елать женщина в конюшне?
   И  уже  совсем  мимоходом  мелькнула  мысль:  а,  почему  за  нею  не
последовала Василиса?
   Но сейчас раздумывать было  некогда.  Лиза  рывком  распахнула  дверь
конюшни и.., замерла от неожиданности. Прямо перед нею в  одной  рубашке
на тонких лямках стояла Марыля.  Руки  ее  были  привязаны  веревками  к
деревянным столбам, а изо  рта,  будто  шутки  ради,  торчал  кукурузный
початок. А чуть поодаль муж  Лизы  Станислав  Поплавский  недвусмысленно
занес руку с плетью для следующего удара.
   Собственно, от Марылиной рубашки осталось не так уж много - она  была
вся изорвана плетью и запачкана кровью несчастной девушки.
   - Станислав, прекрати, что ты делаешь, ведь она же...
   Лиза чуть было не сказала - беременна, но, заметив,  как  наполнились
ужасом глаза Марыли, не стала продолжать. Тот как ни  в  чем  не  бывало
обернулся к жене:
   - Ты хорошо выглядишь сегодня, дорогая. Решила покопаться в гардеробе
матушки? Хвалю. Чего ж добру пропадать. Ты хотела взглянуть на лошадей?
   Это старая конюшня. Тебе надо было взять несколько правее.  А  теперь
иди. Не видишь, я занят!
   Во время речи Станислава Лиза тщетно вглядывалась в его лицо, пытаясь
отыскать на нем следы безумия. Ничего подобного, он был спокоен,  словно
и вправду исполнял какую-то обычную ежедневную работу.
   Она застыла соляным столпом, не в силах сдвинуться  с  места.  Просто
взять и уйти она не могла, но в то, что Станислав ее послушает,  что  бы
она ни говорила, тоже не верилось. Что же делать?!
   - Да, княгиня, а что вы имели  в  виду,  когда  крикнули:  "Ведь  она
же..." Что - она же?
   - Видишь ли, некоторое время тому назад я изучала медицину...
   -  Правда?  -  удивился  он  и  подошел  к  ней  поближе.  Лиза  едва
сдержалась, чтобы не отшатнуться от него.  Казалось,  она  несла  сосуд,
полный какой-то ядовитой жидкости, и  нельзя  было  ни  споткнуться,  ни
покачнуться, чтобы зловещее содержимое не выплеснулось. - И  что  писали
медицинские книги о таком случае?
   - Если ты хочешь иметь здоровую служанку, ее нельзя  бить  по  груди,
она может заболеть чахоткой...
   - Вот как? - Деревянной ручкой плети Станислав поддел кружевной  бант
блузки и ловко его развязал. - Не обращай на меня  внимания,  продолжай,
тебе очень идут эти ученые речи. Что еще вредно прислуге?
   - Позволь мне развязать Марылю, - храбро попросила Лиза.
   - Пусть постоит так...
   - Но, Стас, неужели  тебе  нравится,  когда  кто-то  подглядывает  за
тобой?
   Станислав на мгновение оставил в покое ее блузку.
   - Стас? А что, мне нравится. Ты быстро входишь во вкус, дорогая...
   - Во вкус чего? - покраснела Лиза.
   - Во вкус жизни, - усмехнулся он, - еще немного, и ты тоже  научишься
приправлять ее остреньким. Ну представь,  что  за  интерес  -  почтенная
семейная пара, которая занимается любовными утехами  только  в  темноте,
избегая посторонних взглядов...
   - Ты ненормален! - воскликнула Лиза; той же ручкой он теперь избавлял
ее от теплого жакета, который мешал снять с нее блузку.
   Она хотела его разозлить. Пусть даже он  ударил  бы  ее,  разозлился,
только не добивался своего на глазах у Марыли. Лизе казалось, что такого
позора она не переживет!
