рефлекс  для  Экумена  -
подозревать дочь, как только досадные внутренние интриги начинали угрожать
согласию, если не безопасности, в его доме. И то  выражение,  которое  она
придала своему  лицу  в  данную  минуту,  вид  этакого  аристократического
раздражения из-за переполоха, было слишком нарочитым, чтобы он хотя бы  на
мгновение ему поверил.
     Так.
     Сатрапа, конечно, не волновала утрата, понесенная рабыней гарема. Так
же,  как  и  исход  гладиаторской  схватки,  хотя  и  досадный.  Что   его
действительно уязвило - так это  только  что  сделанное  открытие:  в  его
собственном Замке, без его  участия  и  ведома,  кем-то  посторонним,  кто
завтра вообще, скорее всего, не будет иметь  здесь  никакого  веса,  могла
быть завязана интрига. Это означало, что в его окружении есть  влиятельные
люди, преданные, прежде всего, его дочери - и сегодня, и завтра, когда она
станет госпожой в соперничающем доме и ставки будут куда выше.
     Он должен был произвести впечатление на своих гостей. Он  должен  был
сегодня же узнать, кто эти шутники, и сегодня же расквитаться с ними.
     И вот он уже наклонился вперед, жестом останавливая  охранников,  уже
готовых прикончить  лежащего  человека,  -  раненый  мог  пригодиться  для
допроса. Гэрл, командующий воинами, поняв по лицу  своего  господина,  что
что-то не так, был  уже  рядом.  Экумен  быстро  отдал  приказ  немедленно
доставить к нему обоих гладиаторов и тех, кто готовил их к схватке.
     - В мой Зал Приемов.
     Повернув голову, Экумен бросил Распорядителю Игр:
     - Позаботься,  чтобы  моим  гостям  было  предоставлено  какое-нибудь
другое развлечение, а затем тоже явишься ко мне. - Он пристально  взглянул
через арену и повысил голос: - Моя дорогая  дочь  и  мой  сын,  прошу  вас
следовать за мной.
     Но, вставая, Экумен вынужден был замешкаться:  по  проходу  у  самого
нижнего ряда мест, вызывая  волнение  и  пересуды  среди  гостей,  к  нему
проталкивался командующий рептилиями. На лице командующего рептилиями было
написано, что он считает свое дело не терпящим отлагательства. В  руке  он
держал сумку рептилии-гонца с каким-то объемистым грузом.
     - Пойдем  со  мной,  -  сказал  ему  Экумен  и  зашагал  по  проходу,
образованному  расступившимися  придворными,  направляясь  в  здание.   Он
заметил облака, которые, набежав с поразительной  внезапностью,  закрывали
закатное солнце, и услышал, как Распорядитель Игр призывал:
     - Дамы и господа,  прошу  внутрь!  Погода,  похоже,  восстала  против
нашего праздника. Мой господин призывает вас чувствовать себя  свободно  в
его зале, где он присоединится к вам, как только сможет!
     Оказавшись  внутри  здания,  Экумен  сразу   отстранил   командующего
рептилиями.
     Командующий рептилиями прошептал:
     - Мой господин, эта сумка, скорее всего, была послана нам из  Оазиса,
так как ее нашли в пустыне. Ее послали несколько дней назад, так как  труп
гонца успел разложиться. Один из моих разведчиков  нашел  его  час  назад.
Гонец,  вероятно,  погиб  во  время  одной  из  тех  странных  гроз,   что
свирепствовали над пещерой в течение нескольких последних дней.
     - Что в ней?
     - Там, должно быть, было сообщение, мой  господин,  но  -  видите?  -
замок сумки сломан, из-за грозы или при падении, и ветер  пустыни  не  дал
сохраниться никакой бумаге. Только это. - Командующий рептилиями  отбросил
потрепанную сумку; в его  руках  остался  увесистый  металлический  ящичек
величиной в два сложенных кулака. Он выглядел  так,  словно  побывал  и  в
огне, и в битве.
     Экумен взял вещицу. Выгравированные значки пронзили  его  ощупывающие
пальцы ощущением силы; он всегда узнавал сильные чары, когда держал  их  в
руках.
     - Ты хорошо сделал, что принес это прямо ко мне.
     Проблемы разом навалились на него, словно  орда  вооруженных  врагов.
Ему оставалось только вступить в бой со всеми и наносить удары то  одному,
то другому,  пока  ему  не  удастся  покончить  с  одним  и  приняться  за
остальных; это было обычное бремя правителя.
