Татьяна Полякова

                            ДЕНЬГИ ДЛЯ КИЛЛЕРА


   Разработка серийного оформления художников С. Курбатова и А. Старикова

   Серия основана в 1994 году



   Полякова Т. В.
   Деньги для киллера: Повесть. - М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. - 320
с. (Серия "Русский бестселлер").


   ISBN 5-04-000745-0
   Уда882 ББК 84(2Рос-Рус)6-4

   ISBN 5-04-00074S-0
   c ЗАО "Издательство "ЭКСМО", 1997 г.




   Поезд стоял здесь две минуты. Я вышла на дощатый перрон и тоскливо
огляделась: ни души. Оно и понятно - будничный день.
   Я вздохнула и, спустившись по шатким ступеням, быстро пошла по топинке.
В домике путевого обходчика уютно горел свет. В незашторенном окне был
виден стол с самоваром и девчонка в красном платье, она громко читала
стихотворение: "Люблю грозу в начале мая..." В этот момент поезд
содрогнулся и неторопливо пополз дальше. Паровоз и четыре вагона - местные
почему-то прозвали его "Тарзан".
   Тропинка свернула в лес. Я опять огляделась. Никого. Может, и к
лучшему. А ну как моим попутчиком оказался бы незнакомый мужчина? То-то,
двигай ногами и радуйся.
   Я взглянула на часы: 22.45. "Тарзан" пришел на станцию без опоздания.
Впрочем, какая станция? Полустанок с невероятно поэтическим названием
"49-й километр".
   Леспромхоз и несколько деревушек по десять-пятнадцать домов, зимой
почти пустынные, летом оживающие из-за наплыва дачников. В одной из таких
деревушек у Соньки дача. Туда я и направляюсь. Возле железной дороги было
еще светло, но стоило войти в лес, как я оказалась в темноте.
   Здесь, в лесу, уже хозяйничала ночь. Тропинку потерять я не боялась, но
идти одной было все-таки жутковато. Я попробовала петь, голос звучал
как-то неестественно, бодрости мне это не прибавило, я замолчала. И
подумала о Соньке. Есть люди, которые могут испортить вам день, а есть
такие, что портят жизнь. Сонька никогда не мелочилась. Сейчас она скорее
всего смотрит телевизор или спит, как лошадь, и думать не думает, что я
иду по лесу одна и, между прочим, трушу.
   - Когда-нибудь я ее все-таки поколочу, - громко заявила я, и мне сразу
стало легче.
   Хотя колотить Соньку дело зряшное, ее можно пережить, как
землетрясение. Или не пережить.
   Мы познакомились с ней восемь лет назад в Ялте, где вместе отдыхали.
Вернулись в родной город, и вечером того же дня Сонька заявилась ко мне. С
тех пор моей правильной, размеренной жизни пришел конец. Вот, к примеру,
какого черта я иду ночью пешком по лесу? Я иду спасать Соньку. Интересно,
от чего? Сегодня днем она позвонила мне на работу. Лида Малышева заглянула
в кабинет и сказала:
   - Маргарита Петровна, вас к телефону. Срочно.
   Я тяжко вздохнула и поплелась на первый этаж, где у нас один на всех
телефон.
   Срочно, значит, Сонька. А я-то надеялась отдохнуть от нее хоть недельку.
Три дня назад она уехала на дачу с намерением жить там все лето. До этого
она месяца два болтала о том, что русские аристократы были не дураки, когда
с мая по сентябрь жили в деревне, а на зиму возвращались в столицы.
   Конечно, о том, что Сонька все лето просидит в своей Куделихе, я даже
не мечтала, но звонить через три дня все-таки свинство. Может, она утюг
забыла выключить, когда уезжала, и я отделаюсь малой кровью?
   Я сняла трубку и услышала Сонькин голос:
   - Гретка,это ты?
   - Нет, не я.
   Тут надо кое-что пояснить: в начале нашего знакомства я проболталась
Соньке, что родители дома звали меня Гретой, не иначе как у меня с головой
неладно было, потому что Соньке это необыкновенно понравилось, и вскоре не
только она сама, но и все мои знакомые по-другому меня уже не называли,
