ещины, пазы,  ходы,  слои  породы. Ну  выскочишь  в ход,
выпрыгнешь в щель,  а дальше?! В этих глубинах можно сдохнуть и за всю жизнь
никуда не выбраться.
     Кто закачал в эти шахты  кислород и  зачем?!  Кеша дышит,  ровно дышит.
Иван поднял щиток. Воздух! Вонючий, разреженный, холодный, но - воздух! Надо
решиться. Он еще думал, а руки уже сами действовали..
     Через минуту на земле лежали два огромных и  уродливых скафа, совсем не
напоминавшие о гармонии человеческого тела.
     - Не промахнуться бы, - прошептал Кеша.
     Иван рассовывал  содержимое мешка  по клапанам. Не  отрываясь смотрел в
трубу.  Если уходить,  так надо  уходить  - им  не  дадут много  времени  на
раздумья.
     Экран  был  темен,  черен.  Из  каменной  глубины,  служившей спусковой
кабиной  выхода не было  -  ни  для кого.  Может быть, именно это притупляло
бдительность охраны. Но автоматика?! Но системы слежения?!
     -  Ты  играешь  со  смертью!  -  прохрипело  вдруг  громко,   надрывно,
старческим голосом. Только  потом на экране вспыхнуло  дряблое лицо с ясными
глазами.
     - Мы  всю  жизнь  с кем-то играем,  - ответил за Ивана  Кеша Мочила.  -
Сейчас козыри наши. Прощай, пень трухлявый!
     Он   влез  в  трубу,  ужом   протиснулся  вперед.  Иван  последовал  за
первопроходцем. Несколько  секунд  они лежали  молча.  Затем Кеша  выкрикнул
нечто неопределенное, сжался, выпрямился - и сиганул  во  мрак. Иван прыгнул
за  ним  -  головой вниз, собрался в комок, извернулся  ... Прежде,  чем  он
коснулся  ногами  скользкой, сырой  почвы, ощутил  как обвил  руку  холодный
металлический шнур  - молниеносной  гибкой змеей.  Это  было  невозможно, но
шнур-поисковик не оставил своего нового владельца.
     -  Ива-ан!  - замогильным  шепотом просипел откуда-то издалека Кеша.  -
Ива-а-н, ты фонарика не прихватил?!
     Отвечать  было  нечего,  все,  кроме  содержимого Гугова мешка,  прочей
нужной мелочи, рассованной по карманамклапанам и нательным  поясам, осталось
в скафандрах. Слава Богу, сами успели уйти!
     Мрак  был  кромешный.  Нечего было даже  надеяться,  что  глаза  смогут
привыкнуть  к  такому. Это  был  мрак не просто  подземный,  это  был  мрак,
рожденный многокилометровыми толщами  свинцовой жижи и гиргенита.  Шаг влево
или вправо - и прощай  жизнь, полетит тело ледяным камнем  в  шахту. Но  это
было не  самым страшным. Любые толщи  сейчас  лучше обжитых ходов-переходов,
лучше туннелей, оснащенных видеокамерами.
     Иван поднял руку, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. И ощутил, как конец
шнура выпрямился,  застыл.  А  еще  через миг  прямо  перед  ним высветилось
изможденное,  морщинистое  лицо  аранайского  ветерана  -  слезы  текли   из
воспаленных глаз, на лбу красовалась багровая ссадина.
     - Не слепи! - попросил Кеша. И отвернулся. Он даже не понял, что это не
фонарь, не десантный прожектор.
     Хороший шнурочек!  С таким не пропадешь, спасибо запасливому Гугу! Иван
отвел  источник света  от Кешиного лица,  посветил вниз,  в провал, потом по
сторонам - ничего радующего душу и вызывающего надежду он не увидел.


x x x


     - Не беспокойтесь, меня не интересуют  ваши прелести, - сказал Крежень,
- я вовсе не собираюсь покушаться на них. Вы мне можете довериться.
