о пронюхали, что ты этим маршрутом
ходишь.
   - Охранник, мать твою...
   - Помню, кто-то вообще от  охраны  отказывался.  Мол,  кто  покусится  на
честного следователя? Нет таких ворогов в государстве советском. Было?
   - Ну я же не знал.
   - То-то.
   - Корытковский Виктор Афанасьевич, 1956 года рождения, три  судимости  по
статьям 144 (кража) и 148 (вымогательство).  Друзь  Леонид  Семенович,  1962
года рождения, Две  судимости  -  статьи  144,  89  (кража  государственного
имущества) и 109 (причинение менее тяжких телесных по вреждений).  Корнейчук
Кондратий Николаевич, 1965 год рождения, не судим. Вот  герои,  которых  мы
приволокли в райотдел. Корытковский, похоже, у них заводила.  Он  тот  самый
сутулый, Друзь - это "кепкарь", Корнейчук - "гризли".
   - Корытковский живет на территории третьего отделения, - сказал Пашка.  -
Судя по адресу, его обслуживает Рафик  Хамлаев.  Старый  знакомый...  Сейчас
узнаем.
   Он набрал телефонный номер. Телефон в его кабинете был японский,  по  тем
временам - чудо техники. Пашка нажал на кнопку, так что разговор стал слышен
и мне.
   - Але-о, - донесся из динамика сонный мужской голос.
   - Здорово, Рафик. Ты чего не спишь?
   - Норгулин? Етить твою через коромысло! Два часа ночи!
   - Ага, спят усталые игрушки, книжки спят...
   - Чего?
   - Ничего. Отчизна зовет. Вставай, дружок, гудит гудок.
   - Чего-о?
   -  Вставай,  чудило,  гудит  гудило.  Двенадцатую  сберкассу   на   твоей
территории ограбили. Два трупа.
   - Что?!!
   - Ну вот и сон весь вышел. Я пошутил.
   - Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие!
   - Проснулся? Теперь скажи - Корытковский не твой поднадзорный?
   - Крот, что ли? Мой.
   - Чем занимается?
   - Как чем? Преступной деятельностью.
   - Это по трудовой книжке?
   - По трудовой книжке он грузчик в магазине.
   - Если бандит, чего ты его не ловишь?
   - А мне надо? Висяков полно, а я буду за всяким ублюдком ходить.  Я  даже
не знаю, на чем он деньги зашибает и на какие шиши "жигули" купил. Ведь года
не прошло, как с зоны вышел.
   - Совсем никаких слухов о нем не доходило?
   - Вроде на кого-то из блатных "авторитетов" работал. Но на  кого  -  хоть
убей, не знаю.
   - А что ты знаешь вообще?
   - Если такой умный, давай на мое место. И все будешь знать.
   - С кем он водится?
   - Я знаю только Знатока.
   - Кого?
   - Друзь. У него кликуха Знаток. По аналогии с игроком "Что? Где? Когда?".
О нем тоже ничего конкретного не знаю. Известно только, что они вместе девок
из третьей общаги трахают.
   - Ясно.
   - А чего этот балбес устроил?
   - С ножом на меня кидался.
   - У, надо наказать. Хочешь, подъеду, мы ему последние зубы вынем?
   - Обойдусь... Что еще можешь об этой шобле сказать?
   - О Знатоке и Кроте? Ничего... Слушай, вспомнил. Шелест шел, что они чуть
ли не у торгашей каких-то в услужении.  Или  с  цеховиками  связались.  Хотя
зачем цеховикам такая шушера нужна?
   - Шушера всякая нужна, - сказал  Пашка  и  выразительно  кивнул  мне.  Он
повесил трубку и торжествующе воскликнул:
   - Ты смотри, цеховики. Ха.
   - Ниточка. Может, удастся потянуть.
   - Вряд ли. Но попытка не пытка, товарищ Берия...

