и  японцы
крейсера в Генуе, и венгры продали им породистых лошадей. А  кто  знает,
сколько внутренних врагов - двурушников,  продажных  чиновников,  тайных
агентов европейских спецслужб - действует в пользу узкоглазых в  России?
Правда, чаще всего в стравливании Японии с Россией обвиняют французов  и
англичан, но Павел Миронович не исключал и участия  германских  шпионов.
Хоть  Германия  и  соблюдает  нейтралитет,  да  аппетиты  у   Вильгельма
огромные, тоже подбирается к Азии.
   В размышлениях о  политических  материях  Павел  Миронович  и  заснул
незаметно для самого себя Впрочем, сны он видел самые мирные, его ночные
видения были полны солнечного летнего сияния. И видел он себя на знойном
цветущем лугу, среди ромашек и  васильков,  рядом  с  очень  симпатичной
барышней в белом платьице и под кружевным зонтиком. Над  ними  кружились
разноцветные бабочки и гигантские стрекозы. Он держал барышню за руку  и
пытался  поцеловать.  Милая   кокетка   не   препятствовала   шаловливым
заигрываниям, с заливистым смехом опустилась  на  мягкую  траву,  открыв
взору стройную ножку в белом чулочке. Рука Павла Миронович скользнула по
округлой коленке, он оттянул голубую подвязку на чулочке - и его бросило
в жар... Но внезапно из-за спины Павла Мироновича упала черная тень.  Он
боялся  обернуться  и  с  ужасом  смотрел,  как  черная  тень   густеет,
разрастается, обретает крылья, будто на распластавшуюся на зеленой траве
красавицу опускается зловещий лермонтовский демон.....
   От ужаса Павел  Миронович  проснулся.  Его  широко  раскрытым  глазам
явился непроглядный мрак, он слышал собственное оглушающие сердцебиение.
   Он включил  ночник.  Оказалось,  что  через  четверть  часа  можно  и
вставать, чтобы поспеть на службу. Павел Миронович не  стал  нежиться  в
постели лишние пятнадцать  минут  и  с  облегчением  выпростался  из-под
душного, тяжелого одеяла. Он с удовольствием предался водным процедурам,
отгоняя мысль о нервном сне...
   В кабинет на Литейный в это утро он явился на пять минут раньше,  чем
того требовал распорядок дня. Вирхов уже сидел за своим столом.
   - Неужели вы, Карл Иваныч, всю ночь провели здесь? - льстиво  спросил
Тернов.
   - Нет, дружок, принимал участие в судебном процессе,  -  ответствовал
Вирхов.
   Тернов, не расслышав в голосе начальника  издевки,  да  она  была  бы
сейчас вовсе не уместна, уточнил с некоторой осторожностью.
   - Выступали на стороне обвинения?
   - Разумеется, - подтвердил Вирхов,  просматривая  бумаги.  -  Жертвой
оказалась болонка. А преступником пудель.
   - Дело достойно того, чтобы войти в анналы,  -  нерешительно  пошутил
Тернов и добавил:
   - Я выполнил ваше  поручение,  Карл  Иваныч,  посетил  вчера  госпожу
Гордееву. Она к частным сыщикам не обращалась.
   - Еще бы! - Вирхов усмехнулся. - Это не в ее интересах. И прошу  вас,
дорогой Павел Миронович, не обижаться.  Дело-то  серьезное.  Только  что
звонил мне полковник Ястребов. Сообщил, в квартире Ерофея ночью задержан
подозрительный хромой тип, маскировался под российского  артиллерийского
офицера. Сейчас его допрашивает контрразведка. Вот так-то,  батенька.  И
устно передана вам благодарность за содействие в поимке шпиона.
   Тернов покраснел.  Что-то  в  голосе  Вирхова  говорило  о  том,  что
успехами подчиненного начальник не доволен. Завидует, вероятно.  Тернову
не приходила в голову мысль, что Вирхов может быть просто  огорчен,  что
его способный ученик будет замечен военным  ведомством  и  переманен  на
более выгодную службу.
   - Вот и все, - сказал Вирхов,  -  сегодня  я  неплохо  отвел  душу  с
господином Фрейбергом. Ночевал под его кровом. Теперь полон сил. И прошу
вас выполнить конфиденциальное поручение.
   - Выполню наилучшим образом, - заверил Вирхова кандидат.
   - Так вот, дорогой мой,  есть  у  меня  одна  мыслишка.  Если  убийца
безухого китайца посещает Шахматный клуб, то через его друзей мы  выйдем
на него. Господина Герца мы все-таки вспугнули. А вот господин Шевальгин
-  дичь  более  доступная.  Он  бывает   в   автомобильной   мастерской,
изъясняется жестами, похоже глухонемой. Неплохо бы за ним  проследить  и
посмотреть, где, с кем он встречается.
