Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
самому сердцу, и это касание
как бы влилось в его глухие толчки. "Конечно, она совсем другая, не
такая, как Симамото, - думал я. - Нечего ждать от нее того, что я
получал от Симамото. Но она моя и старается отдать мне все, что может.
Как же я могу сделать ей больно?"
Я ничего тогда не понимал. Мне и невдомек было, что можно нанести
человеку такую глубокую рану, после которой уже ничего не вернешь, не
поправишь. Иногда для этого достаточно одного твоего существования.
3
Мы встречались с Идзуми больше года. Каждую неделю. Ходили в кино,
вместе занимались в библиотеке, просто гуляли. Но до секса дело все не
доходило. Раза два в месяц я приглашал Идзуми к себе, если родители
куда-нибудь уходили. Мы обнимались на кровати, но раздеваться она
отказывалась наотрез, хоть и знала, что дома никого больше нет.
Осторожничала: "А вдруг они сейчас вернутся? Что тогда?" Идзуми не
трусила, нет. Такой у нее был характер: терпеть не могла неловких и
неприличных ситуаций.
Так что приходилось обнимать ее поверх одежды и всячески
изворачиваться, неловко просовывая пальцы под разные бретельки и
резинки, чтобы все-таки добраться до тела.
- Ну не спеши, - говорила она, глядя на мою унылую физиономию. -
Подожди еще чуть-чуть. Мне же надо подготовиться.
Сказать по правде, я не очень-то и торопился. Непонятно, что будет
дальше. Да и, надо сказать, история эта мне уже порядком надоела.
Конечно, Идзуми мне нравилась, и вообще приятно, когда у тебя есть
подружка. Если бы не она, про те годы и вспомнить было бы нечего - тоска
зеленая. Простая, хорошая девчонка, такие обычно нравятся. А интересы у
нас были совсем разные. Книги, музыка... В этом она почти не
разбиралась. Поэтому говорить с ней на такие темы на равных было
невозможно. Не то, что с Симамото.
Но стоило сесть рядом, коснуться пальцев Идзуми, как на душе сразу
становилось легко и тепло. С ней можно было свободно говорить обо всем -
даже о том, чего никому другому не скажешь. Мне нравилось целовать ее
веки, место между носом и верхней губой. Я любил проводить кончиком
языка по маленьким ушам Идзуми, приподняв волосы, а она хихикала от
щекотки. Даже сейчас, когда я вспоминаю о ней, перед глазами встает
тихое воскресное утро. Все спокойно, хорошая погода, день только
начинается. Воскресенье - уроков делать не надо, занимайся чем хочешь. В
такое утро мне до сих пор вспоминается Идзуми.
Само собой, недостатки у нее тоже были. Иногда в ней вдруг
просыпалось упрямство, да и воображения не хватало. Идзуми шагу не могла
ступить за пределы мирка, где выросла. Есть вещи, которые затягивают
так, что про еду и сон забываешь. С ней такого никогда не случалось. И
еще она очень залипала на своих родителях. Пробовала судить о чем-то -
выходило плоско и банально, хотя сейчас я думаю: а что еще можно было
ждать от шестнадцати-семнадцатилетней девчонки? От этого делалось скучно
и тоскливо. Зато она ни о ком не говорила гадостей, не доставала меня
хвастовством. Идзуми явно была ко мне неравнодушна - что бы я ни
говорил, всегда слушала внимательно, старалась поддержать. Я много вещал
о себе, о будущем, о том, чем хочу заниматься, кем стать. В общем,
мечтал и фантазировал, как большинство мальчишек. Но она слушала не
отрываясь и подбадривала меня:
- Ты станешь замечательным человеком. Обязательно. Я знаю. Ты
отличный парень.
И она говорила искренне. За всю жизнь я ни от кого больше не слышал
таких слов.
