же ловушку, что и ее хозяйка. Она бы просто бестолково махала руками и вопила изо всех сил.
     Было, однако, еще рано делать выводы. Судя по тому, что Базел помнил о географии Империи Копья, у них было много дней впереди, чтобы узнать все сильные и слабые стороны членов их маленького отряда.
     Когда они приблизились к району доков, Базела удивила и обеспокоила перемена в поведении Заранты. Энергичная и активная в городе, она преобразилась, как только они оказались недалеко от реки. Покидая гостиницу, Заранта сменила рваную юбку на прочные штаны, кожаную шапку и плащ аксейского покроя. Теперь она натянула эту шапку на глаза, подняла воротник и сжалась, как будто хотела вовсе исчезнуть. Побледневшая и безмолвная, она предоставила Базелу вести все дела. От Конокрада не укрылась и возросшая настороженность Тотаса, и то, что он не снимал руки с рукояти меча.
     Конечно, здесь владычествовал ни-Тарт. Это могло объяснить поведение Тотаса, но Заранта раньше не проявляла такого испуга перед ни-Тартом. Базел не мог избавиться от впечатления, что что-то пугает ее гораздо больше, чем один из руководителей риверсайдского преступного мира, каким бы могущественным он ни был. Несмотря ни на что, почти против собственной воли, Заранта вызывала у него симпатию, и не покидавшее его ощущение, что она что-то скрывает, тревожило его больше, чем он отважился бы признаться.
     К несчастью, у Брандарка нашелся действенный способ отвлечь Базела от его беспокойных мыслей. Кровавый Меч, выполняя свою угрозу, сочинял свою трижды проклятую балладу Сказ о Кровавой Руке Базела. Хуже того, он задумал написать ее на мотив хорошо известной застольной песни и настоял на том, чтобы напеть три первых куплета, пока они заводили животных на паром. Сейчас он взгромоздился на единственную на пароме надстройку и поглядывал вниз на Рекаа и Заранту, перебирая струны своей балалайки и услаждая их слух промежуточными результатами своих творческих мук.
     Базел стоял, скрестив руки, на самом дальнем от Брандарка краю парома и, улавливая доносившиеся до него звуки балалайки, мешавшиеся с плеском воды и скрипом весел в уключинах, скрипел зубами. То, что голос Брандарка почему-то лучше вел мелодию, чем обычно, как и взрывы женского смеха, приветствовавшие усилия Кровавого Меча, отнюдь не улучшало настроения Конокрада.
     Базел Бахнаксон мрачным взглядом озирал туман, лежавший над сонной рекой, и его одолевало неприятное предчувствие, что путешествие затянется очень надолго.

ГЛАВА 16

     Карты покупать не понадобилось.
     Услышав случайное замечание Брандарка вскоре после высадки с парома, Тотас моргнул, осуждающе посмотрел на свою госпожу и извлек из сумки собственную карту. Базел сопроводил его взгляд своим, но на нее эти два безмолвных упрека не произвели никакого впечатления. Как только паром отвалил от берега, она пришла в прекрасное расположение духа и теперь только усмехнулась. Воспитательный эффект был еще более ослаблен громовым хохотом Брандарка. Базел постепенно приходил к неутешительному заключению, что Кровавый Меч и Заранта нашли друг в друге родственные души. Теперь он был почти уверен в этом.
     Но зато он смог наконец выяснить, куда они направляются. Приятного в этом было мало. Усевшись прямо на холодную землю, он развернул карту на коленях, нашел масштаб и обнаружил Альфрому. Измерив расстояние растопыренными большим и указательным пальцами, он постарался не показать своего огорчения. От Риверсайда до Альфромы по прямой было шестьсот лиг птичьего полета. Но они не были птицами. Шерхан на карте вообще отсутствовал.
     - Не могли бы вы показать мне Шерхан? - осведомился он, и Тотас перегнулся через его плечо, чтобы, обозначить точку к юго-востоку от Альфромы. "Значит, для нас это за городом, с другой его стороны", - подумал Базел. В мрачном молчании он изучал карту еще минут десять, а под ним таял иней.
