ут есть. Ей казалось,
что она чувствует на себе чей-то взгляд.  Ей стало страшно.  Ведь если
тот,  кто сейчас ее видит,  враг,  он может выстрелить, ударить ее или
подкараулить за дверью.  А она не знает,  за которой из двух дверей он
притаился.

5

 Девочка стояла  и  ничего  не  могла придумать.  После некоторого
колебания она вынула из-под овощей электрический фонарик и посветила в
ту  дверь,  в  которую  ей теперь нужно было идти,  чтобы проникнуть в
подземелье,  ведущее из-под дома в галерею главного хода. Луч фонарика
осветил только черный провал, кончавшийся замшелой кладкой фундамента.
Цзинь Фын никого не увидела,  хотя была теперь совершенно уверена, что
кто-то  там есть.  Если это враг - значит гоминдановцы узнали про этот
вход и устроили засаду.
 Что же она должна делать? Уйти обратно?
 А миссия?
 Нет, она  не может уйти.  Нельзя вернуться к командиру и сказать,
что приказ не выполнен.
 А тот, из темноты, опять смотрел на нее.
 Она это чувствовала  и  готова  была  расплакаться.  Нет,  не  от
стража!  А  только от обиды за свое собственное бессилие.  Если бы она
была большой,  настоящей партизанкой,  у  нее  был  бы  пистолет,  она
бросилась бы к двери и застрелила того, кто за нею подглядывает...
 Цзинь Фын порывисто  обернулась  и,  светя  перед  собой,  быстро
перебежала  ко  второй  двери.  Прижавшись  к  стене,  в  пятне света,
выхваченном из темноты лучом фонаря,  перед нею стоял мальчик.  Он был
такой маленький,  что обыкновенный солдатский ватник висел на нем, как
халат.
 Мальчик стоял и мигал на свет.  Когда Цзинь Фын поднесла фонарь к
самому его лицу, он загородился худой грязной рукой.
 - Позвольте  спросить - что вы здесь делаете?  - вежливо спросила
девочка.
 - А вы что?
 Она взяла его за плечо и подтолкнула к выходу:
 - Уходите отсюда, прошу вас.
 И тут  только  она  увидела,  что  мальчик  вовсе  не  такой   уж
маленький,  каким  показался сначала из-за чрезмерно большого ватника.
Мальчик был только очень худой и очень-очень грязный.
 - Позвольте узнать - как вас зовут? - спросила Цзинь Фын.
 - Мое имя Чунь Си.
 - Зачем вы здесь?
 - Я тут живу, - просто ответил мальчик и сделал попытку заглянуть
в корзину Цзинь Фын.
 - Вы одни тут живете?
 - С другими детьми... А что у вас в корзинке?
 - С какими детьми? - вместо ответа спросила девочка.
 - Ну, просто дети.
 - Разве у вас нет дома? - осведомилась девочка.
 - А у вас есть?
 - Нету, - ответила она, даже удивившись такому вопросу.
 А Чунь Си повторил вопрос:
 - Что в этой корзинке?
 Она покачала головой и с укором сказала:
 - К чему таксе любопытство?
 - Мне   хочется  есть,  -  спокойно,  почти  безразлично  ответил
мальчик.
 - А где другие дети? - спросила она с некоторой опаской.
 - Там, - и он кивком головы показал в подвал.
 - Их много?
 - Восемь.  - И, подумав, пояснил: - Шесть мужчин и две девочки...
Прошу вас, дайте мне чего-нибудь из этой корзинки.
 Девочка подумала и сказала:
 - Покажите мне, где дети.
 Чунь Си молча повернулся и,  бесшумно  ступая  босыми  ногами  по
мокрому каменному полу,  пошел в темноту.  Как только девочка погасила
фонарь,  она сразу потеряла мальчика из виду.  Он был такой грязный  и
ноги  его были такие черные,  что в своем ватнике он совсем сливался с
темнотой.  Девочка опять засветила фонарик и,  подняв его над головой,
чтобы дальше видеть, пошла следом за мальчиком.
 За стеной  она  увидела  сразу  всех  ребят.  Они  лежали,  тесно
прижавшись  друг  к  другу.  Ни  по  одежде,  ни  по лицам нельзя было
отличить мальчиков от девочек.  Невозможно было  бы  и  определить  их
возраст.  Под  одинаковым  у  всех  слоем  грязи  Цзинь  Фын угадывала
одинаково бледные лица.
 Она строго спросила Чунь Си:
 - Я хотела бы знать - чьи вы?
 При звуке ее голоса тела зашевелились,  и дети стали подниматься.
Между тем Чунь Си ответил Цзинь Фын:
 - Мы  разные:  одни  -  погорелых,  другие  -  казненных...  - И,
подумав, повторил: - Разные.
 Девочка достала  из  корзинки  одну  из плетенок - ту,  в которой
лежали капустные листья.  Чунь Си,  вытянув лист капусты, хотел сунуть
его в рот, но Цзинь Фын остановила его.
 - Это  всем,  -  сказала  она  и,  подождав  минуту,  пока   дети
сгрудились около плетенки, неслышно вышла из подвала.
 На миг  сверкнув  фонарем,  она  осветила  себе  путь  в   нужном
направлении  и  пошла в темноте с вытянутыми вперед руками.  Так дошла
она до спуска в  подземелье.  Тут  она  постояла  и,  затаив  дыхание,
прислушалась. Кажется, никто за ней не подсматривал. Она ощупала ногой
порог лаза,  спустилась в него и,  только завернув за угол фундамента,
снова зажгла фонарь и побежала по проходу подземелья.

