я  к
выходу. Поэтому он  не  услышал, как один из охранников, чернокожий,  шепнул
другому зловещее словечко "вуду".
     * * *
     -- ...А вы мне не  можете  представить никаких результатов! -- закончил
майор, и уставился на Леву взглядом не то укоризненным, не то победным.
     Лева Шойфет  вздохнул -- про себя, конечно. Ему  пришло  в голову,  что
фуражка  имеет  перед  всеми  головными  уборами  (исключая  _ярмулке_)   то
преимущество, что ее нельзя снять и смущенно потискать в руках. А именно это
стремление и обуревало Леву под пристальным майорским взором.
     -- Товарищ майор,  вы  считаете, что  мои результаты  недостаточны?  --
поинтересовался он и для убедительности потряс прихваченной "на ковер" общей
тетрадью, служившей временно русско-эвейнским словарем.
     -- Категорически! -- объявил Кобзев. -- Неделю назад вы меня  убеждали,
что этот  язык отдаленно близок русскому.  -- На обороте "отдаленно  близок"
Леву передернуло.  --  А теперь  приходите ко мне со списком из восьми сотен
слов и заявляете, что это хороший результат? Шутить изволим, товарищ военный
переводчик?
     Слово "военный" майор выделил особо, должно быть, чтобы поглубже ранить
глубоко  штатскую  Левину  душу. Сам он,  однако,  служил отнюдь не  в рядах
Советской армии, а вовсе даже в ГБ, отчего все инсинуации  по поводу военной
дисциплины, подтянутости,  а  главное  -- неукоснительного  исполнения самых
невыполнимых приказов Лева игнорировал без малейших угрызений совести.
     -- Это, товарищ  майор, не хороший,  а отличный результат, -- парировал
он, потрясая тетрадью. --  Да, этот язык относится к группе индоевропейских,
как и русский. А еще английский и хинди. Много у них общего?
     Вопрос был, по сути дела, риторический,  но  Лева  после него  замялся,
ожидая,  что  майор потребует  доказательств. Лингвист  пребывал почему-то в
уверенности, что никто из  командиров "руки  помощи" иностранными языками не
владеет -- ни вражьими, ни даже соцстранскими.
     Но Кобзев только сморщился -- видимо, аналогия на него подействовала.
     -- Ну вот,  скажем: "Ливьедатисе".  Что  это  значит? -- развивал  Лева
достигнутый тактический успех.
     -- На хинди? -- сумрачно переспросил майор.
     -- Нет,  на здешнем, -- не смутился лингвист. -- Это значит "проходите,
пожалуйста".   "Вьедат"   --  "ведите",  "се"  --  "себя".  Вежливый  оборот
использует возвратную форму, ну, это тонкости. Одним словом, корни знакомые,
а понять все равно ни черта невозможно.
     -- Я-асно, -- протянул Кобзев. -- И когда можно ожидать успехов?
     -- Смотря каких, -- Лева пожал плечами. --  Самые простые мысли  я  уже
могу передать. А свободное владение языком... боюсь, его я добьюсь нескоро.
     -- Тогда вам ставится новая задача. -- Кобзев кашлянул для солидности и
уточнил: -- Первоочередная. Нашей  разведке требуется знать как можно больше
о здешней общественной системе.
     -- Я уже начинал спрашивать об этом, -- признался Лева и  тут же горько
пожалел -- майор воззрился на него, как на схваченного с поличным шпиона.
     --  По собственной  инициативе? --  Голос гэбиста был  холоднее  сухого
льда.
     -- Да, -- выдавил Лева и, когда пауза затянулась, добавил: -- Я пытался
расспросить его... ну и слово за слово... половину не понял...
     --  А  что поняли? --  поинтересовался Кобзев.  В  глазах его загорелся
огонек, чем-то напомнивший Леве предупредительные фонари перед котлованом, в
очередной раз неизвестно зачем прокопанным посреди улицы. -- Кто вообще этот
бродяга? Крестьянин? Купец? Священник?
     -- Друид, -- выдавил Лева.
     Против его ожиданий небо не  обрушилось на землю и даже потолок палатки
не  заколебался.  Приоткрыв  один глаз,  Лева увидел, что  майор  неожиданно
терпеливо  ждет продолжения, и понял,  что Кобзев со словом "друид" попросту
незнаком, но демонстрировать невежество не хочет.
     --  Насколько  я понял,  его пригласили...  или  вызвали...  в соседнюю
деревню,  довольно  большую,  --  продолжал  ободренный  внезапным интересом
гэбиста Лева. -- Что-то случилось с полями... и этот парень, кстати, его имя
действительно Тауринкс...