     - Позови в Зал Приемов Элслуда, - приказал Экумен солдату,  стоявшему
рядом. Тот отдал честь и бегом бросился выполнять приказ. Экумен пропустил
двоих солдат, которые несли на носилках сраженного гладиатора. Затем и сам
направился в ту же сторону. Проходя мимо  узкого  окна,  он  отметил,  как
внезапно потемнело снаружи. Распорядитель Игр был прав,  позвав  гостей  в
зал.


     Рольф не сопротивлялся, когда  его  разоружили;  в  этот  момент  ему
хотелось никогда больше не прикасаться к мечу. Он стоял на арене, не зная,
чего хочет: жить или умереть. Только один раз с того  момента,  как  Нильс
упал, посмотрела Сара в сторону Рольфа, и этот взгляд пронзил его,  словно
клинок.
     По крайней мере, Нильс остался жив - его жизнь чего-то  стоила.  Двое
мужчин в накидках подошли, чтобы осмотреть Нильса и  присмотреть  за  тем,
как его уносят. Вскоре Рольфа повели следом. Под внезапно ставшим  грозным
небом радостно настроенные зрители тоже потянулись в здание.
     Рольф зашел внутрь и стал  подниматься  по  лестнице.  Постепенно  он
начинал понимать: что-то, связанное с его схваткой с Нильсом,  обеспокоило
власть имущих Замка; на лицах охранников  было  написано  беспокойство  по
поводу значительно более важному, чем желание укрыться от грозы.
     Пришел офицер, чтобы обыскать Рольфа; затем его под охраной провели в
огромный, пышно украшенный зал, заполняющийся теперь  зрителями  с  арены.
Они  разглядывали  Рольфа,   когда   он   проходил   мимо,   и   удивленно
перешептывались, в то время как Распорядитель Игр взывал  к  ним,  пытаясь
заинтересовать своих подопечных. Слуги зажигали факелы в нишах стен, чтобы
разогнать внезапно сгустившийся ночной мрак.
     Они поднялись еще на один лестничный  пролет,  затем  стали  ждать  в
роскошной передней. Затем  Рольфа  ввели  в  огромное  круглое  помещение,
расположенное в нижнем этаже квадратной башни, которая венчала  здание.  У
одной из стен в огромном кресле восседал Экумен. В креслах по обе  стороны
от него сидели Чап и златовласая Чармиана, невозмутимые, словно статуи. На
вогнутой стене позади  Экумена  были  развешаны  многочисленные  трофеи  -
военные и охотничьи; среди них были и предметы Старого Мира - Рольф думал,
что узнал их по гладкой, совершенной форме, как у стекол для дальновидения
и у Слона.
     Вокруг суетились переполошенные слуги. На  деревянном  паркете  перед
Экуменом стояли носилки  с  Нильсом,  над  которым  склонились  мужчины  в
накидках, чтобы остановить кровотечение. А перед  Экуменом  стоял  солдат,
который учил Рольфа фехтованию,  всей  своей  статью  выражая  напряженное
внимание и дрожа от напряжения, боясь нарушить дисциплину. Тут же  была  и
Сара - между двумя солдатами, державшими ее за  руки,  чтобы  не  дать  ей
упасть или подбежать носилкам, на которых лежал ее любимый.
     Рольфу  представилось  только  одно  мгновение,  чтобы  окинуть  всех
взглядом, и его вытолкнули вперед, чтобы он предстал перед самим сатрапом.
Зловещие глаза Экумена обратились к нему, и двое, которые  держали  Рольфа
за руки, поставили его на колени.
     Голос  сатрапа  заставил  юношу  вздрогнуть,  несмотря  на  все   его
кажущееся спокойствие.
     - Ты хорошо дрался сегодня, раб. Что бы ты хотел получить в награду?
     - Я хотел  бы  -  только  то,  что,  как  я  думал,  я  уже  получил.
Возможность сразиться с тем, кто, как мне казалось, скрывается под  шлемом
с нарисованной на нем дьявольской маской! - Рольф не смотрел на  Сару,  но
надеялся, что она его слышала.
     - И с кем же, по-твоему, ты должен был драться?  -  спокойно  спросил
его Экумен.
     Рольф повернул голову, чтобы взглянуть в сторону Чапа.
     Прошло некоторое время прежде, чем воин понял, что именно имел в виду
пленник. Затем Чап выпрямился в кресле.
     - Со мной? Ты, деревенщина! Ты  думал,  что  _я_  вооружусь  щитом  и
надену шлем, чтобы унизиться до поединка с _т_о_б_о_й_?
