ьно
звучал в его устах, был в здешнем краю совершенно неуместен. Или другого
не знает? Хотя, постой. Рубашку-то он купил  в  тех  местах  пошитую.  А
турок-то - гляди, заметил...
   Жуга  хотел   было   ответить,   но   пересохшее   горло   отказалось
повиноваться, и травник лишь облизнул растресканные губы.
   - Пофтиць... дэ апэ... - прохрипел он и смолк.
   Осман, однако, понял, кивнул и снял с пояса флягу.  Жуга  пил  долго,
жадно, проливая воду на рубаху; горло тут  же  заболело,  вода  холодным
комом собралась в животе. Пробрал озноб, и почему-то вдруг опять изрядно
зашумело в голове, хотя пора бы яду было давно уж выйти вон. "Да  что  ж
это со мной?" - со страхом подумал Жуга.
   - Вэ мулцумеск, - пробормотал он.
   Турок вытряс из фляги остатки воды и вновь повернулся к травнику.
   - Спунець кум пот сэ трек Копша-Микэ?
   Жуга покачал головой:
   - Ку пэрере, де рэу еу ну ворбеск молдовэ...
   - Э? - не понял тот.
   - Валах.
   - Шайтан! - ругнулся тот и, коверкая слова, попробовал иное,  на  сей
раз - местное наречие.
   - На Копшу-Микэ знаешь путь? - Он тронул саблю. - Если не  скажешь  -
умрешь.
   Выбор был - веселее некуда.
   - Дорогу я знаю, - помолчав, сказал Жуга. -  Только  идти  сейчас  не
смогу.
   Турок сжал кулаки.
   - Напился вина, неверная свинья! Лежи, а завтра,  Аллахом  клянусь  -
сдохнешь, а пойдешь. - Он подтянул к себе трофейную  сумку.  Ткнул  Жуге
под нос рукоятку меча. - Твой?
   - Мой.
   - Где взял?
   - Не твое дело, - буркнул травник.
   Осман обнажил клинок, махнул им раз, другой, полюбовался  гравировкой
и спрятал меч обратно в ножны.
   - Что будет с ними? - Жуга кивнул на Шварца  и  Милана.  Предводитель
красноречивым жестом провел ладонью по горлу:
   - Нам ни к чему батрак, да и имам неверных тоже.
   - Тогда я никуда вас не поведу.
   Турок осклабился.
   - Подохнешь с ними вместе.
   Жуга пожал плечами. Мотнул головой:
   - Пойди и поищи другого проводника.
   На миг сердце травника замерло - он знал, что играет со  смертью.  Но
как ни крути, а весь местный люд перебрался в города. Кого тут  найдешь?
Поколебавшись, турок махнул рукой.
   - Ладно, будь по-твоему, - сказал он и отвернулся.
   - Эй!
   - Чего еще?
   Жуга пошевелил руками.
   - Ты забрал мой оберег. Отдай обратно.
   - Зачем он тебе? Молиться своим богам?
   - Я же не спрашиваю, чьим именем ты клянешься.
   Лицо османа исказила злобная гримаса. В следующий миг он уже очутился
возле травника, и острие его кинжала кольнуло пленника под горло.
   - Ты обнаглел, поганый кяфир! - процедил он сквозь  зубы.  -  Я  -  -
Насратулла ибн Хаким аль Хазри, и служу я в лучшей конной тысяче султана
Мохаммеда; и скорее червь будет сосать мою утробу, чем какой-то неверный
- ставить мне условия!
   Жуга смерил сотника пристальным взглядом и усмехнулся.
   - А он тебя и так сосет.
   На краткий миг турок замер, растерявшись,  затем  ударил  пленника  в
бессильной злобе кулаком в лицо и направился к своим.
 