     -- Что значит -- действительно? -- переспросил майор.
     -- Это с  тем же  успехом могло быть  слово "человек" или фразочка типа
"Что вам  надо?", -- разъяснил лингвист. Леву несло. --  Так  вот, Тауринксу
что-то надо сделать -- я было подумал, молитву богам  прочесть, но он упорно
употребляет глагол "делать" --  чтобы урожаи поднялись. Это  он объяснял  на
пальцах и рисунками.
     -- Бродячий агроном? -- скептически усмехнулся майор.
     -- Я тоже усомнился, -- признался Лева. -- Но Тауринкс принадлежит к...
гильдии,  наверное... занимающихся подобными делами. Скот и лесное хозяйство
тоже  в  их  ведении. Поэтому я и  назвал  его  друидом.  Специалисты вообще
объединяются  в гильдии -- он объяснял долго,  но я понял  только, что  есть
гильдии  врачей и  кузнецов,  чем  занимаются  остальные  --  шут  разберет.
Серебряная блямба у него на шее -- это гильдейский знак, кстати.
     -- Специалисты, говорите? -- Кобзев  поглядывал на Леву как-то странно,
будто ждал случая поймать его на ошибке.
     --  Те, кто занимается  "эллите-диети".  "Диети"  --  это "делание" или
"труд",  а что  такое  "эллите", я  так  и не  понял.  По-моему, это...  ну,
умственный труд или работа, требующая образования.
     -- Интеллигенты, значит,  -- резюмировал майор. -- Элитные диетологи. А
кто у них тут еще есть, кроме этой интеллигенции? Крестьяне? Попы?
     -- Крестьяне,  -- согласился  Лева.  -- Еще есть солдаты -- это слово я
быстро  узнал.  --  Он  извиняющимся  жестом  развел  руками.  -- И  есть...
наверное,  "владетели".  Те,  кто  владеет землями  и  командует  солдатами.
Феодалы,  одним словом.  Мы  сейчас на  земле владетеля Бхаалейна. А  насчет
священников... -- Он поморщился. -- Я так и не понял, какая у них религия. И
есть ли вообще. То ли словарного запаса не хватает,  то ли здешние обходятся
без нее.
     -- Средневековье, -- протянул Кобзев. -- А кто над помещиками? Царь?
     --  Этого я  не  понял, -- признался  Лева. -- Вроде  бы кто-то есть...
звучало слово...  -- Он порылся  в  тетради.  -- "Андилайте". Вот. Но  я  не
понял, имя это, титул или место -- ну, как мы говорим "приказ из Москвы".
     -- Что ж, продолжайте, -- задумчиво разрешил майор. -- Выдоите  из него
сколько  сумеете.  Основные  линии  пропаганды мне уже  ясны, но  к  местным
условиям надо приспосабливаться.
     -- П... пропаганды? -- переспросил Лева несчастным голосом.
     -- А вы что думали? -- прищурился гэбист недобро. -- Как, по-вашему, мы
сможем  продемонстрировать местным преимущества социалистического строя?  Да
эти  ваши  помещики  землю  грызть  начнут!  Американцы  им  куда  ближе  --
кого-нибудь  продать,  что-нибудь  купить...  Или  вы,  товарищ  переводчик,
решили, что мы здесь войну  затеяли?  Да каждый наш пчих, там, за  воротами,
отзовется взрывом... хорошо, когда не ядерным. Не-ет, воевать здесь -- сущее
безумие. Нам такую атмосферу создать надо, чтобы  американцы сюда нос сунуть
побоялись. Так  что  идите,  учите  язык. И чтобы в тетрадке  вашей  я нашел
полный список местных властей.
     -- Так точно, товарищ майор, --  уныло ответил Лева и, неуклюже помахав
рукой в районе виска, вышел.
     * * *
     Майор Кобзев буравил спину выходящего переводчика смурным взглядом. Вот
же послал бог эдакое сокровище! Ну и что с того, что этот картавый мальчишка
-- лучший аспирант? Умная голова дураку дана.
     Теперь гэбист  жалел,  что так  разоткровенничался.  Конечно, ничего  и
никому этот Шойфет... вот же фамилия... не расскажет. Просто не сообразит. А
все  же на  душе осадок.  Неряшливо сработано.  Вовсе не  обязательно  знать
всяким  переводчикам,  что за задачи ставит армии вторжения в своей мудрости
могучее Политбюро.