     Лива ухмыльнулась, пожала плечами.
     - Я больше доверяю тому, - тоненько пропела она, - кого мои прелести не
оставляют равнодушным. Куда вы меня ведете?
     Крежень махнул в сторону океана - огромного  черного зеркала, усеянного
искрящимися отражениями тропических звезд. Штиль! В  такую ночь все замирает
и ждет первого дуновения ветерка, чтобы ожить.
     - Вы не ответили на мой вопрос!
     - В безопасное место, - тихо сказал Крежень,  - советую вам  забыть про
все волнения и тревоги. Теперь мы будем заботиться о вас и оберегать вас.
     Лива фыркнула. Хорошие  дела! Они будут заботиться о ней! Если  бы  это
были не  люди Гуга, она и разговаривать  попусту не стала,  не то что  ... С
другой стороны, почему они  должны  ей с ходу  выкладывать всю правду-матку,
раскрываться? Мало ли что может случиться. Лива наконец решилась.
     - Ладно, Крежень, - проговорила она внятно и четко, - мне просто некому
больше доверять на Земле. Но все время помните - Буйный вернется!
     Седой  как-то  странно  посмотрел на мулатку,  еще больше  скривил свою
кривую губу.
     - Не беспокойтесь, мы подготовим хорошую встречу.
     Глаза  его  утратили отсутствующее выражение  и  хищно  сверкнули. Лива
остановилась, ее  вновь охватили сомнения. Здесь Что-то не так. Ее дурят. Ее
водят за нос и хотят использовать в какой-то темной игре!
     - Не надо  нервничать! -  прошептал  Крежень, приблизив свое лицо  к ее
уху. - Через час мы будем в Европе.
     Бесшумно и неожиданно  из-за  бело-проэрачнюй стены ближайшего домика с
ажурной  изгородью  подкатил   приземистый   черный  антиграв   "Форд-Лаки",
неприметная модель  позапрошлого сезона. Крыша сдвинулась назад,  освобождая
проход.
     - Прошу вас, - вежливо произнес Говард Буковски. И заломил мулатке руку
за спиду. - Живо! И без шуток!


x x x


     Цай ван Дау не кривил душой, когда говорил о  связях  Синдиката. Его не
смущало, что Гуг  Хлодрик  глядел с  прищуром,  недоверчиво, а Лива  с  этим
свалившимся  им  всем  на  головы  русским  Иваном  вообще  воспринимали его
поведанья как небылицы. Он знал многое, чего не знали они, Но он знал и одну
очень  простую вещь  -  свою  голову  к чужим  плечам  не  пришьешь. Человек
начинает понимать что-то, когда его прижмет, когда ему необходимо это понять
и вобрать в себя, а до того -  он глух и нем. Не мечите  бисера перед...  не
рассказывайте о  красотах  земных слепому, и не тщитесь  поведать  жестами о
журчании ручья глухому. Все суета в этом мире. Суета сует и всяческая суета.
     Карлик Цай знал очень многое.  Но большего  он знать  не желал.  Всякое
знание добавляло новых страданий. А несчастный Цай настрадался за десятерых.
     И почему сейчас он должен лезть в это лргово чужих. Они там пригрелись,
у них  там свой форпост в этой Вселенной, они могущественны и  непобедимы, у
них какие-то дела, свои дела с Синдикатом... а он причем?!
     Цай еще надеялся, что его минует чаша сия, когда полз по ниточке, когда
падал в ядро на микролифте. Но хрустальный лед развеял его сомнения, точнее,
прогнал призрачные надежды. Синдикат безжалостен.  Ему плевать, что один всю
жизнь  сидит в  роскошных апартаментах  с  девочками и  выпивкой, а  другого
гоняют из огня в полымя, не давая передышки. Синдикат - это тупая, бездушная
машина. Это чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лайяй!