   - Ненормален, - с мягкой улыбкой идиота кивнул Станислав. - А кто  из
нас нормален? Неужели ты, коханая, относишь себя  к  таковым?  Ведьма  и
дьявол.
   Неплохое сочетание, а?
   В это время скрипнула дверь старой конюшни, и, словно боясь снять  ее
с петель, в узкую щель неловко  протиснулся  человек,  прежде  Лизой  не
виденный.
   Худой  как  щепка,  сутулый,   подобно   некоторым   высоким   людям,
стесняющимся своего роста, с длинными, чуть ли  не  до  колен  жилистыми
руками.   Глаза   его,   небольшие,   но   цепкие,   незаметно   обежали
присутствующих  и  остановились  на  хозяине  с  выражением   услужливой
готовности.
   - Чего тебе, Казик? - недовольно спросил его Поплавский. - Не видишь,
мне не до тебя!
   Слуга скользнул к своему господину поближе и, почти не разжимая  губ,
что-то шепнул. Лицо князя исказилось  в  непритворной  досаде.  Он  даже
сплюнул в сторону, как мальчишка.
   - Тебе не повезло, женушка, - демонически усмехнулся  он.  -  У  меня
появились  более  срочные  дела.  Но  ты  не  огорчайся,  как  только  я
освобожусь, мы продолжим.
   Он отбросил в сторону плеть, которую тут же  ловко  поймал  названный
Казиком слуга, и направился  к  двери,  сопровождаемый  своим  Лепорелло
.
   - Развяжи ее, если сможешь. - Он презрительно кивнул на Марылю,  ноги
у  которой  подламывались,  и  она,  как  видно,  удерживалась  стоя  из
последних сил.
   Едва за Станиславом закрылась  дверь,  Лиза  кинулась  к  привязанной
девушке, вынула у нее изо рта початок и, обламывая ногти, попыталась  ее
развязать.
   Ничего у княгини не получилось. Муженек, как видно, применял какие-то
хитрые узлы, которые мог развязывать только он сам.
   - Подожди, Марыля, - крикнула она девушке, которая  поникла  и  почти
висела на привязанных руках, - сейчас я принесу из кухни нож!
   Девушка что-то пробормотала, и Лиза уже возле двери услышала:
   - Не бросайте меня, пани княгиня, не бросайте!
   Но Лиза поспешила прочь. Когда она вбежала, запыхавшись, на кухню, то
со страхом увидела одетого в дорожное платье Станислава, который  что-то
наскоро ел, примостившись у кухонного стола.  Лиза  невольно  замерла  в
дверях.
   - Ты пришла за ножом, -  сказал  он  с  набитым  ртом.  -  Не  можешь
развязать веревки. Это называется морской узел. Как-нибудь на  досуге  я
научу тебя завязывать такой. Зося...
   Станислав что-то  произнес  по-польски,  и  мрачная,  неразговорчивая
кухарка протянула Лизе остро наточенный нож. Уходить  просто  так  вроде
было неудобно, и Лиза спросила:
   - Ты куда-то уезжаешь?
   - В Краков, - нехотя буркнул он.
   Кто тянул Лизу за язык? Нет чтобы взять и уйти.
   Воспользоваться передышкой, которую предоставляет ей жизнь.  В  конце
концов, хотя бы поразмыслить на досуге, что делать дальше, как жить ей с
этим жестоким, непредсказуемым человеком? Ведь до сих пор она  не  могла
остаться одна ни днем, ни ночью.
   Прежде Лиза никогда так не жила. Когда она была маленькой, у нее была
детская, где ее оставляли наедине с  безмолвными  игрушками  -  ее  няня
спала в соседней комнате. Потом у нее была своя  девичья  комната,  куда
она могла спрятаться даже от отца, который не любил надолго отпускать ее
с глаз своих...
   В общем, она опять спросила:
   - Надолго?
