Раздевайтесь, присаживайтесь  рядышком  -  отметим  нашу  встречу.  Отметим,
потому что все самое неприятное для вас  позади,  а  впереди,  если  и  есть
что-то, то только приятное.
   Растерявшийся от непривычно дружелюбного тона Пановского Илья  Михайлович
насторожился и изучающе уставился на своего тайного мучителя. Потом медленно
снял пальто, шапку, шарф, бросил их на кресло у входа  и,  ласково  влекомый
под локоток улыбающимся Пановским, последовал к столу.
   - Решайте, дорогой Илья Михайлович, чем желаете усладить  свою  плоть?  -
Что закажем? Ради такого праздника, как  сегодня,  стоит  и  покутить.  Я  -
угощаю. Не желаете ли телятину с вишнями? И к ней красного  хорошего  винца.
Ах, жаль сейчас не время для моего любимого блюда - майской пулярочки! А  то
б непременно отведал и вас угостил. Но ничего, мы и так  выберем  что-нибудь
стоящее, здешний повар всю  каншинскую  энциклопедию  освоил.  Мастер!  -  И
Пановский, кривляясь, скрипучим тонким голосом фальшиво запел:
   Бывало, подадут обедать, Уха стерляжья,  соус,  крем,  Лимоном  бланманже
приправлен, Сижу и ничего не ем.
   Он рассмеялся и похлопал обмякшего Холомкова по плечу.
   - Нет, нет, братец, это не про нас. Мы-то все сметем и запьем хорошенько.
   - Покутить я не прочь, - осторожно согласился Холомков, - но предполагаю,
что встретились мы не только для этого. Кроме того, я и так вам очень обязан
- злоупотреблять вашей добротой мне бы не хотелось.  Пожалуй,  ограничусь  я
сегодня простым комплексным обедом.
   - Мудро, весьма мудро, - не стал  спорить  шеф  сверхсекретного  бюро,  -
сделаем заказ.
   Посмотрим, что у нас в меню. Да, простенько.
   Но и неплохо по цене. Что же нам предлагают на  целковый?  Суп  марилуиз.
Консоме легюм.
   Пирожки разные. Стерлядь по-русски. Седло дикой козы  с  крокетами.  Соус
Поврат. Жаркое куропатки. Салат. Сыр баварский.
   Пока официант выполнял заказ, Пановский  продолжал  развлекать  Холомкова
кулинарными байками и анекдотами, время от  времени  подливая  ему  в  рюмку
"Мартель".  Но  как  только  собеседники  приступили  к  трапезе,  Пановский
прекратил паясничать и начал разговор, ради которого и  вызвал  на  свидание
агента. - Илья Михайлович, дорогой,  понимаю,  что  вам  пора  остепениться,
подумать о своем гнезде, найти достойную невесту.  Конечно,  Вам  надо  чаще
бывать в свете, и я подумаю о выгодной для вас партии. Нет-нет,  -  успокоил
Пановский Холмакова, явно испугавшегося открывающейся пред ним  перспективны
вступления в брак по требованию Пановского,  -  только  в  качестве  доброго
совета,  рекомендации,  дружеского  участия.  Вы  -  по   вашим   данным   -
заслуживаете самой блестящей невесты. Пора покончить с вдовством. Есть ли  у
вас кто-то на примете?
   - Я совсем одичал на службе у князя Ордынского, - пожалел себя  Холомков,
- не мог завязать длительных  отношений  с  нужными  фамилиями.  Времени  не
хватало.
   - Теперь, - обнадежил Пановский размякшего от "Мартеля" агента, -  его  у
вас будет предостаточно. В любом случае, если у вас возникнет  необходимость
получить точную информацию о той  или  иной  претендентке  на  вашу  руку  и
сердце, - не стесняйтесь,  непременно  обращайтесь,  поможем  всенепременно.