начисто забыв, что до той поры я была Маргаритой, и меня это вполне
устраивало. Сначала я злилась, потом привыкла.
   Родители мои из поволжских немцев.
   Именно поэтому Сонька звала меня "белокурой бестией". Бог знает, где
она услышала этот арийский термин, сама-то она утверждала, что в умной
книге вычитала. Но это вранье, конечно, потому что ничего, кроме
объявлений в газетах, Сонька не читала. Однако стоило ей разозлиться, и из
белокурой бестии я превращалась в недобитую фашистку. К счастью, Сонька
злилась редко. В наследство от родителей мне досталась открытка, где юная;
дева в обрамлении пунцовых сердечек сидела возле ручья, наподобие нашей
Аленушки. У девы были белокурые волосы, алый ротик и фарфоровые глазки
подозрительной голубизны. Внизу надпись, что-то вроде "Люби меня, как я
тебя", жуткая гадость. Сонька, увидев открытку, покатилась со смеху и
спросила: "Это не ты, случаем, позировала?" Я могла злиться сколько
угодно, но она была права: юная дева на открытке здорово на меня
смахивала, и это тоже порядком отравляло жизнь. Стоило мне надеть
что-нибудь романтическое, Сонька начинала фыркать, да и сама я, убедившись
в том, что выгляжу принцессой из сказок Гофмана, вновь облачалась в
деловой костюм. А вот Сонька могла носить что угодно, ей всегда все было к
лицу. Волосы у нее темные, глаза зеленые, словно у кошки, и улыбка - до
ушей.
   Не знаю, что заставляет меня терпеть ее столько лет. Сама она объясняла
это подсознательным чувством вины. (Сонька часов по десять в день смотрит
телевизор и так поднаторела в психологии, что спасу нет.)
   А дело в том, что ее дед по отцу был евреем и погиб во львовском гетто.
Когда моя подружка считала, что это выгодно, она запросто могла
прикинуться еврейкой, хотя из всего, касающегося этого библейского
племени, знала только название древней столицы - Иерусалим да пару бытовых
анекдотов про Абрама и Сару. В общем, если верить ей, выходило, что я
искупаю вину своего деда перед Сонькиным. Насколько мне было известно, все
мои родственники в то время пребывали гораздо северо-восточнее города
Львова, причем - и не по своей воле, но мою подружку это заботило мало. Не
знаю, как насчет вины, но действовала она на меня, словно удав на кролика,
что позволяло ей подолгу жить :в моей квартире, оставлять пятна на моей
одежде и стаптывать мои туфли.
   Теперь должно быть ясно, почему я так обрадовалась очередной Сонькиной
фантазии: провести лето в деревне. К несчастью, в деревушке у пенсионера
Николая Максимыча имелся телефон, старики вокруг одинокие, рядом летняя
дойка, вот телефон лет пять назад и поставили. Не будь я законопослушной
гражданкой, давно бы повредила кабель...
   Возвращаюсь к ее срочному звонку.
   Я тяжко вздохнула, а Сонька спросила как-то вяло:
   - Это ты или не ты?
   - Ну, я. Как там дела у русской аристократии?
   - А мне откуда знать?
   - Что ж так?
   - А вот так. Меня сейчас занимают другие мысли. Вот, к примеру, для
чего мы пришли в этот мир?
   - Ты прямо сейчас хочешь это выяснить? - поинтересовалась я. Сонька
обиженно засопела.
   - Дура ты бесчувственная. У меня депрессия.
   - Не знаю такого слова.
   - Все ты знаешь.
   - Слушай, а кто за звонок платить будет?
   Ты ж собиралась экономить.
   - Ты самый близкий для меня человек.
   Я нахожусь на грани...
   - Отойди от нее в сторонку, - мне стало стыдно, и я, сменив тон,
спросила: - Чего у тебя?
   - Славка - подлец...
   - А, про Славку я все знаю.
   - Нет, не все, - разозлилась Сонька, - приезжай, поддержка нужна.
   - Приеду, - вздохнула я, - в пятницу.
   - В пятницу твоя помощь может уже не понадобиться.