   Он с дьявольской усмешкой уставился на нее:
   - А зачем тебе об этом знать?  Собираешься  сбежать  от  меня?  И  не
мечтай. Я дал слугам самый строгий наказ: если они тебя проворонят - я с
них шкуру спущу! Обычно я держу свое слово.
   Лиза не переставала удивляться тому, как  Станислав  разговаривает  с
нею на глазах у прислуги, вовсе не обращая на людей внимания. Словно они
бесчувственные истуканы. Да у слуг больше такта, чем у  него!  Во  время
беседы супругов каждый из кухонных работников делал вид, что  занимается
своим делом и ничего не слышит.
   - Просто я подумала, -  пролепетала  Лиза,  -  что  ты  оставишь  мне
какое-нибудь распоряжение.., пожелание... Я  же  не  могу  целыми  днями
ничего не делать.
   То есть она прикинулась  этакой  простушкой  и  вроде  оговорилась  -
целыми днями. Как он откликнется на эти слова? И он попался!
   - Я думаю, за три дня ты от безделья не успеешь  устать.  А  когда  я
вернусь, тебе и вовсе некогда будет скучать!
   Он скосил взгляд на нож, который Лиза  все  еще  держала  в  руке,  и
усмехнулся.
   - Ты не возражаешь, если я пойду? - подчеркнуто робко спросила она.
   - Иди, иди, не возражаю.
   Непонятно, какому порыву Лиза  поддалась,  но  она  вдруг  шагнула  к
сидящему Станиславу и нежно поцеловала его в щеку.
   - Счастливого пути!
   И уловила  растерянность,  даже  смятение  в  его  взгляде.  Господи,
неужели его никто не целовал - По доброй воле?!
   Из дома Лиза выбежала, укоряя себя за медлительность: ей-то ничего, а
каково девушке стоять привязанной и  избитой?  Но  удивление  Лизы  было
безмерно, когда она увидела идущую ей навстречу Марылю.  Все  в  той  же
изорванной рубашке и откуда-то взявшемся кожушке, наброшенном на плечи.
   - Тебя кто освободил? - спросила Лиза.
   - Казик.., вельможный пан Поплавский ему приказал.
   Значит, в то время как она бежала в кухню  за  этим  дурацким  ножом,
Станислав послал своего слугу развязать девушку. И втайне смеялся над ее
волнением.
   И тем, как она брала в кухне нож. А она еще поцеловала его, дура!
   Неизвестно откуда взявшаяся ярость затопила Лизу до кончиков  ногтей.
Казалось, появись перед нею дорогой  муженек  -  и  она,  не  колеблясь,
пырнет его ножом!
   - Марыля, - между тем ласково сказала она, - не найти ли нам с  тобой
местечко в стороне от глаз людских и поговорить?
   Девушка кивнула. Видимо, и ей хотелось сказать  княгине  нечто,  что,
как она надеялась, не оскорбит слух ее сиятельства.
   - Ежели мы пойдем не прямо  к  замку,  а  возьмем  левее,  то  увидим
небольшой домик - всего в одну комнатку. Когда-то там жила птичница,  но
потом живности у нас стало мало... Теперь Казик сам с  нею  управляется,
ну и я ему помогаю. Иногда.
   Домик и вправду был небольшой. Так,  избушка  на  курьих  ножках,  но
внутри неожиданно оказалось чисто и прибрано.
   - Казик с весны сюда перебрался...
   Она осеклась и приложила руку ко рту.
   - Вы не думайте, пани княгиня, его сиятельство князь разрешил. Он  не
возражает...
   - Успокойся, я ничего такого не думаю, -  улыбнулась  Лиза.  -  Лучше
скажи мне  вот  что...  -  Она  немного  помедлила,  потому  что  вопрос
собиралась задать не из деликатных. - От кого ты ждешь ребенка?
   Марыля зарделась:
   - Проше пани, от Казика.
