о для этого человека она самое дорогое существо на свете.
 А он подавил вздох и,  бормоча вслух те смешные пустяки,  которые
были  изображены  в  красной  книге  сложным   плетением   иероглифов,
принялся,  как прежде, водить под своим халатом длинной лапой обезьяны
с тонкими, острыми пальцами, приятно щекотавшими кожу на лопатках. При
этом  мысли  купца  были  далеки  и от иероглифов,  которые машинально
произносили его губы,  и от приятного ощущения  на  коже  лопаток.  Он
мысленно  шел  вместе  с  маленькой  девочкой-связной  по нескончаемым
сложным  подземным  галереям,  которые  знал  так  же  хорошо,  как  и
остальные  его  товарищи,  потому  что  долго  укрывался  там и не раз
выходил оттуда  на  ночные  вылазки  против  врагов,  прежде  чем  ему
приказали стать купцом. Образцы душистого мыла в красивых обложках так
и оставались лежать на прилавке,  словно купец о них вовсе забыл.  А в
руке у него таяла маленькая плиточка шоколада,  которую он приготовил,
чтобы положить в корзиночку Цзинь Фын.  Но когда он,  строго глядя  на
девочку,  объяснял  ей  задание,  ему пришло в голову,  что не следует
давать ей этот шоколад,  как бы ни хотелось доставить  удовольствие  и
поддержать силы этой маленькой разведчицы. Мало ли кто может увидеть у
нее эту плиточку, прежде чем она успеет ее съесть... А откуда у бедной
маленькой  девочки  может  быть  шоколад?  Пусть  лучше она не получит
удовольствия,  и пусть лучше она будет голодной,  чем он обречет ее на
необходимость  объяснять  полицейскому,  откуда взялся шоколад.  Пусть
лучше сам он покажется себе жестоким к одной  маленькой  девочке,  чем
плохим конспиратором для многих людей, жизнь которых зависит от него и
от нее.
 И он  еще  раз глубоко вздохнул,  подумав о том,  как тяжело быть
суровым к таким маленьким  героям  нового  Китая,  как  эта  маленькая
связная...