"КОЗА НОСТРА" - СДЕЛАНО В СССР

   Допрашивать их ни я, ни Пашка не имели права. Хотя бы потому, что в  этой
истории мы оба фигурировали как потерпевшие. По идее и беседовать с ними  мы
тоже не имели права... Однако если нельзя, но очень хочется, то можно...
   В кабинете при ярком  электрическом  свете  я  смог  наконец  внимательно
рассмотреть прекрасные черты наших пленников. Начали  мы  с  предполагаемого
главаря шайки - Корытковского.
   Экземпляр хоть куда. Можно на  криминологическую  выставку  отправлять  в
качестве экспоната "Хомо уркас обыкновениус".
   Они сидел, согнувшись на стуле и положив непропорционально широкие ладони
на колени. Голова его была перевязана бинтами. Лоб у Крота оказался крепким,
не слишком пострадал от удара пистолетом  Макарова.  Хотя,  судя  по  всему,
небольшое сотрясение мозга все-таки имело место.
   На пальцах Крота синели три вытатуированных перстня следы былых  отсидок.
Еще одна татуировка на левой руке символизировала принадлежность  хозяина  к
"отрицаловке"  -  злостным  нарушителям  режима   в   исправительно-трудовых
учреждениях. Такие рисунки  просто  так  не  накалываются,  их  зарабатывают
лотом, кровью и здоровьем. За них надо отвечать.
   Лицо  Крота  можно  охарактеризовать  двумя  словами  -  мерзкая   морда.
Угреватая кожа, сросшиеся кустистые брови,  впалые  щеки,  непропорционально
большой, мясистый нос, сплющенный, как у профессионального боксера.  Верхнюю
губу рассекал страшный шрам, и потому казалось, что  Крот  все  время  криво
улыбается. Сочетание этой улыбки с  наполненным  злобой  взглядом  выглядело
жутковато. Три зуба сверкали золотом... С такими субъектами не рекомендуется
встречаться в темных переулках. А меня вот угораздило. Если бы не Пашка...
   По виду, да, похоже, и по сути Крот был  типичным  уркой.  Притом  не  из
хитрых продувных бестий, всегда знающих свою выгоду, не из виртуозов  воров,
достигших высот в своем  ремесле.  Крот  принадлежал  к  числу  классических
гоп-стопщиков, привыкших орудовать кастетом на большой дороге.  Такие  и  на
воле, и в  зоне  способны  подписаться  на  самые  поганые,  темные  дела  и
относятся к числу чрезвычайно опасных хищников.
   - Ну что, бродяга, поговорим? - спросил Пашка. "Бродяга" на блатном языке
означает вор.
   - Охота язык напрягать, - буркнул зло Крот.
   - Еще как охота. Увяз ты по самые уши.
   - Не твоя забота.
   - Я о тебе беспокоюсь.
   - Если ты, мусор, такой заботливый, иди в детсад спи-ногрызов нянчить.
   - И такие грубости от человека, которому ломится  покушение  на  убийство
представителя власти. Статья 102 пункт "в"...
   - Свежо предание... Ничего ты мне не навесишь.
   - Почему?
   - Потому что максимум, что вы докажете, это мелкое хулиганство.
   -  Да?  Для  раскрутки  двести  шестая  часть  третья  -  особо  злостное
хулиганство. От трех до семи. Тебе с  твоей  биографией  точно  семь  будет.
Потом еще что-нибудь найдем. Глядишь, и до сто второй доберемся.
   - Да? А доказывать как все будешь? Оглянись, мусор, какой год  на  дворе.
Контора нынче не в авторитете, не при козырях. Судья скорее честному бродяге
поверит, чем менту. Через трое суток на свободе буду.
   - Ты чего, Крот? Газет начитался, и у тебя  крыша  съехала?  Твой  дом  -
тюрьма. И как вчера ты срок мотал, так и сегодня будешь.  А  Железнодорожный
райсуд таким гаврикам всегда по максимуму давал. Даже в  условиях  нынешнего
гуманизма. Сидеть тебе и сидеть. Кроме того,  если  бы  ты  просто  с  нашей
конторой связался, было бы на что надеяться.  Так  ты  же  на  прокурорского
следователя полез. Такие дела не прощаются.
