арочитый
сумел бы справиться  с  ними,  но  черноглазый  Сирома...  Отроки  могли
покалечить мужика...
   - Отдай меч, Варяжко! - угрюмо переминаясь  с  ноги  на  ногу,  вновь
попросил Мелех.
   - На, - сдался нарочитый и, протянув свое оружие гридню, осведомился:
   - Скажи лишь - в чем дело?
   Тот принял Варяжкин меч и, сделав  знак  своим  подопечным,  негромко
забормотал:
   - Я, конечно, не верю, но нынче велено тебя, как предателя,  привести
к Ярополку.
   - Меня?! - От возмущения Варяжко задохнулся. Гридень пожал плечами:
   - Так решил князь. Недавно к нему прибежал  Блуд.  Встрепанный  весь,
будто с кем дрался, и с порога  завопил,  что,  дескать,  видел  тебя  с
каким-то незнакомцем возле крайней избы и слышал, как ты сговаривался  с
ним: мол, коли князь отправится в земли печенегов, то ты дашь  Владимиру
знать о том...
   - Да ты что?! - Забыв об отсутствии меча, Варяжко подлетел к  гридню,
затряс его за плечи:
   - Ты что?! Блуду поверил?!
   Осторожно освободившись,  Мелех  отступил,  оправил  вылезшую  из-под
доспехов срачицу:
   - Я не поверил, а князь поверил. Сам знаешь,  он  нынче  подозрителен
стал. - И, помолчав, добавил:
   - Ты уж не обессудь, но вышло-то по-блудовски.
   Тебя мы сыскали, где он указал, и этот незнакомец с тобой...
   - Ты?! Как можешь?!
   - Не шуми! - оборвал негодование нарочитого Мелех.  -  Ты  князю  все
говори, что желаешь, а меня от подобных разговоров избавь. Сам ведаешь -
я тут ни при чем.
   Он рассуждал верно. Варяжко склонил голову. Блуд оказался подлее, чем
мыслил  нарочитый,  а  что  хуже  всего  -  даже  правда  не  спасет  от
воеводского наговора. Скажи  он  князю  всю  правду  о  том,  что  видел
Выродка, дрался с ним и спасся лишь благодаря ловкой кошке, -  никто  не
поверит... Разве  что  черноглазый  подтвердит.  Его  местные  признают,
скажут, что он не предатель...
   Немного успокоившись, нарочитый  взглянул  на  своего  спутника.  Тот
стоял бледный, трясся.
   - Ты чего? - тихо спросил Варяжко. - Не бойся. Прежде чем нас судить,
Ярополк людей расспросит. Он справедливость любит.
   Сирома вскинул на него безумные глаза. Откуда дурню  нарочитому  было
знать, что оставленная Выродком на щеке Сиромы  царапина  лишала  волхва
половины колдовских сил?  Откуда  ведать,  что  нынче,  пока  Сирома  не
исправит свои ошибки, у жреца Велеса, как  у  обычного  человека,  всего
одна жизнь, и ныне эта жизнь висит на волоске?!
   Слабо шевельнув побелевшими губами, жрец выдавил то, что Варяжко  был
в силах уразуметь. Но, не расслышав, нарочитый переспросил:
   - Чего?
   - Казнит нас князь, - уже отчетливей повторил жрец.
   - Это почему? - удивленно вскинул брови нарочитый.
   - А потому, - Сирома потупился. - Что я не местный. Меня тут никто не
знает,  и  когда  князь  это  выяснит  -   объявит   меня   Владимировым
наворопником.
   Варяжко  остолбенел.  Торопя  замершего   пленника,   гридни   слегка
подтолкнули его в спину. Подчиняясь силе и едва двигая ногами, нарочитый
побрел дальше. Единственный вопрос к Сироме вертелся в его голове, и, не
выдержав, он спросил:
   - Откуда же ты взялся и зачем?
   Пытаясь не выдать голосом обуявшего его страха, Сирома вздохнул:
   - А я и был тем котом, что тебя от болотного колдуна оборонил.