Брак - дело серьезное, важно не  ошибиться.  Это  я  вам  как  старший  друг
говорю, вовсе не для морали, да вы и сами знаете. Мне бы  хотелось,  чтоб  в
нашей доверительной дружеской беседе сегодня не осталось никаких  неясностей
или подозрений. Поэтому я, друг мой, прямо вам сообщаю,  что  просил  прийти
вас сюда, чтобы обратиться к вам с личной просьбой. Нет, нет, это не приказ,
не поручение - речь идет о маленькой услуге, и ничего больше.
   - Если речь идет о маленькой услуге лично для вас, я рад буду ее оказать,
- с сомнением в голосе произнес Холомков.
   - Рад, рад, давайте выпьем за то, что, невзирая на всякие неприятности  в
прошлом,  мы  сохранили  в  себе  и  истинно  христианское   братолюбие,   -
воодушевлено улыбался Пановский, подняв рюмку.
   Илья Михайлович начинал подозревать какую-то ловушку.
   - Что я должен сделать? - спросил он, осушив очередную порцию "Мартеля" и
чувствуя, что его снова охватывает раздражение.
   - Ничего,  практически  ничего.  Прошу  вас  отложить  на  три  дня  ваши
наполеоновские  планы  по  покорению  женских  сердец.  Всего  на  три  дня.
Ненадолго, не правда ли?
   - И чем я  должен  заниматься  в  эти  три  дня?  -  нетерпеливо  спросил
Холомков. - В сущности, тем же, - рассмеялся Пановски, откинувшись на спинку
дивана, - покорять женское сердце.
   - За три дня? Вы переоцениваете мои чары, - самодовольно улыбнулся  Илья.
- кто она?
   -  Не  сомневаюсь,  она  станет  для  вас  легкой  добычей,   -   заверил
возгордившегося Холмакова шеф сверхсекретного бюро, - не дама высшего света,
не аристократка. Не  избалованная  вниманием  богатых  поклонников  актриса.
Всего-навсего профессорская дочка. Недавняя гимназистка. Вам и надо-то  лишь
познакомиться  с  ней  и  постараться  извлечь  из  нее  как  можно   больше
информации. Какой - я скажу позже. Видите, совсем необременительная просьба.
Ее  выполнение  займет  всего-навсего  три  дня,  ни  часом  больше.  И  мне
по-человечески  будет  огорчительно  и  обидно,  если  вы  откажете  мне   в
пустяковой просьбе.
   - Что за девица? Как ее фамилия? Где живет? - Холмаков заинтересовался.
   - Девицу зовут Мария Муромцева, младшая дочь  профессора  Муромцева.  Она
случайно впуталась в одно дело по глупости детской, а  я  человек  гуманный.
Зачем невинное дитя мучить, лучше тихо и незаметно помочь  ей  выбраться  из
опасной зоны.
   - Муромцев, - протянул в раздумье Холомков, - а я знаком с его  дочерьми.
Сегодня днем на выставке декадентов с  ними  разговаривал.  Несколько  часов
назад. Да, припоминаю. Мария - младшая. Нет, старшая мне больше по вкусу.
   - Вот как? Уже знаком? - Пановский  резко  дернулся.  Неужели  они  давно
знакомы и в сговоре? Он быстро понял,  что  это  подозрение  надо  скрыть  и
продолжил спокойнее. - Что ж, оно и к лучшему. Значит, я правильное  решение
принял - обратиться к тебе. Это - перст божий. С кем были барышни?
   - Их сопровождал какой-то доктор со смешной  фамилией,  кажется  Кобылкин
или Лошадкин...
   - Может быть, Коровкин?
   - Похоже.
   - Ты с ним разговаривал?
   - Совсем немного, он нервничал, что я оказываю знаки внимания  Брунгильде
- необычное имя у старшей, запоминающееся.
   -  Надо  полагать,  -  выдержал  паузу  Пановский,  -  ты,  представляясь
барышням, упомянул, что служил секретарем у князя Ордынского?
