, и драбанты принца Гвиннеда,
скакавшие справа и слева от своего господина, потеряв всякий интерес к
жизни, стали заваливаться набок. Теперь для того, чтобы приблизиться к нам
с сэром Эгведом, валлийцам надо было объехать потерявших управление коней,
стремящихся избавиться от своей безжизненной ноши.
  Удар, наши мечи скрестились, и принц Гвиннед тут же попытался развернуть
коня, чтобы зайти мне во фланг. Еще атака, еще! Противник успевал
подставлять щит под удары, пытаясь контратаковать, но по большей мере
вынужденный защищаться. Сейчас условия поединка были совсем не те, что
пять дней назад, и оставлять противника живым не входило в мои планы.
  Вжик! Еще один телохранитель принца отправился вдогон за первыми двумя.
Остальные спешно перегруппировались, пытаясь укрыться за нашей сражающейся
парочкой и за этим живым щитом добраться до засевшего в лесу лучника. Их
замыслу не суждено было увенчаться успехом: сэр Эгвед, утомленный, должно
быть, моим натиском, отвернул коня, спеша дать себе хоть небольшую
передышку и оставляя противника на попечение оставшихся драбантов. С ними
все было проще. Понимая бессмысленность ближнего боя, те принялись кружить
вокруг меня каруселью, пытаясь атаковать исподтишка сбоку или сзади. Прием
довольно эффективный, но не для этого случая.
  - Ну-ка, Мавр, поработаем! - скомандовал я, горяча благородное животное.
  Широкогрудый красавец скакун диким зверем налетел на своего четвероногого
собрата, валя его наземь и норовя укусить за ухо. Затем, взмыв на дыбы, он
обрушил на поваленного жеребца огромные копыта, в то время как пылающий
голубоватым пламенем Катгабайл опустился на шлем драбанта, рассекая и
металлический колпак, и кольчужный хауберг, и все, что было под ними.
  Собратья поверженного вновь устремились в атаку, пытаясь, должно быть,
воспользоваться секундной паузой. Это был явный просчет. В отличие от сэра
Эгведа их уровень владения оружием не способствовал подобной резвости.
Плечо одного из них немедленно окрасилось кровью, наносник шлема второго
стал напоминать лисовскую переносицу.
  Кто знает, как долго бы продлился этот неравный бой, когда бы пришедший в
себя рыцарь черного сокола не встрепенулся, заметив, что я связан боем с
двумя противниками, и не погнал коня, спеша воспользоваться моим
невыгодным положением. Не тут-то было!
  В тот миг, когда мой клинок завершал свой траурный путь, отделяя голову от
плеч предпоследнего драбанта, Годвин, похоже, начисто забывший о мече,
висевшем у него на поясе, выскочил из леса и помчался наперерез принцу
Гвиннеду. В одной руке юноши была толстая деревянная рогуля - явно первое,
что подвернулось ему под руку, а в другой - пучок бледно-зеленой травы. По
всей видимости, заметив коварную атаку сэра Эгведа, он бросился мне на
помощь. Но видит бог, лучше бы он этого не делал, мне бы, во всяком
случае, было спокойнее.
  - Черт! - прохрипел я, со всего маху нанося удар клинком плашмя между ушей
лошади моего противника. - Я иду, Годвин!
  Со стороны леса вдогон оруженосцу уже мчался Лис с обнаженными мечами.
  - Куда тебя понесло, едрить твою налево!
  Принц Гвиннед поравнялся с юношей, взмахнул мечом и... вылетев из седла,
распластался на земле. Мне тяжело описать, что произошло в этот момент с
конем валлийца. Я только заметил, что бывший овидд сунул в морду животного
свой букет, и скакун, встав на дыбы, изогнулся так, будто внезапно решил
поймать свой собственный хвост.
  Принц, повернувшийся в сторону, противоположную повороту коня, не
удержался в седле, за что непременно был бы наказан штрафными очками на
турнире и приступом необузданной ярости сейчас, на безвестной лесной
поляне. Как говорится, если боги хотят кого-то покарать, они отнимают у
него разум. Эгвед, рыча, вскочил на ноги, взмахнул мечом, горя желанием
снести голову дерзкого юнца, но тот змеей ушел под меч, легким, почти
незаметным движением подсекая неказистым оружием колени рыцаря. Тот вновь
оказался на земле, опять попытался подняться, но деревянная развилка,
ударив в горло принца, вернула его в прежнее положение.