   - Неинтересно слушать. - Крот демонстративно зевнул, хотя  я  видел,  что
последние Пашкины слова достигли цели.
   - Теперь тебя опасным рецидивистом признают. Особый режим. Не сахар.
   - Ну что ж. Там тоже люди живут.
   - Как в песне: я Сибири не боюсь, Сибирь же тоже русская земля.
   - Хорошо поешь, опер. Сплясал бы еще. А я похлопаю.
   - Спляшу. На твоих костях.
   - Чего тебе надо от меня? Чего прикопался?
   - Да ничего. Просто ты хотел завалить следователя. Вот я и пытаюсь понять
- зачем.
   - Никого я не хотел валить.
   - А свинцовая труба и финарь тебе для чего?
   - Это вы все подбросили.
   - Подбросили?
   Пашка из сидячего положения врезал Кроту носком ботинка по  голени.  Крот
взвыл и согнулся, держась за ногу.
   - Я с  тобой  по-дружески  говорю,  а  ты  выдрючиваешься  тут  как  б...
последняя, - кинул Пашка.
   - У, волчина, - зашипел Крот, держась за ушибленную Ногу.
   - Кто тебе указку дал? Кто заказчик?
   - Хрен в кожаном пальто!
   Удар по другой голени оказался более болезненным,  и  Крот  повалился  на
пол, подвывая.
   - Я тебя тут замочу, и ни хрена мне не будет! Слишком много на себя взял,
Крот.
   - Ну, давай, опер, бей! Меня и  не  такие  били!  На  зоне  все  срока  в
"отрицаловке" ходил, а там твои братья похлеще, чем ты, на  молотки  ставят!
Бей! Ни перед кумом, ни перед хозяином не  гнулся!  Из  ШИЗО  не  вылезал!..
Убьешь? Давай, волчья харя! - Он  приподнялся  и  рванул  на  груди  рубаху,
открывая впалую татуированную грудь.
   - Да не ори ты так, - махнул рукой Пашка и выразительно  зевнул.  -  Дело
говорю - нам лучше сейчас без протокола кое-что обсудить.
   - Нечего обсуждать.
   - Почему нечего? Рассказал бы, за что того же Новоселова вы завалили.
   - Кого?
   - Новоселова. Директора комбината бытового обслуживания.
   - Тебе, опер, палец в рот не клади. На бегу подметки режешь. Ты  на  меня
еще покушение на папу римского повесь. Сразу полковником станешь.
   - Слушай, Крот, чей заказ был, я знаю и без тебя.  Мне  только  убедиться
надо. От тебя два слова требуется, которые между нами останутся. И сбережешь
себе массу здоровья.
   - Отвали, волчина!
   - Гордый.  Все  вы,  бродяги,  гордые.  Скажи,  Крот,  вот  ты  по  жизни
правильный уголовник?
   - Правильный.
   - А на дешевых фраеров пашешь. Зад им лижешь. Все из-за каких-то денег.
   - На каких таких фраеров?
   - На торгашей и цеховиков.
   - Отвали, ничего не знаю.
   - Жадность - страшное дело. За деньги вы торгашам сегодня зад  лижете.  А
завтра у них "петухами" работать подвяжетесь. Или уже работаете, а, Крот?
   "Петухами" в тюрьмах именуют пассивных гомиков,  для  урки  это  слово  -
смертельное оскорбление,
   - Сука! - Крот вскочил  и  бросился  на  Пашку,  получил  прямой,  точный
боксерский удар и устроился на стуле, хватая  ртом  воздух.  Пару  минут  мы
смотрели, как он приходил в себя.
   - Я тебя, опер, замочу... Посидишь, сука, на моем пере. Я тебя запомнил.
   - Испугал-то как. Я весь в смятении. Можно прощения попрошу,  а?  Хочешь,
даже на брюхе перед тобой поползаю?
   Пашка подошел к Кроту и резким движением выбил из-под  него  стул,  потом
склонился над уголовником.
