Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
ого полка.
- Правильно. Я вижу, вы говорили с ним. Чудаковат, конечно, на
англичанина не похож. Совсем другой тип.
- Полковник, - сказал я, отчеканивая слова, - ваш денщик Ллойд Моррис
умер три года тому назад в Кардифском лазарете.
- Что вы несете, Нейлэнд? - Видно было, что он не возмущен, а только
притворяется возмущенным. Я следил за выражением его глаз. Предстояла
нелегкая борьба, а я чувствовал себя премерзко - у меня начиналось что-то
вроде бреда, и плечо болело не на шутку. - Не спорю, что какой-то Ллойд
Моррис мог умереть в Кардифском лазарете, может быть, их умерло даже с
полдюжины, но этот Моррис жив и здоров. Черт возьми, мне ли не знать имя
моего собственного слуги!
- Вы, конечно, знаете его имя. Его зовут Феликс Родель.
Удар был серьезный, но полковник не растерялся.
- Слушайте, Нейлэнд, вы мелете чепуху, и вид у вас неважнецкий. Если у
вас ко мне дело, выкладывайте поскорее, а потом сразу идите и ложитесь в
постель. Наверное, это грипп. Он может дать высокую температуру.
- Может. Но имя вашего слуги, полковник, все-таки Феликс Родель.
Заслуженный член нацистской партии. Занимается в Англии шпионажем. Вы
переименовали его в Морриса.
Я услышал какой-то звук; полковник, вероятно, тоже слышал, но не
обратил внимания. Он вдруг начал кричать на меня, словно в приступе
безумного гнева - точь-в-точь полковник Блимп [комический персонаж
популярных в 1930-е годы карикатур Дэвида Лоу, воинствующий мещанин и
реакционер, олицетворение косности и шовинизма] на всех парах, - в
действительности же под этой багровеющей маской оставался хладнокровным и
осторожным.
- Господи помилуй, Нейлэнд, вы совсем спятили! Явиться ко мне и нести
такой вздор! Да вы понимаете, что, будь у меня свидетели, я мог был подать
на вас в суд за клевету. И подал бы, честное слово! Да если бы кто-нибудь
слышал...
В этот момент появился свидетель, которого ему не хватало. Раздался
легкий стук в дверь, и вошла Маргарет Бауэрнштерн.
- Простите, - обратилась она к полковнику, - мне никто не открывал, а я
так беспокоюсь, что решила войти без приглашения. - Она пристально
посмотрела на меня и нахмурилась. - Что случилось?
Я покачал головой.
- Потом объясню.
- Где Отто? Мне вдруг стало так страшно за него, что я сама отправилась
сюда. Где он?
- Сядьте, - сказал я. - И крепитесь, Маргарет.
Полковник Тарлингтон шагнул к нам.
- В чем дело? - начал он, но я перебил его.
- Вы тоже сядьте, полковник. Вот вам и свидетель, так что все в
порядке. - Я повернулся к Маргарет, которая сидела на краешке стула, не
сводя с меня широко раскрытых глаз. - Мне очень жаль, Маргарет... Отто
умер. Его ранил Родель, тот нацист, которого он искал. Потом Отто убил
Роделя и умер сам. Он спас мне жизнь.
Она побледнела и застыла.
- А с вами что?
- Ничего, обойдется. Надо кончать. Не уходите.
Она кивнула. Я обратился к полковнику, который перестал бушевать и
сидел молча, холодный, бдительный, непреклонный. Нужно было атаковать его
до тех пор, пока он не сдастся, а я не чувствовал в себе достаточно сил.
Но я знал, что все должно быть закончено здесь и сейчас.
- Бесполезно, полковник, - начал я. - Игра проиграна. Если вы не
захотите слушать сейчас, услышите скоро на суде. Родель лежит мертвый в
вашей конюшне, где он устроил себе мастерскую. Джо арестован и всех
выдает. Диане Экстон дали уехать в Лондон только для того, чтобы накрыть
ее там вместе с сообщниками.
- Все это очень интересно, - сказал Тарлингтон. - Но при чем тут я?
- Вы же сами говорили всем, что у вас служит ваш бывший денщик Моррис,
а на самом деле это был нацист Родель. Но это еще далеко не все,
полковник. Возьмем хотя бы вашу приятельницу Диану Экстон...