*** 
 
   Лес погрузился в темноту. Костров османы разводить не стали. Прищурив
битый глаз, Жуга угрюмо наблюдал,  как  всадники  покончили  с  холодным
ужином и принялись молиться, повернувшись на  восход  и  опустившись  на
колени. Молились молча, не крестясь, но то и дело гладили ладонями лицо,
как  будто  умывались,  а  после,  выставив  дозор,  устролись  ко  сну.
Пленников кормить не стали.
   Очнулся Шварц, а вслед за ним Милан. Опухшие с дурного сна, долго  не
могли  понять,  что  происходит.  Крестьянин  принялся  было   ругаться,
схлопотал от стражи по зубам и замолчал.
   - Эй, Лис! - вполголоса окликнул странника монах. - Чего тут было-то?
Мы где?
   - В лесу, коль сам не видишь, - буркнул тот.
   - А это кто? Неужто басурмане?
   - Они, поганцы, - ответил вместо травника  Милан.  -  Я  энтих  турок
нюхом чую, по табаку по ихнему. Эх, закурить бы...
   - Господи Исусе, спаси и сохрани!
   На разговор явился караульный - высоченный чернокожий мавр, увешанный
оружием, как елка в рождество, сунул саблю за пояс  и  сгреб  монаха  за
грудки.
   - Молчать, ты, грязный собак! - прошипел он ему  в  лицо,  сверкая  в
темноте белками глаз и тряся монаха, словно куклу. - Тихо здесь  сидеть!
Ты понял, да?
   Шварц торопливо закивал, и  турок,  выпустив  из  рук  монашью  рясу,
растворился в темноте,  пригрозив  напоследок  кулаком.  Привязанного  к
Шварцу со спины Милана он, похоже, вовсе не заметил.
   - Святые угодники, ну и морда... - пробормотал Бертольд,  со  страхом
глядя стражнику вослед. - Monstrum magnum! - он вздохнул и  обернулся  к
Жуге. - Слышь? Лис! А, Лис? Как нас вчера так угораздило набраться? Ведь
выпили-то вроде всего ничего...
   - Да не при чем тут вино, - буркнул в ответ Жуга.
   - А что?
   - Грибы.
   - Как грибы? - подпрыгнул тот.
   - Да тише, ты! Обыкновенно, как... Набрал  всякой  гадости,  а  я  не
посмотрел.
   - Да вроде все хорошие были. Маслята, мухоморы, белые...
   - Мухоморы-то на хрена брал, дурило гороховое?!
   - Так не красные же, а розовые! Сколь  помню  себя,  всегда  собирал.
Вкусные...
   Жуга мысленно застонал. С  этими  грибами  вечная  проблема.  Розовые
мухоморы и вправду кое-где, и в том числе в  немецких  землях  почему-то
завсегда без яда, а в других местах обычно попадаются  отравные.  Но  не
обьяснять же это монаху сейчас.
   - Чего им, туркам, надо-то от нас? - меж тем спросил Бертольд. Ранние
комары вились над ним толкучим дымным облачком.
   - Хотят, чтоб я им здешние дороги  показал,  а  после,  надо  думать,
порешат.
   - И что же делать?
   Жуга пожал плечами.
   - Попробуем бежать.
   - Как? Как бежать, когда тут этакая морда...
   - Посмотрим. Вы мне только не мешайте.
   Прошло не меньше получаса, прежде чем Жуга откинулся обратно и  глухо
выругался сквозь стиснутые зубы.
   - Черт... Не получается. - Он  помотал  кудлатой  головой,  с  трудом
поднял ко лбу связанные руки и вытер пот. - Как будто не пускает что-то.
Развернуться не дает.
   - Эх ты, а еще ведун называется... - в сердцах бросил брат  Бертольд,
поднял взгляд и осекся. - Ой...
 