   - Да, а почему я должен был это скрывать? Вы меня об этом и не просили, -
забеспокоился Холмаков.
   - Нет-нет, все правильно. И что, задавали они какие-то вопросы о князе?
   - Их больше интересовала княгиня - и доктора, и  младшую  Муромцеву.  Да,
они любопытствовали, была ли она гречанкой, был ли у нее  ребенок  и  что-то
еще в этом духе.
   - Тебе не показалось это странным?
   - Не показалось, - развязно усмехнулся Холмаков, - в газетах много писали
о князе, о его смерти, об отъезде княгини. Что ж здесь  удивительного?  Иной
раз и извозчики на эту тему рассуждают, и половые в ресторанах  -  грамотные
все стали, газеты почитывают.
   - Ах, Илья, Илья, - вздохнул Пановский, -  нет  у  тебя  интуиции,  нюха,
чутья. Были б - цены бы тебе не было. Тебе нужен такой человек, как я, чтобы
направлял тебя на верный след. Вот залюбовался ты  на  старшую  сестрицу,  а
младшая-то покрепче орешек будет. Тихий  омут.  Там  и  черти  водятся,  как
знаешь. Коли уж ты согласился попробовать пленить ее сердце, надо тебе  быть
во всеоружии. А то ведь ты небось ничего странного в ней не заметил.
   - Почему ж,  заметил.  Неумеренно  пользуется  духами,  на  разные  части
туалета выливает разные благовония. Отсутствие вкуса,  или  растяпа.  Нюх  у
меня есть, а на запахи особенно тонкий, - похвастался довольный собою агент.
   - Как знать, как знать, - засомневался Пановский, - не удивлюсь, если она
это сделала умышленно. С какой-то тайной целью.
   - Не пойму, в чем ее можно подозревать, - обиделся  Холомков,  -  обычная
девушка.
   - Дорогой мой, эта  самая  обычная  девушка  нашла  способ  проникнуть  в
кабинет князя Ордынского и - возможно! весьма вероятно! -  похитила  там  из
тайника документ, которого мы с тобой де смогли обнаружить.
   - Вот те раз, - присвистнул Холомков,  сложив  свои  чувственные  губы  в
скорбную дугу, как на трагедийной маске. - Никогда бы не подумал.  Зачем  ей
этот документ?
   - Правильный вопрос. Кто-то ее  подослал.  Понимаешь,  нам  важно  ее  не
спугнуть, проследить пути перемещения документа. Сама барышня нам не  нужна.
Хотелось бы, чтобы ты заслужил  ее  доверие,  может  быть,  через  тебя  она
выведет и нас к тем, кого мы ищем. Понимаешь?
   - Понимаю. Но как же я проникну в их дом, если я не знаком с профессором?
Меня не примут, если я явлюсь с неожиданным визитом.
   - Я все обдумал. Дом Муромцевых взят под постоянное наблюдение. Обо  всех
перемещениях обитателей  дома  меня  уведомляют.  Дежурит  там  за  углом  и
постоянный извозчик с нашим человеком. Барышни,  как  я  понял,  на  святках
вовсю развлекаются. Развлекайся с ними  и  ты,  следуй  за  ними  на  всякие
увеселения.  Случайная  встреча  -  лучший  способ  продолжить   знакомство,
напроситься в гости. Постарайся быть внимательным, обо  всем  подозрительном
немедленно сообщай мне. Только умоляю тебя - старшую пока  оставь  в  покое,
займись младшей.
   - Хорошо, хорошо, -  торопливо  согласился  Холмаков,  -  я  все  исполню
наилучшим образом. Но ровно три дня.
   - Уговор дороже денег, - пошутил Пановский, - ни часом больше.
   - А через три дня и старшая уже не станет для меня запретным плодом?
   - Разумеется, дорогой Илья Михайлович, воля ваша. Но  я  надеюсь,  вы  не
поведете ее под венец? Девушка-то без приличного состояния.