     Даже лучшие карты иногда таят неприятные сюрпризы. Но даже если этого не учитывать, путешествие по дорогам предполагает еще двести лишних лиг. По пути придется охотиться и добывать корм для животных. Или же иногда тратить время на заработки. Более того, Тотас предупредил, что после Ангтира дороги становятся хуже. Много хуже.
     Конечно, у них здоровые животные и нет повозок. На плохих дорогах это плюс. Но даже при самых благоприятных обстоятельствах этот путь займет у них не меньше двух месяцев, да и то только при условии, что две женщины и Тотас, еще не оправившийся от болезни, смогут выдерживать верхом темп, который он задаст пешком. Заранта, возможно, окажется на это способной. А вот Рекаа и Тотас... неизвестно. Между тем алые и золотые листья уже опадают с ветвей деревьев на землю.
     Подняв глаза, он встретился взглядом с Тотасом, выражение лица которого соответствовало его собственному. Остальные, очевидно, не представляли, что их ждет. Рекаа точно этого не понимает, иначе она была бы значительно менее бодрой. Заранта скорее всего смотрит на вещи более реально, признается она в этом или нет... Но Брандарк, при всей его лихости, действительно городской парень, не переживший ни одного марш-броска в дождь и слякоть. У Базела такой опыт был, и он не испытывал ни малейшего желания его повторять. По лицу Тотаса было видно, что и ему знакомы зимние походы. Конечно, ему хотелось отправиться в это путешествие не больше, чем Базелу. Почему же он тогда не попытался отговорить Заранту? Вдобавок принимая во внимание, что он еще не оправился после тяжелой болезни?
     Базел был уверен, что, получи он ответ на этот вопрос, он не доставил бы ему удовольствия. Конокрад еще раз вздохнул, поднялся на ноги, вернул карту Тотасу, закинул арбалет за плечо и решительно зашагал сквозь туман. Остальные последовали за ним.

***

     Утренний туман рассеялся, солнце припекало, и на душе у Базела полегчало, когда он увидел, что разношерстный отряд двигается быстрее, чем он мог надеяться.
     Мул Заранты, как и можно было ожидать по его зло блестевшим глазам, оказался беспокойным. Когда Заранта подъехала к Базелу, чтобы задать какой-то вопрос, мул попытался схватить его руку зубами. Она пресекла злонамеренную попытку с привычной строгостью, сопроводив это такой характеристикой родословной, привычек и будущей судьбы животного, что уши обоих градани в изумлении поднялись. Однако на мула все это, похоже, впечатления не произвело. Он продолжал с вожделением посматривать на руку Конокрада. Базел ответил на вопрос Заранты, и она пришпорила мула, чтобы заставить его перейти на рысь. Базел фыркнул, когда мул вместо ожидаемого рывка вернулся на свое место позади Рекаа. Нет, он предпочитает лошадей!
     К полудню Тотас и Брандарк поменялись местами. Охранник Заранты ехал рядом с Базелом, который расспрашивал его о предстоявшем им пути. Если градани чего-то и не понял из его ответов, то это не было виной Тотаса. Он говорил в высшей степени четко и ясно, и заметно было, что он вполне представляет тяжесть предстоящих им испытаний. Каждое его слово усугубляло озадаченность Базела. Казалось, этот человек должен был иметь ранг не ниже офицера. Риантус без колебаний поручил бы ему командование взводом или ротой. Как он оказался охранником такой нищей "дворянки", как Заранта, Базел не мог понять. Это явно не был простой наемник. Гарцуя впереди короткой колонны, он постоянно оглядывался на Заранту, а его ответы, такие исчерпывающие, когда дело касалось дорожных условий и рельефа, становились вежливо расплывчатыми, едва темой беседы становилась его хозяйка.
     Базел не был столь глуп, чтобы не видеть, что Заранта скрывает о себе очень многое, но то, что Тотас с такой готовностью ее в этом поддерживает, почему-то утешало его. Конокрад обнаружил, что Тотас вызывает у него еще большую симпатию, чем Заранта. Судя по его поведению, у Заранты должны были быть веские причины для осторожности. Согласие Тотаса отправиться в путь в такое время года могло служить доказательством того, что положение ее было серьезным, если не отчаянным. И в этой ситуации можно было считать вполне справедливым, что она не полностью доверяла градани, которых еще слишком мало знала.
