Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
шь. Ну-ка, Нейлэнд, прорепетируйте. Это вам
может скоро пригодиться.
Я прорепетировал, и он похвалил меня. Затем продолжал:
- Я хотел поймать на эту удочку вашу Экстон, потому что я уже некоторое
время подозреваю ее и она, кажется, изрядно глупа. Пытался ангажировать ее
на сегодняшний вечер, а когда узнал, что она обедает с вами, попросил
одного подполковника авиации, который в курсе всех моих дел, устроить
вечеринку и пригласить ее. Там я пустил в ход новый знак, она сразу
поверила и настояла, чтобы я приехал к ней и посмотрел на предполагаемое
пополнение. Я, разумеется, не был в вас уверен, так же как и вы во мне.
Скажите, Нейлэнд, как это вы так быстро ее раскусили?
- Ну, она, как вы уже заметили, глупа и вдобавок настолько ослеплена
самомнением и своим нордическим величием, что не соблюдает никакой
осторожности. Во-первых, она явно не из тех женщин, которые открывают
подобного рода магазины. Она сказала мне, что сняла помещение за бесценок,
а я через пять минут выяснил, что она врет. Во-вторых, она даже не дает
себе труда подделываться под такую женщину - вспомните хотя бы ее
гостиную... В-третьих, с ее происхождением и связями она, безусловно,
могла бы занять видное место в руководстве одной из женских
вспомогательных служб. Вот это бы ей как раз подошло. Но этого не
случилось, потому что ее не было в Англии. Она жила припеваючи в
нацистской Германии, ездила в Нюрнберг, и Геббельс говорил, что она похожа
на вагнеровскую героиню; потом ее привели к присяге, обучили двум-трем
приемам, а в первые дни войны приказали ехать в Америку и всячески вредить
нам. Из Америки ей было предписано вернуться в Англию и открыть магазин,
где она может быть весьма полезна...
- Но почему именно магазин? - спросил Периго. - Ведь это действительно
совсем не ее дело. Деньги у нее, надо полагать, есть, почему же ей не
предписали снять дом где-нибудь недалеко от города и завлекать молодых
офицеров? По примеру нашего общего друга миссис Джесмонд, - засмеялся он.
- Вы, конечно, знаете, что та для нас интереса не представляет.
- Да, она только обделывает делишки на черном рынке. Она просто
красивая, избалованная, развратная тварь, - вскипел я вдруг. - Нас она не
интересует, но я бы хотел, чтобы ее до конца войны заставили работать
судомойкой в рабочей столовой.
- Полно вам, Нейлэнд, - запротестовал Периго. - Она прелестная,
декоративная женщина...
- Обществу слишком дорого обходятся эти прелестные, декоративные
женщины, - сказал я. - И я видел слишком много других женщин, которых мир
этой Джесмонд спихнул в уличную канаву. А между тем каждая из них стоит
сотни таких миссис Джесмонд. Пускай же отныне все миссис Джесмонд либо
работают, либо подыхают с голоду.
- Вы слишком озлоблены, Нейлэнд, - сказал он мягко и посмотрел на меня
внимательно и дружелюбно. - Я это почуял с первой встречи. Что-то было в
вашей жизни такое... - Он закончил выразительным жестом.
- Ладно, не обо мне сейчас речь, - оборвал я его резче, чем хотелось. -
Мы говорили о Диане Экстон. Ее магазинчик, я уверен, не простое прикрытие.
Нацисты не так уж глупы, хотя и не такие великие умы, какими их считает
эта идиотка. Я предполагаю - и упоминание о цветах в книжке Одни
подтверждает мою догадку, - что "Магазин подарков" заменяет нацистам
почтовую контору. Эти букетики искусственных цветов в окне служат для
передачи сообщений человеку, который будто мимоходом останавливается
поглазеть на витрину.
- Так же, как восхитительные руки и ноги мамзель Фифин, - вставил
Периго с улыбкой. - Вы догадались и об этом, разумеется?
- Да. И заметил, что вы тоже это поняли. Кстати, я сегодня видел Фифин.
Я рассказал о встрече с Фифин и незнакомцем со шрамом на левой щеке.
