Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
читает все эти огромные кипы журналов, что
громоздятся в каждой книжной лавке или магазине. Но сам попав на
страницы такого журнала, понял: этих людей гораздо больше, чем мне
казалось. Если посмотреть внимательно, где только их ни увидишь - в
парикмахерской, в банке, в кафе, в электричке, да где угодно. Везде
сидят, уставившись в эти журналы, словно одержимые. Может, боятся просто
так, без дела, время терять - вот и хватают первое, что под руку
попадется.
Не сказал бы, что встречи со старыми приятелями доставляли большое
удовольствие. Не то что бы мне не хотелось с ними поболтать. Хотелось,
конечно. Повидаться с давними друзьями всегда приятно. Да и они были
рады меня видеть. Но сказать по правде, все, о чем они говорили, было
мне до лампочки. Что стало с нашим городком? Чем занимаются другие наши
одноклассники? Мне это было совсем неинтересно. Слишком далеко ушел я и
от городка, и от того времени. И потом, о чем бы ни заходила речь, всё
волей-неволей напоминало мне об Идзуми. Стоило кому-нибудь сказать
что-то о нашем городке, как перед глазами сразу вставала она и ее тихая
маленькая квартирка в Тоёхаси. Привлекательной ее больше не назовешь, -
сказал мой приятель. - Ее дети боятся. Эти две фразы никак не выходили у
меня из головы. Идзуми так меня и не простила.
Прошло всего ничего, как вышел тот номер "Брутуса", а я уже
по-настоящему начал жалеть, что согласился, чтобы про меня написали.
Думал тогда рекламу сделать своим заведениям. А вдруг Идзуми эту статью
прочтет? Вот уж чего бы мне не хотелось. Каково ей узнать, что я живу и
радуюсь? И ничуть не мучаюсь от того, что произошло между нами?
Но через месяц очередь желающих на меня поглядеть иссякла.
Замечательная штука эти журналы! Могут человека в один миг прославить, а
потом бац! - и все о тебе забыли. Я с облегчением вздохнул. Хорошо хоть
Идзуми сюда не заявилась. Видно, она не читает "Брутус".
А еще через полмесяца, когда о той статье почти никто уже не
вспоминал, появился последний из череды моих знакомых. Симамото.
***
Дело было вечером, в первый понедельник ноября. Она устроилась за
стойкой в моем джаз-клубе (я назвал его "Гнездо малиновки" - в честь
полюбившейся мне старой мелодии) и не спеша потягивала дайкири. Я сидел
тут же - нас отделяли всего три табурета, и мне в голову не приходило,
что это Симамото. Я лишь с удовольствием отметил про себя, что в клуб
вошла женщина, очень красивая. И все. Раньше она сюда не заглядывала,
иначе я бы обязательно ее запомнил. Настолько привлекательной мне она
показалась. Наверное, ждет кого-то, мелькнуло в голове. Не подумайте,
что к нам женщины-одиночки не ходили. Всякие бывали, в том числе и
такие, что сидели и ждали: вдруг кто-нибудь из мужчин с ними заговорит.
Надеялись. Таких по виду легко отличить. Но поверьте моему опыту:
по-настоящему красивые женщины в питейные заведения одни не ходят. Им
заигрывания мужиков не в радость, а в тягость.
Поэтому я не обращал на посетительницу особого внимания. Лишь мельком
взглянул, когда она вошла, да время от времени посматривал в ее сторону.
Лицо почти без косметики, одета хорошо, дорого - голубое шелковое
платье, поверх него кашемировая кофта бледно-бежевого цвета. Легкая, как
луковая шелуха. На стойке бара сумочка того же оттенка, что и платье.
Возраст? Не знаю. Возраст в самый раз.
Она была поразительно красива, но не той красотой, что бывает у
киноактрис или фотомоделей, часто посещавших джаз-клуб. Те всегда
ощущали себя на виду, их окружал туманный ореол эдакой особости. Эта
женщина была совсем другая. Совершенно освоилась с тем, что ее окружало,
и чувствовала себя непринужденно. Облокотясь о стойку и подперев рукой
щеку, слушала наше трио, пила маленькими глотками свой коктейль с таким
видом, будто смаковала какую-то отточенную музыкальную фразу. И нет-нет
да поглядывала на меня. Я ловил на себе эти взгляды, кожей чувствовал,
хотя подумать не мог, что они предназначены именно мне.
