Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
оспективная выставка экспрессионистов, акварели,
пастели, рисунки, нечто нервозное, порывистое, изломанное, я и их заодно
полюбил, если уж сердце на любовь настроится.., всех этих киршнеров,
хекелей, пехштейнов, гуляла там по залу одна худенькая, в сарафанчике с
бретельками крест-накрест, будто сошедшая с акварели, и вообще в Мюнхене
мне очень понравилось, показался уютным, благодаря Лёше, домашним
посиделкам с водочкой и хмельными пересудами о Филоне Александрийском?
Леша писал роман об отставном офицере римской армии и панически боялся
немцев (не шуми в коридоре, душ после одиннадцати - да ты что!, окно не
открывай - кошка к соседям забежит!), потом мы поехали в Зальцбург, к
Андрею, отвели душу: напились и песни горланили.., но я все отвлекаюсь.
Кстати, в Вене, я один раз столкнулся у ларька с пивом, захотелось пива,
с краснорожими немецкими бугаями, оглядевшими меня с таким хмурым
подозрением, что я сразу живо представил себе это рьяное народное
воинство в экстазе соборности, "фелькише", готовое к спасению
Германии...
А на улицу вышли - такие краски радостные, веселые, летние, и подумал
почему-то про "шалом" ихний, когда бояться не надо, живи себе спокойно,
солнышку радуйся...
Когда шли в Музей, жена, глядя на сияющий мир, сказала: "Какое счастье,
что мы приехали в Израиль." А потом, смеясь необычному слову: "Я к тебе
прикипела. А ты ко мне?" Ну да, я перед этим что-то про кипень весенний
говорил, деревья-то в цвету...
История для греков - история войн и полководцев, походов и завоеваний.
История героев, пример для подражания. Но романтиками греков не
назовешь. Не было в них этой инфантильной немецкой восторженности. Вот
"Анабасис" Ксенофонта ("алия" по-нашему), захватывающий военный роман.
"Уже наступил полдень, а неприятеля еще не было видно. После полудня
появился столб пыли, похожий на светлое облако, а некоторое время спустя
на равнине, на далеком расстоянии, будто выросла черная туча. Когда враг
приблизился, как роса сквозь рассеивающийся туман, засверкали
наконечники копий и можно было разглядеть отдельные части. На левом
фланге находились всадники Тиссаферна в белых панцирях. Рядом шли отряды
вооруженные легкими плетеными щитами, поодаль - гоплиты, с большими
деревянными щитами, доходившими до ступни, похоже, что из Египта. Кир
гарцевал без шлема впереди своей конницы, сияющей медными панцирями. К
нему подъехал Ксенофонт-афинянин и спросил, не пора ли атаковать. Кир
кивнул и приказал оповестить всех о том, что жертвы и знамения
благоприятны. Расстояния между массами войск было уже меньше трех
стадий, когда эллины запели пэан и пошли на неприятеля. Когда фаланга
перешла на бег, варвары дрогнули..."
Вчера звонила. "Может приедешь?" "Не знаю, - говорю. - Вряд ли."
В Москве юбилейный парад Победы. Ветераны, бряцая медалями и взявшись за
руки, дружно и гордо вышагивали по Красной площади, новое начальство,
"демократическое", воспользовавшись поводом, опять на Мавзолей
взобралось и ладошками помахивало. Ельцин ряху отъел, совсем боров. И
такой резкий контраст был: внизу естественная, хоть и старая жизнь, а на
трибуне опять театр, пьеса для механического пианино...
10.5. Юные Гитлер и Кубичек на горе Фрейбург над ночным Линцем после
оперы Вагнера "Риенци", охваченные экстазом мечтательности, дают друг
другу юношеские клятвы. Ну чем ни Герцен с Огаревым. Да сколько их было
на земле, романтических юношей, дававших себе и друзьям "поспешные
обеты"! И для скольких из них клятвы оказались "выше сил", а обеты -
смешными "всевидящей судьбе", скольких, после романтического дурмана
юности, ждало горькое похмелье будней, сколько нектара мечтаний
отстоялось в ядовитый осадок цинизма, мизантропии и отчаяния. И как
легко призвать эти сонмы разочарованных под знамена безумий, заставить
их поверить, что их "разочарование" - только слабость воли, какую
сокрушительную мстящую силу можно пробудить к жизни! Катаклизмы столетия
- бунт состарившихся, но не повзрослевших юношей. Так что, романтизм -
корень зла? Да, в нем изначально лелеялось демоническое и он имел
германские корни...