   Уразумев его ответ, Варяжко споткнулся. Вот и все!  Его  единственный
защитник, единственный видок попросту свихнулся с перепугу!
   Нарочитый не боялся умереть,  но  умереть  предателем  было  страшно.
Этого  он  не  мог  вынести...  Его  стойкость  и  сила  сломались   под
безжалостным давлением судьбы, и, рухнув на колени в дорожную  пыль,  не
замечая устремленных на него недоумевающих взглядов  гридней,  нарочитый
вздел руки к моргающим  бледным  светом  Девичьим  Зорям.  Он  не  хотел
жаловаться, но, словно упрекая бедных сестер в жестокосердии,  кто-то  в
нем рванулся на волю и, требуя справедливости, закричал:
   - За что мне все это?! Ну за что же?!

ГЛАВА 43

   Полеве часто приходилось ждать Егошу всю ночь, и обычно она  спокойно
укладывалась спать, но нынче невнятные предчувствия не давали ей  покоя.
Отгоняя от себя дурные: мысли - ведь чего боишься, то и случится, -  она
заставила себя улечься, но сон не приходил. Сквозь сомкнутые веки Полева
видела  искаженное  болью  и  яростью  лицо  болотника,  его   огромные,
полыхающие  гневом  зеленые  глаза.  Обжигаемая  этим  яростным  взором,
мерянка вскакивала, бессмысленно переставляя горшки и плошки, бродила по
горнице, вновь ложилась  и  к  утру,  не  вытерпев  этой  долгой  пытки,
выскочила из избы.
   Осенний пригожий денек  встретил  ее  прохладой  и  ласковым  теплом.
Звезда  Денница  уже  уступала  место  Деве  Заре,  и  небо  порозовело,
предчувствуя  ее  блистательное  восхождение,  но  даже  под  его  ясной
чистотой охватившее Полеву беспокойство не проходило. Чуть не  плача  от
давящей  на  душу  тяжести,  мерянка   вышла   за   ворота.   Пустынной,
только-только просыпающейся улицей добрела до  городских  стен  и  узкой
тропой спустилась к берегу Непры. Могучая река  несла  свои  неугомонные
воды, шуршала о чем-то неведомом, виденном ею в дальних  краях.  Сев  на
холме над берегом, Полева прикрыла глаза. Она не должна  была  думать  о
плохом, но дурные мысли, мешая успокоиться, упорно лезли в голову.  Даже
оберег нового Бога - маленький крестик на груди на сей раз  не  приносил
ей облегчения.
   Шлепая босыми ногами мимо притихшей мерянки, к реке пробежала ватажка
рано  проснувшихся  босоногих  мальчишек.  Перекрикивая  друг  друга   и
поднимая снопы радужных брызг, они  принялись  носиться  по  мелководью.
Глядя  на  незатейливое  мальчишечье  веселье,  Полева  вспомнила   свое
детство.  Тогда,  после  долгих  осенних  бессонников,  сбора  урожая  и
толоков, начиная чуять себя вольной птицей и забывая про ломоту в  спине
- ведь трудилась-то наравне со взрослыми, - она убегала к  озеру,  чтобы
коснуться горячей кожей чистой, прохладной  воды  и  почуять  ее  нежное
дыхание. Совсем как  эти  киевские  несмышленыши.  До  чего  удивительна
жизнь: бежит время, скрадывает годы, меняет лики городищ и русла рек,  а
ребятня остается прежней - бесшабашной,  доверчивой  и  веселой.  Словно
некто могучий и невидимый тайно оберегает их малые души...
   Будто  услышав  Полевины  мысли,  мальчишки   восторженно   завопили,
собравшись возле густых зарослей прибрежного камыша И тыча в шумящие под
легким ветерком стебли дочерна загорелыми пальцами.
