гнеда. - Я лучше  умру,  чем
отдам себя сыну ключницы и убийце моих родичей!
   Заметив в ее руке блестящее лезвие, Добрыня попятился.
   - Зачем же так, княжна? - выступая из-за его плеча,  негромко  сказал
болотник.
   Лучина в руке второй, незнакомой Добрыне девушки  дрогнула,  ее  губы
округлились, и тут боярин признал ее. Это была та  самая  девчонка,  что
когда-то помогла им избежать ссоры с Рогволдом. Давно  это  было...  Ох,
давно... Как же ее звали? Кажется, Настеной.  Он  еще  ее  отблагодарить
обещал...
   - Брат? - не сводя с болотника пылающих глаз, жалобно шепнула она.
   - Брат?! - Рогнеда оглянулась,  и  тут  болотник  прыгнул.  Не  успев
обернуться, Рогнеда упала под его весом. Выпавший из ее  пальцев  кинжал
покатился по полу к Добрыниным ногам.
   - Вяжи ее! - не поднимаясь выкрикнул  Добрыне  Выродок.  Тот  щелкнул
пальцами. Ратники подскочили  к  упавшим,  вздернули  Рогнеду  на  ноги,
скрутили ей  за  спиной  локти.  Болотник  поднялся  сам,  покосился  на
остолбеневшую Настену:
   - Что ж ты не удержала подругу, сестра? Зачем ей нож дала?
   - Ты?! - Настена неверяще вытянула  вперед  лучину,  почти  коснулась
огнем лица болотника.
   - Я, я, - хмыкнул тот. Растерянно переводя глаза  с  него  на  девку,
Добрыня пытался хоть что-то уразуметь. Настена оказалась братом Выродка?
Но почему же тогда он  пошел  против  Рогнеды?  Назло  сестре?  Нет,  не
похоже...
   - Предательница...  -  глядя  в  глаза  Настене,  жалобно  всхлипнула
княжна.
   - Нет! - Словно очнувшись, девка бросилась к ней,  умоляюще  заломила
тонкие руки. - Нет! Я не знала!
   - Она не поверит тебе, сестра, -  быстро  ответил  за  княжну  Егоша.
Настена повернулась к нему. Не в силах видеть  мечущегося  в  ее  глазах
ужаса и недоверия, Добрыня отвернулся.
   - Но ты?! Ты же умер? Как?! - срывающимся голоском простонала она.
   - Что - "как"? Как умер или как выжил? - Егоша и сам не ведал, что  с
ним творилось. Он глядел на Настену, а видел  совсем  чужую,  незнакомую
ему девку с напористым и гордым нравом.  Девочка,  которую  он  когда-то
знал и любил, осталась в давнем прошлом, а эта незнакомка, хоть и  звала
его братом, приходилась ему чужой. Настены больше не было...
   Он тронул Добрыню за рукав:
   - Пошли, боярин. Князь ждет.
   Добрыня вздрогнул, что-то подсказало ему, что девушка вот-вот упадет.
Кинувшись к ней, он ловко подхватил на руки ее уже оседающее тело.
   - Помоги же! - выкрикнул в лицо Выродку. - Она все же сестра тебе!
   Тот отрицательно помотал головой, не спеша вылез наружу и уже  сверху
негромко сказал:
   - Нет, больше не сестра...
   В ставшей пустой и тихой клети Добрыня сел на пол, положил на  колени
русую девичью голову. Бедная девочка!  Угораздило  же  ее  иметь  такого
братца! А как была смела...
   Добрыня легко похлопал пальцами по Настениным  щекам.  Распахнувшиеся
голубые глаза девушки ударили по его душе невыплаканной болью, заставили
отвернуться.
   - Он ушел, девочка, - не дожидаясь вопроса, сказал он.
   Настена села и, еле сдерживая слезы, жалобно прошептала:
   - Он... Он... Он такой... А я из-за него...