  - Браво, мой мальчик, браво! - Я подъехал к поверженному сэру Эгведу и
насмешливо поприветствовал его высочество. - Поздравляю, милорд, вы
пленены моим оруженосцем Годвином. Лис, забери-ка у благородного сэра
оружие, а то ему опять, не дай бог, придет в голову им размахивать.
Кстати, Годвин, конь, доспехи, оружие - это все твое. Я только тебя прошу,
оставь принцу его гербовую котту. Клянусь честью, твой герб будет куда как
славнее этого. Да, кстати о пленных, - внезапно вспомнил я, оглядываясь, -
там у меня недобитый драбант должен валяться.
  - Ага, валяется! Сейчас! - хмыкнул Лис, стягивая локти пленника за спиной
тугим узлом. - Ты бы видел, как он бежал! Мне показалось, шо ежели б у
него во время погони между ногами лошадь не болталась, мы бы его хрен
догнали.
  - Ладно, - махнул рукой я. - Убежал, так убежал. Самое время пожелать
доброго утра его преосвященству и возвращаться обратно.
  - Это невозможно, милорд, - печально покачал головой Годвин. - Мы не
найдем пути обратно. Мы в Зачарованном лесу.
  Мы с Лисом невольно переглянулись, пытаясь осознать смысл услышанного.
  - Где?
  - В Зачарованном лесу, - печально вздохнув, повторил Годвин, указывая
рукой на то место, где еще совсем недавно бушевала схватка с драбантами
принца Гвиннеда. Никаких тел, всего несколько минут тому назад живописно
разбросанных по поляне, не было и в помине. На их месте, пробиваясь
ветвями сквозь рукава доспехов и утолщаясь на глазах, тянулись древесные
ветви.
  - Дела, - прошептал Лис, заворожено следя за тем, как лопаются кожаные
ремешки, связывающие между собой пластины доспеха, и те звенящим дождем
осыпаются вниз. Шлем со смятым наносником, венчавший еще тонкую вершину
ближайшего дерева, покачнулся то ли от порыва ветра, то ли движимый
неведомой силой, и, сорвавшись под собственной тяжестью, упал на землю.
Звук падения, отчего-то невероятно жалобный, привел меня в чувство.
  - Не стоит здесь задерживаться. Наверняка отсюда должен быть выход.
  - Конечно, - кивнул оруженосец. - Только никто не знает, где он. Как
никому не известно, где в следующий миг будет проходить граница
Зачарованного леса. Разве вы не знаете? - Парнишка недоуменно посмотрел на
Лиса. - Вы же сами рассказывали Кархейну об этом.
  - Да мало ли что я кому рассказывал, - оглядываясь по сторонам,
пробормотал Рейнар. - Значит, с обратной дорогой кранты? Ладно,
поборюкаемся, прости господи. Но шо, Капитан, - он кивнул на архиепископа
Кентерберийского, привязанного к лошади, - будем этого кентавра делить
пополам или так оставим?
  - Конечно, делить! - возмутился я, беря себя в руки.
  - Ну, тогда я пошел отвязывать святого отца. - Мой напарник шагнул вперед
и оглянулся. - Я вот только не знаю, как сообщить его преосвященству, что,
невзирая на его присутствие на этой земле, она таки да, зачарованная. А
впредь, Годвин, предупреждать надо!
  - Я пытался, - сконфузился юноша. - Но вы меня не послушали.
  Сквозь кору ближайшего к нам дерева с немалым трудом пробилось лицо,
имеющее довольно малое сходство с человеческим. Оно состроило глумливую
гримасу, повращало глазами и произнесло заговорщицким тоном:
  - Жареные до желтизны ежи хороши от изжоги. Сообщив эту животрепещущую
новость, лицо как ни в чем не бывало втиснулось назад в ствол. Вернее,
втиснулось наполовину, поскольку заметило пролетающую мимо пчелу. В тот же
миг изо рта говорящего древесного нароста выстрелил длинный зеленоватый
язык и, сбив жужжащее насекомое в воздухе, скрылся за корявыми губами.
  - Мыши мешают - шуршат, шумят, шалуны, - с этими словами лицо спряталось в
древесном стволе окончательно.
  - Господи, что это было?! - возмутился вконец обескураженный Лис. - Почему
оно разговаривает?
  - Не знаю, - покачал головой Годвин. - Может быть, какой-то древесный дух.
Здесь много всякого странного, так что лучше держаться вместе. Тем более
что далеко не все существа в Зачарованном лесу так же миролюбивы, как это.