3

 В задании,  полученном  от  купца,  Цзинь  Фын  не  видела ничего
странного.  Она привыкла ко многому,  что показалось бы необыкновенным
человеку,   пришедшему  со  стороны  и  не  знавшему  сложной  борьбы,
происходившей между подпольщиками и  врагами,  которыми  были  сначала
японцы,  потом  гоминдановцы  и  их  иностранные хозяева.  А Цзинь Фын
видела так много и слышала такое,  что  уже  ничему  не  удивлялась  и
ничего не пугалась.  Она не хуже взрослой знала,  что ждет ее в случае
провала,  знала, какими средствами гоминдановцы будут выпытывать у нее
имена,  даты,  пункты. Разве могла она забыть сестру Цзинь Го?! Но она
не боялась,  что выдаст товарищей.  Ведь Цзинь Го же никого не выдала.
Так  же  будет  вести  себя  и  она  сама,  если  случится  то,  самое
страшное...  Но лучше об этом не думать.  И  лучше  как  можно  меньше
помнить. Очень прав командир, всегда повторяющий ей:
 "Будь как телефонная трубка.  Впустила в ухо, выпустила через рот
- и все забыто".
 Сейчас она должна бежать в миссию так быстро,  как  только  могут
двигаться ее усталые ноги.  Нужно забыть про еду,  про усталость,  про
умирающего доктора.  Голод - пустяки!  Усталость?  Ее можно  побороть,
если покрепче стиснуть зубы.
 Скорее, как можно  скорее  добраться  до  миссии  и  предупредить
товарищей о возможности появления провокатора.
 Сколько ли ей надо пройти сегодня? Цзинь Фын пробовала подсчитать
и сбилась.  Много,  очень много ли.  Пожалуй,  больше,  чем она сможет
пробежать за один день.  Даже больше,  чем  может  пробежать  взрослый
партизан. И все-таки она должна их пробежать! Она же хорошо знает, что
иногда партизаны идут без отдыха и без пищи и день и  два...  Операция
бывает длинной,  и у них не хватает,  запасов.  А просить у крестьян -
это значит рисковать подвести под  виселицу  мирных  жителей.  Девочка
знает все это и будет вести себя, как взрослый партизан. Вот и все.
 За этими размышлениями совсем незаметно прошел тяжелый кусок пути
до  домика  матери доктора Ли.  Там она еще раз,  как и утром,  должна
выйти на поверхность,  чтобы  пробежать  по  земле  тот  кусочек,  где
засыпан подземный ход.  Сейчас же после поворота, отмеченного кругом и
стрелой,  будет виден  свет,  падающий  из  колодца.  Конечно,  вот  и
поворот!  Вот знак:  круг,  а в круге стрела. Только на этот раз Цзинь
Фын не зайдет к старушке.  Пускай  та  даже  не  знает,  что  она  тут
пробегала.  Только  бы  старушка  не  забыла про ковшик.  Иначе как же
вылезешь из колодца?  Но странно:  девочка миновала поворот с кругом и
стрелой,  а  света  из  колодца  все  не  было видно.  Странно,  очень
странно!.. Вот в луче фонаря мелькнули и камни колодезной кладки... Но
почему  эти  камни торчат из кучи земли?  Почему куча земли высится до
свода, почему обвалился и самый свод?..
 Цзинь Фын  с  беспокойством  осматривала неожиданное препятствие.
Ведь  если  торчащие  здесь  камни   действительно   являются   частью
колодезной трубы,  значит она обрушилась, значит выхода на поверхность
больше нет! Этот обвал означал для Цзинь Фын необходимость вернуться в
город  и  уже  снаружи,  по поверхности,  искать обхода гоминдановских
патрулей,  чтобы попасть в миссию... Страшная мысль пришла ей: а уж не
побывала ли тут полиция,  не ее ли рук это дело - обвал колодца?..  Но
зачем полицейские оказались тут, около колодца? Уж не пришли ли они за
доктором? Ах, как ей нужно знать, что случилось наверху!
 Девочка опустилась на кучу земли и погасила фонарик, Внизу царила
тишина - хорошо знакомая ей тишина черной пустоты подземелья,  куда не
проникает  ни  один  звук  из  внешнего  мира.  Там,  наверху,   может
происходить  что  угодно,  какие  угодно события могут потрясать мир -
здесь будет все та же черная тишина...
 Хватит ли  у нее сил на то,  чтобы,  вернувшись к выходу в город,
еще раз проделать поверху весь путь к миссии?
 Ее мысли  неслись  с  отчаянной быстротой  мысли эти были совсем
такие,  какие были бы в эту минуту и в голове взрослого: она не должна
спрашивать себя, хватит ли сил должна спросить лишь об одном - хватит
ли времени?..
 Цзинь Фын  поднялась с земли и пошла.  Она не замечала того,  что
ноги ее уже не передвигаются с такой легкостью,  как прежде. На каждом
шагу  ее  стоптанные  веревочные  сандалии  шаркали  по  земле,  как у
старушки.
 Цзинь Фын  уже  не  бежала,  а  шла.  Она несколько раз пробовала
перейти на бег,  но ноги сами замедляли движение.  Она  замечала  это,
только  когда почти переставала двигаться.  Тогда она снова заставляла
себя ступать быстрей, а ноги снова останавливались.
 Так, борясь со своими ногами, она перестала думать о чем бы то ни
было другом. Ноги, ноги! Все ее силы были теперь сосредоточены на этой
борьбе.   Вероятно,   поэтому   она   и   не  заметила,  что  свет  ее
электрического фонарика с минуты на минуту делался все более  и  более
тусклым.  Батарейка  не была рассчитана на такое долгое действие.  Она
была самодельная.  Такая же,  как у командира отряда, как у начальника
штаба  и  начальника разведки.  Эти батарейки делал молодой радист под
землей.
 Цзинь Фын только тогда заметила,  что ее батарейка израсходована,
когда волосок в лампочке сделался совсем  красным  и  светил  уже  так
слабо,  что  девочка почти ничего не различала впереди.  Она то и дело
спотыкалась о торчащие из земли острые камни.  Пронизавшая ее сознание
мысль, что через несколько минут она останется без света, заставила ее
побежать так же быстро,  как  она  бегала  всегда.  Как  будто  в  эти
несколько  минут  она  могла  преодолеть расстояние,  отделявшее ее от
выхода в город.
 Она бежала  всего  несколько минут,  те несколько минут,  что еще
слабо тлел волосок в лампочке фонаря.  Но вот исчезло  последнее  едва
заметное красноватое пятнышко на земле.
 Цзинь Фын остановилась перед плотной тьмой.
 Нужно было собраться с мыслями.
 Лабиринт ходов был сложен,  они  часто  разветвлялись,  Время  от
временя  на  стенках  попадались знаки - круг и стрелка,  что значило:
идти нужно прямо.  Если стрела в круге опрокидывалась  острием  книзу,
значит  нужно  было  повернуть  влево  если  глядела  острием вверх -
поворачивать надо было вправо.  Эти знаки были ясно нанесены  известью
или углем,  в зависимости от характера почвы: на темной глине - белым,
на желтом песчанике - черным.  Их очень хорошо было  видно  при  свете
электрического  фонарика  и  даже  в  мерцании простой свечи.  А самые
важные указатели были выцарапаны или выбиты  в  почве  так,  чтобы  их
можно   было  разобрать  ощупью  и  в  полной  темноте.  Но  они  были
расположены так высоко,  что Цзинь Фын не могла до них  дотянуться.  А
какой толк был в нарисованных знаках, когда у девочки не стало света?
 Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками,  думая,  что,  может быть,
так  приучит глаза к темноте.  Но как она ни напрягала зрение,  нельзя
было различить даже собственной руки, поднесенной к самому лицу.

