писывал свистящую дугу, Шооран отпрыгнул в сторону, и удар лишь
разбрызгал грязь.

"Хлещется, словно парх усами", -- подумал Шооран, уходя от
второго удара. После третьего шлепка он прыгнул почти под самый
ус, так что изгою, который при каждом ударе гасил движение,
пришлось разворачиваться и долго тащить оружие на себя,
чтобы рубануть вновь. Этого Шооран ему не позволил. Подскочив
вплотную, он ударил гарпуном. Ему показалось, что зазубренное
остри„ пробило куклу, слепленную из грязи, так слабо было
сопротивление. Рванув гарпун на себя, Шооран повернулся к
Жужигчину. Тот отползал, пихаясь здоровой ногой, оставляя в грязи
глубокую борозду, и кричал:

-- Я пошутил! Вот твоя сумка! Я пошутил!

Женщины на поребрике визжали.

Шооран подхватил растерзанную сумку и кинулся бежать. Лишь
пробежав чуть не целый оройхон, он остановился, выбрался на
чистый поребрик, сел. Руки дрожали. Как-то вдруг Шооран понял:
только что он убил человека. Даже если изгой останется жив, это
вс„ равно ничего не меняет, ведь бил Шооран насмерть, и это
оказалось легче, чем заколоть бовэра.

В стороне послышались голоса. Шооран вздрогнул. Сейчас подойд„т
ещ„ кто-то, и ему опять прид„тся убивать. Нет благодарение
Тэнгэру, это идут женщины с чавгой. Но ведь потом придут другие,
те, кто призна„т лишь право хлыста...

Шооран поднялся. Стараясь казаться грозным и решительным, побр„л
по дорожке.

Надо уходить. Куда?..




* * *




Дюженник Тройгал спустился вниз и остановился перед тяж„лой
костяной дверью. Т„мную кость густо покрывали резные завитки, и
Тройгал с минуту простоял неподвижно, разглядывая резьбу и
собираясь с мыслями. Дверь вела в покои одонта Хоргоона, но
самого хозяина не было в алдан-шаваре, и вряд ли он верн„тся
сюда. Вчера одонта вызвал к себе великий ван, и теперь Тройгал,
сопровождавший начальника, прин„с наследнику неутешительные
новости. Ван был разгневан, что уже два года провинция Хоргоона
не поставляет в центральный арсенал харвах, и из-за этого
срывается давно задуманный поход против изгоев.

А что мог сделать Хоргоон? После смерти строптивой сушильщицы он
оказался в отчаянном положении. Казалось сама судьба ополчилась
на него. Простолюдины, рискуя навлечь на себя гнев всемогущего
одонта, отказывались заниматься опасным ремеслом, а принуждаемые,
предпочитали сбегать и становиться изгоями, чем гибнуть в
пламени. Немногие, кого удалось заставить взяться за щ„тку
сушильщика погибали прежде, чем успевали хоть чему-то научиться.
Переманить же сушильщика из другой провинции не удалось, несмотря
на все старания. Можно было подумать, что кто-то специально не
допускает их в земли Хоргоона. А потом харвах перестал поступать
и со Свободного оройхона -- живший там сушильщик умер. Или в его
смерти тоже виноват одонт? Нет, конечно. Хоргоон вс„ делал
по-совести и старался как мог, но ван и слушать не стал
оправданий. Очевидно, у него был на примете другой одонт, и
государь просто искал, к чему бы придраться. Благородный Хоргоон
был брошен в темницу. Вскоре должно было последовать и
назначение нового наместника.

Обо вс„м Тройгал доложил юному отпрыску одонта. Прочих, нелюбимых
сыновей можно было не принимать во внимание. К юнцу
Тройгал приш„л не из каких-либо особых побуждений, а скорее из
чувства субординации, да ещ„, может быть, желая ввести в
завязавшуюся игру лишнее действующее лицо. Однако, сынок,
оставленный одонтом за главного на оройхонах, действовал быстро и
решительно, показав, что папа в н„м не ошибся. Немедленно были
созваны на совет все начальники дюжин. Дюженники собрались просто
послушать, что может сказать им погибающий наследник. Все
двенадцать командиров были людьми государевыми и заступаться за
опальный род не собирались. Вот если бы одонт содержал их на свои
средства... тогда другое дело, а так -- нет. Однако юный Хооргон
решительно испортил их благодушное настроение. Речь его была
коротка:

-- Вы знаете, -- начал он, -- что наш добрый одонт в немилости у
вана, и скоро сюда прибудет новый наместник, -- дюженники
кивнули, -- знаете, чем это грозит моему роду, и чем -- вам, --
на этот раз командиры кивнули менее дружно. Себя-то они считали
в полной безопасности. Поэтому наследник поспешил развить мысль:
-- Новый начальник приедет со своей охраной -- дюжина воинов, не
больше. Но каждому из них обещано повышение, ведь это свои
цэрэги. Не думаю, что хоть кто-нибудь из вас сохранит знаки
власти. А ведь при отце вы привыкли жить хорошо, и вам непросто
будет привыкать к роли простых цэрэгов.