- Если вы говорите о женщине, которая открыла здесь лавку, - перебил
он, - то меня с ней недавно познакомили, и она раза два звонила мне по
разным мелким делам...
- Например, по поводу места для меня на заводе Чартерса.
- Почему же нет? Но я этой женщины не знаю. Я с ней пяти минут не
провел наедине, и никогда не заходил в ее лавку. Попробуйте доказать
обратное!
- Вам незачем было ходить к ней в лавку, - сказал я. - Когда у нее
бывали сообщения для вас, она их помещала в витрине. Все было отлично
продумано, и команда подобралась что надо. Во-первых, вы, местное светило,
член правления Электрической компании; затем Родель, главный организатор
заговора, втянувший всех вас еще в Америке; здесь он удобно устроился под
видом вашего слуги. Затем Диана с ее "Магазином подарков" - ну кому пришло
бы в голову подозревать хозяйку такого магазина? И наконец Джо, душа
всякого общества, собравшегося в баре "Трефовой дамы", где выпивка быстро
развязывала языки молодых летчиков и армейцев. А что касается передачи
новых инструкций, то способов хватало. На этой неделе, например, акробатка
Фифин превратила сцену "Ипподрома" в почтовое отделение. Вы скажете, что в
глаза не видели этой женщины. Я знаю. В этом и не было надобности. Зато
Родель, который слишком осмелел и стал неосторожен, не мог отказать себе в
удовольствии выпить со старой приятельницей.
- Я слушаю вас очень внимательно, Нейлэнд, - сухо сказал полковник. -
Но просто не понимаю, какое я ко всей этой чепухе имею отношение.
- Потом сегодня утром я вас ловко поймал, полковник, - продолжал я
насмешливо. - Помните, я сказал, что, по моим сведениям, Скорсон из
министерства снабжения, беседуя с вами по телефону в среду вечером,
рекомендовал вам меня? А вы подтвердили и добавили, что это повлияло на
ваше решение. Но...
Я сделал умышленную паузу, и он попался на удочку.
- Подумаешь - "поймал"! - сказал он пренебрежительно. - Вы были так
довольны тем, что Скорсон будто бы рекомендовал вас, что я не стал этого
отрицать. Самая обыкновенная вежливость. Что тут такого?
- Этого достаточно, чтобы вас повесить, Тарлингтон, - сказал я,
отбросив насмешливый тон, который уже сослужил мне службу. - А если я
скажу вам, что Скорсон действительно рекомендовал меня в среду, - что
тогда? Совершенно очевидно, что это не вы говорили с ним по телефону, и
вот почему. В тот вечер к вам пришел Олни, сотрудник особого отдела,
посланный на завод Белтон-Смита под видом мастера. Пришел он будто бы по
поводу вашего выступления на митинге в заводской столовой, а на самом деле
потому, что он начал подозревать вас. Он узнал что-то о Роделе... в его
записной книжке несколько раз упомянут человек со шрамом... но не знал,
что Родель живет у вас в доме. Не доверяя Олни, вы постарались, чтобы он
не встретился с Роделем. Они не знали друг друга в лицо. Как только Олни
ушел, вы решили, что ему слишком многое известно и что его надо убить. Но
Родель тут не годился - ведь он никогда не видел Олни. Оставалось вам
самому догнать Олни и сделать это. А между тем без четверти девять вы
ждали звонка Скорсона. И вот вы поручили Роделю поговорить по телефону -
на таком расстоянии самое грубое подражание сойдет за вас голос. Это
давало вам не только возможность уйти из дому, но и надежное алиби... Но
вы допустили несколько промахов, полковник. Вам не удалось убедить
полицию, что Олни сбили именно в той части города, где вы оставили труп. А
главное, когда вы его втаскивали в машину неподалеку от "Трефовой дамы",
вы не знали, что в последнюю минуту бедный Олни выбросил из кармана свою
записную книжку. Полиция нашла ее, и я внимательно просмотрел все его
заметки. Олни был очень умный и опытный работник. Нетрудно догадаться, -
сказал я, глядя в глаза Тарлингтону, ибо это был мой главный трюк, - что
вам в них отведено видное место.