Периго о нем ничего не знал, и вообще я пришел к заключению, что вся
картина ему менее ясна, чем мне. Я не сказал еще ни слова о моих главных
двух подозрениях и решил пока не говорить. Я полностью доверял Периго, но
намекнул, что разумнее каждому из нас идти своим собственным путем.
- А что вы скажете о Джо? - спросил Периго.
Я рассказал о зажигалке, которую Джо будто бы нашел десять дней тому
назад, но которая, несомненно, была снята с трупа Олни. Рассказал и об
окурке в лавке Силби. Подчеркнул, что Диана знакома с Джо гораздо ближе,
чем хочет показать. Спросил, не знает ли Периго, чем занимался Джо после
того, как разбомбили ресторан Борани и до приезда в Грэтли.
- Говорят, он приехал отчасти потому, что у него сдали нервы, -
продолжал я. - Но ведь, когда он здесь объявился, настоящие бомбардировки
уже прекратились. К тому же нервы у этого парня в полном порядке.
- Как приятно обрести, наконец, такого умного коллегу, - сказал Периго.
- Я, конечно, сразу, еще в первый вечер в "Ягненке и шесте", заметил, что
вы человек наблюдательный, но теперь я просто поражен и, кажется, даже
немного завидую вашим успехам за несколько дней. Подумайте, ведь я сидку
тут который месяц!
- Мы работали в неодинаковых условиях, - утешил я его. - Вам нужно было
создать роль, а я приехал уже с готовой. Кроме того, люди, которых мы
выслеживаем, стали сейчас беспечны и слишком уверены в себе. Правда,
Диана, может быть, и самая глупая из всех, но посмотрите, какая наглая
самонадеянность! А как они убрали беднягу Олни, это перетаскивание с места
на место... инспектор сразу понял, что это убийство.
- Но Джо этого сделать не мог, хотя у него была зажигалка Олни, -
медленно сказал Периго. - Потому что в тот час, когда Олни сшибли, Джо
сбивал коктейли в баре.
- Да, это не Джо. Но Джо, должно быть, встретился с убийцей позднее -
ночью или на другое утро - и получил от него зажигалку.
- Я тоже думаю, что Джо здесь как-то замешан, - сказал Периго. - Он у
меня уже с некоторого времени на примете. Я запрашивал Лондон относительно
того, что делал Джо после Борани. Оказывается, у него был мексиканский
паспорт и в конце сорокового года он уехал в Америку. Не знаю, какие он
нажал пружины, чтобы получить разрешение вернуться, во всяком случае, это
было нелегко. Впрочем, может быть, его посольство, ничего не подозревая,
помогло ему.
- Знаете, Периго, по-моему, здешняя организация формировалась в
Америке. Там была Диана, туда ездил Джо, а может быть, еще выяснится, что
и другие тоже. Где живет Джо?
- Снимает комнату в доме номер двадцать семь на Палмерстон-Плэйс, -
мгновенно ответил Периго.
Наш разговор прервался, так как в этот момент вошел Бойд - сержант с
выступающим подбородком. Он меня по-прежнему не жаловал, но не мог не
считаться с тем фактом, что у его начальника со мной какие-то дела. И он,
видимо, не понимал, откуда здесь еще и Периго. Но я предоставил ему ломать
голову сколько угодно.
- Я видел инспектора Хэмпа, - начал он, глядя поверх моей головы. - И
он велел передать, чтобы вы шли туда.
- Куда?
- К каналу. Мы только что вытащили из воды машину с женщиной. Инспектор
думает, что вам это будет интересно.
Мы с Периго переглянулись. Сержанту Бойду это не понравилось.
- Инспектор говорил только про вас, - сказал он с ударением на
последнем слове.
- Я вовсе не собираюсь идти к каналу смотреть на какую-то утопленницу,
- сказал Периго поспешно. - Я думаю, как добраться домой. Но это целых три
мили... Пожалуй, все-таки придется посидеть здесь.
- А что, - спросил я сержанта, - сейчас еще можно получить справку?
Который час? Начало второго?
- Запрос они примут, но до утра ничего не узнаете. А кто вас
интересует? Как вы сказали?.. Дживз [слуга, персонаж многочисленных
произведений англо-американского писателя П.Г.Вудхауса (1881-1975)] со
шрамом?