-- Что же делать? -- спросил один из дюженников -- молодой
Цармуг.

-- Новый одонт не должен сюда приехать, -- решительно сказал
Хооргон. -- Дерзкое нападение изгоев ещ„ на землях одонта
Ууртака, и все вы сохраняете свои места. А я особо позабочусь о
награде.

-- А когда назначат нового одонта, нам снова прид„тся нападать?
-- спросил Мунаг. -- Так недолго и навсегда изгоями стать.

-- Я постараюсь, чтобы следующим одонтом назначили меня, --
сказал Хооргон, и дюженники впервые всерь„з задумались над его
словами.

Через час был составлен план действий. Дюженник Тройгал с двумя
посыльными вернулся на царский оройхон, чтобы вовремя
предупредить молодого хозяина о назначении и времени выхода
нового одонта. Остальные начали готовиться к набегу. Припасли
грязные жанчи -- натянуть поверх доспехов, вместо копий с
кремн„выми наконечниками вооружились костяными пиками и хлыстами
из уса парха. К вечеру отряд одонта обернулся бандитской шайкой.
А на следующий день поутру прибежал гонец и сообщил: "Идут".

Знатный Пуиртал, только что назначенный одонтом западной
провинции, с небольшим отрядом телохранителей направлялся к своим
землям. Пуиртал был родственником царственного вана, хотя и очень
дал„ким. Государственная мудрость подсказывала ванам, что нельзя
назначать на должности близкую родню -- детей, братьев,
племянников, которых у вана насчитывались дюжины дюжин. Они
жили по алдан-шаварам центральных оройхонов, наряжались, плодили
детей, проедали припасы, но не обладали ни малейшей властью.
Одонтами были только чужие или те из родственников, кого ван не
считал близкими. Со своей крови трудно строго спрашивать. И
можно понять, каких трудов стоило Пуирталу добиться назначения.
Он ловко сыграл на недостатке в арсенале харваха, но понимая, что
теперь харвах будут спрашивать с него, в„л с собой двух обученных
сушильщиков, которых заранее сманил, обещав ж„н, жизнь в
алдан-шаваре, и еду со своего стола. Короче, у Пуиртала было
предусмотрено вс„. Не знал Пуиртал лишь одного: что командир его
телохранителей крепко выпил вчера с каким-то незнакомым
дюженником, и теперь все умные планы известны одному из сыновей
бывшего одонта.

Кортеж двигался медленно, носильщики, тащившие паланкины, часто
сменялись, дважды Пуиртал останавливался, чтобы
засвидетельствовать сво„ почтение знакомым одонтам. В результате,
путь, который взрослый человек с поклажей мог преодолеть за
четыре часа, занял у наместника весь день. Серебристый дневной
цвет облаков начал сменяться лиловым, когда Пуиртал приблизился к
границам своих будущих владений.

Как обычно перед закатом на благородного Пуиртала сходили
возвышенные мысли. Новый одонт немало путешествовал, посетил
чуть не все сухие оройхоны, во время мягмара любил затравить
парха или понаблюдать за охотой на гвааранза, участвовал в
облавах на мятежных изгоев и даже, преодолев м„ртвые болота,
ездил с посольством в земли старейшин. Так что, повидав половину
мира, Пуиртал представлял истинную его величину и не стал бы
добиваться власти над двумя ничтожными клочками суши, если бы не
верное убеждение, что власть он получает не над островами, а
над многим множеством людей, кормящихся от этой унылой, но такой
щедрой земли. На каждом сухом оройхоне жив„т по меньшей мере
тройная дюжина людей, и каждый из них виноват перед одонтом. В
том и состоит подлинное величие.