*** 
 
   Комар был размером с хорошего воробья, и крыльями уж  не  жужжал,  но
еле слышно хлопал, звук походил на трепет листьев у осины  на  ветру.  И
всюду над уснувшим лагерем порхали эти страшные  и  непонятные  в  своем
громадье комары-кошмары. "Мошкары!" -  мелькнула  глупая  в  своей  игре
словами мысль. А турки продолжали спать, как ни в чем не бывало, и  даже
часовой, похоже, ничего пока не заметил.
   - Матерь божья! - пробормотал  Бертольд.  -  Жуга!  Это  откуда?  Это
чего?!
   В голосе его слышались панические нотки.
   Жуга, казалось, и сам был изрядно ошарашен.
   - Ничего не понимаю, - он нахмурился. - Может быть, цвет...
   Договорить он не успел. Трава  зашевелилась,  и  вынырнувшая  из  нее
безмолвная фигура заставила его прикусить язык. С  таким  же  молчаливым
удивлением травник смотрел, как возникший в руках лазутчика  нож  рассек
стягивающие их ремни. Жуга поднял  взгляд.  На  краткий  миг  свет  луны
вычертил  профиль  их  нежданного  спасителя,   и   Шварц   не   сдержал
приглушенного возгласа.
   - Золтан!
   - Ш-шш... - Темный силуэт мага исчез также бесшумно, как и  появился.
"Ползите к дороге!" - послышалось из травы, где,  казалось  бы  и  мышке
негде было спрятаться.
   - Вещи бы забрать, - Бертольд облизал пересохшие губы.
   - Дело, - кивнул Милан и пояснил:
   - Леса кругом, а в деревнях, поди, уж не осталось ничего. Вот только,
разве их найдешь сейчас? Жуга, тебе там не видно, а?
   Жуга помедлил в нерешительности, оглянулся. В темноте он  видел  едва
ли не лучше, чем днем, и потому  первым  заметил  брошеную  турками  под
деревом поклажу.
   - Там, - он указал рукой и  поспешно  прижался  к  земле:  поблизости
замаячил часовой. Шаг, другой... Жуга напрягся, готовясь к прыжку, когда
вдруг  из  травы  блеснула  молния  меча,  и  турок  захрипел,   царапая
распоротое горло.
   И тут же встрепенулся, почуяв беду, чей-то привязанный к дереву конь.
   Дело было сделано.  Лагерь  пробудился.  Забряцала  сталь,  донеслись
отрывистые возгласы команды. Вспыхнули угли костра.
   Жуга вскочил.
   - Бежим!
   Милан и Шварц сломя голову бросились к кустам, причем, монах  схватил
таки мешок. Из темноты на мгновенье возник Золтан Хагг.
   - Лис! Лови!
   Жуга едва успел подхватить брошеный волшебником меч.
   - Но я...
   - Заткнись и слушай! А, черт... Сзади!
   Жуга обернулся. Свистнула сталь, и  прежде  чем  травник  понял,  что
делает, меч его словно сам собою вылетел из  ножен.  Рука  легла  поверх
руки привычной горской хваткой,  клинок  скользнул  по  ятагану,  описал
восьмерку; что-то круглое с глухим стуком упало на землю, и Жуга остался
стоять, оторопело глядя, как турок бежит дальше... без головы.
   - Не стой столбом, дурак! - рявкнул Хагг,  пинком  придавая  травнику
начальное ускорение.  -  Скорее  в  лес!  -  Он  поднял  и  швырнул  ему
отброшенные в спешке ножны.
   - Потеряешь - убью!
   Бежали, однако, недолго.  Минуты  не  прошло,  как  маг  остановился.
Туркам, похоже, было не до них: с поляны доносились крики,  топот,  лязг
железа. И страшно, дико, попросту безумно ржали кони.
   Жуга обернулся к магу, тяжело дыша.
   - Что... это?
   - Не догадался еще? - угрюмо буркнул тот.  Жуга  нахмурился  и  вдруг
понял. Понял и вздрогнул, словно наяву  увидев  черный  земляной  провал
посереди поляны.
   - На, возьми.
   Травник снова обернулся.
   В руках у мага был браслет.
 