 Глава четвертая

1

 Миссия просыпалась.  Хотя жильцов в ней было немного, но Го Лин и
Тан Кэ только и делали,  что защелкивали нумератор звонка, призывавший
их  в  комнаты.  Гости не стеснялись.  Если горничная мешкала одну-две
минуты,  нумератор выскакивал снова, и настойчивая дробь звонка резала
слух  У  Дэ,  возившейся  у плиты.  Чаще других выглядывала в окошечко
нумератора цифра "3". Она появлялась каждые десять - пятнадцать минут.
Когда это случалось, Го Лин вся сжималась и кричала Тан Кэ:
 - Опять этот рыжий!
 Она боялась   ходить  в  третью  комнату.  Там  жил  тощий  рыжий
офицер-иностранец, изводивший своими требованиями весь персонал.
 Большинство гостей,  по  заведенному  обычаю,  получали завтрак у
себя в комнатах.  Но двое жильцов, Биб и Кароль, спускались к завтраку
в  столовую.  Это были агенты-иностранцы тайной полиции,  составлявшие
теперь постоянную охрану пансиона-миссии.  За время  пребывания  здесь
оба  поправились и располнели.  Кароль стал еще медлительней,  чем был
прежде.  И  даже  речь  его,  казалось,  стала  более  растянутой.   В
противоположность ему, Биб не утратил ни прежней резкости движений, ни
необыкновенной   стремительности   речи.   Он   был   многословен   до
надоедливости.  Даже Ма,  привыкшая угождать жильцам,  не могла подчас
заставить себя дослушать его до конца.
 Спустившись со второго этажа в столовую, Биб повел носом, пытаясь
по запаху распознать,  что будет дано на завтрак. Быстрым движением он
потирал ладошки своих пухлых, поросших густым, кудреватым волосом рук.
 Он с удивлением констатировал,  что  Тан  Кэ  поставила  на  стол
только один прибор.
 - А господин Кароль? - спросил он.
 - Он уехал... еще с утра.
 - Уехал?..  - Биб хотел еще что-то прибавить - судя по интонации,
не слишком лестное для Кароля,  - но раздумал. Вместо того с важностью
сказал: - Можно подавать!
 Вошедшая через  несколько  минут  Ма  застала  его  за  столом  с
салфеткой,  заткнутой за воротничок,  с энтузиазмом уписывающим гренки
со  шпинатом  однако,  как  ни  был  Биб  увлечен  едой,  он  все  же
намеревался заговорить, но Ма предупредила его:
 - Говорят, у нас сегодня гости?
 Это был не то вопрос, не то сообщение. Биб насторожился.
 - Собственно   говоря,   -   недовольно  сказал  он,  -  это  моя
обязанность, как начальника охраны пансиона, первым знать о гостях.
 - Случайно я...
 Как всегда, он не стал слушать.
 - Вся  наша  жизнь состоит из случайностей,  но я не люблю таких,
которые проходят мимо меня,  непосредственно  меня  касаясь.  И  прямо
скажу:  если  бы  это  были  не  вы...  Но  чего  не простишь красивой
женщине?!  Случайность!  А разве не случайность то,  что мы с Каролем,
известные детективы, оказались вдруг тут, в этом китайском захолустье?
Сначала, когда мне сказали: "Биб, ты будешь охранять духовную миссию",
я даже обиделся.  Я - и монахи!  Но,  увидев вас,  понял:  на мою долю
выпала именно та счастливая случайность,  какая бывает раз в жизни. Вы
верите в счастье?.. Нет? Когда я увидел вас...
 - Вы не знаете, куда поехал господин Кароль? - перебила Ма.
 - Кароль?  Да, именно ему я и сказал тогда: "Мой друг Кароль, вот
она, моя судьба..."
 Ма повернулась и, не слушая его, молча вышла из комнаты.
 Несколько мгновений  Биб  сидел  ошеломленный.  Потом  вынул   из
кармана яркий платок,  сердито встряхнул его и отер выступившие на лбу
капли пота.
 - Вот еще! - сказал он с досадой. - Ей объясняется белый человек,
а у нее такой вид, как будто у нее перед носом давят, лимон.