  Лис вновь вопросительно посмотрел на меня.
  - Так что, может, архиепископа лучше не развязывать? Дернет еще
куда-нибудь со страху.
  - Надеюсь, нет, - покачал головой я. - Не всю же жизнь он был
архиепископом. Наверняка какая-нибудь нянька рассказывала ему в детстве о
полых холмах, зачарованных лесах...
  - Ну, как знаешь. Освобождаю под твою ответственность.
  Лис зашагал к идиллически пасшейся на поляне лошади с преосвященным
Эмериком на спине.
  - Смотрите-смотрите! - Годвин схватил меня за рукав, указывая в сторону
леса. Оттуда, из чащи, недовольно мотая красивой головой с ветвистыми
рогами, к нам брел прекрасный благородный олень. Я готов был залюбоваться
этим грациозным животным, если бы не одна разительная странность: во рту
дикого зверя красовались удила, на спине - попона с черным соколом и седло.
  - Господи! - промолвил я чуть слышно, трогая голову Мавра между ушами. -
Ну надо же!

  * * *

  Зачарованный лес - идеальное место для прогулок. Во-первых, по нему можно
идти бесконечно долго, не ведая куда, собственно говоря, идешь и где в
данный момент находишься. А во-вторых, оглянувшись назад, с удивлением
отмечаешь, что ты никогда не бывал в тех местах, которые только что прошел.
  - Послушай, Капитан, - произнес Лис, подводя к нам коня с освобожденным от
пут, кляпа и повязки на глазах преосвященным Эмериком, - мы же, в
сущности, недалеко заехали. Может, попробуем вернуться?
  И мы попробовали. Я не знаю, как течет время в подобных местах, но шли мы
долго. За это время, пока мы любовались красотами волшебных пейзажей,
можно было пройти миль двадцать пять. Вероятнее всего, мы их и прошли. Но
ни конца Зачарованному лесу, ни того самого поваленного дерева, возле
которого Годвин пытался предостеречь нас, не было и в помине.
  - Вот оно, наказание за грехи наши, - с видом стоического спокойствия на
лице вещал преподобный Эмерик, вновь обретший дар речи. - Сказано в
заповедях: не убий. Но слова Писания - тщета пред волею великих мира сего.
Кровь с мечей и стрел ваших - не есть ли это последняя соломинка,
преломившая спину верблюду?
  Говоря по чести, у меня не было настроения вести философские споры,
однако, услышав о верблюде, я невольно улыбнулся. Вряд ли его
преосвященству когда-нибудь доводилось вживе видеть это диковинное для
здешних широт животное.
  - Вот оно, наказание за грехи гордыни. Ибо даже собственные наши судьбы не
в нашей власти. Как можем мы, прах от праха, вершить судьбы людские, волю
свою выдавая за волю Божью. Молитва! Молитва и покаяние - вот она, защита
истинно верующего! Преклоните колена, простите обиды притеснителям вашим,
как простил их Сын Божий на кресте, на опаленной солнцем Голгофе!
Покайтесь, и вы спасетесь, ибо безмерна милость Господа, и раскаявшийся
грешник ему милее сотни праведников. Ибо истинно рек он: "Уверовавшие в
меня да спасутся".
  Годвин, внимательно слушавший речь его преосвященства, мученически
посмотрел на меня, явно памятуя увещевания по поводу Эмерика и все же с
великим трудом сдерживая себя, чтобы не наговорить святому отцу
богословских дерзостей. Но тут архиепископ остановил коня и возопил на
высокой ноте:
  - Преклоните колена, дети мои! Милость Божья откроет нам путь из этих
чудовищных мест! Словом Его спасемся!
  Вынести подобное было не под силу недавнему овидду.
  - Почтеннейший Эмерик, - стараясь говорить как можно уважительнее,
произнес он. - Поверьте мне, эти места ничуть не более ужасны, чем любой
другой уголок Британии. Я бы даже сказал, что много спокойнее, чем все
прочие ее части. Что же касательно Божьих слов, то, смею вас уверить,
земли Кернунноса внимали словам, обращенным ко многим богам, нимало не
меняясь. И ни слова вашего Бога, ни какие-либо иные не откроют путь из
Зачарованного леса до той поры, пока он сам не решит выпустить нас. Если
желаете, можно остаться здесь. Но двигаться, преклонив колени, абсолютно
бессмысленно.
  - Что?! Да ты!!! - Эмерик начал возмущенно хватать воздух ртом, пытаясь
найти должное клеймо для юного еретика. - Я предам тебя анафеме! Я!.. Я...