В пору моего отрочества над романтиками смеялись, "романтик" был все
равно что восторженный дурак. Эпоха революций и религиозных войн прошла,
наступали времена расчетливости, а я, выходит, был последним из могикан,
все еще мечтавшим проложить новые пути заблудшим народам? (Такие
"последние" и в Израиловку подались новое русло судьбы вырыть евреям, а
выроют все то же - братские могилы.)
На самом деле и в рационализме, короне Разума, и в вере в Бога - человек
исчезает, становится объектом. Только романтизм ставит его в центр
мироздания. Обожествляет. Религия романтизма - культ человека. Его
творчества, созидания, воления. И, конечно, тут что ни шаг - роковые
соблазны. А экзистенциализм, с его "вниманием к человеку", это такой
грустный интеллигентный романтизм, без магизма, импотентный такой
романтизм.
Почитал Паскаля. С трагическим противоречием между ничтожеством и
величием человека я и сам в отрочестве онанировал. "Причина наших
несчастий... в естественном злополучии нашей слабой и смертной природы.
Это состояние настолько жалкое, что решительно нет средств утешить себя,
коль скоро о том подумаешь." Эх, ма, что верно, то верно. "Все наше
достоинство заключается в мысли. Вот чем мы должны возвышаться, а не
пространством и продолжительностью, которых нам не наполнить. Будем
хорошо мыслить: вот начало нравственности." А что это значит: хорошо
мыслить? Логично что ли? Тогда Бога не докажешь. А я тебе скажу, что
значит хорошо мыслить: это значит мыслить смело, как Ницше, как
Маккиавелли. (Да разве не заглатываем мы мыслью своей пространство и
время? )
Это стремление "доказать" существование Бога выдает душу воистину
безутешную. "Безутешные" доказывают Бога однообразно: мол верить
абсурдно, но делать нечего. (Какова альтернатива?) И все прячутся за
тайны, да сокровенности. Вот пишет:"...нет в мире ничего такого, что
воочию свидетельствовало бы о присутствии Божьем." Или: "Если Бог есть,
то он окончательно непостижим, ибо, не имея ни частей ни пределов, Он не
имеет никакого соотношения с нами. Поэтому мы неспособны познать ни что
Он, ни есть ли Он." А этот пассаж с игрой в веришь-не веришь? Целую
теорию игр развел вокруг этого. Мужик явно сам себя уговаривал
("Уверенность. Уверенность."). Ну, если непостижим, так и спору нет.
Верь - не верь, все одно. Споры начинаются, когда его конкретизировать
начинают, свойства ему приписывают, заповеди его требуют соблюдать. (Как
же это непостижим, если он лично беседовал и с Абрашей, и с Мойше,
которых подробно проинструктировал? А в другой своей ипостаси землю
Израиля исходил, поучая?)
Израильский анекдот: Моисей спускается с горы Синай к народу и говорит:
так, евреи, у меня для вас две новости, одна хорошая, другая плохая:
число заповедей удалось сократить до десяти, но прелюбодеяние -
прийдется соблюдать (аваль ниуф бефним).
Нет, мне Декарт милее. "Как только я вижу слово "тайна" в каком-нибудь
предложении, у меня начинает портиться настроение."
Знаменитая эстрадная певица Б. по русскому ТВ выступала, по "Часу пик".
Эдакая смиренница, все про то как ей батюшка на служение указал, пением
то бишь. И про Боженьку, мол все что не происходит, все ему угодно.
Ведущий и говорит: "И жертвы в Чечне ему угодны?" Пораскинула старая Б.
мозгами (Мишка у нее два года на гитаре клацал, рассказывал, когда из
Америки приезжал, что ансамбль себе как гарем подбирала) и говорит, очи
долу потупив: "Ну мы со своим умишкой (так и сказала - "умишкой", может
Мишку вспомнила?) Промысел его знать не можем."
13.5. Возили учеников на экскурсию, на электростанцию. Шофер - русский.