     Это монстр  XXV-го века! И при  всем том никто толком  не знает, что же
такое Синдикат. Панический ужас, страх - перед кем? Перед невидимкой?! Ну их
всех к дьяволу!!!
     Он  безропотно  ступил кривой искалеченвой,  полумеханической ногой  на
хрустально-ледяную толщу. Закрыл глаза. И почувствовал, как его обволокивает
чем-то вязким, пронизывающим, жгучим.
     Значит, судьба! Значит, надо идти к  ним! А что он им скажет? Он ничего
не может им сказать, чего бы они не знали. Зачем  все это?! Почему именно он
должен спускаться  к ним? И почему к  ним вообще надо  спускаться, если  они
везде и повсюду?! Биодискета помалкивает, не вдавливает в его мозг очередную
порцию  информации.  Может, он  просто жертва. Может, Синдикат  отдал им его
тело, его  мозг, его душу, чтобы они,  там  у себя, внизу  могли  спокойно и
неторопливо поковыряться в них?! Глупость!  Может, это вообще не они? Может,
это  Восьмое Небо.  Или  Система?  Нет,  упаси  Боже,  Система  -  это  иная
Вселенная, это гроб с крышкой. Туда надо идти с эскадрой боевых звездолетов.
Сотрудничать   с  Системой  -   значит,  работать  против  себя,  заниматься
саморазрушением. Синдикат не станет себя убивать сам. Наоборот,  Цай слышал,
что Синдикат  не  дает  Системе  войти  во  Вселенную,  он стоит на  внешних
рубежах. Синдикат жадный и прожорливый, он не отдаст своих зон  и территорий
другим. Значит, Система отпадает.
     Значит, это они!
     - Зачем я вам нужен? - спросил он мысленно.
     Ответ прозвучал внутри головы мгновенно.
     - Ты нам не нужен.
     - Значит, я могу уйти?
     - Нет!
     - Тогда я ничего не понимаю, - признался Цай.
     - Человеческое понимание или непонимание не есть объективная категория.
     - Тогда почему вы отвечаете  на мои вопросы?  -  быстро спросил Цай ван
Дау.
     Промежутка  между  окончанием  вопроса  и   началом  ответа  не   было.
Внутренний голос реагировал мгновенно:
     - Тебе никто не отвечает. Ты вошел в Общность.
     - Ну и что?
     - Ничего.
     Цай понял, что надо задавать конкретные вопросы.  Невидимая Общность не
очень-то реагирует на образы и недомолвки,  понятные  землянам и  неземлянам
Вселенной.
     - Что Общность получает от меня?
     - Ничего.
     - Что я получаю от Общности?
     - То, что тебя и тех, кто в тебе, интересует.
     - Кто во мне?
     - Ты канал и ретранслятор.
     - Через меня считывают какую-то информацию?
     - Да.
     - Я могу ее знать?
     - Да.
     Голову  чуть  не  разорвало  на  куски.  Будто мощнейший ядерный  взрыв
осветил  мозги тысячами  солнц.  Это  было невыносимо.  Цай закричал  вслух,
истерически, по-звериному:
     - Не-е-е-ет!!!
     - Ты не готов к восприятию этой информации.
     Все пропало. И мозги вновь стали  привычными, своими, и свет пропал. Но
он не перестал  быть каналом. Они  считывали  через него нечто такое, о  чем
человечество  и иные цивилизации Вселенной  не  имели понятия.  Вот  тебе  и
Общность!  Цаю  ван  Дау   представилась   эта  незримая  Общность  какой-то
фантастической, небывалой многоголовой гидрой, неокомпьютерной суперсистемой
со сказочным  банком данных,  системой,  к  которой  можно  подключиться - и
узнать  тако-о-ое,  чего не знает  никто! Ай да Синдикат! Ай да сукины дети!
Прямо  перед  изуродованным  лицом  карлика,  чуть не  задевая  его  хищными
плавниками, будто не в толще  хрустального льда, а в светленькой пузырящейся
водице проплыла клыкастая гиргейская рыбина.