А как я балдел, прижимая ее к себе! Даже одетую. Хотя никак не мог
понять, где же в Идзуми скрывается то, что предназначено специально для
меня? Искал и не находил. У нее имелась масса достоинств, и они,
конечно, намного перевешивали недостатки. Но чего-то в ней не хватало -
чего-то самого главного. Разбери я тогда, в чем дело, чего ей недостает
- точно затащил бы ее в койку. Сколько ж можно резину тянуть! Правда, не
сразу, но все равно запудрил бы девчонке мозги, уговорил бы лечь со
мной. Но я этого не сделал - уверенности не чувствовал. Мне тогда было
лет семнадцать-восемнадцать - парень без тормозов, да еще любопытство и
мысли о сексе одолевали. И надо же: хоть голова и была забита ерундой,
но все-таки что-то соображала. Я понимал - раз не хочет, не надо ее
принуждать. Наберись терпения и жди.
***
Но один раз мне все же удалось добиться своего. Как-то я взял и
заявил:
- Не могу больше в одежде тискаться. Не хочешь трахаться - не надо.
Но я хочу посмотреть какая ты... без этих тряпок, хочу обнимать тебя
голой. Пойми! Мне это нужно. Сил нет терпеть!
- Ладно. Если ты так хочешь... - проговорила Идзуми, немного подумав.
- Но обещай... - Она сделала серьезное лицо. - Только это. Чего я не
хочу, делать не будешь, да?
Это случилось в воскресенье, в самом начале ноября. День выдался
замечательный - ясный, хоть немного и прохладный. Родители уехали на
поминки по кому-то из родственников отца. Мне тоже бы следовало, но я
остался дома, сказав, что буду готовиться к экзаменам. Отец с матерью
должны были вернуться поздно вечером. Идзуми пришла после обеда. Мы
обнимались на кровати в моей комнате, и я стал раздевать ее. Она лежала
с закрытыми глазами и молчала. Копался я долго. Пальцы у меня от
рождения корявые, да еще женские наряды так по-хитрому устроены. Пока
суд да дело Идзуми открыла глаза и принялась раздеваться сама. На ней
были узкие бледно-голубые трусики и такого же цвета лифчик. Не иначе
специально купила для такого случая. Раньше она всегда носила белье,
которое матери обычно покупают дочерям-школьницам. Вслед за ней разделся
и я.
Обхватив нагое тело Идзуми, я целовал шею, грудь, гладил кожу, вдыхал
ее аромат. Настоящее чудо - скинуть все с себя и лежать так, крепко
прижавшись друг к другу. Я совершенно обезумел и уже изготовился войти в
нее, однако Идзуми решительно отодвинулась:
- Извини, - сказала она и, взяв мой пенис в рот, задвигала языком.
Ничего подобного Идзуми раньше не вытворяла. Ее язык скользил по
головке, я окончательно перестал что-либо соображать и тут же изверг
копившуюся во мне энергию.
После этого я долго не отпускал Идзуми, я ласкал каждый сантиметр ее
тела, которое купалось в заливавших комнату лучах осеннего солнца. То
был фантастический день. Мы не могли оторваться друг от друга, и я
кончил еще несколько раз. А она все время бегала в ванную - полоскать
рот и смеялась:
- Как все странно.
То воскресенье - самый счастливый день, который мы провели вместе за
год с небольшим, пока продолжались наши встречи. Два голых человека...
Что нам было скрывать друг от друга? Мне кажется, тогда я узнал об
Идзуми гораздо больше, чем за все время, что мы до этого провели вместе,
- да и у нее, наверное, было такое же чувство. Мы узнали друг о друге
кучу необходимых вещей. Нам были важны не только слова и обещания, но и
любая мельчайшая деталь. Накапливаясь, незаметно они подталкивали нас
вперед. Этого, похоже, Идзуми и добивалась.
Она долго лежала, устроив голову у меня на груди и будто
прислушиваясь к ударам моего сердца. А я гладил ее волосы. Мне было
семнадцать. Почти взрослый парень. Жизнь была прекрасна.
***
Часа в четыре, когда Идзуми уже собиралась уходить, в прихожей вдруг
раздался звонок. Поначалу я решил не открывать: "Кто это еще ломится? Не
буду выходить, позвонит и уйдет". Но звонок не унимался, он рассыпался
настойчивыми трелями. "Вот черт!" - подумал я. Идзуми побелела как
полотно:
- Родители вернулись?
Соскочив с кровати, она принялась собирать разбросанную одежду.
- Да не бойся ты так. Не могут они быть так рано. И потом - у них
ключи есть. Чего тогда звонить?
- Мои туфли! - проговорила она.
- Туфли?
- Я туфли в прихожей оставила.