   "Должно быть, разыскали птичье гнездо - вот и скачут. Сейчас  побегут
хвастать матерям", - равнодушно подумала Полева, глядя, как, отделившись
от орущей ватаги приятелей, несколько  быстроногих  гонцов  помчались  к
городищу. Находка пареньков ее не интересовала, а мысли  вновь  и  вновь
возвращались к болотному колдуну. Выродок никогда не уходил так надолго.
И вчера, собирая нехитрые  пожитки,  велел  ей  не  запирать  дверей,  а
значит, намеревался воротиться еще засветло...
   Уговаривая себя не тревожиться понапрасну, Полева запахнула на  груди
зипун,  поежилась.  Что-то  случилось...  Но  что?  Может,  Блуд   выдал
болотника  своему  князю?  Но  что  могут   князья   против   могущества
зеленоглазого знахаря?! Будучи уверена в его силах, Полева мучилась,  не
представляя, что могло задержать Выродка в Родне.
   - Там он! Там! - донесся с холма звонкий мальчишечий голос,  а  вслед
за ним на плечи затаившейся мерянки посыпался песок, и, почти скатываясь
с высокого берега, мимо пробежали несколько ратников. Это было странно -
к чему им глядеть на  найденные  парнишками  гнезда?  Заинтересовавшись,
Полева привстала, вытянула шею. Чуть не сметя ее  с  дороги  и  поднимая
сапогами  облака  пыли,  вниз  сбежал  еще  один  хоробр  -  узкоплечий,
стройный, почти такой же, как притихшие мальчишки.
   - Князь?! - признала его Полева. Неведомая сила толкнула ее следом за
Владимиром, но подойти  ближе  к  копошащимся  в  камышах  воям  она  не
решилась. А Владимир подошел...
   Хлюпая прибрежным илом и неуклюже расставляя ноги,  ратники  вытянули
на берег человеческое тело. Бережно уложив утопленника к княжьим  ногам,
они перевернули труп лицом вверх. Вода  оставила  его  лицо  нетронутым,
только по мокрым щекам тянулись глубокие, еще кровоточащие царапины и на
груди, под рваной срачицей, расплывалось буроватое пятно. Сердце  Полевы
сжалось, а потом, рванувшись к неподвижно лежащему незнакомцу, выскочило
из груди, и, горестно взвыв, мерянка бухнулась на колени. Только  теперь
ее заметили, обернулись. Один из воинов подошел ближе.
   - Встань, баба. - Рука Владимира погладила ее по волосам. - Он живой,
только поцарапан маленько. Я даже не пойму -  чего  он  с  таких  мелких
царапин столько сил потерял, из воды выбраться не смог?
   Царапины? Не веря, Полева подняла голову и, не  поднимаясь  с  колен,
подползла к распростертому на земле колдуну. Перемешанный  с  галькой  и
илом песок больно резал ее руки, но она не чувствовала  боли.  И  видела
только спокойно лежащего у княжьих ног, будто отдыхающего, Выродка.  Под
его голубоватыми веками бились маленькие синие жилки, а от переносицы  к
подбородку тянулись три длинные рваные  царапины.  Слегка  подрагивающие
пальцы ведуна крепко стискивали увенчанный крюком посох,  крепкая  грудь
медленно вздымалась и опускалась.
   - Живой, живой... - Дрожащими пальцами Полева отерла с  мокрого  лица
болотника кровь, убрала прилипшую белесую прядь волос и, вскинув голову,
жалобно взглянула на Владимира.  Откликаясь  на  ее  безмолвную  мольбу,
князь кивнул ратникам:
   - Возьмите его. -  И,  заметив,  как  ловко  те  принялись  поднимать
обмякшего колдуна, прикрикнул:
   - Да полегче вы, амбалы! Он мне вас всех вместе взятых нынче  дороже!
Несите его в мой терем.
   Полева вздрогнула. В княжий терем? Нет! В жизни и смерти, в болезни и
радости болотный колдун был ее душой, ее единственным счастьем, и никто,
даже князь, не смел отбирать его! Особенно теперь, когда  ему  было  так
плохо. Кто лучше нее перевяжет его раны, кто  переоденет  в  сухое,  кто
позаботится, не донимая расспросами?!