   - Когда ты выйдешь, если выйдешь вообще, я внуков буду нянчить.
   - Свидимся. Из-под любого замка выйду.
   - Надоели вы. Сколько лет работаю - а все одно и то же. Угрозы  какие-то.
Крики... Крот, подумай еще. Тебе лучше все сказать.
   - Я тебе все, падла, сказал...
   Следующим приятным собеседником был Друзь. К моему удивлению, он так и не
снял своей кепки с синим плексигласовым козырьком, хотя смотрелся в ней  как
полный придурок. Он весь состоял из квадратов. Квадратные плечи,  квадратный
лоб, квадратная челюсть. Даже глаза  -  и  те  квадратные.  По  разговору  и
замашкам - тоже урка, правда, несколько другого, чем Крот, розлива.
   - Начальники, я же ничего не хотел плохого... Я же никого даже не ударил.
Может, все-таки решим по-хорошему?
   - Не зуди.
   - У меня тугрики есть.  Три...  нет,  пять  тысяч.  Хватит?  Ладно,  семь
косарей - и по  рукам...  Ну,  извините.  Я  же  просто  так  финарь  вынул.
Начальник, я не хотел вас резать... Ну, извините.
   - Бог простит.
   - Ну, чего вам стоит? Не надо заявы... Мне нельзя в тюрьму...  Нельзя.  -
Он всхлипнул, и по квадратному лицу поползла слеза.
   - Почему нельзя?
   - У меня мама больная.  Сердце.  Я  жениться  собрался...  Мне  нельзя  в
тюрьму. Пожалейте, начальник.
   Пашка усмехнулся.
   - Десять штук, да? "Волгу" купить можно. По корешам пойду, в долги влезу,
но отдам... Нельзя в тюрьму мне. Мать Не выдержит.
   - Не суетись под клиентом, Знаток. Давай лучше сыграем  в  телешоу  "Что?
Где?  Когда?".  Не  для  протокола.  Просто  на  интерес.  Тебе  минута   на
размышление. Блиц. Два вопроса. Первый  -  за  что  отправили  на  тот  свет
Новоселова?
   - Что? Да вы чего? Я ни про какого Новоселова не знаю.
   - Та-ак. Товарищ не понимает... Ладно, пропустили, к этим баранам мы  еще
вернемся. Вопрос номер два - кто вас надоумил завалить вглухую следователя?
   - Что? В какую глухую? Ничего не знаю. Просто спросили закурить.
   - С кастетами и финкой. Кстати, финка не твоя? Может, подбросили?
   - Моя. А куда сегодня без финки? Вон  сопляки  как  распустились.  Где  я
живу, без финки не пройдешь. Но никого мы вглухую делать не собирались...
   - Ответ неверный. Приз уходит к телезрителям... Дурак ты,  Знаток.  Лучше
тебе язык немного развязать. Иначе куковать тебе лет десять на нарах. Я  все
сделаю, чтобы добрую половину Уголовного кодекса тебе приклеить.
   - Начальник, ну я же ничего не знаю. Я  честно  говорю  -  не  хотели  мы
гражданина следователя обижать. Если бы я знал, за  сто  километров  его  бы
обошел. Ну, извините. Свою цену назовите...
   - А, ты еще и статью о даче взятки хочешь...
   - Не хочу в тюрьму! Мама на кого останется?.. У меня больше никого нет...
Ну, простите...
   - Продолжаем игру. Еще минута. И еще  два  вопроса.  Вопрос  номер  один:
вспомни, как вы следователя на краденом "жигуле" хотели переехать.
   - Что? На каком "жигуле"? Вы чего, начальники? Как переехать?
   - Не помнишь?
   Пашка поднялся и вышел из кабинета. Через минуту он  вернулся  с  местным
оперативником и тонкой  папкой.  Из  папки  он  вытащил  фотографию  четкого
отпечатка пальца и обратился к оперативнику:
   - Толя, ты у нас эксперт. Посмотри пальчики.