   На лице Тернова отразилось разочарование....
   - Все они, - продолжил  Вирхов,  -  могут  быть  связаны  с  покойным
Ерофеем, а значит и  с  японской  шпионской  сетью.  Если  так  -  сразу
генералом станешь!
   Тернов счел нелишним успокоить начальника.
   - Вряд ли, Карл Иваныч, и доказательств пока не добыто...  Презумпция
невиновности распространяется и на шахматистов.
   - Вы можете обследовать их матрасы.  Тайком,  под  покровом  ночи,  -
съязвил  Вирхов,  -  добыть  зашитые  в  них  улики:  иероглифы,  шифры,
инструкции.
   Только тут Тернов понял, что Вирхов  нисколько  не  верит  тому,  что
полковник Ястребов арестовал японского  шпиона,  пришедшего  на  явочную
квартиру к безухому Ерофею.
   - Я могу отправляться в автомобильную мастерскую? - спросил он, решив
положить конец издевательствам.
   - Да, голубчик, можете, - ласково разрешил Вирхов,  -  только  будьте
осторожны, берегите себя. Господин Шевальгин  может  оказаться  персоной
весьма  опасной.  Не  исключено,  что  возле  него  вы  встретите  Марию
Николаевну Муромцеву... Так что зорко смотрите по сторонам.
   - А..а...а... почему вы думаете, что мадемуазель  Муромцева  будет  в
автомобильной мастерской? - не понял кандидат.
   - Все очень просто. Вам пришлось встретиться с Бурбоном? Пришлось.  А
Мария Николаевна как раз Бурбонами и  занимается...  Так  что  можете  и
пересечься.
   Тернов вздохнул - никогда не поймешь, когда Вирхов говорит всерьез, а
когда в шутку.
   - Так вы все-таки думаете, Карл Иваныч, что  заказчик  ножа,  который
вчера опознал слесарь Зиновий Гаранцев, и глухонемой Шевальгин - одно  и
то же лицо?
   - Я ничего не думаю. Я ищу убийцу китайца и купца Малютина. -  Вирхов
сложил бумаги в синюю папочку, закрыл ее и  завязал  тесемки  аккуратным
бантиком.  -  И  прошу  вас  разговоров  о  ножах  не  вести.  Если  мои
соображения верны, можете напороться на серьезную опасность. Не лезьте в
пасть льву.
   - Шевальгина зовут Львом?
   - Нет, сударь, царевичем Дмитирем.
   Павел Миронович Тернов терял всякое терпение. О чем бы  ни  заговорил
он  с  Вирховым,  следователь  обязательно   скатывался   к   насмешкам,
колкостям.
   Он  придал  себе  оскорбленный  вид,  надеясь,  что   старый   брюзга
перестанет измываться над своим  помощником.  Вирхов  не  реагировал,  и
Павел  Миронович  повернулся,  чтобы  уйти  и  как   можно   дольше   не
показываться в кабинете Вирхова. Но застыл у дверей: из коридора неслись
заполошные женские крики, перебиваемые строгим голосом дежурного.
   Навострил уши и Вирхов.
   Курьер басил, по глухой интонации было понятно, что  он  загораживает
собой дверь в вирховский кабинет.
   - Узнайте, Павел Миронович, что там такое? - попросил  Вирхов.  -  Да
впустите дамочку. Ее визг уши режет.
   Тернов приоткрыл дверь и узрел тучную женщину из простых  в  овчинном
полушубке,  повязанную  шерстяным   платком.   Ее   двойной   подбородок
вздрагивал, красные глаза слезились.
   Отодвинув дежурного, женщина протиснулась в дверь и бросилась к столу
Вирхова. В нескольких шагах от него она рухнула на колени и заголосила:
   - Барин! Карл Иваныч! Простите, Христа ради старую дуру! Не углядела!
Виновата! Не велите сечь повинную голову!
   - В чем дело, Прасковья?
   Пораженный явлением собственной приходящей прислуги  в  столь  ранний
час в служебный кабинет, Вирхов выбрался из-за стола и попытался поднять
бабу с колен.  Но  та  обхватила  его  ноги  руками  и  заголосила  пуще
прежнего.
   - Счастье ваше, барин, что дома не ночевали! Бог вас уберег! Простите
старуху! Ума не приложу, как забыла открыть вьюшки. Вся квартира в чаду!