   - Ты не топиться ли собралась?
   - А что, получше меня люди руки на себя накладывали. Вот Анна
Каренина...
   - Она под паровоз бросилась, - уточнила я.
   - У меня "Тарзан" под боком.
   - Семь километров. Ты ленивая, пока доплетешься, передумаешь.
   - Остри себе на здоровье. Конечно, моя жизнь в масштабах человечества
мало значит, но нет человека, который был бы, как остров, сам по себе,
каждый человек - это часть материка...
   Тут до меня дошло, что Сонька цитирует Джона Донна, которого не может
знать в силу своей беспросветной дрсмучести.
   - Эй, - насторожилась я. - Это еще откуда?
   - Это Хемингуэй.
   - Ты читаешь Хемингуэя? - опешила я.
   - Да.
   - Врешь, - теперь я испугалась, и было чему: Сонька ничего
интеллектуальнее мексиканских сериалов на дух не выносила.
   Приходилось признать, что с ней в самом деле что-то не так. - На какой
странице? - все еще не теряя надежды, спросила я.
   - На двести тринадцатой... Хочешь, расскажу о чем?
   - Нет, - всерьез разволновалась я, - может, тебе не стоит читать,
может, ты лучше телевизор посмотришь?
   - Не вижу смысла, - вздохнула Сонька.
   - Ладно, поищем вместе.
   - Приедешь?
   - Приеду.
   - С "Тарзаном"
   - Очумела, что ли? Семь километров пешком.
   - Я тебя на велике встречу.
   - Иди ты со своим великом знаешь куда!
   Попрошу кого-нибудь подвезти.
   - Картошки захвати.
   - Что, у тебя картошка кончилась?
   - Она и не начиналась, кто ее сажал?
   - У Максимыча купишь, - сказала я и повесила трубку.
   День, который начался так паршиво, не сулил ничего хорошего. Если бы
голова моя работала исправно, я бы забыла этот разговор через полчаса. Но
я-то знала, что поеду к Соньке, буду слушать ее бесконечное нытье и
рассказы про подлеца Славку. К несчастью, слова: дружба, ответственность,
верность - для меня пустой звук. Правда, сейчас дружба казалась мне
глупостью, а мой поход через лес - следствием белой горячки. Впереди
вырисовывался деревянный мост, это значит, что прошла я только два
километра. Да, деньме задался. Договорилась с приятелем, что он отвезет
меня к Соньке, прождала его больше часа, он позвонил, страшно
расстроенный, и сообщил, что у него угнали машину, прямо со стоянки возле
дома. Сделав несколько бесполезных звонков, я поняла, что если хочу
попасть к Соньке, придется мне добираться "Тарзаном". И вот теперь бреду в
темноте по лесу, стучу зубами от сырого воздуха и страха, а ради чего?
Чтобы спасти Соньку? Ее надо от самой себя спасать, но это, к сожалению,
невозможно!
   Я ускорила шаг, чуть согрелась и почувствовала себя несколько лучше.
Все бы ничего, да завтра на работу, впрочем, первое занятие в четыре,
успею отдохнуть. Сейчас приду, напьюсь чаю, завалюсь спать.... Из кустов
шумно выпорхнула птица. Я вздрогнула, а потом засмеялась. Просто
удивительно, как меняются ощущения, лишь только окажешься в темноте. Вот
я, к примеру, совсем не трусиха, да и чего мне бояться? Зверья? Так ничего
опаснее зайца здесь не водится, лесные разбойники тоже как-то не
прижились, а вот иду и вздрагиваю от каждого шороха. Днем - совсем другое
дело: шла бы не торопясь, птиц слушала и радовалась; чзго вырвалась из
города. Тропинка устремилась в гору, и я вместе с ней вот поваленная
береза, значит, осталось мне чуть больше двух километров. И тут до меня
дошло, что идти придется мимо кладбища.
   Я машинально взглянула на часы: полночь.
   Ну надо же... В рассказы о привидениях я, конечно, не верю, но кому
придет охота идти ночью в лесу мимо деревенского кладбища? Конечно, его
можно обойти. Только в такую темень заблудиться проще простого, да и крюк