   - Нет, я  предпочитаю  более  легкие  способы  наслаждения,  -  засмеялся
Холомков. - Завтра с утра жду вашего гонца. И  -  по  следу,  по  следу!  За
сладкой добычей!
   В этот момент раздался условный стук в дверь. Мужчины замолчали.
   - Войдите, - громко крикнул Пановский. В дверь заглянул стоящий на  посту
его человек.
   - К вам посетитель, -  сказал  он  и,  получив  разрешение,  пропустил  в
кабинет агента Сэртэ.  Тот  выжидательно  перевел  взгляд  с  Пановского  на
Холомкова.
   - Говори, можно, - скомандовал шеф сверхсекретного бюро.
   - Порученное наблюдению семейство профессора Муромцева в  полном  составе
покинуло квартиру и прибыло в Палату мер и весов.  Удалось  установить,  что
они ужинают в семье директора палаты Менделеева. Наблюдение  установлено  за
домом и за квартирой.
   - Кто еще зван на ужин? - спросил Пановский, мельком глянув на Холмакова.
   - Насколько мне известно, в квартире только сотрудники Палаты.
   - Имена всех переписать. Наблюдение продолжать.  Всех  посторонних,  если
таковые будут, проследить до места жительства.
   Когда агент Сэртэ удалился из кабинета, Пановский устремил  серые  острые
глазки на Холомкова.
   - Вот видишь, Илья, мы немало сил бросили тебе  в  поддержку.  Наши  люди
контролируют все дороги, подозрительные  личности  подвергаются  тщательному
досмотру. Каждый полицейский проинструктирован  относительно  поиска  нашего
документа. Не сегодня-завтра результат будет получен.
   - Вы так часто говорите об этом документе, а я не имею представления, как
он выглядит, что в нем написано. Вдруг он попадется  мне  на  глаза  в  доме
Муромцевых? Как я его узнаю?
   - Что в нем написано, знать тебе не обязательно. Да ты и прочитать его не
сможешь, как, впрочем,  и  никто  из  полицейских.  Потому  что  написан  он
по-арабски на пергаменте. И украшен неповторимой тугрой. Ты его ни с чем  не
спутаешь. Увидишь - сразу поймешь, что это он!
   -  Да,  пожалуй,  прочитать  по-арабски  мог  бы  только  покойный  князь
Ордынский, да  еще  два-три  чудака  из  Общества  любителей  древностей,  -
подтвердил Холомков. - Но такие документы обычные люди в России  с  собою  в
кармане или в саквояже не таскают.

Глава 16

   С выставки трое молодых людей возвращались в странном  настроении,  мысли
их бродили далеко от живописи. Мура, сжавшись  в  комочек  в  углу  экипажа,
продолжала напряженно размышлять  о  безвозвратно,  казалось  бы,  утерянной
перчатке. Клим  Кириллович  пребывал  в  тягостном  недовольстве  собой,  он
считал,  что  не  сумел  защитить  доверенных  ему   барышень   от   гнусных
двусмысленных комплиментов развязного нахала. А Брунгильду ранил  утонченный
облик красивого молодого человека...
   В доме Муромцевых Клим Кириллович  задерживаться  не  стал,  несмотря  на
любезное предложение Елизаветы Викентьевны отобедать с ними.  Сославшись  на
неотложные дела, тщательно скрывая мрачное настроение, он отправился домой.
   Вечером, во главе с Николаем Николаевичем, семейство Муромцевых в  полном
составе отправилось к  Менделеевым.  После  петербургских  улиц,  тонущих  в
сыроватом зимнем мраке, после Забалканского  проспекта  -  конечного  пункта
маршрута  -  широкого,  уходящего   вдаль,   грохочущего   конкой,   правда,
немноголюдного  в  вечерний  час,  после  холодного  пронизывающего   ветра,
налетевшего на Муромцевых  из-под  арки,  когда  они,  уже  оставив  экипаж,
направлялись в глубь двора,  квартира  Менделеевых  показалась  им  особенно
уютной.