     Снова все припомнив, Рольф понял, что это он  сам  по  глупости  взял
себе в голову, будто Чап будет драться с ним. А  другие  использовали  его
глупость, чтобы натравить его на Нильса и  заставить  убить  его  ради  их
забавы.
     - Деревенщина?  -  пробормотал  Экумен.  -  Да,  судя  по  всему,  он
крестьянин - но удар был хорош... да и отбивался он неплохо. Юный  мастер,
где ты научился так обращаться с мечом?
     Интриги были в новинку Рольфу, но он явственно ощущал недоверие  друг
к другу и ненависть окружавших его зловещих людей.  Он  почувствовал,  что
все они настроены друг против друга. Если бы он знал, какая ложь  надежней
всего подтолкнет их к взаимному уничтожению, он солгал бы, не задумываясь.
Но при сложившемся положении дел  он  инстинктивно  выбрал  своим  оружием
правду.
     - Всему, что я знаю о фехтовании, - сказал он отчетливо, - я научился
здесь, в Замке. - И он понял, что правда каким-то образом угодила в  цель;
если  бы  взгляд  Чармианы  мог  убивать,  он  в  ту  же  секунду  пал  бы
бездыханным.
     - Кто учил тебя? - сурово спросил Экумен.
     - Вот он. - Рольф показал рукой в сторону старого солдата.  Тот  даже
не посмотрел на Рольфа. Стоя прямо, расправив плечи, он, казалось, не стал
дрожать ни больше, ни меньше, чем до этого.
     Блеснула молния, где-то совсем рядом. Сперва послышался легкий треск,
затем словно великан разорвал небо надвое сверху донизу, на мгновение  дав
прорваться  наружу  ослепительному  пламени  из  какой-то  огромной  печи,
находящейся позади. Молния ярко осветила лицо Чармианы, когда принцесса  с
облегчением подняла глаза. Она смотрела  поверх  плеча  Рольфа.  Рольф  на
мгновение повернул голову; в дверях стояла высокая серая фигура - если ему
это не показалось.
     - Смотри на сатрапа! - Кулак охранника ударил Рольфа  в  лицо;  Рольф
повернулся обратно.  Каким-то  образом  видение  расширенных  глаз  седого
колдуна не исчезло и наложилось на лицо Экумена.
     - И тебя хорошо кормили? - заботливо спросил Экумен.
     - Да.
     Один из мужчин с накидками на головах, стоявших у  носилок,  повернул
голову,  и  Рольф  с  внезапным  ужасом  увидел,  что  на  плече  колдуна,
наполовину скрытое его плащом, скорчилось  существо,  бывшее  и  жабой,  и
чем-то большим.
     - Господин, я теперь  уверен,  что  этот  человек,  который  проиграл
поединок, был истощен  и  ослаблен.  И  долго  был  без  отдыха.  Признаки
совершенно очевидны.
     После этого на какое-то время Рольф утратил способность слышать.  При
всем владевшем им страхе и ненависти он ощутил почти жалость к этим людям,
озлобившимся настолько, что могли играть в подобные  игры  с  беспомощными
рабами. Но он поверил им - что ему представится шанс сразиться с  Чапом  -
он хотел поверить в это. Он почувствовал, как колени под ним  подогнулись.
Но и теперь он не мог повернуть лицо к  Саре,  даже  ради  спасения  своей
жизни. Своей жизни? Нет, поворачиваться не стоило. Если бы  только  не  он
убил Нильса, а Нильс убил его!
     Когда к нему вернулась ясность мысли, когда отвращение к самому  себе
обратилось на тех, кто так провел его и использовал для своих целей, тогда
он увидел, что его инструктор стоит на коленях рядом с ним. Старый солдат,
запинаясь, проговорил:
     - Пощадите, господин. - Но он не поднимал глаз,  чтобы  взглянуть  на
Экумена.
     - Скажи мне, мой верный сержант, - кто отдал приказ так готовить этих
двух гладиаторов?
     В ту же секунду старый солдат захрипел. Его голова повернулась, глаза
расширились, словно он хотел увидеть что-то  невидимое,  набросившееся  на
него сзади. В следующее мгновение он повалился вперед, почти так  же,  как
Нильс  на  арене.  Но  этот  человек  не  был  сражен  клинком,  а  только
парализован  каким-то  припадком;  он  продолжал  стонать,  не   в   силах
произнести ни слова.
     Экумен вскочил на ноги, сердито отдавая приказания. Человек  с  жабой
осмотрел солдата и, хмурясь, поднял голову.  К  ним  величественным  шагом
подходил тот, что был в глубине помещения, высокий и седой.