   - Дай руку, - прорычал оперативник. Друзь  послушно  протянул  квадратную
лапу.
   - Та-ак,  -  задумчиво  протянул  оперативник,  просматривая  через  лупу
пальцы. - Вот он. Точно. Указательный палец. Петлевой  узор.  Смотрите,  вот
этот и этот элемент совпадают... Заключение могу дать  только  завтра...  Но
предварительно могу сказать - его палец.
   - Точно? - недоверчиво спросил Пашка.
   - Двести пятьдесят процентов. Вот этот палец, - оперативник взял Друзя за
указательный палец, сжал и довольно болезненно тряхнул.
   - Вы чего это? - чуть слышно произнес Друзь.
   - А ничего. Не надо в краденой машине было за ручки хвататься, -  хмыкнул
Пашка. - Думал, не наследишь... В общем, по ходу  дела  получается,  что  ты
профессиональный  убийца  и  сделал  вторую  попытку  замочить   следователя
прокуратуры...
   - Что? Нет!
   - Следы рук. Доказательство стопроцентное для суда. Тебе хватит...
   - Начальники, вы чего? Какое убийство? Угнал я ту тачку... Угнал - и все.
Плохо вожу и чуть было не сшиб кого-то. Случайно.
   - А, тогда понятно... Вопрос номер два: каким денежным тузам вы с  Кротом
прислуживали? И через кого указания получили? Еще минута на размышление.
   Взгляд у Друзя потух, из тела будто  выдули  воздух,  он  устало  понурил
плечи.
   - Не хочу в тюрьму, - всхлипнул он. -  Вы  бы  знали,  как  там  хреново.
Конвой. Пайка. Все строем. Хреново...
   - Тогда говори.
   - Не буду я ничего говорить, - безжизненным голосом  произнес  Знаток.  -
Тут такие завязки - меня сразу  на  перья  поставят.  Вам  хорошо  в  теплом
кабинете. А мне на этапах и в камерах на нож садиться.
   - Если узнают, что ты что-то сказал.
   - Они все узнают.  И  по  всем  зонам  и  этапам  сразу  прогон  пройдет.
Что-нибудь такое: "В хороших хатах такому, как Знаток,  места  нет.  Если  с
хаты его не выкинут, заморозить, отписать, кто скурвился, и  хребет  сломать
на разборе". Это значит, в камере мне каюк.
   - А что мне помешает тебя подставить и такой же прогон устроить?
   - Если дело мое правое - перед ворами оправдаюсь. А если не оправдаюсь  -
и там вилы, и там. Хоть честным арестантом в могилу сойду...
   - А давай. Сходи...
   - У, бля-а, - опять взвыл Знаток и стал растирать по щекам  слезы.  -  У,
бля-а!
   - Может, все-таки поговорим?
   - Нет, бля-а!
   - Как хочешь, покойничек.
   - Бля-а! - Вой становился все громче. Вой этот несся и из коридора, когда
по нему уводили трясущегося Друзя.
   - Ничего он не скажет, - произнес я.
   - Поработать с ним несколько дней, может, и выдавили  бы  что,  -  махнул
рукой Пашка. - А может, и нет. Тип похлеще Крота. Посмотри на него. Готов на
брюхе ползать, взятки предлагает, весь  такой  раздавленный,  пустым  мешком
пришибленный... С  таким  хуже  всего  встретиться  на  узкой  дорожке.  При
возможности он тебя на куски изрежет, живьем поджарит. Ради удовольствия.  А
потом на суде будет слезы лить, кричать о тяжелом  детстве,  что  больше  не
повторится и станет честным членом  общества,  если  только  высокоуважаемые
граждане судьи пойдут ему навстречу. Но при первой возможности  примется  за
старое...
   - Воров он боится гораздо больше, чем нас.
   - Правильно. Потому что из их породы. Они для него свои. Он  их  привычки
знает.  И  действительно  сгинуть  готов,  на  коленях  перед  нами  стоять,
гундосить что-то, но ни жестом, ни словом не поможет следствию.