- Да, - ответил я.
- Так отчего же вы у нас не спросите? - удивился сержант. - Ведь мы же
- здешние жители. Если Дживз - это человек на вид вроде лакея или
дворецкого, да плюс у него еще шрам на щеке, так я, наверно, знаю, про
кого вы спрашиваете. - Тут он, разумеется, замолчал. Это было на него
похоже.
- Сделайте нам одолжение, - язвительно сказал я. - Мы хотим избавить
родину от некоторых ее опасных врагов. Скажите, кто этот человек. Чтобы
сберечь ваше время, добавлю, что ему около пятидесяти, седой, говорит
по-английски медленно и...
- Да, знаю, - сказал сержант. - Его фамилия Моррис. Он служит у
полковника Тарлингтона. Чудак какой-то. Несколько раз перекинулся с ним
словечком. Но человек надежный, не сомневайтесь! Прошлую войну провел на
фронте с полковником Тарлингтоном, денщиком у него был. Так что все в
порядке.
- Ясно. - Одна нога у меня затекла, согнутая под низеньким стулом, и я
постучал ею об пол. - Ну, Периго, значит, никаких справок не надо. Ждите
нас здесь, если хотите.
- Да, я уж лучше посижу здесь, чем плестись три мили, - сказал Периго
неуверенно. - Как вы считаете, сержант?
- А еще лучше - перейдите в соседнюю комнату, там по крайней мере огонь
есть в камине и вам дадут чаю... Ну, что ж, пойдемте, - прибавил он,
обращаясь ко мне.
На улице нас ждал автомобиль, и через пять минут мы уже рыскали в
темноте где-то возле канала. Наконец мы остановились. Тут стояли два
других автомобиля и грузовик. Место было не из приятных. Унылый свет
притушенных фар падал на зеленый ил берега и мутную воду канала. Вокруг -
груды мусора и хлама. Казалось, здесь конец всему и мы сами недалеки от
того, чтобы стать кучкой мусора и хлама: вот-вот черный груз ночи
обрушится на нас всей своей тяжестью и расплющит... Сержант вел меня к
какому-то строению вроде сарая. У входа в него стояла женщина, и, когда
сержант поднял свой электрический фонарик, я увидел ее лицо - измученное,
печальное и такое прекрасное, что сердце во мне перевернулось.
Я узнал доктора Маргарет Энн Бауэрнштерн. Она не могла разглядеть нас,
да, вероятно, и не хотела. Она просто отошла в сторону, движения ее были
медленными, машинальными, как у человека, изнемогающего от усталости.
Откинув брезент, которым был завешен вход, мы вошли в сарай. Внутри горело
несколько фонарей. Я увидел могучую фигуру инспектора, двух полицейских.
Они на что-то смотрели и походили на людей, которым снится страшный сон.
Через мгновение и мне показалось, что я вижу страшный сон. Передо мной на
земле, среди мусора и тряпья, лежало тело Шейлы Каслсайд, еще пахнущее
тиной.
Вероятно, прошло не больше минуты, прежде чем инспектор заговорил со
мной, но она показалась мне вечностью. Я успел припомнить во всех
подробностях нашу беседу с Шейлой в спальне "Трефовой дамы" - казалось, с
тех пор прошло много дней, а ведь это было часа три назад, - и ее
последние слова, милые, глупые и смешные, и как потом она обняла меня за
шею и поцеловала.
С восемнадцати лет брошенный на фронт в предыдущую войну, я видел, как
умирали люди. Да и не говоря уже о войне и некоторых исключительных
событиях моей жизни, я и потом не раз видел близко смерть, потому что на
крупных строительных работах в слаборазвитой стране всегда обильный урожай
несчастных случаев. Но тут было совсем другое и гораздо более страшное.
Когда погибли Маракита и наш мальчик, я в течение многих дней не помнил
ничего - только те последние слепящие четверть секунды, когда я уже знал,
что произойдет нечто ужасное, и клял себя за преступное безрассудство.