4

 И все же Цзинь Фын не позволила отчаянию  овладеть  ею.  Вытянула
руки и пошла.  Она уже не думала теперь,  куда поворачивать, не хотела
об этом думать.  Она знала,  что, пускаясь по подземным ходам в первый
раз,  партизаны непременно брали с собой клубок ниток. Они разматывали
нитку за собой,  чтобы иметь возможность вернуться к выходу.  Так, шаг
за шагом,  изучали они лабиринт,  делали на поворотах отметки, один за
другим  осваивали  путаные  ходы  лабиринта,  общая   длина   которого
измерялась десятками ли.
 И вот теперь Цзинь Фын предстояло разобраться в этой путанице без
всяких указателей, без спасительной нитки...
 Она была маленькая девочка,  но,  как  всегда,  когда  предстояло
какое-нибудь трудное дело,  она думала:  а как бы поступил на ее месте
настоящий партизан - "красный крот",  человек,  которого  она  считала
идеалом силы, смелости и верности долгу?
 Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас,  когда ее  вытянутые
руки наткнулись на шершавую стену подземелья.
 Она должна была решить:  идти ли  прямо,  повернуть  направо  или
налево?  Загадка,  ставившаяся  в  сказках  почти  всех  народов перед
храбрыми воинами,  показалась ей теперь детски простой по сравнению  с
тем,  что должна была решить она, совсем маленькая девочка с косичкой,
обвязанной красной бумажкой.  Ах,  если  бы  кто-нибудь  предложил  ей
сейчас простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь! Всюду, куда
она ни поворачивалась,  была одна страшная черная пустота,  и  она  не
знала, куда же - прямо, направо или налево - лежит ее путь.
 Она стояла с вытянутыми  руками  и  кончиками  меленьких  пальцев
ощупывала  шершавую стену подземного хода,  словно нежная детская кожа
могла распознать круг и стрелу,  нанесенные известью или углем.  И все
силы  ее  большой  и  смелой  души  были  направлены  на то,  чтобы не
позволить отчаянию затемнить сознание,  живущее в ее  маленьком  теле,
таком слабом и таком ужасно-ужасно усталом.

 * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

 Глава седьмая

1

 Обед в  миссии подходил к концу.  Кароль взялся за десерт.  Ел он
сосредоточенно  и  жадно.  Его  большая   нижняя   челюсть   двигалась
ритмически  из  стороны  в  сторону,  взад-вперед и снова из стороны в
сторону.  Она  была  внушительна  и  работала,  как   тяжелая   деталь
механической  терки.  За  едой  Кароль  молчал.  Биб  же,  раньше всех
расправляясь с блюдами, почти непрерывно болтал.
 Так как  остальные  жильцы,  кроме  агентов,  часто менялись,  то
болтовня Биба не успевала им надоесть.  Они слушали ее с интересом. Но
на  этот  раз  его  собеседник,  рыжий  иностранец  в  военной  форме,
раздраженно постучал ложечкой по блюдцу и,  заставив  Биба  замолчать,
спросил соседа:
 - Вас тоже уведомили,  что вы должны освободить  комнату  сегодня
же?
 - Да, - ответил сосед. - Здесь это вполне в порядке вещей.
 - Как, с вами это уже бывало?! - Рыжий удивленно вскинул брови. -
И вы так спокойно это переносите, не жалуетесь?
 - Какой смысл?  - Сосед пожал плечами. - Дом всегда очищают, если
сюда собирается прибыть какая-нибудь важная персона.
 Рыжий сердито оттолкнул стул и вышел из-за стола.
 За ним вскоре последовали и остальные,  кроме агентов охраны Биба
и Кароля.
 - Как ты думаешь, когда явится эта Ада? - спросил Биб.
 Обсуждая все  возможные  обстоятельства  следования  таинственной
начальницы, агенты принялись вычислять сроки ее прибытия в миссию.
 - Сегодня  ночью  приехала в город,  - загибая короткие волосатые
пальцы,  говорил Биб. - Ванна, парикмахерская и тому подобное валяние
в постели...  День уйдет на разговоры с начальством.  Надо думать, дня
через два-три, выспавшись, она соизволит прибыть сюда.
 Тан Кэ  принесла  вазу  с  фруктами,  и  агент принялся ощипывать
гроздь винограда.  Он отрывал ягоды и, ловко подбрасывая, отправлял их
в рот.
 - Итак,  - продолжал он,  - здесь мы в безопасности. Нам не нужно
день и ночь ползать по окрестностям в поисках диверсантов. Подпольщики
боятся сестры Марии не меньше,  чем нас.  До послезавтра нам ничто  не
угрожает.   А   там  мы  примемся  следить  за  каждым  приближающимся
автомобилем, чтобы не прозевать приезда этой Ады...
 - Если  нам  не  наделает  хлопот приезд Янь Ши-фана и Баркли,  -
проворчал Кароль.
 - Твое здоровье,  старина!  - Биб поднял бокал.  - И за то, чтобы
начальство и эта Ада отсюда поскорей убрались.
 - Воображаю, с какой помпой она сюда явится! - проворчал Кароль.
 Они чокнулись,  и звон стекла еще  висел  в  воздухе,  когда  Биб
заметил,  что  чья-то тень легла поперек стола.  Он быстро обернулся и
замер с открытым ртом:  в дверях веранды стояла китаянка  с  красивым,
энергичным   лицом,  обрамленным  гладко  причесанными  иссиня-черными
волосами.
 - Кто вы? - рявкнул Биб, увидев незнакомку.
 - Откуда вы взялись? - грубо вторил ему Кароль.
 - Вот... - гостья показала на балконную дверь, - в эту дверь...
 - Эта дверь - не для первого встречного.
 Незнакомка обвела  их  насмешливым взглядом больших темных глаз и
негромко, с необыкновенным спокойствием проговорила:
 - Но  я  пришла  именно  сюда:  всегда приятно встретить приятных
людей, а сегодня особенно...
 Едва она успела произнести пароль, как Биб, преодолевая привычное
презрение к китаянке, расшаркиваясь, подобострастно сказал:
 - О,  мы не знали,  госпожа Ада! - Если бы ему кто-нибудь сказал,
что его начальником будет китаянка,  он бы только  рассмеялся.  А  вот
теперь  он  поспешно  бормотал:  -  Прошу  поварить:  только  по долгу
службы...  Ведь  мы  никого,  решительно  никого   не   впускаем   без
разрешения.
 - Мы всегда на посту, - проворчал Кароль.
 - Это  и  видно,  -  с усмешкой сказала гостья.  - Я прошла сюда,
никем не замеченная.
 - Непостижимо! - Круглые плечи Биба поднялись до самых ушей. - Мы
отлучились всего  на  минутку,  подкрепиться.  Эта  работа  дьявольски
выматывает. Мы сейчас же представим вас хозяйке, сестре Марии.
 Женщина остановила его жестом:
 - Она не должна знать, кто я...
 - О,  она вполне свой человек. На нее мы можем положиться, как на
самих себя, - вмешался Кароль.
 - Все, что от вас требуется, - устроить меня сюда на работу.
 - В качестве?
 - Врача,  - коротко ответила  она  и,  не  оставляя  времени  для
вопросов, тут же спросила сама: - Здесь, говорят, не совсем спокойно?
 - О,  тут настоящий вулкан!  Особенно опасны  "красные  кроты"  -
партизаны, скрывающиеся под землей.
 Биб, не щадя красок,  стал описывать коварство  местных  жителей,
только  и  ждущих,  чем бы насолить иностранцам,  опасности,  которыми
окружены  люди  в  этой   дикой   стране,   не   желающей   признавать
благотворного влияния иностранной цивилизации.  Он высказал убеждение,
что,  несмотря  на  тщательную  проверку,  которой  подвергались   все
служащие  миссии,  ненадежным элементам все же удалось проникнуть даже
сюда.
 Гостья испытующе взглянула на агента.
 - Вы совершенно уверены в преданности Ма,  которую здесь называют
сестрой Марией?
 - Наша с головой, - уверенно сказал Биб.
 - Безусловно, - подтвердил Кароль. - Она обходится нам достаточно
дорого, чтобы стоило сомневаться в ее верности...
 Гостья перебила его:
 - Могу  ли  я  быть  уверена,  что   вы   внимательно   осмотрите
окрестности виллы? На Баркли и Янь Ши-фана готовится покушение.
 - В нашей разведке помешались на покушениях!  - со смехом ответил
Биб.
 - Партизаны поклялись их похитить.
 - Эти детские попытки обречены на провал, - заметил Биб.
 - Хорошо, что вы так уверены, - проговорила гостья.
 - О,  у  нас  есть к этому все основания!  - хвастливо воскликнул
Биб.
 Дверь отворилась, и вошла Ма. Женщины смерили друг друга быстрым,
испытующим взглядом.
 Потому ли,  что было очень жарко, а Ма, идя сюда, торопилась, или
потому,   что   безотчетное   волнение   овладело   ею   под   прямым,
проницательным  взглядом гостьи,  но она сама чувствовала,  как краска
покидает ее щеки.
 Биб представил гостью Ма:
 - Госпожа Ада - новый врач миссии...
 - Не покажете ли мне мою комнату? - обратилась прибывшая к Ма.
 Ма с неохотой повела ее во второй этаж.
 Пока женщины не скрылись за дверью, Биб стоял и любезно улыбался.
Потом он с силой ударил Кароля по широкой спине.
 - Ты заметил?.. Женщины вцепятся друг другу в волосы, а?
 - Пожалуй.
 - Кажется,  наши не предупредили эту Аду о том,  что Мария - свой
человек в полиции и с нею шутки  плохи...  Тем  лучше,  тем  лучше,  -
воскликнул Биб, потирая руки. - Посмотрим, как они передерутся.
 - И чем бы ни кончилась их драка,  мы  с  тобой  будем  только  в
выигрыше! - с удовольствием подтвердил Кароль.