Рассказывал по дороге, что был прошлым летом в Гомеле, на родине, там
ужасно, он вытащил 100 долларов и шурин глаза выкатил, шурин-то всего 50
д. в месяц получает, да и то уже 3 месяца им зарплату не платят, но
пыжится, гордится, "у нас теперь все есть", "что у вас есть, говорю,
колу на углу продают?", ну к бабке на могилку сходил, она перед отъездом
умерла, поставил ей памятник, ну, конечно, приятно друзей повидать,
водил их в ресторан, хороший коньяк пили, "у них Брестская фабрика
хороший коньяк делает, мне понравился", что в Америку съездил к родне,
"ты был в Америке, а, не был еще, а ты сколько в стране? ого, и не разу
в Америке не был?! ничего там они нормально устроились, вот и я сейчас
новую квартиру покупаю, четырехкомнатную, в Лоде..."
Пытаюсь читать, но не могу сосредоточится из-за его трескотни.
- Чего читаешь-то?
Показал ему книгу ("Священная загадка").
- Это про что?
- Вот, - говорю, - утверждают, что Иисус жив остался, что семья его
оказалась в Провансе и от нее пошли Меровинги, которые потом пошли в
крестоносцы и стали королями Иерусалимскими, что на этой почве тайные
ордена и общества образовались, в общем, любопытная история...
Чувствую - сразу и начисто отключился, будто я на птичьем языке
заговорил. И вдруг ясно стало, что книгочеи - каста, орден,
франкмасоны...
Пять лет назад, во время той заброски на ответственное задание, я зашел
в музей Пушкина в Ленинграде, раньше не доводилось. Этот кабинет,
уставленный книгами, часто видел на фотографиях, но когда вошел, один -
никого не было - в это царство книг, вдруг почувствовал себя уютно, как
у собрата по тайному обществу. Книжник. "Прощайте, друзья". Нет друзей
ближе книг, интимнее, интереснее, бескорыстнее, а значит и вернее. Да
зачастую они - единственные собеседники. И страсть к собиранию книг -
это не вид коллекционирования, это желание собрать всех друзей вместе, у
себя. И еще подумал: а ведь он был человеком глубоко одиноким. Кто любит
книги, тот не любит людей.
В системе мышления Гитлера царила монументальная пошлость, и это в
сочетание с практической изворотливостью и полной атрофией сострадания и
юмора. Не таковы ли немцы вообще? Пошлость, практическая сметка,
отсутствие юмора и не отягощенность сочувствием - можно сказать,
национальный портрет. Так что Гитлер неплохо "вписался". Да он и не смог
бы так овладеть массами, если бы они не чувствовали в нем "своего". Не
зря русские, народ с едким юмором, мечтательный, непрактичный,
подверженный припадкам сочувствия, всегда не любили немцев.
Единственное, что всегда утихомиривало мою ненависть к немцам, убийцам
беззащитных сородичей, это то, что беззащитность сородичей я ненавидел
еще сильнее.
14.5. Рабин - еврейский контрреволюционер. Оппортунист, термидорианец и
перерожденец.
Гитлер до 1-ой мировой: бегство из захолустья в Вену, жизнь юного
одинокого мечтателя - классический сюжет для какого-нибудь Стефана
Цвейга... Томас Манн: "Каким-то постыдным образом тут есть все...
Достаточно неприятное родство." Ну да, "братец Гитлер".
Рафа в "Вестях" пишет о иерусалимской конференции по проблемам фашизма.
Возрождается, мол, повсюду. Рафа все-таки ушел от этих мухоморов из
"22". Когда я приехал, они как раз из "Сиона" вылупились (Бауха к ним
комиссаром назначили), свободы творчества захотелось, а я возьми и
напиши Воронелю письмо залихвацкое, так они всей семьей к нам в ульпан
приехали, но меня не застали. Рафа был там самый нормальный. Наташа
Рубинштейн меня опекала, учила литературному уму-разуму, иногда
ностальгировала, славное былое вспоминала, как-то в машине, по дороге на
заседание редколлегии, с горечью сказала: "Небось в Союзе вокруг такого
журнала толпы прихлебал увивались бы, а тут..." На редколлегии у них
жены сидели, вязали, и время от времени что-то веское вякали: "Вообще-то
он противный, и стихи у него... я конечно не вмешиваюсь..." Они тогда
ухаживали за мной, к себе приглашали, на заседания редакции, на разные
вечеринки, и все так, чтоб кого-нибудь подвести. Я очень хотел, чтоб
меня держали за "своего", то есть за поэта в законе, а не за фраера
какого, в качестве "своего" готов был возить кого угодно хоть на край
света, но стало казаться, что они меня за извозчика держат, народ-то был
по-советски спесивый, намекали, какую честь оказывают, приближая.