  - Погодите-погодите. - Лис вклинился между спорщиками, одаривая обе
стороны самыми обворожительными улыбками из имевшихся у него в запасе. - У
нас, в Трансальпийской Галлии, говорят: заставь дурака богу молиться, он
себе лоб расшибет, а не заставь - расшибет кому-нибудь другому, -
скороговоркой выпалил он, не давая опомниться слушателям. - Это я к тому,
что ежели у нас есть в запасе разные способы выбраться из этой переделки,
то почему бы не попытаться использовать их все. Торвальд, я верно говорю?
  Спорщики насупились и, отвернувшись друг от друга, продолжали путь в
полном молчании, похоже, весьма огорченные тем, что им не дали вцепиться
друг другу в вихры.
  - "Лис", - я вызвал напарника, - "а ты уверен, что твоя трансальпийская
пословица действительно подходит к этому случаю?"
- "Да ну, скажешь! Конечно, больше подходит: шо старе, шо моле - все один
дурень. Так, ляпнул наудачу первое, шо пришло со словами "Бог" и
"молиться". Но, похоже, сработало".
  Дальше мы ехали в молчании, пока солнце не стало клониться к закату, и нам
уже со всей определенностью стало понятно, что продолжать поиски в
сгущающихся сумерках - затея абсолютно бредовая.
  - Костерок надо разложить, - обращаясь то ли ко всем имеющимся слушателям,
то ли непосредственно к лесу, проговорил Рейнар.
  - Надо, - согласился я. - Вот только... ты заметил, сколько мы едем,
вокруг никакого валежника, никаких буреломов. Такое ощущение, что лес
кто-то аккуратно почистил.
  - Как же, - роясь в памяти, ответил Лис. - А та хреновина с загогулиной,
которой Годвин принца глушил, чем тебе не дровеняка?
  Щеки Годвина слегка порозовели, и он невольно оглянулся на своего
пленника, скачущего вслед за нами лицом к хвосту одной из драбантовских
лошадей.
  - Видите ли, энц Рейнар, я тогда подумал, что мне нужна такая палка.
Представил ее и... - юноша замялся, меряя взглядом разобиженного
архиепископа, - она приползла.
  - То есть как - приползла?! - удивился Лис.
  - Сама.
  Объяснение было в высшей мере пространное, но, похоже, добавить к
сказанному Годвин мало что мог. Однако заботы о дровах и ветках для
лежанок это не отменяло ни в коей мере.
  - А, хрен редьки не ширше! - вздохнул Лис, подбрасывая в руке боевой
топор. - Я не друид какой-нибудь, дрова приманивать не умею. Придется
дедовским способом.
  - Вон валежник! Глядите, целая гора! - крикнул Годвин, вытягивая вперед
руку.
  - Однако! - Я удивленно вскинул брови. - Только что ее там не было.
  - Чур меня! Чур! - пробормотал за моей спиной преосвященный Эмерик. -
Бесовское наваждение!
  - Не беспокойтесь, святой отец, - гордо заверил его мой напарник. -
Бесовскому наваждению не жить! Мы его сожжем.

  Здесь лапы у елей дрожат на ветру,
Здесь птицы щебечут тревожно.
  Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно!

  * * *

  Перебор струн тревожил душу, заставляя стар и млад сопереживать герою
баллады.
  Тонкий месяц наклонился над нашим костром, точно вслушиваясь, и, похоже,
даже преподобный Эмерик, подкрепивший силы остатками наших припасов,
благосклонно внимал раздававшейся в ночной тиши песне. Наш ужин был далек
от изысканности, да и вообще от понимания ужина в привычном смысле слова.
Остатки лепешек, захваченных нами в Кэрфортине, несколько тонко нарезанных
полосок мяса, просаливавшихся под седлами на лошадиной спине, да найденные
Годвином съедобные коренья, вот все, что составляло нехитрое меню.
  Святой отец вначале с нескрываемым подозрением смотрел на принесенные
оруженосцем деликатесы, подозревая в них, очевидно, нечто сродное
демоническим зельям, однако вид честных христиан, уплетающих трюфели за
обе щеки, убедил пастыря в съедобности поданного блюда.