   И, не выдержав, она  зарыдала.  Добрыня  зажмурился.  Он  не  выносил
женских слез - казалось, будто скулит и жалуется на что-то, перебравшись
в дергающееся женское тело, его собственная душа.
   - Тебе надо уходить из Полоцка, девочка, - тихо предложил он. - Я сам
найду тебе провожатых, сам выведу из городища. Коли тебе есть куда пойти
- ступай, а коли некуда - вспомни мое обещание.  В  моем  доме  в  Новом
Городе места много - тебе хватит.
   Только теперь Настена вспомнила, где раньше видела  это  чернобородое
лицо. Конечно! "Добрыня", - так назвал этого новоградца Варяжко.  И  еще
добавил: "Он от своих слов не откажется - поможет тебе, коли встретиться
доведется". Ведал бы он, как и когда они увидятся...
   Боль разорвала сердце Настены.  Всех  она  потеряла,  всех!  Кого  по
глупости, кого из упрямства... Сама от любви отказалась. И  из-за  кого?
Из-за Егоши? Но Егоша умер! А этот гнусный, даже не улыбнувшийся ей  при
встрече Выродок был кем-то чужим! Теперь она понимала и ненависть к нему
киевлян, и желание Варяжко разделаться с ним. По его вине  потеряла  она
свою любовь, по его вине плакала в неволе гордая и  красивая  Рогнеда...
Век не отмолить ей у пресветлых богов прощения за такого брата.  Отцу  с
матерью не отмолить...
   Вспомнив о родных, Настена выпрямилась. Никого  у  нее  не  осталось,
кроме отца и матери. Давно рвалась ее  душа  в  родные  края,  а  нынче,
видно, настало время самой туда отправиться. Она вытерла слезы:
   - Благодарствую за приглашение, боярин, а только у меня родичи  есть.
К ним пойду.
   Добрыня помог девке вылезти на свет. Выродок не ушел далеко, сидел  в
горнице на лавке  возле  стола,  перебирал  длинными  пальцами  какие-то
обереги Рогнединого знахаря. Рядом с ним, поддерживая безвольно обмякшее
тело княжны, стояли Добрынины кмети. А у ног болотника,  утопая  в  луже
крови, с грубо перерезанным горлом, лежал сам хозяин избы - голубоглазый
старик-знахарь. Заметив его, Добрыня удивленно вскинул брови, а  Настена
всхлипнула, прижимаясь к боку боярина.
   - Он, дурак, сюда заявился и на меня с ножом полез.  Вот  и  получил,
чего желал, - добродушно пояснил болотник и тут же поинтересовался:
   - А вы-то чего там застряли?
   Притискивая к себе Настену и стараясь не смотреть  на  жалкое,  худое
тело мертвого знахаря, боярин хрипло ответил:
   - Сестре твоей помогал.
   - А-а-а. - Тот равнодушно пожал плечами, отвернулся:
   - Пошли, что ли?
   Ярость и боль потери придали Настене сил.  Рванувшись  из  Добрыниных
рук, она прыгнула к брату. Ее огромные глаза впились в лицо Выродка:
   - Ты не мой брат! Ты - выродок, убийца! Мне жаль, что киевские  бояре
не сумели с тобой расправиться! Мне стыдно жить, имея такого брата!
   Спокойно перехватив ее занесенную для удара руку, болотник подтолкнул
девку к Добрыне:
   - Когда-то я любил тебя, сестра, но все проходит  и  все  меняется...
Ступай прочь и моли богов, чтобы больше не очутиться на моей дороге.
   Отброшенная его сильной  рукой,  Настена  рухнула  на  широкую  грудь
боярина и затряслась, зарывшись лицом в его надежное  плечо.  Новгородец
чем-то напоминал ей Варяжко. Как хотелось бы  прижаться  к  его  сильной
груди, ощутить рядом его надежное тепло, услышать  дорогой  голос...  Но
она устала, слишком устала, да и кто знает - простит  ли  ее  нарочитый?