Однажды, когда у Рубиной сын родился, на брит-мила, жена Рафы, похожая
на селедку, брезгующую газеткой, на которую ее положили, попросила меня
какого-то старичка отвезти, а я вдруг уперся (до сих пор старичка
жалко), так и лопнул мой роман с "22". Забрал свой рассказик, уже
набранный, Рафа на меня с недоумением посмотрел...
В доме Наташи, этажом выше, жила скульпторша молодая, зады лепила, и у
самой был такой скульптурный...
По русскому ТВ показывали "Список Шиндлера". У нас всю школу недавно
водили, воспитательное мероприятие. Сентиментальная голивудская поебень
на историческую тему, но все равно зло берет, невольно, глядя на эту
омерзительную беспомощность, ни искры бунта в покорно гибнущих толпах,
но главное - кого они героем считают, на каком славном примере юность
воспитывают?! Человек, который не просто сотрудничал с режимом,
прекрасно зная о его чудовищных преступлениях, но и наживался на этих
преступлениях, "спасая" обреченных на смерть для того, чтобы они
работали на него изо всех сил, в награду за жизнь, воистину "работа
освобождает". Ох, евреи, евреи. Воспитывали вас немцы, воспитывали,
учили, что низость не впрок... (Сценка: молодая красивая женщина,
архитектор из Милана, из заключенных, бросается к начальнику лагеря,
садисту, чтобы объяснить ему, что бараки так не ставят, они упадут,
что-то мол с фундаментом не так рассчитано. Немец приказывает застрелить
"умницу" и сделать так, как она сказала.)
А русские спецы, интеллигенты, в лагерных шарагах на своего крутого
Хозяина с энтузиазмом не вкалывали? Человек - раб, что эллин, что иудей.
Хотя эллины тут может и ни при чем...
Теща, сыну по телефону:"... сейчас меняется погода, вы брали Мусика к
морю? а холодно не было ему? дай мне с ним поговорить, Мусик! лю-лю! это
баба Ляля! ай, ой, Муська, ты меня лю! ты любишь бабу? ха-ха! да? аа...
Что? Да. Смотрела телевизор. Да, этот Шиндлер портит настроение..."
16.5. Фест о генезисе фашизма:
"Пессимизм... стал главным настроением всего времени."
"Иррациональные ожидания бродили повсюду, как бешеные собаки".
"Страх обращался в агрессию, а отчаяние искало утешение в величии".
(Вернее в тщеславии.)
Вчера по русскому ТВ был "Момент истины" с тремя русскими "фашистами",
добровольно воевавшими на стороне сербов, а потом еще была передача
Щекочихина о фашистских организациях, а до этого еще Познер пытал
Бутруса Гали об экстремизме ислама, фашизме и т.д. Прям наступление
широким фронтом. Так у Щекочихина одна профессиональная антифашистка
пугала, что если фашисты прийдут к власти, исчезнет колбаса в магазинах
и всех погонят в строй. Ну, насчет колбасы - это спорно, да и не важно
(при Гитлере, и даже при Сталине, колбаса водилась), а вот в строй,
конечно, погонят, но может люди именно этого и хотят? Шагать стройными
рядами. Да и физлишениями душевнобольного не запугаешь, вот Гитлер был
по-своему счастлив на войне (4 года на фронте отбухал!), а Достоевский
на каторге, вот и эти трое добровольцев, что в Сербии воевали,
симпатичные ребята, ей Богу, один даже еврей, с московского
университету, ведущий ему: Миш, но ведь ты же Московский Университет
кончал!", чуть не сказал "Миш, но ведь ты же еврей!", ну, конечно, чуть
психоватые ребята, ацудрейтер, но ведь душа ж болит за державу! И
вообще! Один говорит: "Так что ж, говорят - мир, так любой ценой значит?
Да? Значит лапки кверху? Нет, мы не согласны!"
17.5. Не исключено, что капитуляция левых в Осло и намечающаяся
унизительнейшая капитуляция перед Сирией, которая кажется необъяснимой,
никакой силой не продиктованной, вызовет в Израиле (по аналогии с
капитуляцией Германии в 18-ом и России в 89) яростную "фашистскую"
реакцию, реакцию людей, которые ощутили себя обманутыми, преданными,
поруганными.
Пока наблюдаем лишь истеричные вопли, да крокодиловы слезы.