Как обычно, я был в костюме с галстуком. Галстук от Армани, костюм от
Лючано Сопрани, рубашка тоже от Армани. Туфли от Россетти. Вообще-то к
одежде я безразличен. У меня правило: глупо тратить на тряпки больше,
чем нужно. Обычно хватает джинсов и свитера.
Но в бизнесе я имею свою маленькую философию: управляющий должен
одеваться так, какими ему хотелось бы видеть клиентов своего заведения.
Так и у посетителей, и у персонала вроде настроение поднимается,
возникает своего рода внутреннее напряжение. Вот почему я всегда являлся
в свои бары в дорогом костюме и обязательно при галстуке.
В тот вечер я поглядывал, как бармен готовит коктейли, следил, нет ли
проблем у гостей, и слушал джазовое трио. Поначалу посетителей было
довольно много, но в десятом часу полил дождь, и народ стал быстро
рассасываться. К десяти оставались занятыми лишь несколько столиков. А
женщина все не уходила. Сидела на том же месте за стойкой наедине с
дайкири и молчала. Это меня заинтриговало. Значит, она никого не ждет?
Выходит, так. Ведь за все время она ни разу не взглянула на часы, да и
на вход тоже не смотрела.
Наконец, она взяла сумочку и поднялась с табурета. На часах уже было
почти одиннадцать. Самое время закругляться, если хочешь успеть домой на
метро. Но, как оказалось, уходить она не собиралась. Не спеша, с
безразличным видом, подошла ко мне, присела на соседний табурет. Я
уловил тонкий аромат ее духов. Устроившись поудобнее, она извлекла из
сумочки пачку "Сэлем", сунула в рот сигарету. Я рассеянно следил
краешком глаза за ее движениями.
- Замечательное место, - проговорила она, обращаясь ко мне.
Я поднял глаза от лежавшей передо мной книжки и с недоумением
взглянул на нее. И тут меня будто что-то ударило. Воздух в груди вдруг
стал необыкновенно тяжелым. "Вот он, магнетизм", - подумал я. Неужели
тот самый магнетизм?
- Спасибо, - ответил я. Похоже, ей было известно, кто в этом
заведении хозяин. - Рад, что вам понравилось.
- Да-да. Очень понравилось. - Она смотрела мне в глаза и улыбалась. У
нее была изумительная улыбка - губы раздвинулись, в уголках глаз
собрались маленькие очаровательные морщинки. Что-то мне эта улыбка
напомнила. Но что?
- И музыка замечательная. - Она показала на музыкантов. - Прикурить
можно?
У меня не было ни спичек, ни зажигалки. Окликнув бармена, я попросил
нашу фирменную картонку-раскладушку спичек. Зажег одну и поднес к
сигарете.
- Благодарю.
Я посмотрел прямо ей в лицо. И наконец понял. Вот это да!
- Симамото! - прохрипел я.
- Долго же ты вспоминал, - помолчав немного, усмехнулась она. - Уж
думала не узнаешь.
Я безмолвно глазел на нее, будто передо мной была какая-то уникальная
точная машина, о которой раньше мне приходилось только слышать. И правда
Симамото! Как это может быть? Ведь я столько о ней думал и уже не
надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся.
- Костюм у тебя что надо, - сказала она. - Очень тебе идет.
Я ничего не мог сказать - слова застряли в горле - и только кивнул в
ответ.
- Хадзимэ, ты такой симпатичный теперь. Лучше, чем раньше. Крепкий,
солидный мужчина.
- Это из-за плавания, - выдавил я наконец. - Еще в школе начал
заниматься и все плаваю.
- Хорошо уметь плавать. Я с детства мечтала.
- Да... Любой может научиться. - Как только эти слова слетели с
языка, я тут же вспомнил о ее ноге. Что ты несешь, идиот? Я растерялся,
хотел сказать что-нибудь поумнее, но ничего не придумал. Полез в карман
брюк за сигаретами и вспомнил, что бросил курить пять лет назад.
Симамото наблюдала за моей суетой, ничего не говоря. Потом подняла
руку, подзывая бармена, и с улыбкой заказала еще дайкири. Она всегда
улыбалась, когда кого-то о чем-нибудь просила. Улыбалась так приветливо,
что хотелось взять и унести ее улыбку с собой. Будь на ее месте
какая-нибудь другая особа, боюсь, от ее улыбочек мне бы стало тошно. Но
когда улыбалась Симамото, казалось, весь мир улыбается вместе с ней.