 В комнату вошел высокий, грузный мужчина с большой лысой головой.
Лицо его было широким,  студенистым,  со  щеками,  отливающими  темной
синевой от тщательно сбриваемой,  но стремительно прорастающей бороды.
Это был Кароль.
 - Куда тебя носило? - резко спросил Биб.
 - Опять сломался автомобиль.  Полдороги от города тащился пешком.
Этот У Вэй совсем распустился: всегда у него автомобиль не в порядке.
 Кароль тяжело опустился на стул.
 - Есть новости.  Куча новостей!  Во-первых,  у нас сегодня важный
гость: Янь Ши-фан привезет самого Баркли.
 - Так вот о чем говорила Ма! - Лицо Биба отразило почтение. - Это
важно, очень важно!
 - Это сущие пустяки по сравнению с тем, что я тебе еще скажу.
 - Не тяни.
 - К нам едет новый начальник.
 - Вместо Баркли?
 Кароль загадочно улыбнулся и, помедлив, ответил:
 - Вместо тебя! Приезжает новый начальник охраны этой лавочки...
 Лицо Биба палилось кровью.  Черт возьми! Но ему ведь нет никакого
расчета уходить с этого места!
 - Кто же он, этот новый начальник?
 - Не он, а она! Китаянка с того берега - госпожа Ада.
 - Глупости!  Мы  не  можем  подчиняться  китаянке.  Тут  какая-то
путаница.
 - Никакой  путаницы.  Если  мне платят,  я готов подчиниться даже
зулусу.  К тому же,  говорят,  эта особа -  работник  высшего  класса.
Столичная штучка.
 - Знаем мы этих птиц!  - усмехнулся Биб.  - Там, где от нас можно
отделаться десятком долларов, ей подавай всю сотню.
 - Эта едет со специальной целью.
 - Нет ничего хуже, чем начальник, задавшийся специальной целью!
 Кароль сказал таинственным шепотом:
 - Ее задача - покончить тут с подпольщиками.
 - С этого начинают все новички!  - ответил  Биб.  -  Разве  мы  с
тобой,  отправляясь  сюда,  не  дали клятвенного обещания раз навсегда
покончить с возможностью появления партизан вблизи миссии?  А  что  из
этого вышло?
 - Но  про  эту  китаянку  рассказывают   удивительные   вещи,   -
нерешительно проговорил Кароль.
 Биб рассмеялся.
 - А  вспомни-ка,  старина,  какие  удивительные  вещи  мы с тобою
сочиняли про самих себя!
 Но Кароль  не  сдавался.  Он  рассказал,  как  вновь  назначенная
начальница охраны Ада уже  по  дороге  сумела  перехватить  высаженную
самолетом  разведчицу красных и овладеть ее паролем.  Теперь под видом
этой посланницы красных Ада намерена явиться к  местным  подпольщикам,
чтобы проникнуть в их ряды и разгромить всю организацию.
 - Я собственными глазами видел в полиции парашют диверсантки.
 - Ты, наверно, был уже пьян.
 - Это же было утром! - возмутился Кароль.
 - А ее, эту Аду, ты тоже видел?
 - Нет.  Ее тут видел только капитан,  этот наш рыжий.  - С  этими
словами Кароль ткнул пальцем в потолок, над которым находились комнаты
"пансионеров". - Да и то лишь мельком и в первый раз.
 - Значит,  из  здешних  ее  решительно никто раньше не знал?  - с
подозрением спросил Биб.
 - Разумеется.  -  Кароль пожал плечами.  - Я же сказал тебе:  она
прямо из-за океана.
 - Так почем же они знают, что она - именно она?
 - Ты чудак!..  Неужели капитан глупее тебя и не подумал об  этом?
Наверно, уже навел необходимые справки и просветил ее насквозь.
 - И все-таки,  все-таки...  Садись-ка лучше завтракать,  - сказал
Биб,  чтобы  что-нибудь  сказать,  но  тут же спохватился:  - А как мы
узнаем эту Аду?
 - Ее  пароль:  "Всегда приятно встретиться с приятными людьми,  а
сегодня в особенности".
 - О,  мы  ей  покажем,  какие  мы  приятные  люди!  -  со  смехом
воскликнул Биб в принялся за еду.