     Проплыла,  оглянулась,  обожгла  кровяными  глазищами  и облизнулась  -
широко, смачно обмахнула черные  набухшие губы мясистым языком. Дьявольщина!
Цай чувствовал, что  жжение  становится  слабее.  Но его все  равно опускало
вниз. Зачем?! Чего они еще от него хотят?!
     - Я могу узнать что-то для себя, а не для тех, кто во мне? - спросил он
с недельным трепетом.
     - Да.
     - Это не повредит им?
     - Кому им?
     - Синдикату?
     -  Нет.  Канал  работает  вне  зависимости  от субъективных  восприятий
транслятора.
     Как  все гнусно! Карлик  давно привык к  гнусности, низости,  подлости,
мерзости и гадости этой жизни. И  все же временами сердце сжималось в комок.
Хотелось  закрыть глаза, схватиться  руками  за голову -  и бежать,  бежать,
бежать   подальше  ото  всех,  бежать  из  этого  мира  зла   и  боли,  мира
несправедливостей  и горестей. Но убежать можно было только из жими. Совсем.
Цай  ван Дау не  был  тряпкой, своими трехпалыми скрюченными лапками,  своей
головой, своей железной волей он цепко держался за кромку бытия.
     -  Я   хочу  знать  и   видеть,  где  сейчас  находится  и  что  делает
Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный!
     Жжение  усилилось. Стало непереносимым,  адским ... и пропало.  Отпрыск
императорской фамилии Цай  ван Дау  уже  не  висел замороженным  трупиком  в
большой  хрустальной  льдине,  опускающейся в  саму  преисподнюю.  Он  стоял
посреди   добротной,  усыпанной  охапками  сена   конюшни,  сработанной   из
натуральнейшего земного душистого кедра.


     И был он в этой конюшне не один.
     - Помянем горемыку, - мрачно сказал какой-то большой и черный человек с
проседью в коротких волосах.
     Он держал в одной руке бутылку водаси  с колоритной бородатой личностью
на сверкающей  наклейке,  а  в  другой стакан - простой,  почти  антикварный
стакан  мутного стекла. В руке у Гуга  Хлодрика был зажат  такой же  стакан,
наполненный до краев. Оба сидели прямо на сене,  поджав ноги и уныло глядя в
пол.  Оба  не  обращали   ни  малейшего  внимания  на  двух  прекрасных,  но
нервничающих текинцев без збруи.
     - Пусть земля ему  будет пухом,  - просипел Гуг. И залпом выпил  водку.
Поморщился. Утерся волосатой лапой. - Хотя какая там земля!.  Какой там пух!
На  этой проклятой Гиргее  нет ни земли, Дил, ни пуха!  Но ежели он вернется
живехоньким, я его разорву пополам, как разорвал Била Аскина! Я ему башку-то
отшибу!
     - Да брось ты, - прервал Гуга негр. - С того света не возвращаются.
     Цай ван Дау подошел вплотную, поднял руку.
     -  Гуг,  -  закричал  он,  - ты  настолько пьян, что не замечаешь своих
лучших, преданных друзей?! А ну, протри зенки!
     - Наливай еще! - Гуг протянул стакан.
     - Хватит ему! Не наливай! - закричал громче Цай. - Он и так ни черта не
видит и не слышит! Хватит пить!
     Негр Дил  наполнил стакан до краев,  не обращая внимания на карлика.  И
это  взбесило  Цая.  Он  подскочил  еще ближе  и  саданул ногой по  стакану,
зажатому  в  руке Буйного.  Взыграла  болезненная  кровь  папаши  -  Филиппа
Гамогозы,  полубезумного звездного рейнджера. Но нога  прошла сквозь стакан,
сквозь руку. Цай еле удержал равновесие. И все понял. Эти двое не видят его.
И не слышат.