Утречком вошла - едва не задохнулась! Бросилась вас искать, а на кровати
- дохлый Минхерц!

ГЛАВА 17

   Проснувшись утром  в  своей  собственной  постели,  Мария  Николаевна
Муромцева  долго  не  могла  поверить,  что  вчерашние  события  ей   не
приснились. Когда Полина Тихоновна сообщила племяннику по телефону,  что
его срочно ждут Безсоновы, разве могла Мура  оставаться  дома?  Ведь  ее
милая подруга-бестужевка находилась в  опасности.  Несмотря  на  поздний
час, родители не возражали, чтобы она поехала вместе  с  доктором,  были
уверены, что Клим Кириллович в любом случае доставит  их  дочь  домой  в
целости и сохранности.
   Когда они прибыли к Безсоновым, завезя  по  дороге  Сонечку  Смирнову
домой, доктор сразу же поднялся на  второй  этаж  в  спальню  Зины,  где
сделал все, чтобы очистить девичий  организм  от  сильнейшего  яда.  Это
потребовало  немало  времени,  тазиков,  кувшинов  с  водой,  полотенец,
молока. Родители девушки не отходили от постели, прислуга  носилась  как
безумная.
   Все  это  время  Мура  просидела  в  гостиной  в   обществе   мичмана
Таволжанского. Высокий рыжеватый блондин с зелеными глазами,  в  которых
пряталась какая-то сумасшедшинка, ей нравился.
   Из сумбурных рассказов зининых родителей, встретивших доктора и  Муру
в прихожей, следовало, что мичман обнаружил  бесчувственную  девушку  на
скамейке в темном  Александровском  саду,  куда  она  завернула,  скорее
всего,  после  рассеявшейся  манифестации.  Он  с  трудом  привел  ее  в
сознание, едва добился имени  и  адреса,  привез  домой,  сдал  на  руки
родителям. Пока мать и прислуга укладывали замерзшую Зиночку в  постель,
отец оставался в гостиной со спасителем дочери,  выражал  благодарность.
Когда девушка успела принять яд - ни мать, ни горничная не углядели.
   У Муры накопилось много вопросов. Почему  Зина  оказалась  одна,  без
друзей, в саду? Почему ее не обнаружил городовой? Успела ли она сообщить
мичману что-нибудь по дороге домой?
   Мичман мог давно бы удалиться, его присутствие в доме Безсоновых  уже
не  требовалось.  Но  Павлу  Игнатьевичу  очень  не  хотелось   покидать
симпатичную синеглазую барышню, приехавшую с доктором. В глубине души он
сознавал,  что  скоро  уйдет  в  море,  надолго  оторвется  от   берега,
населенного  нежно  благоухающими  эфирными   созданиями,   и   приятное
воспоминание о встрече с Марией Николаевной Муромцевой согреет его душу,
когда он останется на палубе корабля один на один с равнодушным  сиянием
звезд в ночном бездонном небе.
   Барышня же продолжала атаковать мичмана вопросами, и он не  выдержал,
признался ей, что кое-что скрыл от родителей.
   -  Вы,  вероятно,  встречали  мою  фамилию  в  газетных  отчетах,   -
вполголоса говорил он, - в разделе полицейской хроники.  Был  свидетелем
подозрительного   убийства   китайца.   Уверен,   китаеза    намеревался
встретиться  в  ресторане  с  японским  разведчиком.  Но  был  застрелен
неизвестным.
   - Да, я читала, - Мура  кивнула,  -  дерзкое  убийство  произошло  на
глазах следователя Вирхова.
   - Как я понял из  хода  дознания,  следователь  шпионаж  исключал,  -
сказал недовольно Таволжанский, - впрочем, может быть, правильно  делал.
Это не его епархия. Я счел своим долгом подать  рапорт.  Мы,  российские
люди, страшно медленно перестраиваем свое сознание. Вообще-то,  мы  люди
терпимые к инородцам. Но если  начинается  война,  возникает  совершенно
иная перспектива...
   - Шпионы-японцы были бы сразу замечены,  -  предположила  не  слишком
уверенно Мура, - скорее они действуют чужими руками, через третьих  лиц,
англичан или немцев... Вам не приходила в голову такая мысль?
   - Приходила, - подтвердил Павел Игнатьевич, - но я еще не успел в ней
разобраться. Немцев в столице слишком много. А вот  японцы...  Одного  я
нашел и решил проследить.
   - А при чем здесь бедная Зиночка? - не утерпела Мура.
   - О Зиночке я не думал, - признался мичман, - и даже ее  не  знал.  А
вот камердинера генерала Фанфалькина решил проверить.