Громкие крики прервали мысль. Паланкин накренился, Пуиртал
вывалился наружу. Он не сразу понял, что происходит -- вокруг
раздавались вопли; боевой клич: "Га-а!", сухие хлопки бичей,
стук гарпунов и копий сливались воедино и вызывали помрачение
чувств. Лишь через несколько секунд Пуиртал сообразил, что его
отряд -- полторы дюжины цэрэгов -- подвергся нападению изгоев.
Несмотря на нищенский вид, нападавшие были отлично вооружены,
действовали дружно, и их было по крайней мере впятеро больше, чем
охранников. Несколько цэрэгов уже валялись оглуш„нные ударом
секущего уса и проткнутые гарпунами. Двое успели установить
татац. Орудие рявкнуло на всю округу, выплюнув тучу мелкого
камня. Но, очевидно, нападавшие хорошо знали, что такое татац, и
под выстрел попало лишь трое. В то же мгновение рыжебородый
бандит подскочил к артиллеристам. Одного он свалил ударом
костяной пики, другого оглушил кистен„м, вращающимся на ремне
вокруг левой руки.

Пуиртал не был трусом. Он выхватил широкий костяной тесак -- знак
власти одонта -- и, прыгнув, ударил рыжебородого в грудь. Лезвие
рассекло жанч и скрябнуло по панцирю. Пуиртал едва успел
уклониться от прожужжавшего возле головы кистеня. Биться в
нарядном цамце против одетого в хитин противника было невозможно.
Оставалось надеяться, что грохот татаца переполошил оройхоны, и
скоро сюда прибудет подмога. На помощь земледельцев одонт не
рассчитывал: урожай только что скошен, и значит, ни один хам
не высунет носа из палатки.

-- Все ко мне! -- взревел Пуиртал, отступая под натиском
рыжебородого. По счастью, у того оставался только кистень --
зазубренная пика застряла в горле цэрэга.

На призыв отозвалось лишь трое воинов. Бросив на произвол судьбы
имущество, дрожащих носильщиков и визжащих ж„н, Пуиртал начал
отходить. Однако, противник не занялся грабежом, а продолжал
гнать одонта. Режущий бич вырвал копь„ из рук одного цэрэга,
второго свалил удар тесака. Пуиртал перепрыгнул поребрик,
стараясь укрыться за ним. Под ногами захлюпала грязь, резко
завоняло нойтом. "Если бандиты загонят нас на мокрый оройхон,
помощи ждать будет неоткуда", -- успел подумать Пуиртал и тут же
увидел отряд. Четыре дюжины цэрэгов сомкнутыми рядами двигались к
месту битвы. Разбойники пришли в замешательство, раздались крики,
и оборванные фигуры, не приняв боя, исчезли за тэсэгами.

Пуиртал и единственный уцелевший воин перелезли поребрик и пошли
навстречу своим спасителям. В„л отряд толстощ„кий увалень, явно
из местной знати, глуповатый на вид и очень молодой, -- сколько
ему?.. полторы дюжины?.. чуть больше? Таким дозволяют командовать
только знатные папы.

Увалень приблизился к Пуирталу и отрекомендовался:

-- Хооргон, сын благородного Хоргоона.

Услышав, что перед ним сын того самого Хоргоона, которого он с
таким трудом свалил, Пуиртал приш„л в замешательство и, не зная,
как себя держать, неуверенно представился:

-- Благородный Пуиртал, ваш должник.

-- Так вы новый одонт! -- юноша склонился в поклоне. -- Счастлив
быть полезным.

У Пуиртала отлегло от сердца. Значит здесь уже вс„ известно, и
юнец правильно воспринимает предстоящую гибель отца. Вероятно,
отношения с папашей были не из лучших, и наследником назначен
другой сын. Очень удачно!

Придерживая друг друга под локоть, Пуиртал и Хооргон вернулись к
носилкам. Там их ждало кровавое зрелище: слуги, носильщики,
женщины, все до последнего были заколоты. Здесь же лежали тела
его цэрэгов и несколько погибших бандитов. Не было видно только
двоих сушильщиков. Глядя на груду тел, Пуиртал подумал, что
правильно сделал, взяв с собой лишь двух ж„н, а остальную семью
решив перевезти попозже. Потом его взгляд задержался на сытых
лицах убитых разбойников, и одонт отметил про себя, что вряд ли
эти люди жили на мокром, и значит исток заразы следует искать не
среди изгоев, а гораздо ближе.

Юнец говорил какие-то соболезнующие слова, потом пригласил в
паланкин. Одонт занял сво„ место, которое недавно так неловко
покинул, Хооргон, испросив разрешения, устроился напротив.

