ие. Правда, крест почему-то был кельтский, что придавало
эмблеме весьма двусмысленное звучание.
  - Ой! - негромко произнес он, увидев меня.
  - Ну и что все это значит? - Я сурово нахмурился. Понятное дело, учить
оруженосца уму-разуму имеет право только его собственный рыцарь. Обучение
же чужого армигера считалось недопустимой бестактностью в рыцарском
сословии. Впрочем, доблестный сэр Кархейн, едва-едва лишь прошедший
формальный обряд посвящения в рыцари, вряд ли уже полностью ассоциировал
себя с этим гордым званием и потому при первом же случае охотно принимал
участие в воинских забавах своих прежних собратьев.
  - Простите меня, сэр Торвальд, я... не хотел вас обидеть. Я прослышал, что
вы в замке, и поспешил приветствовать вас, - грустно вздохнул Кархейн. -
Ну и вот...
  Я невольно усмехнулся, увидев сокрушенное смущение молодого рыцаря.
Конечно, подобный проступок вполне мог быть причиной вызова на поединок,
поскольку фактически ставил под сомнение искусство рыцаря - наставника
оруженосца. Но видит бог, в действиях Кархейна не было злого умысла, одно
лишь шалопайство.
  - Ладно, - произнес я, смягчаясь, - так и быть, прощаю. Годвин, -
прикрикнул я на парнишку, по-прежнему понуро стоящего в стороне и
вычерчивающего палкой какие-то знаки на полу, - ступай, вычисти кольчугу.
Да смотри, увижу хоть одно ржавое пятнышко, прибью!
  Это была пустая угроза. Сплав, из которого было изготовлено мое защитное
снаряжение, не ржавел ни в пресной, ни в соленой воде, не поддавался
износу, да и вообще доспех представлял собой конструкцию куда более
хитрую, чем это казалось на первый взгляд. Вздохнув, Годвин отправился
выполнять приказ, я же, оставшись наедине с боевым товарищем, подошел и
обнял его за плечи.
  - Рад тебя видеть! Какими судьбами ты в Кэрфортине?
  - Герцог был настолько добр, что призвал меня к себе, отправив в бастиду
некоего пожилого рыцаря-нортанумбрийца. Я теперь командую отрядом
валлийских лучников. - Кархейн гордо расправил плечи, явно довольный новым
назначением.
  - Ну да, - кивнул я, думая о своем, - ты же у нас тоже валлиец. Кстати, -
я указал на виверну, - святой Каранток больше не появлялся?
  - Нет, - покачал головой молодой рыцарь. - Мне о нем ничего не ведомо.
  - Недавно его видели в Эбораке, - кинул я. - Да, вот еще хочу у тебя
спросить, - я замолчал, обдумывая слова, - только пусть это останется
между нами.
  - Да, конечно, - быстро согласился Кархейн, надеясь, быть может, этим
загладить свою недавнюю бестактность.
  - Там в Эбораке у меня вышел один неприятный случай. Некий Эгвед, принц
Гвиннед, осмелился назвать герцога Ллевелина отродьем никсов. Понятное
дело, я не мог стерпеть такого оскорбления и вызвал невежду на бой. После
победы я потребовал не поднимать более оружие ни против Стража Севера, ни
против его союзников. Однако этот негодяй продолжает настаивать, что
герцог если уж не отродье никсов, то, во всяком случае, прижит от
какого-то серва. И он, и его мать с проклятием изгнаны из отчего дома. Я
не поверил ни одному слову нечестивца и дал себе клятву достойно
посчитаться с ним при встрече, ежели окажется, что он пытается очернить
имя Ллевелина низкой клеветой. Но, сам понимаешь, не могу же я спрашивать
о таких-то вещах у первого встречного валлийца! Быть может, ты слышал
что-нибудь?
  Сэр Кархейн оглянулся, словно выискивая, не притаился ли кто под скамьями,
стоящими по периметру у стен зала.
  - Сэр Торвальд, - понизив голос, промолвил он, лишний раз убедившись, что
мы одни, - это большая тайна. Сэр Багер поведал мне о ней. Когда он еще
сам был оруженосцем у некоего знатного валлийского рыцаря, тот, в свою
очередь, рассказывал ему, что бедная принцесса Эреника действительно
родила нашего славного герцога, не имея мужа. Но незадолго перед тем в
замке короля Тария гостил Утер Пендрагон со своими рыцарями. Вероятно,
кто-то из них и вкусил любви юной девы. Наверняка об этом никто ничего не
знает. Известно лишь, что когда
Ллевелин прибыл ко двору короля Утера и тот взял его пажом, он объявил во
всеуслышание, что законным отцом сироты является знатный рыцарь сэр Мадуар
Закатный, незадолго до того сложивший голову в бою с саксами. Может быть,
конечно, это и так, однако, - Кархэйн заговорил еще тише, - сэр Багер
утверждал, что сэра Мадуара не было среди рыцарей короля Утера, когда тот
гостил в замке Тария.