     В течение всего дня они двигались достаточно быстро и под вечер вышли к деревне, которую им не без сожаления пришлось миновать. Базел мечтал о тепле и крыше над головой, но слишком мало у них было кормаков, чтобы легко их тратить. Он внимательно смотрел по сторонам, но место для ночлега нашел Тотас. Смешанный сосново-еловый лесок давал хорошую защиту от ветра и достаточно топлива, маленькая речушка могла обеспечить путников свежей водой, и Базел с благодарностью принял предложение сделать здесь привал.
     Его новые попутчики с энтузиазмом принялись за устройство лагеря. Рекаа, возможно, была женщиной пугливой и слишком большой любительницей романтических баллад, но она зато оказалась хорошей стряпухой. Как только Брандарк и Тотас сложили очаг, она начала энергично хлопотать возле него. Базел и Заранта занялись мулами и лошадьми, причем сноровка и ловкость Заранты подтвердили подозрение Конокрада, что она оказалась в седле раньше, чем научилась ходить. Титул "леди" перед ее именем не был для нее предлогом уклоняться от работы. Пока Базел с Брандарком собирали топливо, а Тотас разводил огонь, она не чинясь и с завидной быстротой чистила картошку и морковь.
     Ужин получился отличным, и после еды ни у кого не было желания сидеть. От Риверсайда их отделяло сорок миль, но вероятность погони только усилила обычную осторожность Базела. Никто не возражал, когда Базел решил поставить часового, лишь Тотас стал протестовать против того, что Конокрад разделил вахту на три части и попросил Заранту с Рекаа принять на себя треть, но не включил его. Тотас замолчал только после тихой фразы Заранты. Базел хотел бы узнать, что она сказала, но даже Брандарк не имел представления, на каком языке она говорила. Однако это сработало, и Тотас без единого слова завернулся в одеяла.
     Ночь прошла без происшествий, если не считать обычных отрывочных, хаотических, мучительных снов Базела, но на заре его разбудил ужасный скрежещущий звук. Он перекатился на спину и сел, и уши его прижались к голове от невольного сочувствия, когда он увидел, в чем дело.
     Тотас сидел согнувшись и кашлял, как будто его легкие были готовы выпрыгнуть из груди. Рекаа с беспокойством следила за ним, а Заранта сидела рядом. Копейщик боролся с кашлем, зажимая рот костлявым кулаком, Заранта поддерживала его изможденное тело. Положив его голову себе на плечо, она шептала ему на ухо слова утешения, и по ее щекам катились слезы.
     Базел встретил ее взгляд, в котором читались тревога и гнев - не на него, а на что-то бывшее причиной этих мучений. В ее глазах была и тихая просьба, и градани, медленно кивнув, снова лег и отвернулся, предоставив Тотасу вести свою одинокую борьбу с болезнью.
     Он отчаянно кашлял не меньше четверти часа. Когда Базел минут через двадцать перестал притворяться спящим и открыл глаза, ничто в лице Тотаса не выдавало только что пережитых страданий. На следующее утро Базел дипломатично сделал вид, что не замечает, как Тотас чуть медленнее, чем вчера, седлает лошадь. Заранта могла играть какую угодно роль, но ее преданность своему телохранителю обезоруживала Базела. И он восхитился мужеством Тотаса, когда тот взлетел на лошадь, как будто ничего не случилось.

***

     В Коре они остановились, чтобы пополнить припасы.
     У них было слишком мало денег, чтобы посылать за покупками градани, при виде которых любой торговец поднял бы цены втрое, поэтому на рынок отправились люди, и Заранта добилась на этом поприще такой завидной экономии, что Брандарк, которому она вернула кошелек, переглянувшись с Базелом, вручил ей его обратно, предложив отныне взять на себя обязанности казначея отряда.
     Она купила еще несколько одеял, привезла добавочный зерновой фураж, ведь с холодами травы на полях, которой могли питаться животные, становилось все меньше. Базел ощутил прилив оптимизма. Ничто не могло устранить неизбежных тягот их похода, но путешествовать в обществе Заранты оказалось выгодным.