2

 Далеко впереди забрезжил  свет.  Цзинь  Фын  погасила  фонарик  и
замедлила   шаги.   Она   знала:   этот  свет  падает  через  колодец.
Обыкновенный колодец, где берут воду, прорезывает подземелье, и дальше
идти нельзя - свод совсем обрушился и завалил галерею. Здесь Цзинь Фын
должна выйти на поверхность.
 Колодец расположен  во дворе маленькой усадьбы.  На усадьбе живет
старушка - мать доктора Ли Хай-дэ,  а сам доктор Ли живет в  городе  и
работает в клинике.
 Доктора Ли знает весь город.  Он очень хороший доктор. Но полиция
его не любит,  потому что он лечил скрывавшихся в городе и под городом
партизан.  Среди партизан много раненых, и среди тех, кто скрывается в
подземельях, есть больные, и, конечно, гоминдановцы не хотят, чтобы их
лечили.  Полиция не знает,  что теперь "красные  кроты"  не  нуждаются
больше  в  услугах доктора Ли,  потому что под землей есть свой врач -
Цяо, учившаяся в Пекине.
 Доктора Ли  уже  несколько  раз  арестовывали и допрашивали.  Его
били,  мучили и требовали,  чтобы он назвал партизан, которых лечил по
секрету  от  властей.  Но Ли никого не называл  его снова били,  и он
опять никого не называл.  Тогда  полицейские  звали  других  докторов,
чтобы они лечили Ли и уничтожили следы истязаний. Ли был очень хороший
доктор,  и когда нужно было  сделать  сложную  операцию  какому-нибудь
большому   гоминдановскому   чиновнику,  то  приглашали  его.  Поэтому
начальник военной полиции  сам  сидел  в  комнате  следователя,  когда
допрашивали  доктора  Ли,  и  не позволял сыщикам бить его так,  чтобы
сломать ему кости или нанести другие неизлечимые повреждения.
 Доктор Ли  уже  три  раза  возвращался из полиции.  Теперь он был
болен не только потому,  что его били, но и потому, что от такой жизни
у него развилась сильная чахотка.
 Доктор Ли не хотел,  чтобы его мать видела, каким он возвращается
из полиции,  или чтобы она была дома,  когда за ним приходят жандармы.
Поэтому он и жил в городе один,  думая,  что старушка совсем ничего не
знает про аресты. Он был спокоен за мать, которую очень любил.
 Но она знала все.  Она знала, но не хотела, чтобы он знал про то,
что  она  знает.  Она  его очень любила и не хотела доставлять ему еще
большее горе.
 Все это понимала Цзинь Фын.
 Если она  приходила  на  маленькую  усадьбу  Ли,   мать   доктора
прижимала  к своему плечу ее головку,  и,  когда отпускала ее,  волосы
девочки оказывались совсем мокрыми от слез старушки. Старушка говорила
с трудом, заикалась и только плакала. И так как она стала почти глухой
от горя и нужды, то слушать могла только через черный рожок.
 Девочку, выходившую из колодца, старушка любила. Она очень хорошо
знала, какое дело делала девочка, - то же самое, какое делал ее сын.
 Почти всегда, выходя на поверхность, чтобы пробежать сотню шагов,
отделявшую колодец от  спуска  в  продолжение  подземелья,  Цзинь  Фын
извещала старую матушку Ли.  Если поблизости были солдаты и из колодца
не следовало выходить,  старушка вешала на его край старый ковшик так,
чтобы его было видно снизу.