     Хотя майор  и  сам  понимал, что  мелет успокоительную  чушь. Ничего  в
Политбюро  не знают  об  отряде  вторжения.  Подмахнули,  не глядя,  бумаги,
одобрив очередной оборонный  проект с  невыразительным  названием. Кто-то же
распорядился  создать Институт  парапсихических  исследований?!  И ничего --
исследуют.  У  нас  что  прикажут,  то  и  исследуют.  Хоть  гадалок  вместо
баллистических вычислителей посадят, хоть кукурузу  на плеши. Кто мог знать,
что именно эта курица снесет золотое яичко?
     Кобзев знал,  в  каком нелепом и скверном положении  находится на самом
деле.  Провал  операции  стал   бы  катастрофой  для  всего  Союза.  Победа,
достигнутая ценой  конфронтации  с  американцами,  была  бы  едва  ли  лучше
поражения -- из странного сопряженного мира, где  не  работает  радио  и  не
взрываются ядерные бомбы (интересно, с чего научники это взяли -- пробовали,
что ль?),  война запросто могла перекинуться  через  ворота на Землю --  тут
майор не приврал Леве ни капли. Но даже безусловный и  бескровный триумф мог
плохо кончиться для майора Кобзева лично.
     Потому  что  исполняют  приказы -- одни, а отдают их -- другие. И  этим
другим трудно  смириться  с  мыслью о  том,  что  и славу  по справедливости
следовало бы  отдавать... исполняющим. Вокруг проекта  "Шеллак"  и  без того
сплетаются  интриги  в самых  верхах -- станет ли  кто заботиться  о  судьбе
невоспетых героев идеологического фронта?
     Кобзеву  пришла в голову страшная мысль  -- что и  ввод  "ограниченного
контингента"  в  сопредельную  южную  страну  случился  только затем,  чтобы
замаскировать  лихорадочную  переброску элитных  частей  спецназа  в  глухие
белорусские  леса.  Если в движение  приведена эдакая махина -- до одного ли
майора тут?
     "Задвинут,  -- нашептывал  Кобзеву червь сомнения, -- задвинут и медали
не дадут".
     А чтобы не оказаться оттертым  в самый неподходящий момент, действовать
следует очень  осторожно.  И разумно. Копить  информацию... которую добывает
наивный,  но талантливый еврейчик Шойфет. Знать, когда надо позволить другим
сунуть голову в петлю, а когда отпускать удила смерти подобно.
     Пока что  майор  Кобзев знал слишком  мало, чтобы решать  по уму.  Зато
приказ сверху  жег ему  руки. Приказом  предписывалось по возможности скорее
начать   пропаганду  советского  строя   и  образа   жизни   среди  местного
прогрессивного  крестьянства. Того,  что  до  сих пор  группа  вторжения  не
столкнулась   с  каким  бы  то  ни  было  крестьянством,  прогрессивным  или
реакционным, приказ не учитывал.
     Сам  майор  предпочел бы выждать еще  пару недель. Выдоить  пленника до
последней капли, до последнего междометия в словарном запасе... настропалить
еще одного  переводчика,  а то со всякими Шойфетами хлопот...  не  то  чтобы
Кобзев всерьез считал,  будто безответный Лева спит и видит, как бы удрать в
здешний Израиль, но... ненадежный, в общем, товарищ. Мало ли что напереводит
по несознательности.  Но приказ есть приказ. В конце концов, ничего  здешние
отсталые  земледельцы  Красной  Армии  не  сделают... а  своих  надо  загодя
выстроить и отдраить, чтобы не вздумали портить торжественный момент...
     И   майор   Кобзев  глубоко  задумался,  обмысливая   про   себя   меры
перестраховки.  Так   глубоко,  что  звериный  рев,   донесшийся  из  глубин
непролазной чащи, скользнул мимо его сознания.
     * * *
     Всякий раз, заходя в палатку к Тауринксу, Лева  Шойфет испытывал острое
чувство собственной неполноценности.
     Дело было  даже  не  в  том,  что пленный  абориген  выглядел  как  дар
господень  всему  женскому роду. К  собственной, весьма заурядной  внешности
Лева привык и даже испытывал некую извращенную гордость в ее отношении. Но и
проведя в заключении неделю, Тауринкс ухитрялся выглядеть так, словно минуту
назад натянул свой зеленый кафтан. И вот это Леве, способному самый лучший и
новый костюм надеть так, что тот начинал напоминать рванину  с чужого плеча,
было совершенно непонятно и вызывало глубокую зависть.
     -- Добрый день, коун Тауринкс, -- приветствовал Лева аборигена.
     -- Добрый весьма, коун Лейв, -- с улыбкой ответил Тауринкс.