  Я хотел было подробнее расспросить молодого рыцаря об интригующих
воспоминаниях сэра Багера Разумного, но тут в залу вбежал один из
оруженосцев с золотым драконом Ллевелина на плече.
  - Сэр Торвальд, - мальчишка поклонился, демонстрируя почтительность,
подобающую при встрече с рыцарями Круглого Стола, - милорд герцог просил
вас пожаловать к нему без промедления.
  - Хорошо, иду. - Я сделал знак оруженосцу удалиться и, поблагодарив
Кархейна, отправился в покои, где ждал момента драгоценный подарок его
светлости - роскошный дубликатор, заряженный под завязку и полностью
подготовленный к проведению разработанной операции.
  - "Лис", - вызвал я напарника, - "ты все слышал?"
- "А как же!" - заверил Рейнар. - "Особенно мне понравилась хохма про
Мойдодыра Заветного. И ты знаешь, шо мне сдается?"
- "Думаю, да. Поневоле закрадывается вопрос: а не является ли отцом нашего
славного Ллевелина сам Утер?"
- "Ты, ба! Буквально зришь в корень! Хотя, между нами, на старика Утера
Ллевелин мало похож".
  - "Это верно". - Я задумался, пытаясь вспомнить, кого же напоминает мне
лицо Стража Севера. Вроде бы никого конкретно, но... Высокий лоб, прямой
уверенный взгляд, ровный, тонко очерченный нос, такие лица сотнями глядели
с римских статуй полководцев и императоров. - "На Утера он не похож. Но
если мы не ошибаемся, то, вероятнее всего, портретное сходство есть".
  - "И с кем, если не секрет?"
- "С первым императором Британии Аврелием Амброзием".
  - "То-то я смотрю, морда патрицианская! Слушай, Капитан, но если он тоже
Пендрагонус, тогда выходит, что формально прав на британский престол у
незаконного сына Утера ничуть не меньше, чем у столь же незаконного сына
Артура. Тогда становится понятна вся эта суета с фальшаком".
  - "Если только, конечно, он действительно сын Утера. Потому как римские
черты лица здесь можно получить по наследству с легкостью необычайной. Не
забывай, к моменту рождения Ллевелина и ста лет не прошло, как легионы
покинули Британию. А гены, сам знаешь, до седьмого колена могут сказаться.
Так что Пендрагон он или нет, это еще бабушка надвое сказала. Но, во
всяком случае, мы знаем, что именно нам следует искать. Ладно, - я
подхватил заветный ларец, - не будем заставлять потомка цезарей ждать".
  "Потомок цезарей" не особо страдал, терзаясь минутами разлуки. Когда я
вошел в его апартаменты, Ллевелин весьма энергично раздавал указания
военачальникам, спешащим подтвердить услышанные распоряжения и немедля
бежать выполнять их.
  Увидев меня, он кивнул, давая понять, что я замечен, но даже и не подумал
хоть на миг прервать свое занятие. Ждать пришлось довольно долго.
Командиры рыцарских отрядов, капитаны лучников, ветераны, помнившие еще
вероятного папашу Стража Севера, ныне отвечавшие за обоз, герольды в
разноцветных табардах появлялись, уходили, возвращаясь вновь, ожидая новых
распоряжений. Каждому из них без промедления ставилась четкая и ясная
задача, направленная к единой, видимой лишь взору Ллевелина, цели. Как
некий кукловод, держал он крепкой рукой нити управления армией, да и
отнюдь не только ею. Я готов был поклясться, что процесс управления
доставляет герцогу бездну удовольствия.
  - Подойди поближе, Торвальд, - позвал он в ту краткую паузу, когда одни
подчиненные его светлости были приставлены к делу, а иные еще не пришли. -
Еще раз прости за вчерашнюю вспышку. Мне тут доложили, будто ты сражался
на судебном поединке в лагере Ланселота? - Он пытливо поглядел на меня,
очевидно ожидая, что я не замедлю огласить причину боя.
