  дверцы,  молча  смотря  на  Сальвадора  с
ожиданием и, как показалось ему, с презрением. Никакого признака жилья  не
было видно, только вверх и в  сторону  уходил  длинный  коричневый  склон,
усеянный мелкими камнями.
     - Ну что, пойдем, - произнес товарищ Херзон.
     - Где село? - спросил Сальвадор.
     - Там тоже нет никакого села, - ответил тот. - Села уже давно нет.
     Ветер усилился, и трава зашелестела. Индиец закрыл  дверцы  машины  и
указал рукой вверх по склону:
     - Туда надо идти.
     Склон поднимался к самому небу и был гораздо длиннее, чем выглядел от
машины.
     - Надо через гору - сказал индиец.
     Склон становился то круче, то  ровнее,  но  все  никак  не  кончался.
Спутники Сальвадора разошлись немного в стороны - так легче было  идти  по
камням. Сальвадор посмотрел назад и увидел  картину,  знакомую  по  отчету
Альтшуллера: пустая долина и неподвижный  жучок  машины  внизу.  Маленькие
облака в небе рассеялись, и солнце засветило в полную  силу.  Только  свет
его здесь, на высоте, был слишком ярким, а  воздух  оставался  прохладным.
Монотонный ритм пути  вызывал  сонное  состояние.  Три  человека  шли  под
ослепительным светом звезды по белому  озаренному  склону  на  расстоянии,
обходя камни, опустив головы и как бы задумавшись. Свет все больше походил
на электросварку, в нем  тонули  очертания  дальних  гор,  и  бело-голубое
сияние подбиралось к трем черным одиноком фигурам. Солнце разгоралось  все
ярче, и Сальвадор почувствовал, что растворяется в этом  нестерпимо  ярком
свете. И он снова очутился в Перхушково.



                                    86

     Только  вдали  за  полем  виднелся  лес,  которого  раньше  не  было.
Сальвадор стоял на краю поля, над ним висели ветви старых  берез.  В  этой
роще обычно собирали грибы. Похоже, что начиналась  осень,  было  мокро  и
прохладно. На том конце поля раньше была жиденькая лесополоса, по  которой
проходила дорога и где ездил автобус. Теперь  там  был  виден  лес,  среди
которого торчали острые деревянные крыши  нескольких  дач,  над  одной  из
которых возвышался тонкий шпиль или  громоотвод.  Сальвадор  вышел  из-под
деревьев на поле и направился к лесу напрямик, застревая в  мокрой  траве.
Лес начинал уже желтеть.  Слева  виднелось  что-то  вроде  гор,  очертания
которых тонули в дождливом зеленоватом тумане. Надо было идти вперед через
пустое поле. Сальвадор шел несколько минут, и знал,  что  идет  правильно,
что, может быть, цель достигнута  и  спешить  некуда.  Деревянная  дача  с
громоотводом приближалась. Дача  была  новой,  некрашеные  стены  дощатого
домика с островерхой крышей еще не потемнели от времени, но  были  мокрыми
от дождя или тумана. Сальвадор миновал загородку из жердей,  какие  бывают
на лесных пастбищах, и увидел, что  дом  стоит  среди  высокой  нетронутой
травы, а дверь открыта.