Потом я сразу уехал, и меня снова завертела жизнь. Мир больше не был, да и
не мог быть тем прежним миром, в котором я, счастливый безумец, мчался со
скоростью семидесяти миль в час. От этого, второго мира, где убивший свое
счастье идиот остается жив, а женщина и ребенок превращаются в кровавое
месиво, я ничего хорошего не ждал, и все-таки даже здесь мысль о
возможности такого подлого удара как-то не приходила в голову. Но сейчас,
еще до того, как заговорил Хэмп, я спросил себя, нет ли тут и моей вины,
не должен ли был я все это предвидеть.
- Это случилось около половины двенадцатого, - сказал инспектор. - Один
человек, который возвращался домой, видел и слышал, как машина свалилась в
воду, и сообщил нам. Она была одна в машине и не могла выбраться.
- А из чего видно, что она пыталась? - спросил я.
- Доказательств нет, но... Вы предполагаете самоубийство?
- Нет, я даже уверен, что это не самоубийство. Никому не придет в
голову кончать с собой таким образом. Кроме того, она совсем не думала о
самоубийстве. Мы с нею долго беседовали сегодня вечером в "Трефовой
даме"... Что делала здесь доктор Бауэрнштерн?
- Она задержалась в больнице, и я застал ее там и привез, - пояснил
инспектор. - Но, конечно, ничего уже нельзя было сделать... Наш
полицейский врач заболел, лежит с температурой... А доктор Бауэрнштерн уже
уехала?
- Нет, стоит там, за дверью, и сама похожа на мертвеца.
- Спасибо, - произнес голос, который я в первый момент не узнал. - Я
здесь, как видите, и готова отвечать на все ваши вопросы. Конечно, если
инспектор Хэмп уполномочит вас допрашивать меня.
Инспектор, естественно, мог заметить, - да и кто бы этого не заметил? -
что я ей неприятен. Он знал также, что у нее позади длинный утомительный
день и что она взвинчена до крайности, и не хотел входить ни в какие
объяснения. Я не осуждал его за то, что он промолчал.
Она подошла ближе и села на опрокинутый ящик. Это было как в
замедленной съемке. Я невольно подумал: "Похоже на сборище привидений".
Должно быть, и Хэмп ощутил нечто подобное и решил не поддаваться.
- Сержант! - загремел он вдруг. - Возьмите с собой этих двух парней и
займитесь машиной. Фонари у всех имеются? Только смотрите, зажигайте не
все разом. Захватите какие-нибудь мешки для окон. Да живей
поворачивайтесь!
Так мы избавились от них. Сделав над собой усилие, я наклонился и
внимательно посмотрел на мертвую.
- Что, она там выпила в "Трефовой даме"? - спросил инспектор.
- Может быть, немного и выпила, но когда мы с ней простились в самом
начале одиннадцатого, она была совершенно трезвая.
- Она не сказала, куда едет?
- Нет. И когда я уходил, около половины одиннадцатого, я искал ее
всюду, но ее не было. Пришла она туда не со мной, но у нас был длинный
разговор, и мне хотелось на прощание сказать ей еще кое-что.
- Может быть, она уехала из "Трефовой дамы" и выпила где-нибудь в
другом месте? - сказал инспектор хмуро. - Покойница, кажется, любила
повеселиться?
- Да. Но что ей было делать здесь, у канала? - спросил я. - Это требует
объяснения.
- Если она была пьяна, тут и объяснять нечего.
- А я не думаю, что она была пьяна. И не думаю, что она хотела
покончить с собой. И не думаю, что она сбилась с дороги в темноте. - Я
сказал это резким тоном - совершенно из тех же побуждений, из каких
инспектор только что орал на сержанта. Мне нужно было и от себя и от
других скрыть свое волнение и рассеять чары. - Не можете ли вы, доктор
Бауэрнштерн... - обратился я к ней. - Я бы не стал вас просить, если бы не
знал, что вы сделаете это лучше меня...
- Что вам нужно? - спросила она без малейшего оттенка любезности или
хотя бы интереса. Теперь я вызывал у нее уже не просто неприязнь, а
настоящую ненависть.
- Исследуйте самым внимательным образом ее голову с затылка. Это важно,
иначе я не стал бы вас утруждать. И не будем терять времени.
Вероятно, она вопросительно взглянула на инспектора, потому что он тихо
сказал ей: "Действуйте".