     -  Надо  что-то делать, Дил,  -  сквозь пьяные  рыдания просипел  вдруг
Буйный, - надо идти на выручку! Мы же не свиньи с тобой, чтоб торчать в этом
хлеву!
     - Ничего  не поделаешь,  Гуг! Я  говорил Ване, не лезь на рожон. Он  не
послушал. Он никогда и никого не слушал.
     - А моя Ливочка, лапушка, ягодка, а она-а-а..?
     - Будем  искать. Ежели куда ее  Иван  и отправил, так на  Землю.  Давай
данные, я  заложу  в  машину.  Мы ее  из-под  гранита  достанем. У  нее есть
вживленный биодатчик?
     -  Номерной выковыряли. Каторжные нейтрализовали,  -  Гуг сркивился, но
совсем не протрезвел, слезы  ручьями текли по его красной  и опухшей реже. -
Наш должен работать.
     - Какой еще ваш?
     - Общак ставил.
     -  Давай!  - Негр  встал,  подошел к  кедровому столбу-стойке,  сдвинул
чего-то, нажал  на  выступ, набрал код. Конюшня,  несмотря на ее  допотопный
вид, была оснащена недурно.
     - Ливадия Бэкфайер-Лонг,  2435-ый, АА-00-7117-Х,  шесть седьмых  унции,
частота 900015, спектр третья четверть ХН. Хватит?
     Негр рпервые за все время улыбнулся.
     - Уже передано,  - сказал он бодро,  -  я  не  связываюсь  с  поисковой
геосетью. У меня свой  крошеный, но очень надежный  дружок  висит на орбите,
понял?
     - Чего уж  тут не понять, - совсем уныло выдавил из себя пьяный Гуг. Он
явно не верил в удачу.
     Цай ван Дау  понял,  что в конюшне  ему делать  нечего, тут  и без него
разберутся. Но не было и желания вернуться назад, в глыбу льда. "Хочу домой,
во дворец. Хочу увидеть, как там стало!"


     Его дважды  обожгло - он  на долю мига  застыл в хрустале,  а еще через
долю мгновения оказался на Умаганге. Лучше бы он туда не отправлялся.


     Наследник императорской  фамилии, последний продолжатель рода стоял  на
развалинах  некогда  прекраснейшего  во   Вселенной   дворца.  Под  кривыми,
подагрическими ногами его  лежали груды камней  и черепов.  Обе луны сияли в
сиреневом  полуденном  небе. Но они не радовали как  встарь глаз умагов, они
бросали косые лучи в пустые глазницы,  в  их  свете обломки  дворца, руины и
отбрасываемые ими тени казались зловещими.  Где-то на лиловых холмах одиноко
выл  зураг, шесгилапый  саблезубый  волк.  Ему не  на  кого было  охотиться.
Охотник, пришедший сюда до него, не оставил живой дичи. Трупы были пожраны -
Зурага  задала  голодная  мучительяая  смерть.   Цай  мог  бы   заглянуть  в
подземелья. Но  не  стал  этого  делать -  в жизни должна быть хоть какая-то
надежда, хоть какая-то, пусть и крохотная, еле теплящаяся вера. Иначе и жить
не стоит.
     Он вернулся в глыбу хрустального льда.
     Ему  еще рано  было на  покой. Да никто  его  туда и  не  отпускал.  Из
хрустальных далей на  него глядели два маленьких краевых глаза. Или это было
игрой воспаленного воображения?
     - Мне нужна зона  17  дробь восемьдесят два семьдесят четвертого уровня
Гиргейской кеторги. Целевой сектор.
     Жгущая боль  полосанула  вдоль  хребта. И  зона  раскрылась.  На  стене
рядами, через одного висели распятые  каторжники. Они были уже мертвы,  но в
их выпученных  глазах стоял  предсмертный  ужас. Глоб Душитель свесил черный
язык.  Серый  Ваха -  дуралей и  лентяй,  неестественяо вывернул шею,  будто
подглядывал за кем-то. Слепень висел молча и солидно, выставив отекшее брюхо
... остальных Цай ван Дау почти не узнавал, оии уже начали разлагаться.