-- Что делать, -- приятно улыбаясь, говорил он, -- одонт Ууртак,
да не промочит он своих ног вовеки, достойнейший человек и мудрый
правитель, но почему-то на его землях часто происходят подобные
вещи. Конечно, поблизости три оройхона насел„нных изгоями, но
ведь в других провинциях изгои тоже есть, а столь дерзких
нападений не случается.

Пуиртал слушал подобострастно произносимые слова и успокаивался,
проникаясь добрыми чувствами к тактичному молодому человеку.
Пожалуй, он не будет слишком строго взыскивать с опального рода.
Молодой Хооргон, так и быть, останется жить в алдан-шаваре.

Цэрэги, заменившие носильщиков, остановились, паланкин опустился
на землю.

-- Милости прошу в ваши владения, -- произн„с Хооргон, откинув
полог.

Пуиртал шагнул наружу. Ноги скользнули по нойту.

-- Что это значит?! -- гневно воскликнул одонт.

Перед ним расстилался пустынный в вечернее время мокрый оройхон.
Вокруг толпились незнакомые цэрэги. За спиной вскрикнул и упал,
захл„бываясь кровью, последний телохранитель.

-- Вот ваш дворец, одонт, -- учтиво выговорил Хооргон и самолично
распахнул тяж„лые двери, за которыми открылась мрачная тьма
шавара. В беспросветной глубине что-то вздыхало, доносилось
бульканье и жирные шлепки падающих капель.

-- Ступайте, сияющий господин, -- улыбаясь потребовал Хооргон, --
и да пребудут ваши ноги вечно сухими...




* * *




После победы над пришельцами перед Хооргоном встала непростая
задача. Надо ехать ко двору, добиваться места, а как это
делать, благородный Хооргон не знал. Обычно ван просто утверждал
новым одонтом наследника умершего. Если же одонт сменялся
насильственно, то назначался кто-либо из приближ„нных ко двору. А
дети одонтов к вану не допускались. Хооргону предстояло
разрушить эту традицию. С другой стороны, Хооргон не хотел
уезжать, опасаясь удара в спину, а ехать ко двору и просто
боялся. Поэтому он решил выждать -- один день, не больше. Но
именно этот день оказался решающим.

Новость принесли осведомители, которых старый одонт
предусмотрительно содержал за свой сч„т. Одонты не без оснований
рассматривали Свободный оройхон как свою вотчину, и потому
следили за всем, что там происходило. И когда прош„л слух о новых
землях на западе, Хооргон узнал об этом первый. Слухи следовало
проверить, и Хооргон послал на разведку отличившегося в недавней
схватке Мунага с дюжиной солдат. Такой выбор объяснялся тем, что
Мунаг был храбр, достаточно честен, и в то же время Хооргон
недолюбливал дюженника с тех пор, как тот сыграл не до конца
понятную роль в деле о сыне сушильщицы. Ведь сам Хооргон лучше
всех знал, что было в руках мятежника -- ломкая игрушка или
настоящий нож.

Мунаг немедленно собрал дюжину и отправился в путь. Вернулся
он в тот же день к вечеру, принеся самые утешительные новости. На
западе действительно обнаружилась земля -- два сухих оройхона,
отдел„нных от материка узким перешейком огненного болота. Прич„м,
один из оройхонов, по всему судя, был высушен совсем недавно: на
н„м ещ„ не было плодоносящих туйванов. Вс„ это могло означать
одно из двух: либо безумный илбэч жив и просто скрывался все
эти годы, либо, что более вероятно, родился новый илбэч.

Это, впрочем, слабо волновало Хооргона. Главное -- появились
земли, которыми надо как следует распорядиться. Выслушав
доклад Мунага, Хооргон час сидел в задумчивости, потом
встряхнулся и созвал командиров на совет.

-- Я решил, -- начал он, -- что пришла пора восстановить
справедливость. Всем известно, что мой покойный отец, -- Хооргон
печально вздохнул, а Тройгал вдруг подумал, что старый Хоргоон,
похороненный сыном, вернее всего, ещ„ жив, -- мой отец напрямую
происходил от красавицы Туйгай, которая рожала детей илбэчу Вану.
Более того, наш род начинается с любимого сына, которому Ван
завещал свои земли. Самозванец, захвативший царский тэсэг, должен
быть изгнан в шавар, из которого он вынырнул. И вы -- доблестные
воины, будущие одонты, должны мне в этом помочь.