  - Верно, милорд, - склонил голову я. - И победа осталась за мной.
  В зале воцарилась тишина. Мы оба держали паузу. Но правота хода была на
моей стороне. Я ответил на вопрос герцога и смиренно ждал следующего.
  - И что же послужило причиной боя?
  - Оскорбление, нанесенное в присутствии многих свидетелей. Оскорбление, с
которым я не мог, да и не имел права мириться.
  - Вот как, - улыбнулся Ллевелин, по достоинству оценивая мою "скромность".
  - А мне рассказали, ты дрался из-за меня.
  - "О-о-о!" - взвыл на канале связи Лис. - "О, эти черные глаза меня
пленили, седые пряди не дают уснуть! Я бился из-за тебя, ибо сердце мое
клокочет, как чайник, забытый на плите нерадивой хозяйкой. И если пар
сейчас пойдет из моего носика, то лишь затем, чтобы моя великая любовь не
снесла крышку у черепной коробки".
  - "Лис, ты бы это все лучше рассказал сэру Томасу Мэлори. А я уж
как-нибудь сам справлюсь".
  - "Ну, как знаешь, как знаешь! Но вот не хватает в твоей речи образного
пафоса. Тебя спрашивают, сколько будет дважды два, ты брякаешь в ответ -
че-е-тыре! Или: благодаря вашим стараниям четыре, с этого дня. Или..."
- "Сережа, ты можешь помолчать?" - взмолился я.
  - "Только для тебя, о повелитель! Но очень недолго".
  - Я сражался с сэром Эгведом, принцем Гвиннеда, поскольку тот имел низость
усомниться в знатности вашего происхождения, - прямо глядя в глаза
Ллевелину, отрапортовал я. - Любой иной честный рыцарь на моем месте
поступил бы так же.
  - "Гмх!" - Лис, очевидно, принужденный моей просьбой к молчанию,
мученически застонал, чтобы не отпустить очередную колкость.
  - Так, еще один мой чертов родственник, - нахмурился герцог. - Что же он
рассказал тебе?
  - Прошу прощения, милорд, я был бы благодарен вам за милость не повторять
гнусные слова пустоголового гордеца.
  - Ерунда! - отрезал герцог. - Я и сам могу повторить его слова! Кто я на
этот раз - сын свинопаса, или они придумали что-нибудь похлеще? - Лицо его
вновь обрело ту яростную жесткость, которую я наблюдал вчера вечером. -
Завистливые свиньи, подрывающие корни дуба, от которого кормятся испокон
веку! Будь я сыном свинопаса, я бы уже давно был их королем! Однако мой
род знатнее и славнее всего того, что они могут себе представить! Но я
благодарен тебе за то, что ты преподнес им урок, может быть, это отучит их
сквернословить за моей спиной. Да бог с ними, - он хлопнул ладонью по
подлокотнику, - я не для того тебя звал. Помнится, ты говорил, что знаешь,
где ныне обитает преосвященный Эмерик, архиепископ Кентерберийский?
  - Верно, - подтвердил я. - Там ныне живет и сэр Бэдивер Бесстрашный, мой
двоюродный брат. Он собирается принять сан...
  - Вот и отлично, - кивнул Ллевелин, немало не интересуясь судьбой моих
родственников. - У меня к тебе есть просьба, и, поверь, это действительно
просьба, а не повеление.
  Скоро армия выступает к Камелоту. Как ты знаешь, там будет избран новый
верховный король. Однако коронация не может состояться без примаса
Британии. Поэтому я прошу: завтра, чуть свет, отправляйся в лесную обитель
и постарайся убедить Эмерика присоединиться к истинным защитникам дела
Артура. Можешь обещать ему полную безопасность и всемерную поддержку с
моей стороны. Впрочем, я сам ему об этом напишу. Только постарайся быстрее
вернуться.
  - Армия выступает к Кориниуму? - поспешил спросить я, прикидывая, что
дорога в Камелот идет именно через этот город.
  - Выступает, - подтвердил Страж Севера. - Однако сначала я дождусь, когда
вернется гарнизон из Вероконии...
  - Но ведь тогда Мордред дойдет до Кориниума раньше нас.
  - Или дойдет, или нет. Во всяком случае, я не намерен терять людей из-за
того, что сэру Ланселоту вздумалось вести войну на свой лад. Пустое,
оставим это. Конечно же, я постараюсь не допустить, чтобы Ланселот погиб у
Кориниума, не дождавшись подмоги. Пусть тебя это не тревожит, Торвальд, -
махнул рукой Ллевелин. - Расскажи мне лучше о другом. Ты был при последних
минутах сэра Аграмара?