     Ясная погода продолжалась еще несколько дней. Ночи становились все холоднее, Тотас постоянно испытывал боль. Но если не считать нескольких приступов кашля - к счастью, не таких мучительных, как первый, - он не выказывал никаких признаков слабости. Базел скоро осознал, насколько это мужественный человек. Его болезнь была непрекращающейся и изматывающей битвой, более страшной, чем те сражения, в которых приходилось участвовать Базелу, и Тотас боролся с потрясающей стойкостью. Базел был сам удивлен чувством гордости, охватившим его в тот день, когда он понял, что может назвать этого человека другом.
     Это оказалось легче, чем он предполагал, когда только познакомился с Тотасом и Зарантой. Тотас был немногословен, но его слова всегда были исполнены значения. Его преданность Заранте заслужила уважение градани, а несгибаемая доблесть завоевала сердца обоих.
     Но в Тотасе было и нечто большее, и Конокрад начал осознавать, что именно, когда они миновали Кор и взяли направление на Герцогство Каршон. Тотас никогда не видел в нем градани, но лишь равное себе существо, и судил по заслугам, без предвзятости и предрассудков.
     Такого он не встречал еще ни у кого, даже у Хартана. Где-то в тайниках души Базела оставалось недоверие, которого он сам стыдился, которое заставляло подозревать, что в отношении Тотаса было что-то вроде тайного снисхождения. Но нет, Тотас никогда ни до кого не снисходил. Он оценивал других по тем же высоким меркам, с которыми подходил к себе самому. Он наблюдал за обоими градани в течение всех этих дней, прежде чем смог вынести свое решение. Сделав это, он принял лидерство Базела и проникся к нему тем же уважением, если не той же преданностью, что и к Заранте.
     Он доверял обоим градани, и это доверие было обоюдоострым мечом. Если тебе доверяют, то ты должен доказать, что достоин доверия. Базел чувствовал, что доверие Тотаса превращает вызванное необходимостью соглашение между людьми и градани в нечто гораздо более важное и обязывающее. Но эта перемена вызвала у Базела странное удовлетворение, чувство сопричастности, ощущение, что ты занят достойным делом, потому что вместе с тобой его делают достойные люди.
     А они были достойными людьми, несмотря на то что что-то скрывали.
     Как бы ни была трудна дорога, как бы ни уставала Заранта, жалоб от нее никто не слышал. Она объединила усилия с Брандарком, помогая тому работать над его окаянным сочинением. Почти каждый день они посвящали какое-то время этому занятию, но по крайней мере теперь она пела вместо него.
     Нрав Рекаа был более переменчивым, у нее бывали дни дурного настроения, особенно когда ночи начали становиться все холоднее, но и она старалась изо всех сил. Какой бы раздраженной она ни была вечером, она всегда поднималась рано, готовая встретить следующий день, какое бы новое испытание он ни нес.
     Тотас, как со временем понял Базел, сознавал, что не доживет до конца путешествия. Поэтому он так подробно описывал предстоящую отряду дорогу. Он видел в градани своего преемника, которому предстоит доставить Заранту домой. Тотас был человеком, готовым выполнить свой долг до конца, каким бы этот конец ни был. И это притягивало к нему Базела.
     Неудивительно, что Заранта была столь предана своему телохранителю. Неудивительно, что она поддерживала его за плечи, когда его одолевали приступы кашля, и с болью во взгляде наблюдала за ним во время переходов. Она могла смеяться выходкам Брандарка или дразнить своих спутников, чтобы скрыть боль, но только потому, что иное ее поведение тяжело подействовало бы на Тотаса. Все новые проявления нежной заботы Заранты по отношению к своему телохранителю наполняли Базела страхом при мысли о том, что могло заставить ее повести умирающего человека, которого любила, прямо в зубы зимних морозов.

***

     Холодный ветер завывал в уже оголившихся ветвях кустарника Каршонских холмов. Они почти достигли вершины гряды, завтра начнется спуск к границе между Корвином и Каршоном, где, как надеялся Базел, погода может оказаться более мягкой. Привязанные лошади и мулы тихо стояли под покрытыми инеем попонами, звезды на небе мерцали безжалостно холодным светом, и он зябко поежился, вернувшись к костру, чтобы подбросить в него топлива. Бывало, приходилось ему замерзать и похуже, но сейчас это его не утешало.