- А ты все так же любишь голубой цвет, - проговорил я.
- Да. Голубой - мой любимый. Хорошая у тебя память.
- Я почти все про тебя помню. Помню, как карандаши точишь, сколько
сахару в чай кладешь.
- Ну и сколько?
- Два куска.
Она чуть прищурилась и посмотрела на меня.
- Скажи, Хадзимэ, зачем ты тогда следил за мной? Восемь лет назад.
- Я точно не знал, ты это или нет, - вздохнул я. - Походка - точно
как у тебя. И в то же время что-то не твое, чужое. Я сомневался, вот и
стал за тобой следить. Хотя нет, "следить" - не то слово. Думал, как бы
улучить момент и заговорить.
- Что ж не заговорил? Почему прямо не подошел и не убедился? Так
быстрее вышло бы.
- Не знаю, - ответил я. - Что-то меня удержало. Да я бы и сказать
ничего не смог.
- Я тоже не сообразила, что это ты, - сказала Симамото, покусывая
губы. - Подумала: надо же, какой-то тип увязался. Испугалась. Правда.
Мне стало очень страшно. И только когда села в такси и перевела дух,
меня вдруг осенило: "А вдруг это Хадзимэ?"
- Симамото-сан, я в тот день кое-что получил... Не знаю, какие у тебя
отношения с тем человеком, но...
Она приложила к губам указательный палец и слегка покачала головой,
будто хотела сказать: "Не будем об этом, хорошо? Никогда больше не
спрашивай".
- Ты женат? - решила сменить тему Симамото.
- Двое детей. Девочки. Маленькие еще.
- Здорово. Ты, наверное, прекрасно смотришься вместе с дочками. Мне
так кажется. Почему? Даже не знаю. Это не объяснишь.
- Интересно.
- Просто мне так кажется, - улыбнулась Симамото. - Зато в семье не
один ребенок.
- Я не нарочно. Как-то само собой получилось.
- Ну и как ощущения? Все-таки две дочки...
- Странно как-то. У старшей в детском саду больше половины детей -
одиночки, ни братьев, ни сестер. Не то, что в наше время, в детстве. В
городах сейчас почти у всех по одному ребенку.
- Мы с тобой слишком рано родились.
- Наверное, - сказал я и рассмеялся. - А теперь остальное
человечество нас догоняет. Дома дочки все время вместе играют. Смотрю и
удивляюсь. Они совсем иначе растут. Маленький я всегда играл один и
думал, все дети так играют.
Трио закончило "Корковадо", посетители захлопали. Ближе к ночи
музыканты играли как-то душевнее, отдавали больше тепла. В перерывах
пианист потягивал из стакана красное вино, басист курил.
Симамото пригубила коктейль и заговорила:
- Знаешь, по правде сказать, я сильно сомневалась, стоит ли мне сюда
идти. Почти месяц колебалась, мучилась. Листала какой-то журнал, вижу -
про тебя написано. Оказывается, у тебя бар в этом районе. Сначала я
подумала, что в журнале что-то перепутали. Не могла представить тебя за
таким занятием. Не твой профиль. Но имя было твое, фотография - тоже
твоя. Выходит, и вправду ты. Очень рада была снова тебя увидеть, хоть и
на фото. Но стоит ли нам встречаться, я не знала. Мне казалось, это ни к
чему. Может, так было бы лучше нам обоим. Довольно с меня и того, что ты
жив-здоров.
Я слушал ее молча.
- И все-таки раз уж ты отыскался, я решила сюда заглянуть. Пришла,
села и тут же тебя увидела. Сижу и думаю: если он меня не узнает, уйду
потихоньку и все. И вот не вытерпела. Все же столько не виделись, надо
подойти поздороваться.
- Но почему? - спросил я. - Я имею в виду, почему ты решила, что нам
лучше не встречаться?
Симамото задумчиво провела пальцем по краешку стакана.
- Подумала, что ты начнешь меня об всем расспрашивать. Замужем ли я,
где живу, чем эти годы занималась. Ведь так?
- Но это же естественно...