     Сколько мог  судить Лева,  фамилии  здесь не  были  в  ходу. К человеку
обращались по имени, если возникала нужда -- по отчеству, и только владетели
присоединяли к полному имени название поместья.
     -- Как поживаете?
     Вопрос был, конечно, глупый.  Ценного  пленника не выпускали из палатки
даже в уборную, и сам Лева на его месте сбесился бы от скуки.
     --  Отдыхаю,  --  безмятежно  ответил Тауринкс. --  Смотрю,  ваш лагерь
расширяется?
     -- Откуда вы знаете, коун? -- опасливо поинтересовался Лева.
     -- Лес отступает, -- ответил друид. -- Какое тут может быть объяснение?
     Лева  добросовестно   заносил  все   реплики  гостя  в  тетрадь,  чтобы
проанализировать  на досуге.  Но  сейчас  он закрыл  тетрадку  и  отложил  в
сторону. Тауринкс взирал на него с интересом.
     -- Я все  хотел  спросить, --  прошептал Лева сипло,  --  почему вы  не
боитесь?
     -- Чего? -- изумился Тауринкс.
     Или он искренен, или в юные годы играл в самодеятельности, решил Лева.
     -- Ну... -- Лингвист немного  смутился. -- Вас схватили, держат в плену
непонятные люди...
     -- Чего же непонятного в _ши_! -- Тауринкс поднял брови. -- Кроме того,
мне  нет  нужды  бояться.  Только очень  глупый  человек  поднимет  руку  на
_эллисейна_.
     -- Что такое  _ши_? -- спросил Лева.  Рука его против воли потянулась к
тетради.
     --  Так называют  прошедших сквозь стоячие камни,  -- обыденно  пояснил
друид. -- Вообще-то все  мы -- потомки ши, но редко в мир приходят способные
жить в  мире,  поэтому  простой  люд называет этим  словом все  враждебное и
непонятное.
     Лингвист забыл даже записывать. Какой-то бродячий коновал объяснял ему,
ученому,  для чего предназначены  точки перехода! Похоже  было,  что уровень
развития  местных  жителей  кардинально  выше, чем предполагалось.  Но друид
бросил еще одно непонятное слово...
     -- А что значит "эллисейн"?
     -- Это тот, кто способен к _эллите_, -- ответил Тауринкс. -- Как я.
     -- "См. сепулька".
     -- Простите, что?
     --  Нет,  ничего.  --  Лева  вздохнул.  Все  попытки   прояснить  смысл
загадочного "эллите"  тонули в путанице однокоренных слов. Впервые  лингвист
столкнулся с  этим сочетанием звуков неделю назад и с тех пор не продвинулся
в  его  понимании  ни  на  йоту.  Ясно было  одно  --  непокорное  слово  не
индоевропейского происхождения;  скорее оно укладывалось в ряд заимствований
из некоего загадочного языка, соответствий которому лингвист пока не нашел.
     -- Полагаю, -- Тауринкс поглядел на Леву с жалостью, -- это потому, что
у вас, ши, нет своих эллисейнов. Вы не занимаетесь _эллите-диети_.
     -- Да,  но _что  это  такое_?!  -- взвыл лингвист, окончательно позабыв
требование  начальства  не  показывать  собственного  незнания  ни  в  какой
области.
     Тауринкс поглядел на него как-то странно.
     --  Если  бы  вы знали,  вы  бы  поняли,  --  загадочно  ответил  он  и
отвернулся, чтобы понюхать букетик.
     Цветы (полевые, притащенные с Земли, в  поллитровой  банке вместо вазы)
ему  поставили на столик по строгому указанию Кобзева "обходиться как  можно
приветливее". Один раз. Неделю назад. Букет стоял с тех пор, даже не подвяв.
     В голове у Левы закрутились смутные, не оформившиеся еще подозрения. Но
прежде  чем он смог сформулировать  их или вернуться к словечку "ши",  из-за
стен  палатки донесся сокрушающий  рев. Так  мог бы громыхать... ну, скажем,
лев размером с трамвай. Лева прикинул расстояние до леса и поежился.
     -- Кто это ревет? -- спросил он. Лицо Тауринкса отвердело.
     -- Драугбэрас, -- ответил друид.
     Лева  попытался  перевести про себя.  Получалось  что-то вроде "собачий
медведь".  При  слове   "собака"  интеллигентному  лингвисту  представлялась
соседская шавка, помесь болонки с  пекинесом, а  медведей он  видел только в
зоопарке.
     -- Он большой? -- поинтересовался Лева без особенного интереса.