Полковник усиленно размышлял, но не говорил ни слова. Из раны у меня
снова потекла кровь, голова кружилась, в ушах гудело. Но нельзя было дать
ему опомниться.
- Что касается зажигалки, которую вы нашли у Олни в кармане, -
продолжал я, - то первая ваша догадка была правильна. Это не простая
зажигалка, такой вы не купите нигде. - Я показал ему мою. - Каждый
сотрудник контрразведки, в каком бы отделе он ни работал, получает такую
зажигалку и выучивает условные вопросы и ответы. Я знал, что у Олни есть
такая зажигалка, потому что в среду днем мы по ним опознали друг друга.
Инстинкт вам подсказывал, что она была у Олни неспроста: такой зажигалки у
заводского мастера не увидишь. Позже, в тот же вечер, вы встретились с
Джо; к тому времени вы уже рассмотрели ее и решили, что это просто
красивая безделушка. Держать ее у себя вам не хотелось, поскольку она
принадлежала Олни, и вы подарили ее Джо. А Джо, - добавил я сурово, -
арестован сейчас по обвинению в убийстве. Он сознался во всем. Он выдал
всех.
У меня вдруг потемнело в глазах. Я слышал крик Маргарет. Потом увидел,
что она склонилась надо мной.
- Нет-нет, не мешайте мне еще минуты две, - сказал я ей, собрав
последние силы. - Родель ранил меня в плечо, и сейчас кровь опять потекла,
но я доведу это до конца. Сядьте, Маргарет! Ну, пожалуйста!
Она не села, а осталась стоять возле меня. Я посмотрел на полковника,
который сидел, как окаменелый.
- Я не пришел бы сюда в таком состоянии, чтобы сказать вам все это,
если бы дело не было раскрыто и все главные улики не были в руках полиции.
Я пришел потому, что люблю сам заканчивать свою работу. Своего рода
тщеславие, если хотите. Такой уж у меня недостаток. А ваш недостаток,
Тарлингтон, это - спесь. Вы всегда помните, что вы - привилегированная
особа, ничего общего не имеющая с чернью, и вы хотите какой угодно ценой
сохранить свои привилегии. Вы ненавидите демократию и все, что с ней
связано. Ваше упрямство, дерзкое высокомерие, любовь к власти и самомнение
мешают вам примириться с нею. Когда Гесс прилетел в Англию, он рассчитывал
именно на таких, как вы. На то, что вы настроены прогермански,
антипатриотичны в обычном смысле слова. Прошлая война, по-вашему, велась
исключительно в национальных интересах, и, вероятно, тогда вы честно
воевали. Но эта война, совсем другая, вам не по душе. Я слышал на днях
вашу речь. Вы, как и все вам подобные, уговаривали народ знать свое место,
воевать, и трудиться, и страдать, чтобы поддержать то, во что он больше не
верит. И каждое ваше слово - еще одна пушка или бич в руках Гитлера и его
шайки. Но вы несколько умнее и бессовестнее большинства себе подобных, и
вы поняли: чтобы сохранить все, что вы хотите сохранить, нужно, чтобы
народ не выиграл эту войну, а фашизм не проиграл ее. И нацисты убедили
вас, что только их победа даст вам ту Англию, о какой вы всегда мечтали,
то есть вы с кучкой избранных подниметесь на вершину, а простой народ
навеки останется в прежнем положении. И вы пошли по извечной кривой
дорожке... покатились по наклонной плоскости... болезненное честолюбие,
спесь... ложь... предательство... убийства... и вы проиграли,
Тарлингтон... проиграли... и если вы не хотите... остаться в памяти
всех... английским квислингом... то у вас один выход... только один...
Я не мог больше выговорить ни слова: вся комната содрогалась и
пульсировала, как мое плечо; ослепительные вспышки света сменялись черным
мраком... Но, к счастью, мне уже не надо было ничего говорить. Без
удивления, словно во сне, я увидел, что дверь отворилась и проем заполнила
массивная фигура инспектора Хэмпа. Я сознавал даже в ту минуту, что его
приход окончательно решит дело.
- Хорошо, инспектор, - услышал я голос полковника. - Погодите минутку.
- И он вышел в соседнюю комнату.
Прежде, чем кто-либо из нас успел шевельнуться, раздался выстрел.