Левый, который боится войны с арабами, должен получить гражданскую войну
с евреями. Впрочем, коммунистов этих недобитых (одна училка недавно
призналась, что марксистка, "только настоящая, не такая, как у вас в
России") гражданской войной не напугаешь, они в сущности уже ведут ее на
стороне арабов и мирового прогресса.
Эпикур: "Обладая лишь смертной природой, нельзя установить ничего
достоверного о природе бессмертной". Плутарх: "Когда те, кто
всего-навсего люди, берутся рассуждать о богах, это большая
самонадеянность". Так что Паскаль ничего нового в этом деле не открыл. И
опять же: "понятию Бога неадекватен никакой опыт и никакая интуиция"
(Кант). Так что ж вы о Христе толкуете, как о Боге?! Он же был
человеком, жил, а стало быть был достоверен, видим, слышан и смертен, и
даже если и послан Богом, если сын Его, то вторичен, производная Бога,
эманация! И как они умудряются строить на такой "вере" философию?!
Воистину: "всякий, кто хочет быть христианином, да вырвет глаза у разума
своего." (Лютер).
Конечно Арий был прав. Я - за. Чем меньше в Христе божественного, тем
больше героического. Но они его раздавили, Ария. Баламутил империю.
На первый взгляд противоречие получается: с одной стороны нет для меня
ничего более омерзительного, чем религиозность, ну настоящий, блин,
опиум для народа, наркомания, а наркоманы омерзительны именно безволием
своим, "слабостью", капитуляцией перед жизнью, а с другой стороны - я
готов смыкаться, идти на союз с нашими религиозными "почвенниками"
против леваков-атеистов.
А противоречия-то, ежели разобраться, нет. Я еще сильней презираю и
ненавижу левые сказочки о братстве народов, о мире и прогрессе и светлом
будущем - та же вера, тот же наркотик, причем смертельно опасный,
расслабляющий, разоружающий (кстати, есть теоретики от наркомании,
которые говорят, что если все будут наркоту брать, то тут и мир на земле
наступит и любовь). Так что лучше уж вера конвенциональная, нашинская,
как Лора говорит, за ней хоть традиция, родовое начало, к черту этот
прекраснодушный, всепонимающий и всепрощающий либеральный универсализм
сытых, к черту, не верю! Да, не верю, да, пусть я сам - жертва другого
наркотика, другой веры, веры в то, что не звери люди, а трава, и каждый
умирает в одиночку... Или это не вера, а страх, урок, усвоенный
намертво...
"Религия - дело черни". Святые слова Учитель.
На Востоке говорят: сначала отдай долг мести, а потом - благодарности.
Прочитал "Двоеточие", первый номер. Показался не очень интересным,
просто бледным. Речь Кундеры - общепит, без изюминки. "Огнестишия"
Савелия Гринберга чересчур отдают пастернаковщиной, стилизация что ль?,
и все реминисценции, реминисценции... "кто знал, кто ведал - что
нагрянет - распад...", "во имя всех чертей", "загадка жизни",
"нераспечатанный секрет"... Что-то прелое... "Русский роман" Шалева -
сюсюканье про дедушку и сиротку. Шломо Замир - о чем это? Лень думать.
Елена Толстая: "Западно-восточный диван-кровать (подражание поэту Ге)" -
сколько реверансов только в одном названии. Что-то очень бурное про
Израиль. "Путешествие по Святой Земле" Норова, снимок страниц
дореволюционного журнала, любопытно, но очень шрифт мелкий вышел, да и
тот неразборчив, для декорации вставили? Потом сама Дана - "AT THE
DACHA" . Куски я уже слышал на вечерах. Нет, неплохо, изобретательно,
но... Что но? Придираюсь? Сухо, искусственные цветы... Или я не
врубился?
"Сиречь, ножки у них появляются, лапки,
отлетают хвосты, и они умирают, то бишь смежают вежды
и в рассоле плавают с краю."
Тональность почти элегическая... У Вайскопфа неплохая идея о святости
пустыни, о сакрализации пустыни в русских текстах. Хорошая мысль. И
убедительно излагает, чувствуется выучка. И над Русью подхихикивает по
делу. Мне еще Вика говорила, что "Миша в Москве многих оттолкнул и
разозлил". Если этим, то пусть гордится.
Ну, а Малер ("Жизнь и творчество") что, идея может и не дурна, но стара,
была уже, слава Богу, и "Защита Травникова", да и сам Владимир
Владимирович лично баловались. Оно, конечно, достойным подражать
незазорно, но читать всю эту с понтом графомань забубенную... Пьесу