*** 
 
   Тяжелый, чуть сходящийся на конус к острию клинок с глубоким желобком
по лезвию. Двойного хвата рукоять с  граненой  шишкой  снизу.  Идеальный
баланс, и никакой крестовины.
   Совсем никакой.
   Жуга опустил клинок и некоторое время растерянно молчал.
   - Это что, другой меч? - спросил он, впрочем, уже зная ответ.
   - Тот же самый, -  заверил  его  Золтан,  -  можешь  не  сомневаться.
Взгляни на клеймо.
   Возразить на это было нечего - безумный  лис  по-прежнему  отплясывал
свой жок на острие клинка. А был у рукояти... Жуга  вгляделся.  Сомнений
не оставалось - рисунок был тот же самый.
   - Я не я, и лошадь не моя, - задумчиво сказал он и  вложил  клинок  в
изрядно полегчавшие ножны.
   Маг между тем потянул из  костра  сохнущие  там  сапоги,  пощупал  их
внутри рукой и удовлетворенно кивнул. Жуга, на время  оставивший  меч  в
покое, сосредоточенно смотрел, как Золтан обувается.  Похоже  было,  что
волшебник подготовился к походу основательно, во всяком случае не  хуже,
чем османские лазутчики, и уж конечно лучше, чем любой другой  известный
травнику колдун. На нем была  рубаха,  черные,  без  пряжек  и  застежек
штаны, и сапоги из мягкой кожи. Шаг его при том был  легок  и  бесшумен.
Под удивленным взглядом травника маг снял и вывернул свою черную куртку,
с изнанки оказавшуюся грязно-зеленого цвета, довольно мерзкого  на  вид,
но совершенно незаметного на  фоне  распустившейся  листвы,  после  чего
вынул из сумки точильный брусок и занялся своим мечом - недлинным,  чуть
изогнутым клинком с заточкой по наружному краю.
   - Золтан.
   - М? - тот обернулся.
   - Почему ты пошел за нами?
   - Так было нужно, - коротко ответил он.
   - А дом? Оставил без присмотра?
   - Оставшись в Маргене, я не дожил бы до утра.
   - Двараги?
   - Да.
   Жуга нахмурился. Взьерошил волосы рукой.
   - Послушай, Золтан, я устал от всего этого. Тайны, драки,  беготня...
Как будто мало нам одной войны. Откуда этот меч? Что за хренотень  такая
творится? Я же ясно помню, что он был другим!
   Тот ответил не сразу. Провел последний раз точильным камнем по клинку
и вложил меч в ножны.
   - Этого я и боялся, - сказал он наконец. - Похоже, меч признал тебя.
   - Меч? - нахмурился Жуга. - Признал?
   - Ну, да. Это Хриз. Клинок вечерних сумерек. Он сам выбирает  хозяина
и сам выбирает, каким ему быть.
   - Не темни, рассказывай. Я ничего об этом не слыхал.
   - Сейчас. Тебе не доводилось слышать балладу о битве трех мечей? Тех,
что звались ксиалами.
   - Навряд ли. Уж очень странное имя. Я бы запомнил, если бы слышал.
   - Так вот. Там есть такие строки:
 
   Откован первым был Хиор,
   Прекрасен и жесток.
   И серебро из сердца гор
   Впитал его клинок.
 
   Из серебра и стали скал,
   За первым вслед рожден,
   Второй был выкован Ксиал,
   И Хейтон звался он.
 
   Пройдя кузнечный жар печей
   И полуночный бриз,
   Последним братом Трех Мечей
   Явился миру Хриз.
 
   Они ушли на смертный бой
   И, землю защитив,
   Обратно не пришли домой,
   Как и владельцы их.
 
   С тех пор прошло уж много лет,
   И враг давно разбит.
   Мечей с тех пор не видел свет,
   И подвиг их забыт.
 
   Но где-то на чужой земле
   Не спится злу, пока
   Как три звезды в полночной мгле
   Сверкают три клинка.
 