   Лиза припомнила  сутулую  худощавую  фигуру  слуги,  его  подчеркнуто
равнодушный взгляд, каким он обвел участников той гнусной сцены в старой
конюшне, и нехорошие мысли закопошились в ее голове: уж не  вырастил  ли
Станислав в  среде  прислуги  подобного  себе  монстра  чином  поменьше?
Эдакого монстрика среди слуг.
   - Скажи еще, а за что бил тебя князь?
   На этот раз Марыля мертвенно побледнела:
   - Не приведи господь,  ваше  сиятельство  скажет  его  сиятельству..,
князь узнает, что я проболталась...
   - Не бойся, не узнает!
   - Я сказала, что хочу выйти замуж, потому не могу больше.., и раз  уж
князь женился, то теперь я могу быть свободна...
   - Наверное, его взбесило именно это слово - свободна?
   - Пани уже успела узнать своего мужа, - тяжело вздохнула Марыля.
   -  Я  подумала,  что  Казик  не  очень  взволновался,   увидев   тебя
привязанной?
   - Что вы, пани княгиня, неможно.., то есть... Он говорил, что услышал
мой крик, у него все в груди перевернулось. Он  бежал  сломя  голову.  И
придумал первое, что пришло в голову, чтобы  увести  князя.  Казик  ведь
многое знает. Князь ему очень доверяет...
   - Может, ты скажешь ему о ребенке?
   - Ой, нет, не знаю.., что делать, может, Казик что придумает?
   Она горько заплакала.
   Лиза не стала ее успокаивать, потому что никак не могла отрешиться от
мысли, что с этой женщиной спал Станислав. Как она очутилась в конюшне в
одной рубашке? Неужели ее муж прямо из супружеской  постели  поспешил  к
горничной, чтобы... Или она сама подстерегала его,  чтобы  обратиться  с
просьбой...
   Или оказать услугу, после которой можно обратиться с просьбой?
   Словом, Лиза поймала себя на  самой  обыкновенной  ревности,  которая
ничего общего  не  имела  с  ревностью  любящей  женщины,  а  была  лишь
ревностью собственницы. Той, у которой ее муж был первым мужчиной...
   Она что-то буркнула Марыле и  вышла  из  этой  комнатушки  на  свежий
воздух. Надо погулять по поместью, оглядеться.  Как-никак,  теперь  Лиза
стала здесь хозяйкой.
   Княгиня осмотрелась и, приметив вдалеке нечто,  похожее  на  беседку,
поспешила туда - ей не хотелось,  чтобы  кто-нибудь  видел  ее  в  таком
состоянии.
   Марыля выбежала  следом  и  что-то  кричала  ей  вслед,  но  Лиза  не
обернулась.
   Это был и вправду бельведер  , давно не ремонтированный и не крашенный. Ажурную
решетку заплетали высохшие черно-рыжие стебли плюща.
   Лиза поначалу стремительно шагнула к беседке, завидев скамью  внутри,
но вдруг почти из-под ее ног с шумом обрушился кусок  земли,  и  молодая
княгиня поняла, что это хрупкое сооружение стоит на краю обрыва.
   Осторожно пробуя ногой землю под ногами, Лиза подошла и глянула вниз.
И ахнула от страха и восхищения - внизу была пропасть,  на  дне  которой
протекала неширокая, но быстрая  речушка,  а  вдали,  насколько  хватало
глаз, расстилались горы, в свете пасмурного дня казавшиеся темно-синими,
с кудрявой дымкой тумана на вершинах.
   Оказывается, замок стоял на  большом  плато  и  подходы  к  нему,  по
крайней мере с  двух  сторон,  надежно  охранялись  суровыми  природными
стражами.
   Наверное, пока беседку не обезобразил плющ,  заодно  перекрыв  обзор,
отсюда был изумительный вид на окрестности.
   Молодая женщина помедлила у входа - казалось, перед нею дверь в  иной
мир. В прошлое, за туманным пологом  которого  ненормальные  пристрастия
Станислава, закрытые платья Екатерины Голиковой -  смирялась  ли  она  с
тяготением мужа к насилию или пыталась сопротивляться? Ее ранняя смерть.