     Экумен протянул ему почерневший металлический ящичек и произнес:
     - Элслуд. Быстро ответь мне, что ты можешь извлечь из этого?
     Нахмурясь, Элслуд принял вещицу, взвесил ее в  руке,  побормотал  над
ней, затем поднял резную  крышку.  Все,  кто  был  рядом,  попятились.  Он
уставился на почерневший камень, который лежал внутри.
     - Я не могу сразу ничего ответить вам, господин, кроме того, что  эта
вещь обладает какой-то реальной силой.
     - Это я и сам знаю. Положи ее  в  какое-нибудь  безопасное  место,  а
затем приходи ко мне сюда. Я хочу добраться до истоков того представления,
что было разыграно сегодня на арене.
     Элслуд со щелчком захлопнул крышку. Он - с кажущимся  безразличием  -
глянул на упавшего солдата, который продолжал  слабо  корчиться  на  полу,
пока ему пытались оказать помощь, и посмотрел на Рольфа. И снова, еще ярче
прежнего, видение его глаз запечатлелось в мозгу у юноши. Затем он  вручил
ящичек человеку с жабой, одновременно  показывая  кивком  в  дальний  угол
помещения. Человек с жабообразным существом взял ящичек и отправился с ним
на другой комнаты, где находилась ширма,  возможно,  скрывавшая  нишу  или
отдельное помещение.
     За  ближайшим  к  нему  окном  Рольф  услышал  шум  дождя,   внезапно
забарабанившего по плоской крыше террасы. Слуги как раз закончили зажигать
факелы, и те сильно дымили. У Рольфа появилось ощущение, что небо,  словно
плоская крышка какого-то огромного сундука, опускается на башню.
     - Ну-с, деревенщина! - снова обратился к нему Экумен. Но на этот  раз
голос сатрапа, казалось, делался то  громче,  то  тише,  словно  доносился
из-за перегородки, а затем, словно бы отразившись  издалека  эхом,  звучал
снова. Рольф, похоже, был не в состоянии  отвечать.  Образ  глаз  Элслуда,
разрастающихся и грозящих, оставался в его  мозгу,  словно  разрастающееся
растение, туманя мысли и зрение. Высокий  седой  колдун  стоял  рядом,  но
Рольф не отваживался посмотреть на него снова. - Отвечай мне, деревенщина!
- Экумен почти кричал. - Правдивый ответ спасет тебя от  наказания,  когда
тебя снова отведут вниз!
     То ли отупение, то ли полное отчаяние, охватившие теперь  Рольфа,  то
ли какая-то внешняя сила пришли ему на помощь,  и  он  смог  преодолеть  и
ужас, который старался внушить  ему  Экумен,  и  навязчивое  видение  глаз
колдуна, призывающее его хранить молчание. Лицо сатрапа  яснее  проступило
перед Рольфом, и юноша встал с колен.
     В повисшей тягостной тишине зазвучал, сливаясь со стуком дождя, голос
Экумена - снова внятный и обычный.
     - Скажи мне, искусный фехтовальщик, кому ты служишь?
     Несмотря на свой страх, Рольф улыбнулся.
     - Я? Я - Арднех...
     В этот миг ночь, опустившаяся на Замок, неожиданно разорвала  молния,
такая же пугающая, как та, что ударила из Слона, и в тысячу, в миллион раз
более яркая. Грохот, последовавший за ней, невозможно было сравнить  ни  с
каким звуком.


     Рольф почувствовал  только,  как  что-то  ударило  в  него  с  силой,
достаточной, чтобы вбить в землю - нет, даже вывернуть наизнанку.  Другие,
похоже, ощущали то же самое, так как снова  и  снова  раздавался  какой-то
вскрик. Нет, это был не один голос. Некоторые из женских голосов  охрипли,
а какой-то мужчина кричал тонко, словно ребенок.
     Каким-то образом, как именно - Рольф сперва  не  понял,  ближайшее  к
нему окно оказалось распахнуто, и дождь лил внутрь, туда, где он лежал  на
полу среди выпавших камней и расщепленного дерева. Может, это кричала Сара
под плетью Чапа?
     Когда Рольф поднял голову, шаровая молния  все  еще  плавала  посреди
комнаты. Он наблюдал, как она пляшет, сияющая и дрожащая,  словно,  прежде
чем раствориться в  стене  или  исчезнуть  в  дымоходе,  высматривала,  не
упустила ли она какую-нибудь возможность для разрушения.