- Да-да. Естественно.
- Тебе не очень хочется об этом говорить, да? Она растерянно
улыбнулась и кивнула. Казалось, у нее тысяча разных улыбок.
- Ты прав. Не хочется. А почему - не спрашивай. Не хочу о себе
рассказывать. Странно это, конечно. Можно подумать, я нарочно тумана
напускаю, изображаю из себя что-то. Поэтому и сомневалась, нужно ли нам
встречаться. Боялась показаться надутой, неестественной. Вот из-за чего
не хотела сюда идти.
- А еще из-за чего?
- Еще разочароваться боялась.
Я посмотрел на стакан в ее руке. Перевел взгляд на прямые, спадавшие
до плеч волосы, тонкие красивые губы. Заглянул в глубокие темные глаза.
Из-за складочек над веками лицо казалось глубокомысленным. Они почему-то
напомнили прочерченную очень далеко линию горизонта.
- Ты мне в детстве очень нравился, и не хотелось разочароваться при
встрече.
- Ты разочарована? Симамото легко качнула головой:
- Я сидела и наблюдала за тобой. Сначала ты показался чужим - такой
большой, в костюме. Но потом пригляделась и поняла: нет, это Хадзимэ,
тот самый Хадзимэ, из детства. И знаешь, что интересно? Я заметила, что
твои манеры, движения... ничего почти не изменилось. Осталось, как у
двенадцатилетнего мальчишки.
- Разве? - Я попробовал выдавить из себя улыбку, но получилось как-то
не очень.
- Руки, глаза, привычка барабанить по чему-нибудь кончиками пальцев,
упрямо хмурить брови - все как раньше. Ничего в тебе не изменилось, хоть
и костюм от Армани надел.
- Не от Армани, - поправил я. - Рубашка и галстук - от Армани, а
костюм нет.
Симамото улыбнулась.
- Я давно мечтал увидеть тебя. Встретиться, поговорить. Я так много
хотел тебе сказать.
- И я хотела тебя видеть, - сказала она. - Но ты все не приходил.
Понимаешь или нет? Я очень тебя ждала, когда вы в другой город
переехали. Ну почему ты не приезжал? Знаешь, как мне было грустно? "Все,
- думала я. - Завел на новом месте новых друзей и забыл меня совсем".
Симамото вдавила сигарету в пепельницу. Ее ногти, тщательно
отполированные, покрытые прозрачным лаком, напомнили мне миниатюрные
украшения. Очень изящные и незаслуженно недооцененные.
- Я боялся.
- Боялся? - спросила она. - Чего? Кого? Уж не меня ли?
- Нет, не тебя. Боялся быть отвергнутым. Я же еще мальчишкой был, и
до меня не доходило, что ты можешь меня ждать. А вдруг пошлешь меня куда
подальше? Вот чего я боялся. Как бы ты не подумала, что я навязываюсь.
Так и перестал к вам ходить. Стало казаться: раз уж все так плохо, пусть
хоть добрые воспоминания останутся, когда мы дружили, были вместе.
Чуть наклонив голову, Симамото катала на ладони орешек кешью.
- Да, нескладно как-то получилось.
- Это точно, - согласился я.
- Но ведь мы так долго дружили. После тебя у меня больше не было
друзей - ни в школе, ни в университете. Я всегда и везде была одна и все
время воображала, что ты здесь, рядом, и как это здорово. Или как, на
худой конец, мы с тобой переписываемся. Все могло быть совсем иначе. И
жить было бы куда легче.
Она немного помолчала и продолжила:
- Не знаю, почему так вышло, но в седьмом классе дела в школе у меня
совсем разладились, и я все больше стала замыкаться в себе. Будто
замкнутый круг какой-то.
Я кивнул.
- В начальной школе до самого конца никаких проблем не было, а стала
старше - все пошло наперекосяк. Жила, как в колодце.
Знакомое чувство. После университета оно почти десять лет меня
преследовало, пока я не женился на Юкико. Начинается с чего-то одного -
и пошло-поехало, посыпалось карточным домиком. И никак из-под этого
обвала не выбраться. Если только кто-нибудь не вытащит.
- Я же хромая. Что нормальный человек сделает без труда, мне не под
силу. Увлеклась чтением - жила только книгами, отгородилась от других
людей. Стала выделяться на общем фоне, и большинству казалась
свихнувшейся спесивой дурой. А может, я и на самом деле в нее
превратилась.