3

 Сегодня ковшика  наверху  не  было.  Значит,  на  поверхности все
обстояло хорошо. Цзинь Фын смело поднялась по зарубкам, выдолбленным в
стенах  колодца.  Дверь  домика,  как всегда,  была отворена.  Девочка
вошла, но на этот раз, кроме старушки, увидела в доме чужого человека.
Он был худой и бледный.  Такой бледный, что девочка подумала даже, что
это лежит мертвец.  Его кожа была желтая-желтая и  совсем  прозрачная,
как  промасленная  бумага,  из какой делают зонтики.  Человек лежал на
старушкиной постели и широко  открытыми  глазами  глядел  на  девочку.
Только  потому,  что  эти  глаза  были  живые и очень добрые,  девочка
поняла, что перед нею не мертвец, а живой человек.
 Старушка сидела  около  постели  и держала руку сына двумя своими
сухонькими  ручками.  А  рука  у   него   была   узкая,   длинная,   с
тонкими-тонкими   пальцами,   и  кожа  на  этой  руке  была  такая  же
прозрачная, как на его лице.
 Снова переведя  взгляд  с  лица  человека на эту руку,  Цзинь Фын
увидела,  что его рука совсем мокрая от падающих на нее слез старушки.
Девочка  поняла,  что она не узнала доктора Ли.  Она нахмурила брови и
подумала:  если он пришел сюда и лег в постель матери,  значит он  уже
так устал, что не может больше жить.
 Старушка хотела что-то сказать,  но губы ее очень дрожали,  а  из
глаз  все катились и катились слезы.  Доктор осторожно положил руку на
седые волосы матери,  хотел погладить их,  но рука упала,  и у него не
хватило  сил  поднять  ее снова.  Рука свисала почти до пола  девочка
смотрела  на  нее,  и  ей  казалось,  что   рука   все   вытягивается,
вытягивается...
 Девочка взяла руку  больного,  подержала  ее,  ласково  погладила
своими смуглыми пальчиками и осторожно положила на край постели.
 Потом девочка взяла старушку под руку, вывела в кухню и вымыла ей
лицо. Старушка немного успокоилась и сказала:
 - Теперь он уже никогда не вылечится.  Они знают это и больше уже
не  станут  его  беречь  он  не  может делать операций и совсем им не
нужен. Если они возьмут его еще раз, то убьют совсем.
 - Нет,  -  сказала  Цзинь Фын так твердо,  что старушка перестала
плакать.  - Позвольте мне сказать вам:  товарищи придут за ним, унесут
его, и полицейские больше никогда-никогда его не возьмут. А доктор Цяо
его вылечит.  - И, подумав, прибавила: - Все это совершенная правда. Я
знаю.
 Старушка покачала головой.
 - Вы видели,  какой он...  А у меня ничего нет...  ничего,  кроме
прошлогодней кукурузы, совсем уже черной.
 Цзинъ Фыя на секунду задумалась.
 - До завтра этого хватит уважаемому доктору,  вашему сыну.  - Она