Я кое-как влез в одежду, запихал в шкаф ее туфли и отворил дверь. На
пороге стояла тетка - мамина сестра. Она жила одна, в часе езды на
электричке, и время от времени наведывалась к нам развеять скуку.
- Что случилось? Звоню-звоню... - спросила тетка.
- Музыку слушал, в наушниках не слышно ничего, - отвечал я. -
Родителей нет. На поминки уехали, вернутся поздно. Ты, наверное, знаешь,
тетя?
- Знаю-знаю. Я тут заезжала кое-куда по делам и подумала: надо бы
тебе ужин приготовить, пока ты занимаешься. Я уже все купила.
- Ну тетя! Что-что, а ужин я сам могу сварганить. Я же не дитё малое,
- сказал я.
- Но я уже купила все. А у тебя времени совсем нет... Занимайся
спокойно, я все приготовлю.
Вот влипли, подумал я. Ну ё-моё! Как же Идзуми домой вернется? У нас
в доме, чтобы попасть в прихожую, надо было пройти через гостиную, а
потом топать до ворот мимо кухонного окна. Конечно, можно было сказать
тетке, что Идзуми - моя подружка, в гости, мол, пришла, но я ведь должен
был изо всех сил готовиться к экзаменам. А какие могут быть занятия,
если я девчонку к себе позвал? Просить тетку не рассказывать родителям -
бесполезно. Тетушка вообще человек неплохой, но не из тех, кто умеет
хранить секреты.
Пока она разбирала на кухне продукты, я поднялся к себе на второй
этаж, прихватив туфли Идзуми, и рассказал, что произошло.
Она побледнела:
- Что же мне теперь делать? Так и сидеть здесь? Ведь я до ужина
должна быть дома. Знаешь, что будет, если я не приду?
- Не бойся, все будет в порядке. Что-нибудь придумаем, - успокаивал
ее я, хоть и не представлял, как вывернуться из этой ситуации. Понятия
не имел.
- Застежка от чулка еще куда-то отскочила. Я уж все тут обыскала -
нигде нет.
- Застежка?
- Ну да. Маленькая такая, металлическая.
Я обшарил всю комнату - искал на полу, на кровати, но так ничего и не
нашел.
- Делать нечего. Иди тогда без чулок.
Я спустился на кухню, где тетка резала овощи. Ей не хватило
растительного масла, и она попросила меня сбегать. Отказываться нельзя,
и я погнал на велосипеде в ближайшую лавку. На улице уже темнело. Я
начал беспокоиться: что ж Идзуми так и будет сидеть у меня в комнате?
Надо что-то придумать, пока родичи не вернулись.
- Надо проскользнуть, когда тетка в туалет пойдет, - предложил я.
- Думаешь получится?
- Попробуем. Не век же тут сидеть.
Мы договорились так: я спускаюсь, жду, когда тетка двинет в туалет, и
два раза громко хлопаю в ладоши. Идзуми тут же бежит вниз, надевает
туфли - и к двери. Если все проходит нормально - звонит из телефонной
будки недалеко от нашего дома.
Тетка продолжала сражаться с овощами, варила мисо , жарила яичницу.
Время шло, а в туалет она, похоже, не собиралась. У меня все внутри
кипело: хороша тетушка! С таким мочевым пузырем ей в книгу рекордов
Гиннесса надо записываться! Я уж было совсем потерял надежду, когда она
сняла, наконец, фартук и вышла из кухни. Удостоверившись, что она
закрыла за собой дверь ванной, я выскочил в гостиную и изо всех сил
ударил в ладоши - раз, два! Идзуми спустилась по лестнице, держа в руках
туфли, проворно их надела и на цыпочках выскользнула из прихожей. Я
метнулся в кухню посмотреть, как она выходит из ворот, и тут же из
туалета показалась тетка. Я перевел дух.
Идзуми позвонила через пять минут. Я вышел из дома, обещав тетке
скоро вернуться. Идзуми ждала у телефонной будки.
- Все! С меня хватит! - заявила она, не дав мне рта раскрыть. -
Больше мы этого делать не будем.
Видно было, что Идзуми разозлилась не на шутку. Я повел ее в сквер
возле станции, усадил на скамейку, ласково взял за руку. На ней был
красный свитер, поверх него - легкое пальтецо бежевого цвета. Я с
нежностью представил ее тело под одеждой.