Если бы дюженники услышали эти слова два дня назад, они без
колебаний связали бы помешанного, но теперь, скрепл„нные круговой
порукой, принуждены были молчать, стараясь понять, что задумал их
сопляк-повелитель, один раз уже обошедший их. И лишь услышав о
новых землях, на которые можно попасть, пройдя м„ртвой полосой,
цэрэги закивали, улыбаясь. Хооргон решил проблемы просто --
он задумал отделиться от державы вана и основать сво„
государство. Не так это много -- два сухих оройхона, но м„ртвая
полоса есть м„ртвая полоса, ван не посмеет напасть на непокорных.

И лишь строптивец Мунаг проявил недовольство.

-- У нас два оройхона здесь, -- сказал он, -- и там тоже будет
два. Но сейчас мы жив„м спокойно, а там должны будем держать
границу, сидя возле м„ртвой земли...

-- Ты трус! -- рявкнул Хооргон. -- Я не собираюсь бежать на
угловые оройхоны. Я буду нападать! Люди устали от
несправедливости, армия перейд„т на сторону законного владыки!

-- Я не трус, -- возразил Мунаг, -- это все знают. Но я не вижу
смысла в вашей затее.

-- Достойный Мунаг не высовывал носа дальше сухой полосы, которую
охраняет его дюжина, -- вступил в спор Тройгал, -- а я бывал и у
восточной границы, и на царском оройхоне и потому знаю, что
говорю. Повелитель прав -- армия узурпатора велика, но
сражаться не станет. Ван лопнет словно распоротый ножом авхай.

-- Почему же тогда... -- начал Мунаг, но махнул рукой и умолк.

Было решено против вана пока не выступать, а выделив
отряд для защиты обжитых оройхонов, остальных цэрэгов послать на
запад, наводить порядок, пока изгои и жители свободного
оройхона не организовались и не могут дать отпора.

-- ...а затем, -- заключил Тройгал, незаметно взявший в
руки ход совещания, -- нам предстоит большой поход к царскому
тэсэгу за короной ванов, которую наконец получит подлинный
владелец!

И нет ничего удивительного, что командовать тремя дюжинами,
составившими заградительный отряд, пришлось Мунагу, а остальных
пов„л к новым землям Тройгал.

Первые двое суток Мунаг прожил спокойно. Он понимал, что с тремя
дюжинами цэрэгов не сможет блокировать оройхоны, и потому лишь
следил, чтобы противник не подош„л незамеченным. У вана были
свои соглядатаи на каждом оройхоне, но те из шпионов, кто жил
среди бедноты, не слишком понимали, что вокруг происходит, а
достойный Тройгал не торопился оповестить вана, что сменил
хозяина. Поэтому в ставке забеспокоились не сразу, и лишь на
третий день на дороге показался паланкин благородного Ууртака,
прибывшего узнать, что творится в соседних землях. Мунаг не стал
вступать в бой с телохранителями. Он лишь вышел на поребрик,
требовательно поднял руку, а когда носилки остановились, и в
окошечке показалось морщинистое лицо наместника, сказал:

-- Доблестный одонт, поспешите домой. Сегодня вам здесь не
пройти.

Изготовленный к стрельбе татац за спиной дюженника подтверждал
его слова, так что Ууртаку оставалось лишь благосклонно кивнуть
и приказать носильщикам поворачивать вспять.

Мунаг блефовал. Грозный татац не был заряжен, и вообще, харваха,
захваченного в караване Пуиртала, могло хватить от силы на
дюжину выстрелов. А тот харвах, что готовили пойманные
сушильщики, Хооргон оставлял себе. Сушильщики, получив женщин и
сладкую пищу, работали исправно, но харваха вс„ равно было мало,
ведь впереди маячила война.

И она пришла.

Ван послал против мятежных оройхонов немалое войско -- шесть
отрядов, в каждом из которых была двойная дюжина солдат.
Пугать такую силу не имело смысла, и Мунаг встретил наступающих
пальбой из татацев. Он правильно рассчитал: основная масса
карателей двигалась вдоль мокрого оройхона, словно во время
операции против изгоев. Там Мунаг поставил два из тр„х своих
татацев. Первая пушечка неожиданно бабахнула, и хотя каменный рой
побил немногих, противник приш„л в замешательство. Привыкнув к
походам против небольших и плохо вооруж„нных банд, цэрэги не
знали, что предпринять. Однако и у них наш„лс