достала  из  корзинки  вторую плетенку - с картофелем - и поставила на
стол перед старушкой.
 Старушка прижала  к своей впалой груди голову девочки.  И на этот
раз волосы девочки остались сухими,  потому  что  старушка  больше  не
плакала.
 Видя, что Цзинь Фын собирается уйти, старушка сказала:
 - Останьтесь  с  нами,  прошу  вас.  У  меня нет сил,  а ему надо
помочь.
 Девочка посмотрела на старушку, на ее трясущиеся, слабые руки, на
умоляющие глаза,  готовые снова наполниться слезами,  и  обернулась  к
двери,   за   которой   беспомощно   лежал  доктор.  Она  поняла,  что
действительно без нее старушка ни в чем не сможет ему помочь.
 Цзинь Фын  захотелось  остаться здесь не только потому,  что было
жалко больного доктора и его мать,  но и потому, что она знала: доктор
Ли  очень хороший человек,  ему непременно следует помочь.  Но тут она
подумала:  а как бы поступил  на  ее  месте  большой  "красный  крот"?
Остался  бы  он тут?  Нет,  наверно,  не остался бы,  а пошел дальше с
заданием командира.  Цзинь Фын положила свою маленькую ручку на  сухую
руку старушки,  немногим большую,  чем ее собственная,  и, преодолевая
жалость, сказала, как взрослая ребенку:
 - Потерпите,  прошу вас.  Я вернусь. - И, подумав, прибавила так,
что старушка улыбнулась впервые с тех пор,  как девочка  ее  знала:  -
Непременно  вернусь,  и,  если  позволите,  мы  тогда  подумаем с вами
вместе.
 Она пошла  через двор к изгороди,  которою был замаскирован лаз к
входу в следующую галерею.
 А старушка  стояла  у  двери  и  глядела  на  дорогу:  нет ли там
кого-нибудь постороннего.
 На дороге  никого  не было,  и девочка сошла под землю.  Этот ход
должен был привести ее в самую миссию. Никем не замеченная, она выйдет
из-под земли в кустах акации за гаражом.
 Девочка засветила фонарик, нагнулась и побежала.

 Глава пятая

1

 Между десятью утра и двумя пополудни в доме  католической  миссии
никого  из  постояльцев  не  осталось.  Эти  часы,  когда солнце стоит
высоко, гости проводили у маленького бассейна и забавлялись кормлением
рыбок.
 В доме была только прислуга.
 У Дэ,  грохоча  сковородками  с  еще  большим  ожесточением,  чем
обычно, готовила второй завтрак. Девушки приступили к уборке комнат.
 Ма отправилась  в  направлении Тайюани,  намереваясь проникнуть в
город.  Повез  ее  У  Вэй  на  старом,  дребезжавшем  всеми  суставами
автомобиле, собранном им из брошенных миссией двух разбитых "фордов".
 Занятая уборкой,  Тан Кэ не сразу услышала настойчивый  звонок  у
ворот и побежала отворять.
 За решетк