- Но ведь сегодня так классно было. Пока тетка не заявилась, конечно.
Разве нет? - спросил я.
- Да, замечательно. Мне вообще с тобой всегда очень здорово. Но как
остаюсь одна - уже ничего не понимаю.
- Чего ты не понимаешь?
- Например, что дальше будет. После школы. Ты ведь, скорее всего, в
Токио поедешь, в университет. А я здесь буду поступать. Как же мы дальше
будем?
Я действительно решил, окончив школу, перебраться в Токио, в
какой-нибудь университет. Надо удирать из этого городка, из-под
родительской опеки, пора пожить одному. Годовые оценки в школе у меня
были не очень, но по некоторым предметам - вполне приличные, хотя на
уроках я, прямо скажу, не напрягался. Так что в частный университет, где
мало экзаменов, уж как-нибудь поступлю, думал я. А Идзуми? О том, чтобы
она поехала со мной, нечего было и мечтать. Родители ее ни за что бы не
отпустили, а она и не думала прекословить - никогда слова против их воли
не говорила. Поэтому, конечно, ей хотелось, чтобы я остался. "Наш
университет тоже хороший. Что, на Токио свет клином сошелся, что ли?" -
уговаривала меня Идзуми. Если бы я пообещал ей не уезжать, она бы
наверняка согласилась со мною спать.
- Погоди! Я же не за границу собираюсь. Всего-то три часа езды. А
потом, каникулы в университете длинные - значит, три-четыре месяца в
году я здесь буду жить, - объяснял я ей снова и снова.
- Но ты же меня забудешь, как только уедешь отсюда. Найдешь себе
другую девушку, - опять и опять повторяла Идзуми.
А я каждый раз уверял ее, что такого быть не может: "Ты мне
нравишься. Как же я могу так - взять и забыть?" Хотя, сказать по правде,
я сам не был уверен в том, что говорю. Достаточно смены декораций, и все
сразу может измениться - ход времени, поток эмоций. Как мы расстались с
Симамото... Такие неразлучные, и то - стоило перейти в среднюю школу и
оказаться в разных городках, как наши пути разошлись. На что я был к ней
неравнодушен, и она сама просила ее навещать, но все равно я перестал к
ней ездить.
- Никак понять не могу, - продолжала Идзуми. - Ты говоришь, что я
тебе нравлюсь, что дорога тебе. Но иногда я не представляю, что у тебя в
голове.
Тут Идзуми достала из кармана пальто носовой платок и вытерла слезы.
Я и не заметил, что она плачет. Не зная, что сказать, я ждал
продолжения.
- Мне кажется, ты любишь обдумывать и решать все сам. И чтобы никто
не совал нос в твои дела. Может, это потому, что ты единственный
ребенок. Привык думать и действовать в одиночку. Считать: раз я так
думаю - значит, все правильно, - говорила Идзуми, качая головой. -
Иногда это меня ужасно пугает. Как будто меня все бросили и забыли.
"Единственный ребенок"! Давненько я не слышал этих слов, на которые
так обижался в младших классах. Но Идзуми вкладывала в них совсем другой
смысл. Говоря "единственный ребенок", она имела в виду не избалованного,
испорченного мальчишку, а мою натуру, замкнувшуюся в собственном мире и
не желающую его покидать. Она не упрекала меня, нет. Просто от этих
мыслей на нее напала тоска, вот и все.
- Знаешь, какое это было счастье, когда ты меня обнимал! Я даже
подумала: а вдруг и правда у нас с тобой все будет хорошо, - сказала
Идзуми, когда мы расставались. - Но в жизни так не выходит, наверное.
Шагая от станции домой, я думал о том, что наговорила мне Идзуми. В
общем-то, она правильно сказала: открываться перед другими людьми - не в
моей привычке. Идзуми распахнула душу мне навстречу, но я оказался не в
состоянии ответить ей тем же. Оставил закрытой калитку в свое сердце,
хотя эта девчонка, конечно же, мне нравилась.