  Странный вопрос. Вне всякого сомнения, поручив сэру Аг-рамару раздобыть
заветные пергамента, хранившиеся у Борса, и не увидев среди вернувшихся
доверенного человека, Ллевелин немедленно призвал к себе его оруженосца. А
тот уж во всех подробностях поведал ему о схватке на лесной поляне и ее
последствиях.
  - Я с этим шел к вам, милорд, - дубликатор перекочевал из-под моего плаща
в руки герцога. - Умирая, сэр Аграмар велел передать вам три части
предсказания Мерлина. Они здесь, в этом ларце.
  Страж Севера внимательно осмотрел доставшееся ему сокровище и попробовал
поднять крышку. Стоит ли говорить, что это была пустая затея.
  - Не трудитесь, милорд, - улыбнулся я. - Пока эта шкатулка принадлежит
мне, у вас ничего не выйдет. Уверяют, что она волшебная и раньше
принадлежала королю эльфов Оберону. Никто, кроме хозяина, не сможет
открыть ее, как и ничто не может ей повредить. Я привез вам ее в дар, но
вам придется заплатить мне золотую монету, чтобы стать полновластным
хозяином ларца.
  - "Молодец, Капитан! Чувствуются мои уроки. С паршивой овцы хоть волки
сыты. Но за дубликатор-то можно было бы слупить и побольше. Учить тебя
еще, да учить!" - прервал обет молчания Лис.
  Золотая монета легла мне на ладонь, и до крайности заинтересованный герцог
попробовал вновь открыть сокровищницу.
  - "Пусть положит пальцы на крышку, там, где обычно ставят кольцо".
  Я тут же транслировал распоряжение, переданное мне коллегами через Лиса.
  - "О! То, шо доктор прописал. Сабрейн, включай считывание".
  - И долго так держать? - поинтересовался герцог.
  - "Готово! Все, можешь сказать ему, чтоб радовался".
  - Попытайтесь еще раз, - предложил я. Крышка открылась без малейшего
сопротивления.
  - Да, это они! - пробормотал Ллевелин, разглядывая дубликаты пергаментов
сэра Борса.
  - А это, - я протянул ему четвертый дубликат, - было в руке у сэра
Лионеля, убитого людьми феи Морганы. Полагаю, вы лучше меня знаете, как им
распорядиться.


                                  Глава 21


  Лучше делать и раскаиваться, чем не делать и все равно раскаиваться.
  Джованни Бокаччо

  Я поклонился и вышел, оставив герцога вволю любоваться новой игрушкой.
Конечно, Ллевелин был незаурядным полководцем и одним из виднейших
государственных деятелей своего времени, но я был готов держать пари, что
сейчас в нем проснулся обыкновенный мальчишка. И, забыв о Мордреде,
Ланселоте, короне Британии и обороне Адрианова вала, он терзает своих
приближенных предложением открыть подаренную шкатулку или же расколоть ее
ударом боевого топора. Пожалуй, будь на его месте Лис, тот бы непременно
превратил это занятие в аттракцион и нажил бы на желающих испытать свою
силу немалое состояние. Но герцога подобные вопросы не занимали, и он
просто по-детски радовался диковинному подарку.
  Несомненно, у коллег был резон предполагать, что, обретя такую
замечательную вещь, Ллевелин не преминет воспользоваться ею по прямому
назначению, вложив волшебные пергамента Мерлина в "волшебную шкатулку
Оберона". Верны ли наши расчеты или нет, предстояло выяснить ночью. Пока
же солнце еще не достигло зенита, и впереди был долгий августовский день.
  Я возвращался в апартаменты, где ожидали меня соратники по тайной войне.
Шел, обдумывая услышанное сегодня и вспоминая вечерний прием. Все, о чем
мы беседовали, пожалуй, не выбивалось из общего ряда политических интриг и
военных предуготовлений. Наверное, кроме одного. Кроме той реакции,
которую вызвало у герцога сообщение о спасении молодой королевы Гвиневеры
и о ее желании уйти в монастырь.
  Вряд ли юная красавица с мягкой, чуть застенчивой улыбкой и
удивленно-задумчивыми голубыми глазами интересовала Стража Севера сама по
себе. Насколько я мог видеть, герцог не питал особой любви к прекрасному
полу, рассматривая очаровательниц, воспетых галантными трубадурами, лишь с
точки зрения их политического веса. С этой точки зрения Гвиневера была
фигурой сыгранной.