Говорят, что я сказал: "Что же, другого выхода у него не было". Но я
этого не помню. Я потерял сознание.
10
Следующие три дня я провел в доме Маргарет, постоянно переходя от
вспышек температуры к вспышкам раздражения. Когда падала температура,
усиливалось раздражение. Происходило это отчасти из-за того, что я не
желал лежать в постели. Но виновата тут была и приставленная ко мне
сиделка. Эта ширококостая, рыжеволосая особа со множеством зубов и
веснушек обращалась со мной, как с балованным ребенком лет десяти. Она
безжалостно читала мне вслух веселые детские сказки. Она пыталась
запретить мне курение, но в этой битве я победил. Зато она при содействии
Маргарет не допускала ко мне никого из посетителей, приходивших повидать
меня и занять взрослым разговором.
И еще одно злило меня: Маргарет была теперь только врачом, а я только
больным. Со стороны можно было подумать, что мы с нею вообще незнакомы. По
временам, когда температура поднималась, мне начинало казаться, что все
случившееся в Грэтли - сон, что я никогда раньше не видел эту
женщину-врача со строгим лицом и блестящими глазами, что меня упрятали в
какую-то лечебницу и я просто брежу. А когда температура падала, я,
конечно, рвал и метал, и тогда это рыжее чудовище уговаривало меня "не
капризничать".
Но вот на четвертый день, в среду, сиделка объявила мне, что уходит.
Она полагала, что я еще нуждаюсь в ее услугах, но ее ждал другой, более
тяжелый больной. В середине дня я весьма учтиво с нею простился. Маргарет,
как всегда в это время, ездила по больным. Лучше бы она вернулась, подумал
я; но до чего спокойно без сиделки! Я мирно задремал. Когда я проснулся, в
комнате уже горел свет, шторы были опущены, а за столом пили чай инспектор
и Периго, настоящая комическая пара - один огромный, тяжеловесный,
неторопливый, другой щуплый, живой, эксцентричный. Я им очень обрадовался.
- А ведь мы каждый день приходили сюда, Нейлэнд, - сказал инспектор. -
Но нас к вам не пускали.
- Знаю, - проворчал я. - Идиотство! Это все сиделка.
- Нет, нас не пускала доктор Бауэрнштерн, - возразил Хэмп. - Нельзя - и
до свидания. Правда, Периго?
- Да, она была тверда и непреклонна, - подтвердил Периго. - Раз
налетела на меня, как фурия. Дама с характером...
- Сам убедился, - проворчал я. - Ходит тут взад-вперед с каменным
лицом. И молчит. Впрочем, если бы она затеяла разговор, я бы не знал, что
сказать. Ну, рассказывайте поскорее, какие новости на свете?
- Звонил вашему начальнику Оствику, - ухмыльнулся Периго, - и сказал,
что вам надоело ловить шпионов. Он, естественно, ответил, что они не могут
отпустить такого ценного работника.
- А ведь он прав, - заметил инспектор. - Взять хотя бы это дело. И
самое забавное... хотя забавного тут, честно говоря, мало... что будь вы
обучены нашему полицейскому ремеслу, у вас бы ни черта не вышло: улики-то
были плохонькие. Что, разве не так?
- Плохонькие? Да, в сущности, прямых улик вообще не было. То есть
таких, как вам надо. Зато было множество улик психологических. И это
привело нас к цели. Остальное - удача и решительность. А что же вы
ответили Оствику, Периго?
- Повторил слово в слово то, что вы сказали мне. Тогда он обещал, что
вам дадут длительный отпуск, чтобы вы могли отдохнуть...
- Отдохнуть! Кто это может отдыхать, когда такое творится! Да и куда
уедешь?
- Вы могли бы поехать следом за миссис Джесмонд, - сказал Периго. - Я
слышал, что она собирается в путь.
- Я этой женщиной не очарован, как вы, Периго. И даже видеть ее больше
не желаю... хотя с удовольствием посмотрел бы, как она за стойкой
разливает какао рабочим ночной смены. А Оствику передайте, что я не
намерен отдыхать. Я хочу работать, но по своей специальности. А может он
помешать моему назначению в инженерные войска?