2

 У Вэй  отвез  постояльцев,  которым было предложено покинуть дом,
чтобы не мешать отдыху ожидаемых сановных господ. Вернувшись, он нашел
Тан  Кэ  и  Го  Лин  в  глухой  аллее парка за обсуждением полученного
задания. Чем больше осторожная Го Лин думала над этим делом, тем менее
вероятным   казалось   ей,  чтобы  удалось  выполнить  тяжелую  задачу
похищения.  Ее не так беспокоил толстяк Янь Ши-фан, которого все знали
как человека неспособного постоять за себя, сколько Баркли, снискавший
славу отличного спортсмена. Вероятно, с ним не легко будет справиться.
Ведь их было три женщины и У Вэй - единственный мужчина на их стороне.
А там один Кароль стоил их всех,  вместе взятых,  да еще Биб. Не легко
говорить о выполнении такой задачи!
 - Ты забываешь, - возразила Тан Кэ, - к нам прибудет подкрепление
- уполномоченный штаба.
 - Что может изменить еще один человек?  К тому же ведь  и  на  их
стороне  стало  одним  человеком большее с приездом этой Ады.  Смуглые
щеки Тан Кэ потемнели от прилившей крови.
 - Что же, по-твоему, мы не в состоянии исполнить боевой приказ? А
ради чего мы с тобой живем здесь в безопасности  и  довольстве,  сытно
едим и мягко спим, в то время, когда, наши товарищи...
 В аллее послышались шаги. Подошел У Вэй. Ища у него поддержки, Го
Лин  поделилась своими сомнениями.  Но,  к ее удивлению,  обычно такой
осторожный У Вэй на этот раз оказался не на ее стороне.
 - Очень  удачно,  - сказал он,  - что сегодня Янь Ши-фан и Баркли
будут вместе здесь. Такой случай может не повторяться.
 - Что я говорю?! - с торжеством воскликнула Тан Кэ. - Мы не имеем
права ждать! Мы должны выполнять задание.
 - Вот  за  кого  я по-настоящему боюсь - это за мать,  - сказал У
Вэй. - Она совсем перестала сдерживаться.
 - Я бы не впутывала тетушку Дэ в это дело, - заметила Го Лин. - А
то она может в запальчивости сболтнуть  что-нибудь  раньше  времени  в
присутствии Ма.
 - Ма не должна ничего почуять даже кончиком носа,  - сказала  Тан
Кэ,  искоса глядя на У Вэя,  прикусившего губу, чтобы удержать едва не
сорвавшееся возражение.
 - Тсс... - Го Лин приложила палец к губам. - Кто-то идет.
 Девушки поспешно скрылись  в  кустах.  У  Вэй  принялся  набивать
трубку.  За  этим  занятием  его и застала осторожно выглянувшая из-за
поворота Ма.
 Оглядевшись, она   подошла  к  У  Вэю.  Крылья  ее  тонкого  носа
раздувались,  втягивая воздух, словно она по запаху хотела узнать, кто
тут был. Она опустилась на камень рядом с У Вэем и долго молча сидела,
разминая вырванную из земли тра