     Посреди зала высилась груда обломков. От ближайшего к Рольфу выбитого
окна до охваченной пламенем дальней ниши лежали  тела  и  обломки  мебели,
словно в мышином гнезде, развороченном чьей-то лапой.  На  дереве  паркета
виднелся почерневший след, дымящийся и  смердящий.  Заливающийся  в  башню
дождь шипел на этом шраме, но больше никуда не попадал.
     Дым, поднимающийся от пола, собирался вверху в густое облако, так что
Рольф не сразу попробовал встать. В данный момент лучше было  ползти.  Где
Сара? Она исчезла, как  его  сестра  и  родители.  Ошеломленный  Рольф  на
четвереньках полз по обломкам, равнодушно  глядя  на  мертвых  и  раненых,
слыша потрескивание голодного разгорающегося пламени.
     Не находя Сары, он, оглушенный, полз вдоль почерневшего следа молнии.
Там, где след обрывался, он наткнулся на неподвижное тело Зарфа;  от  него
исходил запах жареного мяса. После смерти лицо колдуна  утратило  странную
заурядность, а мертвое существо на его  плече  больше  не  было  жабой,  а
превратилось в странную, ужасающую маленькую тварь, похожую на  бородатого
младенца. Тут же потрескивал в огне чудовищный паук, но все это  выглядело
не более странно, чем остальное, раскиданное по  полу  среди  обрушившихся
полок и упавших, горящих занавесей.
     Не находя Сары, Рольф снова повернул обратно. Теперь он заметил,  что
в комнате  появились  новые  люди,  свободно  передвигающиеся  по  ней,  и
заставил себя встать на ноги. Ничего больше он сделать не  мог.  Теперь  в
помещение со стороны лестницы и с террасы на  крыше  врывались  солдаты  и
слуги.
     Сам Экумен тоже был на ногах. Его богатые одежды были изорваны,  лицо
- бледно, но решительность его движений свидетельствовала о  том,  что  он
серьезно не пострадал. Теперь он держал в руках один из предметов  Старого
Мира, который раньше Рольф заметил на стене позади трона, - один  из  двух
красных цилиндров, чей близнец все еще висел там на тесьме. У цилиндра был
черный наконечник, который Экумен нацелил на  горящий  пол.  Второй  рукой
сатрап ухватился за рукоятку, напомнившую Рольфу одну из  рукояток  внутри
Слона.
     Из черного наконечника вырвалась белая  струя,  которая  казалась  не
плотнее дыма, но оставалась направленной и непрозрачной и  была  при  этом
достаточно тяжелой, чтобы осесть  на  полу.  Там  она  расплылась.  Словно
какая-то магическая сила заставила белую массу саму по себе  растечься  по
горящему полу; пламя и дымящееся дерево исчезли под ней. Раненые,  лежащие
на полу, поднимали головы над белым покрывалом,  чтобы  иметь  возможность
дышать - но при этом могли уже больше не вопить истошно от страха  сгореть
заживо. Пламя быстро угасало.
     Сара была возле носилок Нильса, она поддерживала его голову над белой
массой. Рольф несказанно обрадовался, увидев ее живой, несмотря на то, что
за ней следили солдаты, а еще двое схватили его, как только  он  сделал  к
ней первый шаг.
     Экумен продолжал свое дело, словно прилежный работник. Из,  казалось,
неистощимого устройства, которое он держал,  текла  белая  пена,  покрывая
собой все пламя. Солдаты  и  слуги  хватались  за  сердце,  видя,  как  их
господин стоит невредимый посреди огня.  Вскоре  по  его  приказу  раненых
унесли, ущерб был оценен, порядок восстановлен.
     Только один голос продолжал скулить в  безумном  страхе,  голос  той,
которой не было причинено ни малейшего вреда. Рольф увидел, как Чап поднял
руку  и  хладнокровно  дал  пощечину   своей   побледневшей   жене.   Этот
единственный удар заставил ее замолчать в изумлении,  онеметь  от  ярости,
полуоткрыв рот.
     Теперь  в  помещении  слышался  только  деловой   шум,   производимый
рабочими. Огонь угас; Экумен выключил свой пенообразователь и положил  его
на пол. Нильс все еще был жив, и высокий колдун, Элслуд, тоже как будто не
был ранен.
     Дождь снаружи прекратился,  но  дневной  свет  не  вернулся.  Солнце,
подумал Рольф, должно быть, уже зашло.
     То, что ворвалось в помещение в следующую минуту,