- Может и непременно помешает, - сказал Периго. - Кстати, не староваты
ли вы для фронта, Нейлэнд?
- Староват! - завопил я, уничтожив его взглядом. - О, господи! Если
меня держат в постели, это еще не значит... Завтра же встану, вот
увидите... Староват! Да как вы...
Тут вошла Маргарет, на сей раз без "докторской" мины. Это не для меня,
а для гостей, подумал я; и все равно приятно было снова увидеть ее такой.
- Не надо так кричать, - сказала она мне, но не как врач, а просто
по-человечески.
- Он сегодня очень сердитый, - доложил Периго, выставляя напоказ всю
свою коллекцию фарфора. - И говорит, что вы ходите тут взад и вперед с
каменным лицом.
- На данной стадии болезни это обычное явление, - сказал инспектор,
неожиданно выступая в роли медицинского авторитета.
Маргарет, посмеиваясь, кивнула.
- Мы всегда к этому готовы.
- Перестаньте говорить обо мне как о слабоумном, - вспылил я. - Если я
раздражен, это объясняется вовсе не физическим состоянием. Я прекрасно
себя чувствую. И завтра встану.
- Нет, не встанете, - отрезала Маргарет.
- Встану, вот увидите. Разумеется, я очень благодарен за уход и заботу
и надеюсь, что я не слишком вас замучил. Но повторяю: если я раздражен...
- Почему "если".
- Ну да, я раздражен. Но это из-за того, что... это из-за старого паука
Оствика, из-за ловли шпионов, из-за этой проклятой дыры Грэтли, из-за
того, что мы воюем как последние кретины и обманываем людей, которые на
нас надеются. Это из-за того, что... из-за того, что мне нужно заняться
делом!..
- Вам нужно хорошенько отдохнуть, - снова отрезала Маргарет.
Периго встал, поглядывая на нас слишком уж лукаво, и сказал:
- Кое-чем я могу вам в этом деле помочь, Нейлэнд. После разговора с
Оствиком я уже нажал на некоторые пружины.
- Спасибо. Приходите завтра, хорошо? Вы мне расскажете все о Диане,
Фифин и остальных.
Инспектор положил мне на плечо руку, которая весила больше, чем
недельный мясной паек целой семьи.
- Дружище, - начал он вдруг ни с того ни с сего, - слушайтесь доктора!
Конечно, у вас своя голова на плечах... вы тут такие узлы развязали, с
которыми мне бы и до рождества не справиться... но здравого смысла у нее
гораздо больше... Между прочим, если вам чего-нибудь хочется, так скажите,
мы принесем.
Мне хотелось тысячи вещей, но принести их они вряд ли могли. Маргарет
ушла вместе с ними; времени до ее возвращения было много, и я собрался
спокойно поразмыслить о своих делах. Но вместо того, чтобы логически
разобраться во всем, я стал грезить о прекрасной, далекой, неведомой
стране, где дышится легко, где ярко светит солнце. Я усердно работал там,
строил, создавал то, что облегчает жизнь тысячам простых людей делает ее
полнее и счастливее. И со мной была Маргарет, тоже занятая своим делом все
дни напролет, а вечерами мы отдыхали в тишине и прохладе и разговаривали.
Очнувшись от грез, я увидел, что она сидит у моего изголовья и серьезно
смотрит на меня.
- О чем вы думали?
- Люди здравомыслящие о таких вещах не думают, - сказал я. - Но,
впрочем, могу вам рассказать. - И я рассказал - гораздо подробнее и
красочнее, чем сейчас рассказывал вам.
Она смотрела на меня ласковыми блестящими глазами, лицо ее смягчилось и
стало еще лучше.
- Все это мне понятно, - сказала она. - Но почему я оказалась там?
- А вы забудьте это, - отозвался я, глядя куда-то в угол.
- С какой стати? - спросила она и, помолчав, прибавила: - Должна
предупредить, теперь я знаю о вас гораздо больше, чем в субботу. Мистер
Периго и инспектор рассказывали мне о вас.
- Они обо мне много знают, - возразил я. - Да и знать-то нечего, в
сущности говоря.
- Я узнала достаточно, чтобы понять, отчего вы такой... "кислый", как
вы это называете. Я тоже кислятина.
- Вы такая же кислятина, как... как пат