Дальше все происходило снова томительно медленно. Она попросила
посветить ей и, несмотря на усталость и глубочайшее нежелание делать что
бы то ни было по моей просьбе, приступила к осмотру. Она работала так
искусно, легко и красиво, что я невольно - и с какой-то грустью -
залюбовался. Когда ее пальцы, наконец, перестали двигаться и она подняла
глаза, я прочел на ее лице, что моя догадка верна.
- Здесь гематома, - сказала она с расстановкой. - Я ее нащупала. Под
кожей скопились сгустки крови. Значит, либо она сильно ударилась обо
что-то затылком, когда машина свалилась в канал, либо...
- Либо кто-нибудь ударил ее, - вероятно, резиновой дубинкой, - сказал
я. - Моя версия такова. Они ехали и о чем-то толковали. Она оказалась
несговорчивой, и ее пристукнули, а машину пустили в канал. Заметьте, -
обратился я к инспектору, - тот же метод, что и в первый раз: убийство,
которое может сойти за несчастный случай.
- Это не противоречит тому, что вы обнаружили, доктор? - спросил
инспектор.
- Я мало знакома с такого рода телесными повреждениями, - сказала она с
видимым усилием, - но действительно трудно понять, как можно так сильно
ушибить голову, только ударившись обо что-нибудь при падении. Это гораздо
больше похоже на умышленно нанесенный удар. По-моему, - добавила она
неохотно, - мистер Нейлэнд прав.
Удивительно приятно было слышать это "мистер Нейлэнд", хотя она уже
раньше несколько раз называла меня по имени. Почему-то мне казалось, что
она начисто забыла - или даже сознательно вычеркнула из памяти - мое имя.
И сейчас, убедившись, что она его не забыла, я обрадовался до смешного.
- Шейла Каслсайд, - продолжал я, - ожидала, что ее будут шантажировать.
Она не знала, в какой форме, зато я знал. Поэтому я и поговорил с нею
сегодня вечером. Бедняжка никому не делала зла, но у нее было сомнительное
прошлое, и она его скрывала. Чтобы подняться по нашей пресловутой
"социальной лестнице", она рассказывала о себе всякие небылицы, выдавала
себя за вдову человека, умершего в Индии. Она обманывала даже мужа и его
родных. Замуж она вышла для того, чтобы из официантки и парикмахерши
превратиться в даму высшего круга, но потом полюбила мужа и из-за этого не
хотела, чтобы все открылось.
- Это она вам сама сказала? - спросил Хэмп.
- Да. Но я еще раньше догадался, что она боится каких-то разоблачений,
и понял, что они могут на нее нажать и использовать ее для своих целей, о
которых она ничего не подозревает. Вероятно, один из них и увез ее из
"Трефовой дамы", чтобы сообщить, чего от нее хотят...
- Должно быть, чего-нибудь по вашей части, - сказал инспектор, забывая,
что наш разговор слушает доктор Бауэрнштерн.
- Да. Этого она не ожидала. Она думала, что от нее потребуют денег
или... гм... небольших интимных услуг. Но когда она узнала, чего именно от
нее добиваются, - а я ей уже намекнул, о чем может идти речь, - она не
поддалась на шантаж, отказалась наотрез и пригрозила, вероятно, все
рассказать мне, или вам, или мужу. Это решило ее участь. Им пришлось ее
убить. Тут же на месте. Так я себе это представляю. - Я посмотрел на труп,
выловленный из канала, и вспомнил нахальный носик, сочные улыбающиеся
губы, ярко-синие глаза, один чуточку темнее другого... - И если все это
верно, то она такая же жертва войны, как любой солдат, скошенный
пулеметным огнем. Она жертва и другой войны, худшей - войны рядового
человека с насквозь прогнившей социальной системой. Они вырастают,
веселые, жизнерадостные, воображая, что в двух шагах их ждет рай, а мы
спихиваем их в ад.
- Я не знала, что у вас такие мысли, - промолвила доктор Бауэрнштерн
тихо и удивленно.
- Вы и сейчас еще не знаете моих мыслей, - оборвал я. - Однако уже
поздно, и я слишком разболтался...
- Я и сам знаю, что поздно, - проворчал инспектор. - Но вам придется
ненадолго заглянуть ко мне в управление, доктор. Может быть, довез