  Больше всего меня сейчас огорчали две вещи: теряемое час от часу все
больше время и, увы, необходимость делить и без того скудную трапезу с
привязанным к дереву принцем Гвинне-дом. Сэр Эгвед был молчалив, лишь
сычом зыркал на подходивших к нему Лиса и Годвина, скупо благодаря их за
пищу и воду. Когда окончательно стемнело и мы улеглись спать, валлиец,
по-прежнему пребывавший на положении пленника, дурным голосом заорал
какую-то дикую песнь, явно намереваясь лишить нас сна.
  - Шо делает, сволочь! - пробормотал Лис, ворочаясь с бока на бок. - Как
можно так фальшивить? Ото у мого батька так коза орала, когда ее волки
драли. Годвин, прикажи своему пленнику заткнуться!
  - Пусть поет, - покачал головой юноша. - Там сейчас его телохранитель, тот
самый, что сбежал от вас, сэр Торвальд, ему веревки развязывает.
  - Да? - удивился я. - И ты молчишь?
  - А что говорить? - пожал плечами мой оруженосец. - Драбант выполняет свой
долг - это правильно, так и должно быть. Я думаю, не стоит карать его за
верность. Он целый день шел за нами следом, надеясь спасти своего
господина. Пусть спасает. К чему нам лишний рот?
  - Лишний рот для нас веревка! Умный мальчик, далеко пойдет! - восхитился
Лис.
  - Лишь бы Гвиннед не решил посчитаться с нами за свой позор, - с сомнением
пробормотал я, не открывая глаз.
  - Вряд ли у него что-нибудь из этого выйдет, - ничтоже сумняшеся ответил
Годвин. - Сэр Эгвед слышит, что мы не спим. Да и тяжело заснуть под такое
чудовищное пение. Стало быть, когда драбант распутает узлы, они со всех
ног бросятся в лесную чащу. А по этому лесу годами можно ходить не
встречаясь. Можно ходить и никогда не выйти. - Он печально вздохнул. - А
можно выйти не тем, кем вошел.


                                  Глава 24


  Жениться надо всегда так же, как мы умираем.
  То есть только тогда, когда невозможно иначе.
  Лев Толстой

  Пение баллады продолжалось минут десять. Клиента Лис упаковал весьма
качественно, и потому развязывать в потемках тугие узлы, да еще действуя
скрытно, было занятием весьма непростым.
  - О господи, когда же он угомонится? - недовольно пробурчал Лис, закрывая
уши руками. - Нож ему, что ли, кинуть? Так ведь ценную веревочку испортит.
  Наконец немилосердные путы, державшие принца Гвиннеда, ослабли, он
рванулся изо всех своих немалых сил и, словно повинуясь предписанию
пленившего его Годвина, бросился в лес, не разбирая дороги.
  - Да блюдут они честно слово и обещание, данное победителю! - прокричал я,
приподнимаясь на локте. - Взятые в плен в честном бою, да выплачивают они
верно условленный выкуп. Или да возвращаются они по обещанию в означенный
день и час в темницу; в противном случае они будут объявлены бесчестными и
вероломными.
  Ловить удирающего сэра Эгведа, говоря по правде, у нас не было ни желания,
ни сил. Однако напомнить опоясанному собрату статью "Преславного устава
честного рыцарства" я считал своей прямой обязанностью. Быть может, до
Уэльса дошел неполный его вариант.
  - Ходко поскакал, - зевая, заметил Рейнар.
  - Точно тот заяц, - усмехнулся Годвин. - Вряд ли он слышал ваши слова, сэр.
  - Ладно. - Я встал, поправляя меч. - Спите. Я покараулю. Утро началось с
молитвы преосвященного Эмерика. Надо сказать, это было больше, чем
пасторальное зрелище, способное заставить всерьез задуматься прелатов
римской курии, отвечающих за канонизацию новых святых. Вокруг примаса
Британии кружило множество неведомых мне ярко окрашенных пичуг, звонко
вторивших словам молитвы. Те же птички сидели на плечах и молитвенно
сложенных руках архиепископа и, похоже, собирались строить гнездо на его
тонзуре.
  Собственно говоря, их-то пение и вывело меня из сонного оцепенения.
Заливистый хор чащобных шансонеток, очевидно, привлеченных новыми для них
звуками, вторил медно-звучной латыни с таким неподдельным энтузиазмом, что
закрадывалось невольное предположение: уж не начнет ли преподобный Эмерик
проповедовать слово Божье пернатому племени, не найдя здесь себе более
подходящей аудитории. Волшебный лес - волшебным лесом, друиды - друидами,
но устои церкви надо было срочно спасать.
  Я поднялся на ноги,