                                    87

     Внутри сидели трое, и было много разных вещей. Люди сидели неподвижно
в спокойных, непринужденных позах: слева мужчина лет тридцати в  клетчатой
рубашке, сжимающий в руке чашку с чаем или кофе,  от  которой  шел  легкий
дымок; справа ближе ко входу другой, постарше; у дальнего края стола возле
самого окна, выходящего в мокрый зеленый лес, черноволосая смуглая девушка
почти без одежды. Она смотрела на Сальвадора в упор,  и  если  во  взгляде
остальных было спокойствие и  даже  безразличие,  то  взгляд  девушки  был
прямым и недовольным. Вся комната была заполнена  вещами.  Вещи  эти  были
тоже  какими-то  спокойными,  дождливыми  и   коричневыми,   некоторые   -
старинными,  как  потертые  деревянные  кресла,  в  которых  сидели  трое,
некоторые - непонятными. Стол был покрыт старой зеленой тканью, на которой
стояла квадратная хрустальная чернильница  с  серебряной  крышкой,  лежали
перья, пожелтевшие  бумаги  и  блестящие  электронные  часы.  Там  же  был
небольшой подносик, на котором  располагался  чайный  прибор.  Возле  окна
стоял фикус в деревянном ящике Слева высокий старый книжный шкаф, справа -
книжные полки, но там были в основном не книги (книги в старинных  кожаных
переплетах), а какие-то приборы, образцы минералов, сухие букеты, реторты,
колбы  и  другие  химические  сосуды,  кажется,  даже  пожелтевший  череп.
Некоторые вещи не помещались в шкафах, они  стояли  прямо  на  полу  вдоль
стен, доходя до самого входа. Дом был буквально завален хламом. Трое молча
смотрели на Сальвадора. Наконец тот, что справа, спросил:
     - Кто вы?
     -  Представитель,  -  ответил  Сальвадор,   чувствуя,   что   говорит
правильно.
     - Чем вы это докажете? - спросил сидящий справа.
     Все оставались в тех же позах, не шевелясь и  не  отводя  взгляда  от
Сальвадора. Сальвадор только теперь заметил,  что  рука  его  собеседника,
спокойно лежащая на столе, держит что-то вроде длинной блестящей трубки  с
черной  рукояткой.  Девушка  так  же  яростно  и  возмущенно  смотрела  на
Сальвадора в упор, глаза ее блестели под мокрыми волосами. Сальвадор вынул
из кармана талисман от покоя и подал его сидящему справа.
     - Может быть, это подойдет?
     Тот взял камень и не торопясь поднялся с кресла. Остальные все так же
были неподвижны. Собеседник подошел ближе к  Сальвадору  и  открыл  дверцу
какого-то прибора, стоящего на полу у  самого  входа.  Прибор  походил  на
высокотемпературную печь, в виде короткого круглого корпуса, горизонтально
стоящего на ножках. Человек закрутил винты на толстой  круглой  дверце  со
стеклом, и сразу  внутри  прибора  загудело,  как  при  зажигании  газа  в
духовке, и вспыхнуло оранжевое пламя. Потом гул  неожиданно  затих,  и  на
стекле заслонки появилась  картина.  Сальвадор  подошел  ближе.  Там  была
желто-коричневая степь с холмами  на  горизонте.  Холмы  были  пологими  и
высокими, и трава на них качалась от ветра волнами, которые  пробегали  по
подножиям холмов.  В  желтоватом  небе  светило  мутное  солнце.  И  вдруг
Сальвадор увидел, что это не трава качается  волнами  от  ветра,  а  стада
каких-то огромных желтых животных проносятся по холмам и по равнине.
     - Что это? - спросил Сальвадор.
     - Архей, - ответил собеседник. - Этот камень очень, очень  стар.  Ему
нельзя здесь быть, и, думаю, он вам больше не нужен.
     - В сущности, мир непроходимо сложен, - вступил в разговор  тот,  что
сидел слева с чашкой в руке. - И единственное, что помогает хоть как-то  с
ним сладить, это не мораль,  не  разум  и  не  знание,  а  дипломатический
протокол. Протокол не требует никакого обоснования,  никакого  объяснения,
никакого усилия. Мы с вами можем поговорить, прежде, чем сформулируем  наш
ответ.
     - Кто вы? - спросил Сальвадор.
     - Здесь специальное оборудование, - ответил человек с чашкой.  -  Оно
сделано для дипломатических контактов. Машина дает нам равные  возможности
видеть друг в друге то, что соответствует понятиям каждой  из  сторон.  Вы
видите людей, и это значит, что в нас есть то, что соответствует  людям  в
вашем понимании. На самом деле мы имеем совсем другую форму и сущность, но
среди прочего мы еще и люди. Так и вы.  Если  бы  мы  имели  вид,  скажем,
цветных кругов, мы видели бы вас в виде такого же существа, а вы нас  -  в
виде людей. В нас есть  общее,  значит,  мы  можем  разговаривать.  Скорее
всего, у нас нет возможности видеть друг друга в истинном облике. Только с
помощью машин.
     - Протокол принят всеми? - спросил Сальвадор.
     - Да. Это не обычный протокол, он  не  такой  жесткий,  как  у  ваших
дипломатов, и он регулирует более широкую сферу  отношений.  Некоторые  не
хотят вступать в прямой контакт, как мы, но никто не враждебен дипломатам.
Например, у вас на Земле одна из цивилизаций не вступает с нами в контакт,
но, так сказать, иногда подыгрывает нам  в  нашей  дипломатии.  Это  более
могущественная цивилизация, чем наша, они  свободны  от  власти  причин  и
расстояний. Мы пока даже не преодолели световой барьер. Наши  машины  были
привезены сюда на космическом корабле, с большим трудом.
     - Еще одна цивилизация?
     - По крайней мере еще две. С вашими людьми мы встречаемся уже  тысячи
лет.
     - Почему  тогда  так  сложно?  Почему  обрывается  и  не  соблюдается
последовательность, единая линия контакта?
     - Вы не поняли. Мы не хотим управлять. Стороны  остаются  свободны  в
своих действиях - в рамках дипломатического протокола.
     - Значит, все свободны только в этих рамках?
     - Тем не менее протокол принят всеми.
     Позы  хозяев  дома  стали  свободнее.   Они   продолжили   прерванное
появлением Сальвадора чаепитие, но ему чая никто не предложил.  Девушка  у
окна все так же смотрела на Сальвадора в упор,  но  теперь  она  наклонила
голову, и прядь волос упала ей на лоб. Сальвадор отчетливо увидел, что она
красива.
     - Я тоже хочу, - сказала она. - Но мы должны ответить.
     - Но корабль возвращается с ответом!
     - Нет, - ответила девушка у окна. - Там нет никого. Только бомба.
     Этого Сальвадор не мог понять и замолчал, обдумывая сказанное.
     - Зачем тогда эти разговоры? - спросил он наконец.
     - Никто не говорит, что бомба должна взорваться, -  пояснил  человек,
сидящий справа. - Просто с самого начала было  решено,  что  здесь  должен
находиться космический корабль. А теперь здесь  должна  находиться  еще  и
бомба.
     - Для уничтожения людей? А вы и те, другие? Или вы не живые существа,
а тоже машины? Бомба может уничтожить всю Землю?
     - Все цивилизации. Всю эту... как вы ее называете... брамфатуру.