   Что она означала - болезнь, самоубийство или...
   Лиза почувствовала слабость в ногах и все  же  решилась  присесть  на
скамью, несмотря на ее кажущуюся неустойчивость.
   Но нет, беседка была  сработана  на  совесть.  Лиза  вытянула  вперед
усталые от напряжения ноги и только тут заметила, что продолжает сжимать
в руке кухонный нож. Она подумала, что общение с Поплавским не  проходит
для нее даром. Вот уже случаются моменты, когда она себя  не  помнит.  И
настораживает недавний приступ ярости, чему она прежде никогда  не  была
подвержена. Может, здесь отравлен сам воздух?
   Она еще немного подумала и оправдала себя: это было последней  каплей
в копившемся  несколько  дней  напряжении,  раздражении  и  всевозможных
ненормальностях ее семейного бытия.
   Лиза откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и не  заметила,  как
заснула. Сон ей приснился необычный.  Она  не  участвовала  в  нем,  она
видела сон о другой женщине. А если точнее,  о  женщине  с  ее  лицом...
Впрочем, овал лица и скулы у этой женщины были более  округлые.  Длинные
пепельные волосы убраны в две косы, а серо-зеленые глаза не приподняты к
вискам, как у самой Лизы, а лишь удлинены...
   Она отчего-то не сомневалась, что это ее  далекая  пращурка.  Девушка
была одета в холщовую рубаху до пят, схваченную в талии вязаным  красным
с серым шнурком,  на  концах  которого  висели  две  искусно  вырезанные
деревянные фигурки. С  тонкой  длинной  шеи  свисали  бусы  из  косточек
каких-то плодов, и весь ее облик дышал свежестью и какой-то первозданной
красотой.
   Она стояла перед человеком - вначале Лиза  видела  его  со  спины,  а
потом будто бы она подошла поближе, чтобы одновременно созерцать обоих.
   - Зачем пожаловал, Ракоша?  -  говорила  мужчине  девушка.  -  Ты  же
знаешь, твой брат, пастырь церковный, меня не жалует...
   - А ты живи по заповедям божьим, покайся в грехах своих - бог добрый,
он простит!
   Теперь Лиза увидела, что перед девушкой стоит монах в черном одеянии.
На груди его висел крест серебряный на простом шнурке.
   - Ты откуда к нам прибыл?
   - Из Греции, Любава, и то тебе ведомо, зачем вопрошаешь? В сей  богом
отмеченной стране познал  я  великую  мудрость  христианства,  коему  ты
противишься лишь по темноте своей и невежеству.
   - Послушай, Ракоша...
   - А рекут меня ныне отец Мефодий, и несу  я  русичам  свет  подлинной
веры.
   - Ты хочешь сказать, что вера наших отцов не подлинна?
   - Язычество есть  великая  ересь,  ибо  не  одного  бога,  единого  и
милостивого, признает, а многих.
   - Есть такие заблуждающиеся, которые пересчитывают богов... Ведь  бог
и один, и множествен, и пусть никто не разделяет  того  множества  и  не
говорит, что мы имеем многих богов!
   - Любава, что за богопротивные слова ты произносила?
   - Темный  ты  человек,  Ракоша,  а  еще  какой-то  свет  людям  нести
собираешься. Чужие книги читаешь, чужим  богам  молишься,  а  не  знаешь
своего прошлого - это Книга Белеса, в коей все наше прошлое, наши корни,
наши боги... Да что тебе говорить, когда у тебя  голова  иным  занята...
Если хочешь со мной говорить, говори по-человечески, а  эти  ненашенские
слова я больше и слушать не хочу.
   - Любава, ты живешь во грехе.
   - Заладил повторять, точно ученый ворон... Кто может сказать, что  он
без греха, пусть бросит в меня камень. Разве не ваш Христос так говорил?