   В гостиной их радушно приняла Анна Ивановна Менделеева, кроме  нее  возле
стола хлопотала молодая женщина, красивая, с копной  пышных  рыжих  волос  и
нежным бело-розовым цветом лица,  со  смешливыми  ямочками  в  уголках  губ,
представленная как сотрудница Палаты - Ольга Озаровская. Она  помогала  Анне
Ивановне разливать чай и улыбалась, охотно включаясь в разговор.
   - Елизавета Викентьевна только давеча интересовалась, как  вы  устроились
на казенной квартире, - принимая чашку чая, гудел несколько  в  нос  Николай
Николаевич.
   - Разместились,  -  приговаривала  Анна  Ивановна,  проверяя,  удобно  ли
расположились ее гости, - комнаты сравнительно небольшие, но  помещение  для
кабинета обширное, расставили и полки, и шкафы для книг и бумаг,  у  нас  их
громадное количество. И работать Дмитрию Ивановичу там никто не ме-Шает,  не
ходит над головой  -  последний  этаж  он  сам  выбирал...  Сегодня  Дмитрий
Иванович ? утра расстроен, - Анна Ивановна перевела разговор на  далекую  от
квартирного устройства тему, - опять что-то прочитал о том, что Рамзай, тот,
который открыл  гелий  по  солнечной  линии  спектра,  предполагает  наличие
элементов с таким ничтожным весом, что места им в периодической  таблице  не
находится.  Хорошо,  что  с   Дмитрием   Ивановичем   сейчас   разговаривают
"валерьяновые капли".
   Видя замешательство гостей, Озаровская пояснила:
   - Так мы между собой называем Сапожникова,  нашего  сотрудника.  Он  один
может успокоить Дмитрия  Ивановича.  Милый  человек...  Признаюсь,  я  когда
поступила сюда на службу, Дмитрия Ивановича боялась, загляну в  его  кабинет
тихо - сидит грозный, в клубах папиросного дыма, на стенах,  на  столах,  на
полу книги и инструменты - ни дать ни взять, Параде лье...
   - Вы смелая женщина, - искренне восхитилась Елизавета Викентьевна, -  как
вы решились служить на научном поприще?
   - Пока не знаю, окончательно мое решение или нет. Впрочем, сейчас Дмитрий
Иванович принял на службу в Палату еще несколько женщин, все  они  прекрасно
справляются со счетной работой.
   - Эмансипация! Я,  например,  не  хотел  бы,  чтобы  в  моей  лаборатории
появились женщины, им не место среди реактивов, да и вредно это, -  высказал
свое мнение по женскому вопросу и профессор Муромцев. - А  как  вам  удается
ладить с Дмитрием Ивановичем - характер-то у него не сахар!
   - Ладим, ладим, - Озаровская ослепительно улыбнулась, - нам  теперь  даже
нравится, когда он нас хвалит: "Хорошо посчитали, справились... Сразу  видно
- голова у вас не редькой".
   Барышни фыркнули, лицо Николая Николаевича озарилось  широкой  понимающей
улыбкой.
   -  Присутствие  сотрудниц  в  Палате  вынуждает  Дмитрия  Ивановича  быть
деликатным.
   - Помнишь, Олечка, про собаку? - лукаво улыбнулась Анна Ивановна.
   - О, это  было  великолепно!  Мы  потом  полдня  смеялись.  -  Озаровская
напустила на себя важный вид и стала с помощью мимики  и  голоса  изображать
Менделеева. - Заходит он как-то к нам с новым  сотрудником  и  говорит  ему:
"Если вам надо что-либо вычислить по формулам  Чебышева,  вы  обращайтесь  к
барышням, к барышням, они на этом уж.... - тут он замялся, как  бы  подбирая
слова,  -  они  на  этом  собачку  скушали!"  Видно,  слова  "собаку  съели"
показались ему чересчур грубыми для таких деликатных существ, как мы...