                                    88

     Собеседники опять застыли в  спокойных,  но  слишком  уж  неподвижных
позах. Комната, только что наполненная влажным осенним воздухом, на глазах
теряла свежесть красок, и лес  за  окном  походил  теперь  на  театральную
декорацию. Волосы девушки стали как будто  нарисованными  грубыми  мазками
густой масляной краски. Комната становилась меньше, наконец стала  плоской
и превратилась в картину - картину,  выполненную  в  зеленовато-коричневых
тонах, на которой было  изображено  трое  спокойных  людей  среди  уютного
интеллигентского хлама.  Какое-то  мгновение  картина  представляла  собой
целый триптих: слева пустой пейзаж с лесом и дачами у горизонта, в  центре
комната, а справа тот же пейзаж, но с ярко горящей на громоотводе  звездой
электросварки. Потом картина покрылась сеткой трещин, краски  стремительно
поблекли,  потускнели,  и  перед  Сальвадором  осталась  только   покрытая
трещинами поверхность большого плоского камня, а сам Сальвадор стоял возле
этого камня в какой-то яме среди каменных обломков.  Дно  ямы  поднималось
вверх, а большой камень уменьшался, и вот уже кругом был все тот же  склон
холма, а в стороне двое сидящих на земле людей.



                                    89

     И не было никакого оружия. Сальвадор стремительно и бесшумно  лег  на
землю среди камней. Наверное, когда он шел по полю, то он шел и  по  этому
склону, и теперь у него был шанс продолжить дипломатию отдельно  от  своих
спутников. Он лежал, уткнувшись лицом в камни. Какой-то из  этих  камешков
мог быть домом пришельцев. Теперь все было понятно. Каждый, попавший сюда,
видел то, что готов увидеть, из того,  что  здесь  есть.  Какие-то  монахи
искали мудрости - и с ними вели ученые беседы. Советские жлобы доросли  до
космического  корабля  и  получили  его.  Дальше  был   запущен   механизм
непонятной космической дипломатии. Странный галактический закон:  привезли
бомбу, и никто не возражает, а даже, как тот выразился,  "подыгрывают".  И
покорность судьбе, выбравшей первого  разгильдяя,  прочитавшего  журнал  и
позвонившего  в  редакцию.  Нужно  было  немедленно  попасть  в  монастырь
Нанганарбат, и во что бы  то  ни  стало  найти  конец  той  нити,  которая
кончалась человеком  по  имени  Шин.  Похоже,  что  особисты  не  заметили
Сальвадора, и он стал отползать  за  перегиб  холма,  а  потом  вскочил  и
скрылся в лабиринте кустов и скал.