     Когда он подбросил хвороста, пламя затрещало, но он не смотрел на огонь, напряженно вглядываясь в темноту. Неприятностей вроде бы не предвиделось: они давно уже были вне пределов досягаемости ни-Тарта, холмы эти были почти не заселены, но неприятности всегда приходят без предупреждения, и он не хотел быть застигнутым врасплох.
     Он снова медленно зашагал вокруг места привала. Брандарк нашел валун, заслонявший его от ветра, и лег между ним и костром, из-под одеял торчал только его длинный нос.
     Рекаа и Заранта устроились рядом с ним, а Тотас, по общему согласию, получил самое теплое место, в неглубокой ложбинке, где горел костер. Под громкий вой ветра, среди спящих попутчиков Базел не мог не чувствовать себя одиноко, но он радовался своему бодрствованию, радовался, что его не одолевают мучительные сны. Когда он отошел подальше от пламени, под сапогами захрустел иней. Глаза Базела пронизывали тьму, ум напряженно работал.
     Сны не отпускали его. Ночь за ночью он становился их жертвой, пока не стал бояться момента, когда закрывались глаза. Ужас стал настолько привычным, что острота его притупилась, но все же он никуда не делся. Ужас был тем демоном, с которым он дрался, как Тотас сражался со своей болезнью. Базел устал от этой борьбы. Очень устал. Он пытался закрыть свое сознание для снов, оттолкнуть их, изгнать из памяти, но они были непобедимы. Они были безжалостны, и от них некуда было бежать.
     Базел тяжело вздохнул и насторожился, услышав позади звук шагов. Он схватился было за меч, но убрал руку с рукояти, увидев Тотаса.
     - Я думал, вы спите.
     - Я спал. - Голос Тотаса был хриплым, казалось, он готов был разразиться приступом безудержного кашля, но лицо его в свете звезд было спокойным. Поверх плаща он накинул одеяло и, пройдя мимо градани, опустился на валун, закутавшись в одеяло поплотнее. - А мороз-то кусается, - сказал он тихо. - Не очень-то спится в такую ночь.
     - То ли еще предстоит! - мрачно ответил Базел.
     - Да, будет еще хуже. - Тотас посмотрел себе под ноги, потом снова вскинул глаза на Конокрада: - Тебя мучат сны, Базел. - Он сказал это очень спокойно, просто констатируя факт. Градани, вздрогнув, замер с полуопущенными ушами, в изумлении глядя на собеседника. Прошла минута, две. Тотас тоже смотрел на него и ждал.
     - Да. - Базел прочистил горло. - Да. Я надеялся, что это никому не заметно.
     - Может быть, Рекаа или леди Заранта и не заметили. Я не уверен насчет леди, она видит многое, чего не видят другие, но мне последние дни не очень спится. - Тотас позволил себе слабую улыбку. - Я слышал твое бормотание. Я не знаю вашего языка, но я могу понять, когда человеку плохо.
     Он пожал плечами, и Базел, вздохнув, уселся рядом, чтобы заслонить Тотаса от ветра, трепавшего одеяло. Он сделал это, даже не отдавая себе отчета, затем потер подбородок и снова вздохнул:
     - Да, плохо. И даже не просто плохо, а страшно, если честно. - Почему-то оказалось очень просто признаться в этом Тотасу.
     - Почему? - просто спросил телохранитель Заранты, и Базел рассказал ему все, даже то, о чем никогда не говорил Брандарку. Конечно, Брандарк - градани. Он мог без слов понять ужас снов Базела, но были такие глубины страха, которые Базел не отваживался от крыть даже лучшему другу. Во всяком случае, не с такой открытостью и искренностью, как сейчас, перед Тотасом, в этой ветреной тьме.
     Копейщик слушал нахмурившись, но молча, усмехнувшись лишь описанию способа, каким Джотан Тарлназа покинул судно. Но когда наконец слова иссякли, Тотас положил ладонь на колено градани.
     - Теперь я понимаю твой страх, Базел, - сказал он. - Не дум