   Молниеносно вскочив, мерянка заступила путь:
   - Нет! Несите его домой!
   Видя, как простая баба  осмелилась  перечить  князю,  насторожившиеся
неподалеку   мальчишки   восторженно   загудели.   Князь   услышал    их
перешептывания, но сделал вид, что не замечает. По лицу мерянки он понял
- та разъярилась не на шутку, а дурная баба может наделать много бед. Да
и  присмотрит   она   за   больным   колдуном   куда   как   лучше   его
бездельниц-чернявок. Не зря же средь воев Владимира ходили  байки  о  ее
безграничной любви и преданности болотнику, а  Добрыня  сказывал,  будто
ради колдуна она даже рядилась в мужские порты и сказывалась его  рабом.
Половине слухов князь не верил, но теперь, глядя в полыхающее  гневом  и
любовью лицо мерянки, задумался.
   - Прошу  тебя,  светлый  князь,  -  умоляюще  прижав  руки  к  груди,
прошептала она. Владимир тряхнул головой. Мужской зипун  висел  на  бабе
будто на пугале, заношенный серник пестрел  заплатами...  Одеть  бы  ее,
обуть - королевной стала бы! А она не желала - бродила, будто  тень,  за
своим ведуном, глядела на него как на ясное солнышко, а нынче любому  за
него готова была глотку разорвать... И откуда она здесь взялась?  Может,
ожидая своего колдуна, всю ночь просидела на берегу?  И  как  угораздило
этакую красавицу присохнуть к такому нелюдимому и жестокому мужику?
   - Ладно, - сдался князь, - несите в ее, - качнул головой на Полеву, -
избу.
   Осторожно, покряхтывая, воины подняли Выродка с земли,  потянули  его
на косогор.
   До избы, которую облюбовал колдун, было рукой подать - не то  что  до
княжьего терема. Для жилья  Егоша  всегда  выбирал  крайние,  невзрачные
избенки,  где  и  печь-то  топилась  не  по-новому,  а  старым,  черным,
способом. И на сей раз он сыскал такую у городских ворот и,  старательно
не замечая тесноты и дымного угара, поселился в ней.
   С трудом втиснувшись в тесную горницу, ратники  положили  Выродка  на
лавку и вышли. Задержавшись на пороге, Владимир строго оглядел мерянку:
   - Помни - едва он очнется, зови меня.
   Полева кивнула. Она не слышала князя - в  ушах  все  еще  шумел  тот,
скрывавший  Выродка,  камыш,  а  руки  сами  тянулись  к  бледному  лицу
болотника. Осторожно,  едва  касаясь  израненной  кожи,  мерянка  обмыла
теплой водой его изувеченную щеку и потянула с плеч срачицу. Однако,  не
позволяя ей это сделать, Выродок застонал  и,  открыв  глаза,  оттолкнул
мерянку в сторону:
   - Отойди! Я сам...
   Отдавая ему влажную тряпицу, Полева тихо прошептала:
   - Я ж только помочь... А еще князь велел  за  ним  послать,  коли  ты
очнешься.
   Тяжело приподнявшись, Выродок стянул мокрую ткань и, стискивая  зубы,
дотянулся  до  висящей  над  лавкой  сумы  с  травами.  Сыскивая  нужное
лекарство, он грубо отрезал:
   - Подождет!
   - Ладно. - Покорно сложив  руки  на  коленях,  Полева  опустилась  на
хромоногий  столец  у  печки,  повертела  в   углях   обжигом.   Теперь,
успокоившись, она убедилась в правоте Владимира - раны Выродка  были  не
таковы, чтобы из-за них падать без сил всего-то за версту  до  дома.  Но
кто оставил их?  Привыкнув  не  задавать  вопросов,  она  изо  всех  сил
стискивала губы, но раздирающее нутро  беспокойство  все  же  прорвалось
наружу единственным коротким словом:
   - Блуд?