                           ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МОРЕ


                                    90

     Учитель уже проснулся и  стоял  у  открытого  окна.  В  комнате  было
холодно: наверное, окно было открыто всю ночь. Он был стар, любой старик в
Европе закрыл бы окно - но не этот человек в льняной рубашке. Другой сидел
на стуле, одетый в  зеленый  брезентовый  комбинезон.  Учитель  пристально
всматривался в горы и  обернулся  не  сразу.  Но,  обернувшись,  он  начал
разговор в несвойственной ему манере.
     - У нас мало времени. Пятьдесят лет назад русская экспедиция нашла  в
горах базу пришельцев. Их люди улетели на космическом корабле.  Наш  агент
был убит, другим агентом был я. Я не всегда  был  ученым.  Сейчас  корабль
возвращается, в корабле какое-то оружие.
     Это было совсем не в том стиле,  в  каком  мы  обычно  разговаривали.
Учитель был стар, но не глуп и не склонен к дешевым эффектам. Я  молчал  и
внимательно смотрел на учителя и того, другого. Учитель изменился:  обычно
рассеянный взгляд его стал твердым, жесты быстрыми. Я привык, что  возраст
учителя  трудно  определить:  ему  можно  было  дать  и  двадцать  лет,  и
семьдесят. На самом деле ему было больше девяноста лет. Он продолжал:
     - Тайны гор содержатся не только в бумагах. Вы неплохой мастер игры в
бисер, но сейчас вам придется участвовать  в  другой  игре.  Для  этого  я
слишком стар. Это русский, который шел по следу. Вы вместе  с  ним  должны
сделать все, что сможете, а сейчас срочно уберите его отсюда, например,  в
Пакистан. Вы говорили, что служили в армии?
     - Да. Правительство оплачивает мое обучение. Десантные войска флота.
     - Внизу вас ждет машина. В ней много оружия и горючего.
     Он повернулся боком к окну. Я сомневался. Странно,  но  меня  убедила
какая-то схожесть этих двоих: старика у окна  с  буграми  мышц  на  прямой
спине и сосредоточенного  русского  в  зеленом  комбинезоне,  похожего  на
затравленного и готового  прыгнуть  зверя.  Учитель  произнес  совсем  уже
несвойственным индийскому гуру издевательским тоном:
     - Русский расскажет вам подробности. По-русски. Убирайтесь быстрее. К
старым книгам мы вернемся потом.
     Я не стал возвращаться к себе и оставил и  магнитофон,  и  документы.
Мне не понравились слишком частые взгляды в окно. И  когда  я  это  понял,
опять почувствовал себя в старой тарелке: рядовой Людвиг Витгенштейн готов
к выполнению задания. Только ехать пришлось без музыки.