- На самом деле, ты сногсшибательно красива, - сказал я.
Симамото опять взяла сигарету. Я поднес спичку.
- Ты правда думаешь, что я красивая?
- Конечно. Тебе, наверное, постоянно об этом говорят?
Она засмеялась:
- Если бы... Я себя красавицей не считаю. Так что большое спасибо за
комплимент. Жаль только, что другие женщины меня почему-то
недолюбливают. Я столько раз думала: бог с ней, с красотой, стать бы
такой, как все... чтобы друзья были...
Наклонившись над стойкой, Симамото легко коснулась моей руки.
- Все-таки хорошо, что ты в порядке, счастлив.
Я не ответил.
- Ведь ты счастлив, правда?
- Не знаю. Во всяком случае, в несчастные и одинокие меня не
запишешь, - проговорил я, а затем добавил:
- Хотя иногда приходит в голову, что самое счастливое время в моей
жизни - это когда мы слушали музыку у тебя в гостиной.
- Знаешь, а те пластинки уцелели. И Нат Кинг Коул, и Бинг Кросби, и
Россини, и "Пер Гюнт". Все наши... Все до одной. Когда папа умер, я их
забрала на память. Очень их берегу, на них до сих пор ни царапинки.
Помнишь, как я над ними тряслась?
- Твой отец умер?
- Уже пять лет. Рак толстой кишки. Ужасная смерть. И ведь ничем
раньше не болел.
Я видел ее отца несколько раз. Он казался мне крепким, как дуб, что
рос у их дома.
- А как мама? - спросил я. - В порядке, надо думать. Что-то в ее
голосе настораживало.
- Вы что, не ладите?
Симамото допила дайкири и, поставив стакан на стойку, подозвала
бармена и спросила у меня:
- Может, какой-нибудь фирменный коктейль посоветуешь?
- У нас их несколько. Клиентам больше всего нравится "Гнездо
малиновки" - по названию заведения. Я сам эту мешанину придумал. Главное
- ром и водка. На вкус приятный, пьется легко и в голову здорово бьет.
- Специально такой придумал, чтобы нам, женщинам, головы дурить?
- А для чего ж еще нужны коктейли? Симамото рассмеялась:
- Ладно, рискнем.
Бармен поставил перед ней коктейль. Она посмотрела стакан на свет,
пригубила и на несколько секунд закрыла глаза, чтобы лучше
прочувствовать букет.
- Какой тонкий вкус! Ни сладкий, ни горький. Легкий, незамысловатый и
в то же время наполненный. У тебя настоящий талант. А я и не знала.
- Да я даже полку собрать не смогу. Масляный фильтр в машине не
поменяю. Марку не способен прямо приклеить. Когда по телефону номер
набираю, и то путаюсь. Зато придумал несколько рецептов коктейлей. Людям
нравится.
Симамото поставила стакан и несколько секунд разглядывала его
содержимое. Потом наклонила его, и блики от светильников в потолке
неясно задрожали, отражаясь в стекле.
- Мы давно с ней не виделись. Поссорились лет десять назад и с тех
пор очень редко встречаемся. В последний раз - на отцовских похоронах.
Музыканты закончили какой-то блюз и заиграли "Несчастных влюбленных".
Когда я был в клубе, пианист часто исполнял эту композицию. Знал, что
она мне нравится. Не самая известная вещь Эллингтона, да и никаких
особых воспоминаний у меня с ней не связано, но почему-то сразу запала в
душу, как только я услышал ее впервые. Вечерами - и в студенческие годы,
и когда работал в издательстве - я любил слушать эту мелодию с диска
Дюка Эллингтона "Такой приятный шум". Сколько раз я ставил эту
пластинку! Во "Влюбленных" Джонни Ходжес выдает такое классное, такое
трогательное соло. Каждый раз эта томительная красивая мелодия
воскрешала в памяти те времена. Счастливыми их не назовешь, вся моя
тогдашняя жизнь - комок несбывшихся надежд и желаний. Тогда я был
моложе, куда более изголодавшийся, одинокий, но ощущал мир проще и
острее. Слушая музыку, вбирал в себя каждый звук, каждую ноту; впитывал
каждую строчку прочитанной книги. Нервы - как острые ши