   - Ученый.
   - Даже чересчур.
   - Хоть повинную с угоном написал - и за то спасибо.
   - Да, - кивнул Пашка, скомкал фотку с отпечатком чьего-то пальца и бросил
ее в урну...
   Небо  уже  начало  светлеть,  скоро   восход   солнца.   Нам   оставалось
переговорить  с  Корнейчуком,  тем  самым  богатырем,  который   так   хотел
приголубить меня кастетом.
   Здоровенный,  накачанный  под  Шварценеггера,  с  рельефными  широчайшими
мышцами,  бицепсами,  с  мощной  шеей,  он  вполне  сгодился  бы  для   роли
какого-нибудь киборга-убийцы. Лицо у него было смазливое, длинные каштановые
волосы падали на плечи. Несмотря  на  то,  что  на  дворе  двадцатый  век  и
человечество далеко ушло от пещер, все  равно  физическое  преимущество  над
окружающими - большое дело. Имея  такую  мышцу,  можно  быть  самоуверенным,
нахальным и плевать на всех с высокой колокольни. Тебя будут  сторониться  и
обходить, перед тобой будут заискивать хилые образцы человеческой породы.  И
девки будут ходить гурьбой. Чего не радоваться жизни, имея бицепс сорок пять
сантиметров? Окружающий люд для тебя не больше, чем насекомые, которых порой
не грех и придавить. И с которыми вовсе не обязательно  считаться.  Эй,  что
там за очкарики, интеллигенты, доходяги путаются под ногами? Брысь,  я  иду.
Здоровый, крутой, с кувалдометром вместо руки, питекантроп двадцатого  века.
Кто  сказал,  что  в  современных  городах  не  ценится   физическая   мощь?
Расступись, подвинься...
   Сегодня  произошло  событие.  "Питекантроп"  получил  в  ответ   каменной
дубинкой. Форму его раздувшегося от удара уха красиво подчеркивал  аккуратно
прилепленный  врачом  пластырь.  Расстегнутая  до  пояса  рубаха   открывала
перебинтованное туловище - похоже,  ребро  я  ему  все-таки  сломал,  ударив
штакетиной. Корнейчук  молчал,  иногда  морщась,  когда  неосторожный  вздох
отзывался резкой болью в боку.
   - Чего надулся? - миролюбиво осведомился Пашка.
   Нет ответа.
   - Загрустил, смотрю, Кондратий, затосковал.
   Нет ответа.
   - В молчанку будем играть?
   - Я имею право не отвечать на вопросы, - вызывающе воскликнул Корнейчук.
   - Правильно, - сказал я.  -  И  имеешь  право  молча  получить  лет  эдак
десять-двенадцать.
   Корнейчук стиснул зубы, а потом произнес:
   - Да иди ты к такой-то матери, доходяга.
   - Смотри, Терентий, - хмыкнул Пашка. - Крутой мужик  нам  попался.  Решил
показать, кто тут хозяин... Зря, сынок. Зря. Если бы Крот такое сказал, я бы
ему поверил. Он в тюрьме как дома. А ты... Думаешь, здоровый?
   - Не слабый.
   - Твоя мышца никого не  волнует.  В  камеру  к  голубым  спрячу,  их  там
пятнадцать человек, включая мастера-тяжеловеса по боксу. И намекнем,  что  и
оперчасть, и воры не против,  чтобы  тобой  слегка  попользовались.  Им  там
скучно. Они новых  людей  любят.  Сильно  любят.  Знаешь,  ворам  совсем  не
нравится, когда на сотрудников милиции и прокуратуры  покушаются.  Ведь  это
только в блатных песнях доблестью  считается  мента  запороть.  По  практике
знают, что это  дорого  обходится...  Чего  уставился?  Не  веришь  в  такой
расклад? Давай проверим. А через день я узнаю, как  оно  тебе  показалось  -
может, понравится "петухом" быть. Корнейчук зло посмотрел на нас.
   - Так что, браток, хамить не надо. Ты где