     -- Очень, -- кратко отмолвил Тауринкс. -- Тш!
     Лева дисциплинированно замолк и честно попытался прислушаться.
     Несколько секунд  не  происходило ничего.  А  затем  лагерь  как  будто
взорвался -- гамом, ревом сирен, отдельными заполошными выстрелами.
     --  Что за черт?! -- недоуменно поинтересовался Лева  по-русски,  ни  к
кому не обращаясь.
     Вместо  ответа  Тауринкс  внезапно  и  резко  ударил  его  под  колени.
Опешивший  Лева  покатился  кубарем,  едва  не  вылетев  из  палатки.  Друид
решительным жестом отдернул полог и вышел.
     Если бы у  Левы была хоть секунда подумать, он, несомненно, вспомнил бы
о часовых, не бросился бы догонять пленного и, конечно, ничего бы не увидел.
А так он бросился вслед  за уходящим Тауринксом, выскочил из палатки, больно
оцарапав лоб о брезент... да так и застыл.
     Прямо через  лагерь,  весьма  целеустремленно  и  спокойно,  шествовала
зверюга,  которая, несомненно,  заслуживала наименования "собакомедведя". Во
всяком случае,  человек, в жизни  не видевший гиены,  назвал бы тварь именно
так.
     Ростом  тварь  была со  слона.  Маленького, конечно. Метра эдак  два  с
половиной  в  холке, и клыки у  нее были соответственные -- с Левину  ладонь
длиной. Палаток она не обходила. Поэтому  за ней  стелилась  защитного цвета
ковровая  дорожка. Когтистые  лапы  цеплялись  за  брезент,  тварь  фыркала,
отмахивалась, но не сворачивала.
     "Почему  никто не  стреляет?" -- мелькнуло у  Левы в  голове.  Потом он
сообразил. Привлекать  к себе  внимание  эдакой зверюги не  решался  ни один
часовой.
     Тауринкс   вышел   из-за   соседней  палатки   Двигался   он  не  менее
целеустремленно,  чем  мохнатое  чудовище.   Подойдя  к  собакомедведю,  он,
подпрыгнув, огрел  зверюгу по холке, отчего  тварь громоподобно взревела.  У
Левы заложило уши. Потом монстр развернулся и так же неторопливо двинулся по
собственным следам. Тауринкс шел  впереди него  и чуть сбоку, чтобы время от
времени,  оборачиваясь,  трепать  собакомедведя  по клыкастой  морде.  Зверь
порыкивал, но тащился за друидом как приклеенный.
     Лагерь  взирал на них в потрясенном молчании.  Грохнул одинокий выстрел
-- чудовище припало к земле и  рявкнуло,  -- метнулся между палаток такой же
одинокий матюг и испуганно стих.
     На краю  лагеря, где клонились, точно  с перепою,  вывороченные столбы,
друид оглянулся. Переводчик  мог поклясться, что  Тауринкс смотрит точно  на
него и улыбается. Потом друид одним прыжком взлетел вдруг на спину услужливо
присевшей зверюге, и та валким галопом припустила через контрольную полосу в
чащу. Аллюр у нее был не собачий, а скорее медвежий, на бегу  тварь заносила
лапы вбок, но мчалась тем не менее очень быстро
     Ударила  пулеметная очередь, но  то ли у  стрелка  дрожали  руки, то ли
хранили Тауринкса его неведомые боги -- ни одна пуля не попала в цель. Друид
со своим чудовищным скакуном благополучно скрылся в лесу.
     Лева стоял, оцепенев, не замечая воплей  разоряющегося  Бубенчикова.  В
голове  у  него забрезжила  догадка о  том,  что  может  значить  непокорное
словечко  "эллите"  Но мысль  эта  была  такой страшной и  невероятной,  что
переводчик постарался от нее избавиться.

     Глава 4
     Лес смыкал над дорогой ветки,  и грязь, которая по всему владению Дейга
уже высохла,  чавкала  под  копытами  коней.  Гнедая  кобылка  под  Линданом
поминутно оступалась, угрожая выкинуть наездника из седла. Молодой чародей к
верховой езде не был привычен -- в детстве его бы никто не пустил покататься
на единственном  в  селе старом  мерине,  а в годы ученичества он куда  чаще
передвигался  при  помощи открывателей  ворот,  чем  в  седле, благо гильдия
огневиков  отличалась богатством и могла позволить  себе такую роскошь,  как
переброску  магов-недоучек через  чародейные створы. Кавалькада продвигалась
по лесу  медленно,  но  молодой наймит все равно  удерживался  верхом только
немал