   - Что!? Вы следили за генеральским слугой!?
   - Что вас так изумляет? - Новоиспеченный офицер насторожился.  -  Или
он вам тоже знаком?
   - Нет-нет, - Мура поспешила погасить подозрения собеседника, - просто
вы могли сообщить в контрразведку...
   - А... - Таволжанский махнул рукой, - это слишком долго и  ненадежно.
Я доверяю себе больше, чем другим.
   - Мудрая позиция, Павел Игнатьевич, - поддержала собеседника Мура,  -
продолжайте, прошу вас.
   - Короче, сегодня вечером я выследил этого скользкого Басу, - сообщил
брезгливо мичман. - И как вы думаете, куда он направился?
   - Я все жду, когда же в вашем рассказе дело дойдет до Зиночки, - Мура
проявляла небрежение.
   - Я к тому и  веду.  Подозрительный  японский  фигаро  направился  на
запасные  пути  Николаевской  железной  дороги.  Слава  Богу,  искусству
маскировки учили и нас. Кое-как пробрался во мраке за ним. И в одном  из
тупичков обнаружил небольшой эшелон. В двух вагонах  света  не  было,  в
третьем, как удалось мне разглядеть, милые  скромные  барышни  разбирали
корпию.  А  в  самом  дальнем  вагончике,  куда  этот  Баса  и   нырнул,
увеселялась золотая молодежь содомитского толка. Вы понимаете, о  чем  я
говорю?
   - Да, вполне, - Мура покраснела.
   - Хоть я и сказал, что пронырливый Баса юркнул в блудливый  вагончик,
но на самом деле он забрался на крышу и  полз  на  брюхе,  свешиваясь  и
заглядывая в окна. Видимо, выполнял тайное  поручение,  следил,  собирал
информацию. А я наблюдал  за  ним.  Очень  хотелось  себя  обнаружить  и
вступить в единоборство с неприятелем, но я не успел. В дверях вагончика
появился роскошный красавец и сказал какому-то верткому  гнусному  типу,
чтобы тот привел сестричку посимпатичней.  А  то  мужское  баловство,  к
которому он не склонен, слишком его разгорячило.
   - Да это, да это, - возмущение перехватило горло Муре, и она с трудом
подбирала слова, - в такое время... такой разврат...
   - Вот тут-то я и увидел вашу подругу, которая,  видимо,  попалась  на
удочку патриотических негодяев  и  собиралась  ехать  на  фронт  спасать
раненых. Но попала  она  в  логово  низких  тварей.  Собственными  ушами
слышал, как гнусный типчик вел ее в притон на колесах и ныл, что  одному
из героев нужна помощь и сострадание...
   - А японец? - заинтересовалась Мура.
   - Не заметил, как исчез, потерял из виду, - сказал Таволжанский. - Ну
а когда бедная девушка оказалась в кругу насильников и негодяев и начала
кричать, оказывать сопротивление, тут-то я и вмешался. Открыл  стрельбу!
Схватил ее за руку и кое-как помог выбраться из этой грязной дыры.  Едва
добился имени и адреса, привез сюда, сдал на руки родителям. Думал, беда
миновала. А она, оказывается, бедняжка, решила с горя наложить  на  себя
руки.
   Мура утирала набежавшие слезы. Она не  знала,  говорить  ли  зининому
спасителю о том, что ее подруга сегодня потеряла  жениха,  -  имя  Глеба
Каротыгина стояло в списке погибших на крейсере "Паллада",  он  умер  от
отравления газом при взрыве мины, снаряженной мелинитом.
   Мичман неожиданно вскочил и вытянулся. В  гостиной  появился  усталый
Клим Кириллович в сопровождении господина Безсонова. Жизнь Зиночки  была
вне опасности, и  доктор  со  спокойным  сердцем  перепоручил  пациентку
заботам матери и прислуги. Отец несчастной  девушки  предложил  мужчинам
выпить и закусить - рюмка водки  была  принята  ими  как  успокоительное
лекарство.
   Только  после  этого  в   сопровождении   доктора   Коровкина   Мария
Николаевна, убеждаемая родителями подруги, что  сиделок  в  доме  и  так
достаточно, отбыла домой. Обратная дорога разочаровала Муру. В тайне она
надеялась, что доктор Коровкин вернется к  прерванному  объяснению.  Или
претендентом на руку Муры  он  назвал  себя  шутя?  Но  Клим  Кириллович
молчал. Объяснения так и  не  состоялось.  Доктор  высадил  ее  у  дома,
сопроводил в квартиру. Елизавета Викентьевна встретила дочь  вопрошающим
взглядом и, выслушав отчет о Зиночке, тяжко вздохнула...