   - Когда это было? - спросил Жуга.
   Маг покачал головой и плотнее закутался в плащ.
   - Никто не знает. Легенды гласят, что три меча-ксиала  были  откованы
по-разному, и каждый имел свой характер и норов. Первый - Хиор -  вчерне
был выкован всего за одну ночь, закален был в человеческой крови, и, как
всякий первенец, характер имел суровый и непреклонный. Самым  темным  из
всех трех мечей получился он, красной была его рукоять, а в бою не  знал
он поражения и не давал пощады - не было в мире меча, кровожадней Хиора.
Знак волка на его клинке. Второй, с именем Хейтон, закалили  во  влажной
земле, и потому силу удара он имел сокрушительную, а рубил  хоть  редко,
но страшно. Он  самый  тяжелый  из  трех  мечей,  с  белой  рукоятью;  и
золотистый  клинок  его,  вобравший  все  соки   земли,   красоту   имел
необычайную, а мечен был медведем. Третий - Хриз, откован был последним.
Серебра в нем меньше, нежели в первых двух. Закалку он принял от  ветра,
сильного, сырого и холодного, того, что дует с моря, когда спускается на
землю тьма. Безо всяких узоров его серебристый клинок,  черна  как  ночь
его рукоять, и нет ему равных по легкости  и  верткости,  а  убивает  он
только врагов. Клеймо тому мечу - танцующий лис.
   Жуга покосился на свой меч.
   - Это он и есть?
   Маг поднял взгляд на травника.
   - А ты сомневаешься?
   Жуга промолчал. Поднял взгляд на мага.
   - И что мне делать теперь? Тоже мне, нашел себе хозяина... Хоть бы ты
что ли мне помог, я же ничего не умею.
   - Так-таки и ничего?
   - Ну, я дерусь, конечно. Так ведь  это  -  посохом,  ножом...  ну,  и
просто так... безо всего.
   - Не так уж мало для бродячего знахаря, - усмехнулся маг. -  А  я  не
учитель фехтования. Доверься ему, он сам разберется,  где  кто.  В  этом
деле главное - покрепче держаться за рукоять.
   - Понятно,  -  тот  кивнул,  невольно  вспомнив,  с  какой  небывалой
легкостью  обезглавил  бойца  из  лучшей  османской  тысячи.  -  Но  что
заставило его вернуться в мир?
   - Трудно сказать. Между прочим, пока вы там обжирались всякой дрянью,
произошло уже две битвы, и если в первой Цепеш одержал победу, то вторая
кончилась иначе. Враг стоит у Яломицы.
   - Большое войско?
   - Очень. И я понятия не имею, для чего проснулся старый меч.
   Жуга почувствовал озноб. Покосился на  браслет.  Камень  вспыхивал  и
гас.  Чесалась  кожа  на  руке.  Маг  перехватил   взгляд   травника   и
одобрительно кивнул.
   - Не снимай его покамест. Это очень сильный  талисман.  Слабую  магию
усилит, сильную - ослабит. А то помнишь, что ты натворил на поляне?
   - Когда? - встрепенулся Жуга. - Ах, да. Комары... - Золтан кивнул.  -
Цвет я не тот взял. Красный вместо зелени.
   - Как можно было перепутать!
   - Я их вообще не различаю.
   - Вот как? Занятно. Там с давних лет копилась сила, а ты  не  смог  с
ней совладать.
   - Сила? - Жуга поднял взгляд на мага. - Откуда?
   - Когда-то там родился единорог, - поколебавшись, с видимой  неохотой
ответил тот. Поворошил догорающие угли и встал. - Ну все, пошли.  Хорошо
бы нам твоих дружков до полудня догнать, а то не дай бог натворят чего.
   Жуга обмотал меч мешковиной и повесил за спину. На миг остановился  у
погасшего, подернутого белой пылью костра.
   - Пепел, - пробормотал он. - Прах и пепел...
   И вслед за магом углубился в лес.
 