Тысячу раз ходил я этой дорогой - от станции к дому, но в тот день
наш городок показался мне совсем чужим. Я шел, а видение нагой Идзуми,
которую я совсем недавно обнимал, никак не хотело оставлять меня. Я
снова видел ее отвердевшие соски, волосы на лобке, ее мягкие бедра. Это
было невыносимо. Я купил в автомате у табачной лавки пачку сигарет,
вернулся в сквер на скамейку, где мы сидели с Идзуми, и закурил, чтобы
успокоиться.
Эх, если бы не тетка - принесла ж ее нелегкая! - все было бы
прекрасно. Мы с Идзуми, наверное, расстались бы по-другому. Все было бы
куда лучше. Хотя, не будь тетки, все равно, рано или поздно, произошло
бы нечто подобное. Не сегодня, так завтра. Самая большая проблема - в
том, что все хорошо, никак не удавалось убедить Идзуми. А не удавалось
потому, что я не мог этого доказать даже самому себе.
Солнце село, и сразу подул холодный ветер, будто напоминая: зима
скоро. Придет Новый год, там, не успеешь оглянуться, и экзамены в
университет, а за ними ждет абсолютно новая жизнь. Все изменится, и я
стану совсем другим. Грядущие перемены пугали, и в то же время я ждал их
с нетерпением. Тело и душа стремились туда, где я еще не бывал, жаждали
свежего воздуха. В тот год студенты захватили многие университеты, по
улицам Токио валами катились демонстрации. Мир менялся прямо на глазах,
и я кожей ощущал его накал. Оставаться в моем сонном городишке было
невозможно. Даже если бы Идзуми захотела меня удержать и согласилась со
мной переспать, все равно бы уехал. Даже если бы после этого пришел
конец нашим отношениям. Оставшись, я бы обязательно лишился чего-то
такого, что терять нельзя. Ощущения мечты - зыбкой и обжигавшей острой
болью. Такие мечты бывают, только когда тебе семнадцать.
Идзуми ни за что бы не поняла мою мечту. Она тогда грезила о другом,
жила в совершенно ином, далеком от меня, мире.
Однако еще до того, как началась моя новая жизнь, между нами
неожиданно произошел разрыв.
4
Девица, с которой я лишился невинности, оказалась у родителей
единственной дочкой.
Она - или, может, надо сказать: и она тоже? - была не из тех, на кого
мужики непроизвольно засматриваются на улице. На такой тип вообще мало
внимания обращают. Но, несмотря на это, меня сразу потянуло к ней - как
только я ее увидел. Почему? Сам не знаю. Будто средь бела дня в меня
вдруг без звука шарахнул невидимый грозовой заряд. Ба-бах! - и все. Без
объяснений. И никаких тебе "но" или "если".
***
Оглядываясь назад, скажу: красотки в обычном смысле слова всерьез
меня никогда не волновали, хотя случались, конечно, и исключения. Иду,
бывало, с каким-нибудь приятелем, он раз меня в бок: "Гляди! Какая
фемина!" Как ни странно, ни одной такой "фемины" я в лицо вспомнить не
могу. Ну не впечатляли меня все эти красавицы - актрисы, фотомодели, что
поделаешь? Бог знает, почему так получалось, но факт есть факт. Граница
между реальностью и миром грез и мечтаний всегда казалась мне размытой,
и даже в тинэйджерские годы, когда страсти кипят, смазливого личика было
недостаточно, чтобы я по-настоящему завелся.
Меня всегда привлекала не заурядная внешняя красота, которую можно
уложить в несколько физических параметров, а нечто иное, таящееся
глубоко внутри. Есть люди, которые в душе балдеют, когда ливень идет,
когда землетрясение или вдруг свет вырубается. А я ловил кайф от
загадочного и непонятного нечто, привлекавшего меня в противоположном
поле. Назовем это магнетизмом. Таинственной силой, что притягивает,
поглощает людей против их воли.
Пожалуй, ее можно сравнить с ароматом духов. Даже люди, которые
придумывают новые, особенные запахи, специалисты, не в состоянии,
наверное, объяснить, как это у них выходит. Во всяком случае, научный
анализ тут вряд ли поможет. Непонятно, каким образом получается
сочетание запахов, сводящее с ума противоположный пол, как зверей в
период случки. Один аромат из ста человек привлекает пятьдесят, еще один
- другие пятьдесят. Но есть запахи особые, о