   Бледный зимний рассвет едва рассеивал сумрак спальни, и Мура бездумно
смотрела в потолок... На соседней кровати мирно  посапывала  ее  старшая
сестра,  обрученная  с  генералом   Фанфалькиным,   чей   подозрительный
камердинер в темное позднее время вынюхивал  что-то  на  запасных  путях
Николаевской железной дороги, возможно,  считал  вагоны  с  орудиями,  с
воинским снаряжением...
   Теперь в совершенно ином свете виделось Муре страстное желание сестры
отправиться на театр боевых действий. И генерал Фанфалькин не  возражает
против того, что его невеста пустится в такой опасный  путь!  А  если  в
соседнем  вагоне  поедет  какой-нибудь  лощеный  красавец,  склонный   к
эротическому насилию?
   Когда мичман Таволжанский рассказывал  о  прихоти  ночного  красавца,
Мура представляла себе Илью Михайловича Холомкова... Может быть,  потому
что втайне считала его самым красивым мужчиной, встреченным ею в жизни?
   Некоторое время Мура размышляла, стоит ли говорить родителям о ночных
похождениях камердинера  генерала  Фанфалькина?  Но  потом  решила,  что
только  напрасно  их  встревожит.  Кроме  того  она  была  уверена,  что
неугомонный мичман не оставит своих попыток выявить японскую резидентуру
в столице Российской империи и не спустит глаз с подозрительного Басы.
   Поднявшись с постели, Мария Николаевна быстро привела себя в порядок,
быстро  позавтракала.  Она  хотела  наведаться  в  свою  контору,  чтобы
проконтролировать действия Софрона Ильича Бричкина, узнать,  удалось  ли
ему выяснить, кто охотится за несчастным королевским отпрыском и  в  чем
тайна Орлеанской девственницы.  Наверняка  ее  помощник  провел  ночь  в
засаде на Роменской.
   Всю  дорогу  до  Пустого  переулка  она  размышляла   о   предстоящем
замужестве Брунгильды, о скрытности сестры, нашедшей  избранника  тайком
от родителей и от нее, Муры. О горькой судьбе Зиночки,  лишившейся  если
не настоящего жениха, то любимого человека. О счастье Сонечки Смирновой,
чей жених, полярный моряк  Колчак,  был  подлинным  героем.  И  о  Климе
Кирилловиче. Вчера, когда он шутливо  назвал  себя  претендентом  на  ее
руку, она едва скрыла ликование: неужели он влюблен в нее?  А  ведь  его
жизнь может быть в любой момент востребована Отечеством, - как она будет
жить без него? Неожиданное, пусть и шутливое предложение,  внесло  в  ее
отношение к доктору нечто совершенно  новое,  что  она  еще  и  сама  не
понимала, но мысли о нем заставляли сердце биться сильнее.
   К ее удивлению, дверь детективного бюро оказалась  на  замке,  а  сам
господин   Икс   вопреки   обыкновению   отсутствовал.    В    холодной,
непротопленной конторе Мура огляделась. Похоже, Софрон Ильич сегодня  не
приходил.
   Мария Николаевна облачилась в свой служебный наряд и уселась за  стол
в ожидании Брички-на или клиентов.  Время  тянулось  медленно,  желающих
воспользоваться услугами детективного бюро  не  обнаруживалось.  Хорошо,
что на улице ей попался торговец газетами, - теперь  она  погрузилась  в
чтение "Петербургского листка", за  который  ей  пришлось  заплатить  аж
полтинник: из-за японских событий газеты  шли  нарасхват.  "Листок"  она
читала редко, потому что отец не выписывал желтую  прессу,  считал  ниже
своего достоинства и дочерей не приваживал.
   От  печальной  военной  хроники  она  перешла  к  описанию  вчерашней
манифестации, патриотический и возвышенный дух которой не смогла затмить
даже случившаяся на площади смерть купца. Газетчик  расценивал  убийство
купца  как  происки  врагов  России,  решившихся  на  провокацию,   дабы
поколебать единение Государя с народом.
   Потом  ее  внимание  привлек  фельетон  бойкого  борзописца,  где   в
комических  красках  расписывалось  вчерашнее  происшествие  с  болонкой
госпожи Бирон. Особенно колоритной  вышла  фигура  следователя:  болонка
мешала  ему  выпить  с  другом,  отчего   служака   разъярялся,   грозил
револьвером, а в коричневом пакете булькали бутылки. Суд собачьей Фемиды
был скор. Владелец оскорбившего болонку пуделя заплатил рубль з