Ведь по ее милости князь погнал его за Волчьим Пастырем,  когда  Рогнеда
приезжала в Киев. Варяжко вряд ли  стерпел  позор  от  простой  болотной
девки. Верно, уже давно нашел себе другую,  утешился...  А  ей  остается
жить одной...
   Оторвавшись от Добрыни, Настена смолкла, утерла слезы.
   - Давно бы так, - заметив ее жест, ухмыльнулся болотник. -  От  нытья
проку нет.  -  И,  переведя  на  Добрыню  красивые  безжалостные  глаза,
напомнил:
   - А нам, боярин, поспешить надобно. У нас впереди много  дел,  и  без
моей помощи твоему князю с ними не сладить.
   Болотник пугал и восхищал Добрыню одновременно. Он был  подлецом,  но
иногда один умный и ловкий подлец оказывается нужнее десятка  честных  и
преданных друзей...
   Все  еще  прижимая  к  себе  хрупкое  девичье  тело,  Добрыня  кивнул
болотнику:
   - Пойдем, Выродок!

ГЛАВА 35

   Вести о захвате Полоцка примчали в Новый  Город  три  больших  черных
жеребца. Увидев их, Полева испугалась. Летящие по улице вороные походили
на несущихся неведомо куда вольных Стрибожьих внуков. Даже их огромные с
лиловым отливом глаза  сияли  какой-то  дикой,  неприрученной  красотой.
Заглядевшись на коней, Полева не сразу заметила гордо восседающих на  их
лоснящихся  спинах  всадников  и,  лишь  когда  улеглась   потревоженная
конскими копытами пыль, по их высоким красным  шапкам  поняла  -  летели
могучие жеребцы из Полоцка, несли вести от Владимира. Сообразив,  что  к
чему, она метнулась на двор к Антипу и с порога закричала:
   - В городище гонцы из Полоцка прибыли!
   Антип сидел в светлой горнице за столом и, старательно выводя  кистью
из моченого  конского  волоса  сложный  узор,  что-то  разрисовывал.  От
громкого крика Полевы он выпустил кисть из руки, оглянулся:
   - И что слышно? Она пожала плечами:
   - Ничего покуда. - Не удержавшись от любопытства,  заглянула  старику
через плечо и ахнула:
   - Ох, красота-то какая!
   Лежащая перед Антипом поделка и впрямь была красива. Старик  славился
своим умением выпиливать из камней и речных ракушек диковинные  броши  и
подвески, а расписанные им чаши и  кружки  за  большие  деньги  покупали
богатые и важные купцы из далеких Херсонеса и Рима.  По  круглому  ободу
той чаши, что лежала перед  ним  нынче,  летели  такие  же  кони,  какие
недавно  промчались  через  городище.  Только  на  спинах   нарисованных
жеребцов не было вершников и масти они были иной - серые в  ярких  белых
яблоках.
   - Кому ж  ты  этакую  красоту  творишь?  -  поинтересовалась  Полева.
Обрадовавшись похвале, старик притянул ее, усадил рядом:
   - А что скажешь, коли тебе?
   - Мне?
   Полева не ждала от Антипа подарков. Старик и так слишком многое делал
для нее. Ведь это он выходил ее после исчезновения  Выродка,  он  кормил
ее, поил, давал одежду и кров. И хоть Антипу не удалось избавить  ее  от
воспоминаний, успокоить  убивающую  ее  боль  он  сумел.  Благодаря  его
стараниям Полева уже не  пыталась  убежать  из  Нового  Города  и  почти
смирилась с мыслью, что никогда больше не увидит завладевшего ее сердцем
знахаря. Ласковые и искренние речи Антипа принесли ей какой-то  странный
покой, а его Бог с грустным лицом каждый вечер перед сном  утешал  ее  и
каждое утро вселял надежду выжить.