  Утратив благосклонность короля еще при жизни Артура, открыто признав связь
с Ланселотом и теперь не пожелав воспользоваться ее плодами, - в глазах
Ллевелина она должна была бы утратить всякую привлекательность. Однако не
утрачивала. Вопрос "почему" оставался открытым. Возможно, конечно, он
надеялся использовать живую супругу короля Британии как дополнительный
козырь в игре против Мордреда. Архиепископ Эмерик, сто восьмым псалмом
Давида изгнавший из богобоязненной паствы паршивую овцу Мордреда; сам
Ллевелин, возможно, являвшийся вполне натуральным Пендрагоном; леди
Гвиневера, способная обвинить Мордреда в преступном посягательстве на
святость брачных уз; я, "джокер", могущий подтвердить под присягой
камланнскую подмену; и конечно же десятки лендлордов, готовых военной
силой поддержать притязания на престол Стража Севера - против такого
покера трудно было что-то противопоставить.
  Так что даже если, паче чаяния, пророчество и будет собрано, даже если в
результате его прочтения Мордред, а наверняка именно его Ллевелин видел
основным своим соперником, претендовал на королевский трон, вряд ли он
занимал бы его дольше, чем пал последний из его защитников. Когда бы
таковые оказались.
  Если мои предположения действительно были верны, значит, можно было не
сомневаться, что очередным ходом престолоблюстителя Камбрии и Нортанумбрии
должно было быть изъятие несчастной королевы из монастырской тиши и
препровождение ее поближе к Камелоту. Наверняка мнение Гвиневеры на этот
счет ни в малейшей степени во внимание не принималось. А зная повадки
рыцаря золотого дракона, вполне можно было предполагать, что придуманная
им для этого случая каверза наверняка угрожала если не ей - красавица
нужна была Ллевелину живой, - то уж, во всяком случае, обители кающихся
грешниц.
  Я спешил поделиться своими предположениями с Магэраном и Сабрейном, тем
самым оставив верным друзьям королевы и впредь заботиться о ее
благополучии.
  - Господи, - выслушав меня, печально проговорил сэр Магэран, - что,
опять?! В конце концов подкладывание соломки в местах ее падения не входит
в наши прямые обязанности. - Он посмотрел на Сабрейна, ища поддержки.
  Похоже, его напарник тоже не был в восторге от перспективы вновь спасать
вдову Артура. Впрочем, вдову ли? Как ни крути, Артур числился без вести
пропавшим, а стало быть, формально Гвиневера продолжала оставаться
супругой при живом короле.
  - Послушай, - со вздохом начал Сабрейн, обращаясь не то ко мне, не то к
высшим силам, - через считанные дни мы должны быть в Камелоте. А эта
красавица, то есть я, конечно, ничего не хочу сказать, она и впрямь
пленительно хороша, но у нее же семь пятниц на неделе! И все почему-то в
понедельник.
  - Который, как известно, начинается в субботу, - вставил молчавший до того
Лис.
  - Верно, - не задумываясь, кивнул Сабрейн. - То есть жизни она не знает
напрочь, и каждый раз, столкнувшись с ней лицом к лицу, удивляется
непередаваемо. По-моему, она до сих пор считает, что отсутствие перин в
лесной чащобе это все наши коварные происки. Дурной звезды дитя! А одна
история с яблоком чего стоит?
  - Какая такая история? - переполошился Лис, чувствуя, что пропустил нечто
важное. - Она откусила яблоко и заснула? А потом пришел Артурыч и ка-ак
лобзанет ее с размаху! Она глазками блым, а над нею морда ред, а в душе
полный блу. Ну, она похлопала-похлопала очами и решила податься в
монастырь. - Лис, довольный своей историей, оглядел собравшихся. Все
недоуменно молчали. - А... ну... Это было в другой раз. А может, даже и не
с ней, - поспешил откреститься от своих слов мой друг. - Так что там за
плодово-ягодная история?
  - Да история-то известная, - поморщился сэр Магэран. - Когда Мордред
запустил слух, что у Ланселота с Гвиневерой большая любовь, та не нашла
ничего лучшего, чем собрать всех, имевшихся в Камелоте рыцарей Круглого
Стола, устроить им небольшой банкет и объявить, что она верна его
величеству буквально до гробовой доски. Тут-то Мордред в вазу с фруктами
отравленное яблоко и подложил. Потом поговаривали, что он Гавейна хотел
отравить.