     Но висели,  видно,  в  назидание  тем, кого  судьба  пока пощадила. Цай
заскрипел зубами. Нет  такого закона, чтобы мстить оставшимся за сбежавших с
каторги! Беспредел!
     Дикий, кровавый беспредел!
     Два полуголых бронзовотелых андроида ввели упирающегося мальчугана  лет
семнадцати, избитого и оборванного.  Уже детей стали  упекать в каторгу! Цай
готов был зубами рвать гадов. Но он был бесплотен, его даже не видели.
     Парнишку растянули за руки и с маху ударили об стену.
     -  Сучары-ы-и-и!!! - завопил  несчастный.  Он знал,  что  его  ожидает.
Наверняка   он  видел   подобные   процедуры   по   визору,  встроенному   в
камеру-капсулу. Воспитательные  передачи транслировали регулярно  и смотреть
их   заставляли  тут  от  начала  до  конца  -  закрывавший  глаза   получал
электрический разряд в пах.
     Да, парень знал, что его собираются  распять. В назидание другим. Не за
собственные провинности.  А  за вину тех, что погибли при побеге.  За  кровь
вертухаев-заложников.  За  бессилие   и  трусость   охраны.  Сильные  всегда
отыгрывались на слабых  по  вековечному  закону  каторги,  закону,  которому
подвластны и  мучимые, и мучители, и заключенные,  и надзиратели. Зло неволи
рождает только лишь зло.
     Парень вырывался и орал, матерился, проклинал палачей.
     Но  он  испросил  пощады. Карлик  Цай  вспомнил  о  вырванном из  груди
вертухая  сердце.  И  пожалел,  что прикончил  гада так  быстро,  надо  было
помучить  его хорошенько.  Ничего,  в  следующий  раз  он так и  сделает!  В
следующий раз?
     Страшная мысль кольнула, обдала холодом.  Нет  уж,  следующего  раза не
будет, он больше не попадется, лучше смерть!
     Парня распяли - безжалостно, с отработанной механической жестокостью, с
привычным до мелочей садизмом.
     И ушли.
     - Будьте вы прокляты  все ... - щипел распятый. Глаза его были безумны.
Из носа ручейком текла кровь.
     Цай по опыту знал, этот мальчуган не протянет  больше суток. Может, это
последняя  жертва.  Ведь  на каторге  нужны  рабочие  руки.  Есть  предел  и
беспределу. Есть!
     Среди распятых висело  семь женщин - в  чем мать родила,  измученных  и
изнасилованных  перед  казнью.   На   них   было  страшно  смотреть.  И  это
правосудие?! И это закон?!
     Каторги давно уже не назывались  всерьез исправительными  учреждениями.
Но  и статуса  фабрик смерти  им никто  не  давал! Беспредел и  ложь! Ложь и
равнодушие тех, кто вне зоны! Все виноваты, все!
     Лишь одна мысль не пришла в голову карлику - что виноват и  он. Не надо
было бежать. Не надо было захватывать заложников. Не надо было прорываться с
боем. Надо было  тихо сдохнуть под плетьми и розгами андроидов-надзирателей.
Тогда  бы  всем было хорошо.  Но Цай не  сам  решил  бежать. И не огромный и
бесстрашный  викинг  Гуг-Игунфельд  заставил его бежать.  Нет. Цаю  ван  Дау
приказал бежать Синдикат. И об этом не знал никто.
     Цай подошел ближе к  распятому,  встал перед  ним на колени и прошептал
полузабытую умагангскую  молитву. Прямо перед ним была целая  лужа крови. Он
наклонился над  ней - и увидел свое искаженное  отражение: страшное, злобное
лицо  беспощадного, ожесточившегося сердцем  убийцы. Ну