   Старик поселил Полеву в  небольшой,  но  уютной  клети,  возле  своей
горницы, и повесил в переднем углу лик своего Бога. Он сам  написал  его
скорбное и любящее лицо, поэтому новый Бог казался Полеве более  близким
и простым. Иногда она даже пыталась разговаривать  с  ним,  доверительно
выплакивая свою боль. И хотя Бог молчал,  Полеве  становилось  легче.  В
молчании Антипиного Бога была надежда  на  счастье...  А  однажды  Антип
выпилил из дерева маленький красивый крестик и подарил  Полеве.  Мерянка
пыталась отказаться от подарка, но Антип сам надел крестик ей на  шею  и
шепнул:
   - Это оберег моего Бога. Пусть он помогает тебе. С той поры в трудный
миг Полева хваталась за подаренный Антипом оберег и шептала слова мольбы
к тому, в кого так верил варяг и кто  был  так  добр,  что  каждую  ночь
безропотно выслушивал ее бесконечные жалобы.
   Вот и нынче, завидев летящих через городище черных  жеребцов,  Полева
первым делом нашарила на груди крестик и испуганно сжала его в ладони. В
тот миг она  не  заметила  боли,  но  теперь,  раскрыв  ладонь,  увидела
посерединке глубокую, оставленную краем креста  царапину.  Она  поднесла
руку к губам, слизнула выступившую кровь.
   - Что там у тебя? Покажь! - заметив ее  удрученное  лицо,  потребовал
Антип и, не дожидаясь ответа, развернул к свету узкую девичью ладонь.
   -  Малость  поцарапалась...  -  не  зная,  как,  не  обидев  мастера,
объяснить свою рану, смущенно забормотала Полева, но на ее счастье дверь
распахнулась, и в клубах утреннего мороза на  пороге  появился  Миролюб.
Углядев на щеках вломившегося в избу сына  лихорадочный  румянец,  Антип
приподнялся. Сияя улыбкой, Миролюб подлетел к нему, затряс за плечи:
   - Наши Полоцк взяли! Рогнеда полоцкая Владимиру женой стала!  Кривичи
с Владимировой дружиной на Киев идти собираются!
   - А тебе-то что за радость? - отпуская руку Полевы,  холодно  спросил
раскрасневшегося парня Антип.
   Миролюб опустил руки, недоверчиво взглянул  в  потемневшее  отцовское
лицо:
   - Ты что, отец?! Неужели не рад?!
   - А чему радоваться? - Старик опустился на лавку, отодвинул в сторону
свою поделку. - Тому, что нашем князем месть движет и, от нее ошалев, он
под себя людские жизни мнет? Иль тому, что он брата убить желает?
   Слова отца хлестали Миролюба будто плети. Что старик болтал?! У  него
под носом вершилось великое, а он чашки разрисовывал да кланялся идолу с
оленьими глазами!
   - Хватит, отец! - пытаясь совладать с  охватившим  его  негодованием,
рявкнул Миролюб. -Ты меня в Полоцк с князем не пустил, так в Киев я  сам
пойду и тебя спрашивать не стану!
   Полева испуганно прикрыла ладошкой округлившийся  рот  и,  сообразив,
обеими  руками  обхватила  старика.  "Главное,  чтоб  отец  с  сыном  не
подрались, родной  крови  не  пролили,  -  стискивая  напрягшиеся  плечи
Антипа, думала она. - А слова забудутся". Не замечая  ее  усилий,  Антип
шагнул к сыну:
   - Ты что говоришь?!
   - А то и говорю, что не  стану,  подобно  тебе,  от  войны  бегать  и
трусость свою божьим словом прикрывать!
   Набычившись, Миролюб исподлобья глядел на отца. Между ними  и  раньше
были споры, но впервые он высказал все, что  думал  об  отцовской  вере,
впервые открыто  упрекнул  старика  в  трусости.  Сжимая  кулаки,  Антип
постарался высвободиться из цепких объятий Полевы:
   - Я многое повидал на своем веку, мальчик! Я  повоевал,  и  никто  не
может называть меня трусом, но только к старости я понял, как  ошибался.
Одумайся, сын, не повторяй моих ошибок!