   Зеленые глаза болотника взметнулись на нее, окатили холодом:
   - Нет. Крогуруша.
   - Кто? - не поняла Полева.
   Отыскав наконец нужную травку, болотник протянул ей зеленые с  бурыми
пятнами, рассеченные по краям листья, велел:
   - Разотри в пыль и брось в воду. - И, вспомнив про ее вопрос, недобро
усмехнулся:
   - Крогуруша. Дух такой. С виду  -  как  большая  кошка,  а  внутри  -
смерть. Они обычно в одиночку не ходят  -  всегда  за  хозяином-колдуном
следуют. Это ее когти из меня силы вытянули. Впрочем, и  я  в  долгу  не
остался. Одного не пойму, как же я ее не почуял?
   Из его короткого пояснения Полева мало что  поняла.  Честно  выполняя
приказание, она мелко растерла траву, набрала в корец  кипящей  воды  из
котелка и, ссыпав внутрь буроватую пыль, протянула корец болотнику:
   - Вот...
   Выродок выпил зелье одним махом, словно  простую  холодную  воду,  и,
откинувшись на спину, закрыл глаза. Умильно глядя на его спокойное лицо,
Полева присела на краешек его лавки. Обычно она  спала  на  подстилке  в
углу, но теперь ей не хотелось уходить, да  и  Выродок  не  гнал.  Пусть
отдыхает - вон сколько ночей не спал... В дверь требовательно постучали.
Помрачнев, Полева двинулась к влазу  с  твердым  намерением  выпроводить
незваного гостя, но, слабо шевельнув рукой, Выродок велел:
   - Впусти. Это Добрыня.
   Это и впрямь оказался боярин. Грузно продавливая хлипкие  половицы  и
пригибаясь, чтобы не задеть головой низкую матицу, он подошел  к  лавке,
склонился над Выродком:
   - Ну, как ты?
   - А ты? - вопросом на вопрос ответил тот. Не ожидавший  иного  ответа
Добрыня сразу перешел к делу:
   - Погляди-ка, что наши у  роднинских  стен  нашли.  Может,  тебе  эта
вещица знакома? Они болтают, будто ее хозяин  в  кота  перекинулся  и  в
Родню убежал.
   - А ты веришь? - не открывая глаз, поинтересовался болотник.  Добрыня
хмыкнул:
   -  После  встречи  с  тобой  я  во  многое  стал  верить...   Выродок
приподнялся, сощурился. Протянутая к нему сума пахла  лесом,  травами  и
человеком. Тем самым человеком, чей запах Егоша запомнил на  всю  жизнь.
Забыв о слабости, он сел, спустил  с  лавки  ноги.  Зелье  уже  начинало
действовать, и голова не кружилась, как тогда, ночью, когда, спеша  уйти
от возможного преследования, он кинулся в Нестру и, преодолевая течение,
поплыл к Киеву...
   - Дай-ка.
   Добрыня положил суму ему на колени. Егоша недолго смотрел на  нее,  а
затем кивнул Полеве:
   - Принеси сухое. Мне нужно к князю.
   - Что? - заволновался Добрыня. - Стряслось что?
   - А то стряслось, что нынче в Родню явился тот, кто  мне  под  стать.
Это я с ним поцапался. - Он покачал головой:
   - А я-то понять не мог - с чего я Крогурушу  не  учуял?  Вот  тебе  и
Крогуруша...
   Полева принесла одежду, разложила ее на лавке перед Выродком. Даже не
глядя на заботливо постиранные и даже кое-где вышитые ею вещи,  болотник
принялся одеваться. Его движения казались неловкими, и от боли он иногда
кривил лицо, но голос оставался ровным:
   - Убеди князя, боярин, что теперь у  него  одна  дорога  -  заставить
брата явиться с повинной. И чем скорее он это сделает, тем лучше.  Иначе
Сирома сбережет Ярополка, а потом, возможно, сомнет Владимира.