   - Отрекись, Любавушка, покайся! Во имя нашей прошлой дружбы я пришел,
чтобы спасти тебя.
   - Нечего меня спасать. Я давно знаю,  что  меня  ждет,  -  в  будущее
заглядывала.
   - Ты провидишь будущее? Не верю!
   - Верь не верь - твое дело. А только от твоего неверия  я  видеть  не
перестану. Вот хочешь, скажу теперь же,  что  твои  батюшка  с  матушкой
делают? Али твой братик младшенький?
   - Не хочу. Позволь, Любава,  лучше  я  расскажу  тебе  некую  притчу.
Гэворят, притча сия на подлинном событии основана.
   - Расскажи, послушаю. - Любава сошла с тропинки и присела на  толстый
сук ореха невысоко от земли. - Раз уж ты в мое жилище зайти не хочешь, а
в ногах правды нет, стой себе, а я посижу... Что же ты  примолк,  я  вся
обратилась в слух!
   - Случилось, что к киевскому князю Глебу пришел некий  волхв  и  стал
молвить речь, буде князь со дружиной  пойдет  на  берег  Днепра,  увидит
великое чудо, кое волхв и сотворит. Пройдет по воде аки по суху.  А  еще
рек, будто ему открыто многое, чего другим  людям  неведомо.  Князь  его
вопрошает: "Знаешь ли ты свое будущее?" Волхв ему: "Знаю.  Великое  чудо
совершу". Князь вынул меч да и порубил  волхва  на  куски.  И  чья  вера
сильнее оказалась?
   Лицо Любавы потемнело.
   - Вот, значит, какова твоя истинная вера?  Которая  свою  силу  мечом
доказывает? Супротив безоружного человека? Такую веру предлагаешь ты мне
вместо веры отцов и дедов наших?! В  отрочестве  я  считала  тебя  своим
лучшим другом. Ты был верным и честным. Ты  никогда  не  обижал  слабых.
Теперь ты грозишь мне карами небесными за то, что я  не  отказываюсь  от
веры предков?
   Лицо монаха исказилось.
   - Надеешься, Дикий  Вепрь  тебя  спасет,  не  даст  в  обиду?  Против
истинной веры бессилен даже разбойник. И не до тебя ему, свою  бы  шкуру
сберечь.
   Княжеские стражники загнали его на болота. Долго он там высидит?
   - А еще я поняла, что твоя вера сделала тебя злобным  и  завистливым.
Хотите огнем и мечом нас извести?  Сейчас  я  покажу  тебе,  что  делает
истинная вера!
   Она вытянула руку ладонью вперед и сказала:
   - Стой, где стоишь!
   Монах замер, и Лиза увидела, как глаза  его  наполнились  ужасом.  Он
пытался сдвинуться с места, но, как видимо, не мог пошевелиться.
   Любава подошла к нему совсем близко и заглянула в глаза:
   - Ты разозлил меня, Ракоша. Не должны слуги божьи поддаваться гневу и
ярости, ежели собираются привести в лоно своей церкви паству неразумную.
   Ты слаб. Вот заколдую  тебя,  и  будешь  сто  лет  столбом  стоять!..
Боишься? То-то же!.. Ладно, иди, отпускаю тебя, но  впредь  угрожать  не
смей, как и не смей при мне веру отцовскую хаять-поносить...
   Монах шевельнулся и вдруг со всех ног бросился бежать, крича во  весь
голос:
   - Ведьма! Ведьма!
   И этим крикам его вторил звонкий хохот Любавы. Потом она еще  немного
постояла, глядя вслед убежавшему, и грустно произнесла:
   - Невежественному и вера не поможет!
   Лиза проснулась. Долго ли она спала? Несколько минут или  часов?  Она
встала со скамьи и выглянула наружу. День был такой же пасмурный, и небо
от края до края выглядело одинаково серым. Где сейчас находится  солнце,
угадать б