   - Хватит!  -  Миролюб  стукнул  по  столу  кулаком.  Расписная  чашка
подпрыгнула и, глухо постукивая резными краями, покатилась к краю стола.
Полева едва успела подхватить ее - чтоб не  разбилась.  Занятая  чашкой,
она не видела, как Миролюб ушел, только услышала стук захлопнувшейся  за
ним двери и тяжелый, провожающий его стон. Не понимая, откуда  доносится
воющий звук, она вскинула глаза. Скорчившись, словно  в  коликах,  Антип
сидел на лавке и, сдавливая ладонями седую голову, тихо стонал.
   - Что ты? Что ты? - Бросившись к нему, Полева зацепилась  подолом  за
край стола, но, не обращая внимания  на  треск  рвущейся  ткани,  обняла
старика:
   - Он одумается! Одумается...
   Антип поднял на нее покрасневшие от слез глаза:
   - Нет. Он похож на свою мать. А она была очень упряма...
   - Глупости! - Догадавшись, что делать, Полева  вскочила  и,  на  ходу
набрасывая платок, кинулась к двери:
   - Я его уговорю! Верну!
   Осенний тревожный ветер быстро  пробрался  под  ее  одежду,  заставил
ускорить шаг. Встречных было немного, и, не зная никого из  них,  Полева
побоялась расспрашивать о Миролюбе. Озираясь и заглядывая во все  дворы,
она отправилась к высящимся над рекой стенам  городища.  Какое-то  чутье
тянуло ее туда. Повернув за угол последней  избы,  она  увидела  большую
толпу.
   - А Владимир как рубанул! - донесся оттуда хвастливый мужской  голос.
- И хоть верьте, хоть нет - одним ударом троих свалил!
   Полева протолкалась сквозь ватажку внимающих  хвастуну  горожан  и  в
самой ее середине увидела  раскрасневшегося  от  собственной  значимости
парня в островерхой красной шапке.  Гонец,  сообразила  она,  растерянно
оглядывая незнакомые лица теснящихся возле рассказчика мужиков. Миролюба
среди них не было. Она уже начала было проталкиваться назад,  как  гонец
заговорил о Рогнеде.
   - Ее тамошний знахарь спрятал, - полушепотом, будто открывая страшную
тайну, поверял он. - Добрыня его спрашивал, спрашивал, а правды так и не
узнал. Совсем расстроился, а  потом  невесть  откуда  явился  тот  самый
зеленоглазый, что давеча у нас в  городище  с  Альбом  подрался.  "Я,  -
говорит, - княжну сыщу. Я колдун". И представьте - сыскал!
   Пораженные слушатели дружно ахнули.  Раздуваясь  от  внимания,  гонец
повысил голос:
   - А еще я вам  скажу,  что  он  и  верно  колдун.  Его  даже  Добрыня
побаивается, хоть и ходит с ним не разлучаясь, будто с лучшим приятелем.
Болтают, что колдун этот в  Киев  собирается,  с  кем-то  там  в  сговор
вступить хочет и весь поход наш от него будет зависеть!
   - Ну, это ты хватил! - недоверчиво выкрикнул кто-то позади Полевы.  -
Наш князь за правое дело бьется, ему и без  колдовства  удача  под  ноги
шелковый ковер постелит!
   - Может, и так, - согласился гонец. - А только, когда мы  из  Полоцка
уезжали, Выродок, так этого колдуна кличут, тоже из городища ушел. Я его
у ворот видел, он по дороге не пошел, свернул в  лес  и  пропал,  словно
блазень.
   Обсуждая повадки странного колдуна  и  припоминая  загадочную  смерть
Альвова брата, слушатели дружно загомонили,  но  Полева  уже  ничего  не
слышала. Ее грудь сдавило болью, в глазах в веселой  пляске  завертелись
радужные блики, сжигая краски и звуки, слепое солнце рухнуло на голову.
   - Эй, люди! Бабе худо! - завопил кто-то, подхватывая ее на руки.