*** 
 
   Догнать Милана и Бертольда не составило труда -  крестьянин  и  монах
шли бестолково, оставляя чересчур заметный след, да и  перепугались  при
встрече до одури. Жугу одолевали опасения, что турки могут их найти  вот
также вот быстро, но до сих пор погони не было. К полудню  добрались  до
деревни, где обнаружили лишь  опустевшие  дома.  По  предложению  Милана
завернули на пасеку, где думали остановиться на ночлег, и  были  здорово
удивлены, когда застали там хозяина (Милан, как выяснилось вскоре,  и  с
ним водил хлеб-соль в былые времена).
   - Дык пчелы же. Куда же я от них? - ответил простодушно тот, срезая с
рамки темные, тяжелые от зимнего меда соты и складывая их в миску. - Они
ж как дети. А ну, как рой возьмет да полетит?  Тут  у  меня  шестнадцать
ульев, не потащишь же с собой. А мед... мед всем потребен. Ешьте.
   На столе перед путниками появилась громадная яичница, лепешки, молоко
и мед. Ни пива, ни вина пчеляр не уважал.
   - Мед, молоко... - пробормотал  Бертольд,  качая  головой.  Переломил
лепешку. - Еда пустынников.
   Ел он, однако, с аппетитом, чего нельзя было сказать о Жуге.  Травник
долго молчал над кружкой с молоком, задумчиво кроша хлеб, затем вздохнул
и повернулся к магу.
   - Ну хорошо, - сказал он, словно соглашаясь. Потер ладонью переносицу
и сморщился от боли в подбитом глазу. - Я понимаю - меч, легенда  и  все
такое. Но как двараги узнают, где нас искать?
   - Достаточно обнажить клинок, - ответил Золтан. - Гномы чуют металлы,
как мухи - навоз. Но нам не нужно, чтобы нас нашли. Наоборот.
   Жуга провел рукой по волосам. Потеребил шнурок.
   - Сказать по правде, я не  знаю,  где  их  искать.  Они  хоть  как-то
связаны с людьми? Должны же они что-то есть!
   Маг пожал плечами.
   - Черт их разберет. Под здешними горами три подземных озера, если  не
больше, да еще Яломица в верховьях дважды уходит под землю, и  никто  не
знает, где и как она течет.
   - Одной ведь рыбой сыт не будешь, - задумчиво проговорил Жуга. -  Ну,
скажем там, еще грибы могут расти в темноте... Нет,  все  равно.  Должны
они с кем-то торговать. Должны.
   Он посмотрел задумчиво на чашку с медом и встал из-за стола.
   Назавтра вышли в путь. Ушли втроем - Милан  остался,  замолвив  перед
тем за них словечко перед пасечником; тот дал еды и меду на  дорожку  да
два одеяла впридачу. А к вечеру достигли  гор,  и  здесь,  в  отрожистых
верховьях Яломицы стали на привал.
 
*** 
 
   - Здесь перейдем?
   Вопрос остался без ответа.
   Все трое лежали в кустах у самой воды, глядя на другой берег, где  то
и  дело  проезжали  конные  турецкие  дозоры.  Отвесная  белесая   скала
вздымалась вверх  неровными  квадратами  растресканного  камня,  за  ней
виднелись островерхие, в  проплешинах  лугов  склоны  гор.  Чуток  левей
темнела в скале узкая промоина ручья.  Прохода  не  было.  Дороги  тоже.
Холодный ветер гнал волну,  шумел  листвой,  раскачивал  стволы  высоких
тонких сосен. Все было как всегда - река раздулась  паводком,  не  думая
спадать. Вот только не было на ней обычных по весне веселых  плотогонов,
сплавлявших из верховьев вниз упругий красноватый бук: война.
   - Нельзя нам здесь, - сказал Бертольд и заворочался на ветках. Плюнул
в воду. - Вишь, течение какое? И камни скользкие.  Потонем  на  хрен.  А
нет, так турки подстрелят.
   - Не каркай.
   - А чего?
   Жуга молчал. Жевал травинку. Холодный ветер теребил полы его накидки:
полушубок травника остался на поляне, взятый турками в трофей, и травник
приспособил одеяло на манер плаща, продрав в середке дыру для  головы  и
подпоясавшись веревкой. Шварц поежился в своей рясе.
   - И как тебе не холодно?
   Жуга с усмешкой покосился на монаха:
   - А у тебя, часом, лицо