   - Сирома? - Добрыня впервые слышал это имя, но  Выродок  уже  не  раз
доказал свою преданность и сомневаться в его словах было глупо. Пока его
следовало слушать. Только пока...
   - Да, - натягивая порты, кивнул болотник. Волнение боярина плескалось
на него мутной волной, мешало сосредоточиться.  Егоша  не  ведал,  зачем
Сирома явился в Родню, но в одном  не  сомневался  -  Владимиру  уже  не
придется оплачивать победы столь малой кровью - сила  Велеса  встала  на
сторону его брата. Припозднилась, но все же встала.  Волхву  потребуется
совсем немного времени, чтобы вернуть Ярополку уверенность в своих силах
и помочь ему выкрутиться из беды,  но,  пока  этого  еще  не  случилось,
следовало поспешить.
   - Но как...
   Заметив огорченное лицо боярина, Егоша поморщился. Тревожащий Добрыню
вопрос  висел  в  воздухе,  полыхал  перед  взором  болотника   огненным
свечением: как и кто пойдет в Родню торопить Блуда?
   - Я не могу, - коротко заявил Егоша. -  Сирома  меня  слишком  хорошо
знает. Продаст.
   - Но кроме тебя  никто  не  пройдет  сквозь  стены,  -  тихо  признал
Добрыня.
   Никто не пройдет... Боярин говорил верно. Даже Полева ничем не смогла
бы помочь. Хотя...
   Егоша стрельнул глазами на съежившуюся в углу мерянку:
   - Она сходит.
   - Она?
   - Да, она. Блуд ее знает, и коли придумать ей сказку  -  ее  впустят.
Какие подозрения на бабу? Она поторопит Блуда, а тот уж сам  решит,  как
побыстрее выставить Ярополка из Родни.
   -  Я  не  пойду,  -  неожиданно  сказала  Полева.  Остолбенев  от  ее
внезапного отказа, колдун уронил на колени еще неодетую срачицу.
   - Почему? Боишься?
   - Нет. - Полева и впрямь не  боялась.  Смерть  не  страшила  ее,  как
раньше, но теперь она поняла, чего добивался Выродок.  Он  желал  смерти
Ярополка. Это было гнусно... Выманить князя лживыми  посулами,  а  затем
лишить его жизни... Полева любила колдуна, но помогать  ему  в  подобных
мерзостях не желала! Выпрямившись, она  заставила  себя  произнести  еще
раз:
   - Я не пойду!
   Зло отшвырнув срачицу, Егоша встал и, шагнув к  ней,  больно  ухватил
двумя пальцами за подбородок:
   - Почему?
   Мерянка стрельнула глазами на Добрыню. Она все  смогла  бы  объяснить
Выродку, возможно, даже уговорить его не  опускаться  до  столь  подлого
поступка,  но  боярин  мешал  ей.  Заметив  ее  замешательство,  Добрыня
скользнул к дверям:
   - Вы тут пока потолкуйте, а  потом,  ежели  сговоритесь,  ты  меня  у
Владимира сыщешь...
   Слегка опешивший от необъяснимого поведения ранее  покорной  мерянки,
Егоша сумел лишь кивнуть, но,  едва  дверь  за  боярином  закрылась,  он
вплотную подступил к упрямице, жестко встряхнул ее за плечи:
   - Не ты ли клялась, что будешь делать все по моему слову?!
   Глядя в его мутные, будто болото,  глаза,  Полева  глубоко  вдохнула.
Настало время поговорить. Страх  перед  таящимся  в  душе  Выродка  злым
существом закрался в ее сердце,  руки  затряслись,  но  уберечь  его  от
страшного греха было необходимо. На этой земле  он  не  знал  покоя,  но
теперь, не понимая, что творит, он лишал  себя  и  покоя  после  смерти!
Неимоверным усилием подняв к  груди  отяжелевшие  от  страха  руки,  она
нащупала подарок Антипа, сдавила его в вспотевших пальцах.
   - Не кричи.