   - Водички ей, водички, -  закудахтала  узколицая  женщина  в  простом
платке. Рассказчик, а это именно он поймал Полеву, бережно плеснул ей  в
рот пригоршню воды из принесенного кем-то корца.
   - Не в рот лей, а на лицо! - перекрикивая  друг  друга,  посоветовали
ему сразу несколько голосов.
   Их-то и услышал проходивший мимо Миролюб. По гомону он сразу понял  -
люд собрался не байки слушать - случилось что-то, и, прихватив за  рукав
вылезающего из под ног взрослых мальчишку, спросил:
   - Что там?
   - Бабе худо, - равнодушно отмахнулся паренек,  но,  глянув  варягу  в
лицо, азартно прищелкнул языком:
   - Да ведь она в вашем доме живет!
   - Пустите! - Отбросив мальчишку, Миролюб растолкал  людей  и,  присев
перед Полевой, положил ее голову себе  на  колени.  -  Она  моя  сестра!
Уйдите!
   - А где ж ты раньше-то был? - обвиняюще откликнулся чей-то  голос.  -
Ее тут чуть не затоптали, а ты блудил где-то!
   Старательно растирая уши Полевы горячими ладонями,  Миролюб  смолчал.
Он и впрямь блудил - ходил без цели, стараясь охладить гнев после  ссоры
с отцом. Кабы знал, что Полева выскочила за  ним,  -  разве  оставил  бы
одну? Мерянка нравилась ему - ни у кого больше  не  было  таких  чудных,
шелковых волос, такой мягкой кожи и таких  озерных,  светящихся  изнутри
глаз. И характером она оказалась нежна и мягка,  словно  воск.  Миролюба
раздражало лишь ее странное, почти  безумное  стремление  уйти.  Правда,
худо было лишь поначалу, а затем она быстро сдалась,  но  все  же  часто
поздними вечерами, когда все уже ложились спать, она потихоньку  уходила
из избы.  Полагая,  что  Полева  бегает  на  свидания  к  бросившему  ее
лаготнику, злясь и ревнуя, Миролюб однажды отправился за  ней  следом  и
там, на берегу Мутной, притаившись за кустом  калины,  он  увидел,  как,
вздев к темнеющему вдали лесу худые руки, протяжно, словно  выкликая  из
его мрачных глубин кого-то неведомого, Полева затянула грустную, похожую
на жалобные журавлиные клики, песню. И так сильна оказалась рвущаяся  из
ее души тоска, что он не выдержал - зажал уши и побежал прочь.  Тогда-то
он и понял, что никто не сможет отвадить ее от той  нелепой,  покинувшей
ее любви. Только и его ничто уже  не  могло  спасти...  Оставалось  лишь
надеяться, что однажды красивая мерянка покорится судьбе и  подарит  ему
если не свое сердце, так хотя бы свое манящее, прекрасное тело.
   - Полева! Полева! - склонившись к уху  мерянки,  зашептал  он.  Звуки
знакомого голоса потянули Полеву  из  темноты.  Вглядываясь  в  плывущее
сквозь туман лицо Миролюба, она улыбнулась:
   - Миролюб? А я тебя искала... - И вдруг, вспомнив что-то, резко села:
   - Ты хотел уйти в Киев?
   - Да, - негромко признал варяг.
   Опираясь на его руку, мерянка поднялась, качнула головой:
   - Возьми меня с собой!
   - Зачем? - Миролюб хотел было огрызнуться - куда, мол, тебе  в  самое
пекло, - но, чувствуя на себе внимательные взоры зевак,  потянул  Полеву
подальше от толпы:
   - Пойдем-ка, поговорим...
   Сгорая от стыда за нее, на виду у всех позорно  влезающую  в  мужские
дела, он втолкнул мерянку в полутемный старый овин, припер ее к стене:
   - Что ты задумала? Я - воин, мне самое время в поход с князем, а  что
тебе там делать? Иль не знаешь, что на войне никого не жалеют?
   Серые глаза Полевы приста