   - У вас блестящий  артистический  дар,  -  признал  восхищенно  профессор
Муромцев. - Очень похоже. Вы созданы для сцены.
   - Благодарю вас, - прищурила смешливые глаза Озаровская, - я подумаю.
   - А чем, милая Елизавета Викентьевна, занимаются ваши чудесные девочки?
   Анна Ивановна ласково взглянула на слегка засмущавшихся девушек.
   -  Брунгильда  показывает  хорошие  успехи  в  музыке,  собирается  стать
виртуозкой, много работает за инструментом, - горделиво  ответила  Елизавета
Викентьевна, - а Машенька еще не решила, чем заняться, в раздумье.
   - Не собирается ли на Бестужевские  курсы?  -  Теплый  взгляд  Озаровской
обратился к младшей дочери профессора:
   - Вы не интересуетесь науками?
   - У меня нет таланта, - огорченно сообщила Мура, понимая,  что  нельзя  к
серьезным  занятиям  наукой  отнести  ее  опыты  с  падающими  вниз   маслом
бутербродами.
   - А есть ли у барышень женихи? - лукаво поинтересовалась хозяйка.
   - Официально никто еще не просил руки,  -  Елизавета  Викентьевна  охотно
поддержала разговор, принимающий интересный оборот, - мала еще Маша,  а  вот
Брунгильда привлекает внимание поклонников. А ваша Любочка обручена ли уже?
   - Еще нет, - вздохнула хозяйка, - но, кажется, я знаю, за кого она выйдет
замуж. Внук Бекетовых, Александр, часто бывает в нашем доме, да и  летом  из
Шахматова в Боблово к нам чуть не каждый день жалует...
   - Полагаю, тема не для мужских ушей,  -  воскликнул  профессор  Муромцев,
чувствуя, что есть повод встать из-за стола. - Вы не будете возражать,  Анна
Ивановна, если я пойду засвидетельствую свое почтение Дмитрию Ивановичу?
   - Разумеется, не возражаю, дорогой Николай  Николаевич,  и  у  нас  будет
возможность посплетничать, а то вы нас стесняете.
   Николай Николаевич шутливо погрозил всем пальцем и вышел из гостиной.
   "Но я не создан  для  блаженства,  ему  чужда  душа  моя,  напрасны  ваши
совершенства..." - пропел он, удаляясь в коридор,  который  вел  к  кабинету
Менделеева.
   Женщины рассмеялись и продолжили разговор, правда, уже на другую тему.
   - Я беспокоюсь за мужа - поделилась своей тайной тревогой Анна  Ивановна.
- Теряет зрение. Почти ничего не видит, не расстается с сильной  лупой.  Как
дальше будет? Ему и писать надо, и читать, и все своими глазами видеть.
   - Что говорят доктора? - участливо спросила Елизавета Викентьевна.
   - Ничего утешительного, - с грустью ответила Анна Ивановна,  -  прогнозов
хороших не дают. Правда, нам сказали, что в Военно-медицинской академии есть
блестящий специалист, который может провести операцию. Но  боязно.  А  вдруг
совсем ослепнет? Опасно, да и не согласится он, я думаю...
   - Как  бы  я  хотела  увидеть  Дмитрия  Ивановича,  -  воскликнула  Мура,
внимательно слушавшая разговор старших, пока Брунгильда  с  Ольгой  говорили
вполголоса о своих театральных впечатлениях. - Выйдет ли он к нам?
   - Да вот Дмитрий Иванович, похоже, идет. - В наступившей на минуту тишине
ясно слышались звуки приближающихся веселых мужских голосов. - Не бойтесь, -
улыбнулась Анна Ивановна Муре, - он не страшный.
   В дверях показался Николай Николаевич Муромцев,  а  чуть  позади  Д