                                    91

     Машина была подходящая: на плитах чистого маленького дворика у  самых
ворот стоял зеленый открытый джип. Никого вокруг не было - и  ладно,  меня
не интересовало, кто занимается  экипировкой.  Внутри  лежали  два  ручных
пулемета, автоматы, гранаты и магазины. Похоже, что  в  монастыре  держали
целый арсенал. Двор, освещенный утренним солнцем, пересекали густые черные
тени. Было тихо. Можно было ехать. Русского я посадил, вернее,  уложил  на
заднее сиденье, чтобы его поменьше видели - неизвестно, кому  он  тут  был
знаком. Хорошо отрегулированный мотор работал бесшумно. И некоторое  время
я окончательно просыпался,  обдуваемый  холодным  воздухом  гор,  с  такой
бесцеремонностью вытолкнутый из монастырских библиотек. Очень, очень резко
пришлось просыпаться: вдали уже слышался звук мотора. Я  знал,  что  скоро
дорога выйдет с карниза на ровное место, где есть заросли кустарника -  но
пока наш джип был виден как на ладони со следующего витка серпантина.  Еще
каких-нибудь двести метров. Мы успели.  Я  как  мог  аккуратно  свернул  и
заехал подальше за кусты и камни. Там было  довольно  ровно,  но  все-таки
ехать было некуда, уйти можно было только пешком. Я взял один  пулемет  и,
пригнувшись, вылез вместе с русским к  кустам  над  дорогой.  Русский  без
приглашения захватил автомат. На другой стороне ущелья из-за скал выезжали
три  зеленые  грузовика,  крытые  брезентом.  "Не  стрелять"  -  сказал  я
русскому, и кажется, тот понял. Через некоторое время эти машины  проехали
мимо нас; позади брезент был завернут. Грузовики битком были набиты людьми
неизвестной мне народности или касты, похожие на европейцев. Они сидели на
лавках и подскакивали на ухабах, мотая плечами и головами,  как  резиновые
куклы. Все  они  были  какими-то  худосочными,  с  белыми  или,  наоборот,
красными лицами, и держали между  колен  автоматы  Калашникова.  Вся  Азия
наводнена  этими  дрянными  автоматами.  "Vagnky",  -  тихо  с  ненавистью
проговорил русский. Машины проехали, но я  остался  лежать  неподвижно,  и
русский тоже. Некоторое время было тихо: шум моторов заглушала  стена,  за
которой начинался ведущий к монастырю карниз. Облаву  надо  было  начинать
гораздо дальше от монастыря,  нам  уже  почти  повезло.  Потом  на  дороге
появилась еще одна такая же машина, и  мы  решили  больше  не  глазеть,  а
прижались к земле у самых корней. Эти тоже проехали мимо. Я  подождал  еще
пять минут, и мы продолжили путь.  Теперь  нужно  было  как  можно  дальше
уехать на машине, тем более что мне  жалко  было  бросать  такой  арсенал.
Русский утащил к себе на заднее сиденье второй пулемет, хотя я сомневался,
что  он  умеет  им  пользоваться.  Пока  мы  ехали,  он  внимательно   его
рассматривал, а потом наконец отложил, видимо, изучив и  удовлетворившись.
Мне было легче:  моя  подготовка  предусматривала  владение  всеми  видами
оружия, кроме, может быть, самых экзотических.  "What  Your  name?"  -  со
скверным произношением спросил русский. Я назвал имя и фамилию, и  русский
весело рассмеялся. Может быть, он тоже был игроком в бисер? "True  Liudwig
Wittgenstеin" - с обидой произнес я. Не хватало еще показывать  документы,
хотя они все равно остались там. Русский тоже назвался,  как-то  длинно  и
непонятно. Я  стал  называть  его  по-французски:  "Nicolas",  и  его  это
устроило. Кроме всего прочего, еще надо было где-то найти  время  и  тихое
место, чтобы поговорить! А сейчас говорить было некогда.



                                    92

     Мы отъехали уже далеко от монастыря и даже проехали два поселка. Было
слишком рано, и нас мало кто мог видеть - но мог. Русский никак  не  хотел
быть ниже бортиков и все время высовывался. В конце концов я решил: черт с
ним, он может увидеть что-то, чего я сам бы не понял. Так и получилось. Мы
выехали на развилку. Налево уходила хорошая асфальтовая дорога - на юг,  в
сторону Шимлы. Прямо - дорога на Лахор.  По  асфальту  двигалась  какая-то
машина,  и  на  перекрестке  мы  оказались  совсем  рядом.   Русский   был
оригинален:  он  расстрелял  содержимое  этой  машины  в  упор.   Я   даже
затормозил,  чтобы  он  мог  полнее  завершить  процесс.  Мне   оставалось
надеяться, что он не ошибся, тем более, что деревня была совсем  недалеко.
Впрочем, в этих горах привыкли  к  стрельбе.  Русский  с  довольным  видом
заменил магазин - магазин на двести патронов -  и  поднял  большой  палец.
Все-таки плохо, что он не знал английского языка. Дальше все шло тихо.  На
дороге стали появляться погонщики с козами и ослами, и даже автомобили.  Я
надеялся, что расстегнутая  джинсовая  куртка  сойд