приличный... Бегом, и направо не смотреть.
   Решившись, я пошла быстрее, кладбище вот-вот должно было показаться за
деревьями. И тут... Свет, тусклый, блеклый, какойто призрачный, слабо
пробивался сквозь ветви. В первое мгновение я хотела заорать и броситься
по тропинке назад, но что-то меня удержало. Я замерла, вытаращив глаза, и
стояла так пару минут, прежде чем до меня дошло: свет этот не имел
никакого отношения к мистике: вплотную к кладбищенской ограде,
представляющей собой деревянные столбы, соединенные между собой слегами,
лопнувшими во многих местах, стояла машина. Свет ее габаритных огней я и
увидела. Облегченно вздохнув, я прошла еще пару метров и встревожснно
притормозила. За оградой вырисовывались две фигуры и, если я в состоянии
что-то понимать, рыли могилу. Тут до меня дошло, что встреча с
привидениями далеко не самая опасная вещь на свете, поэтому тихо сползла
на землю, под прикрытие куста бузины. Я могла заметить их слишком поздно -
от этой мысли мороз пошел по коже. Что они тут делают? Неужели могилы
грабят? Очень некстати я вспомнила "Тома Сойера": "Неожиданно показавшаяся
из-за туч луна осветила лицо индейца Джо..." Ну, надо же...
   Глаза привыкли к темноте, и я неплохо видела обоих мужчин: голова
одного то исчезала, то снова показывалась из ямы, второй стоял наверху,
метрах в двух от машины, и поглядывал по сторонам. Я поплотнее прижалась к
земле, но наблюдать продолжала.
   И о Соньке подумала: а что если ей придет фантазия меня встречать? Нет,
Сонька спит, как сурок, и обо мне думать не думает. Впервые мысль о се
безответственности меня порадовала.
   - Ну, - проронил тип, стоявший наверху, и я от неожиданности
вздрогнула. Второй вылез из ямы и сказал:
   - Порядок.
   Лицо его оказалось в полосе света, и я его, конечно, запомнила, хотя
мне этого совершенно не хотелось. Мое единственное желание в этот миг -
очутиться как можно дальше отсюда.
   Они подошли к машине, открыли багажник и вытащили оттуда что-то большое
и тяжелое. Я зажала рот рукой, чтобы не заорать, потому что вдруг поняла -
это труп.
   Выходит, они не грабители могил, а кое-кто похуже. С трудом они
подтащили труп к яме, и тут произошло самое страшное: труп вовсе не был
трупом, я отчетливо услышала стон.
   - Быстрее давай, - сказал один из мужчин, столкнув ногой тело в яму.
Оба взялись за лопаты и стали ими ходко орудовать. Волосы у меня буквально
встали дыбом, потому что тот, в могиле, опять застонал.
   Работали они быстро, через несколько минут яма была закопана, землю
притоптали ногами, и один из них бросил другому:
   - Порядок. Поехали.
   Они сели в машину, развернулись и направились по песчаной дороге в
сторону Зайцева. А я заревела от страха, кинулась к могиле и стала ее
раскапывать руками, оглядываясь на дорогу и замирая от ужаса при мысли,
что те, на машине, могут вернуться.
   Мне казалось, или я на самом деле слышала стоны, не знаю, но ногти на
руках я сломала, а в своей работе продвинулась мало. И я побежала.
Наверное, изловчилась побить мировой рекорд, потому что через несколько
минут была уже возле Сонькиного дома.
   Он крайний, мимо него проходит дорога.
   Окна темные, я влетела в палисадник, векочила на лавку и забарабанила в
окно. Кажется, прошла вечность, прежде чем в доме кто-то заворочался, я
опять стукнула по стеклу и заорала:
   - Да открой ты, дура.
   - Гретка, ты, что ли? - послышался заспанный Сонькин голос, окно
открылось, и показалась она сама. С "Тарзана", что ли?
   А я уже не жду.
   - Лопаты, есть?
   - Лопаты? Зачем?
   - Некогда. Где лопаты?
   - Во дворе. А ты чего такая, а?
   - Шевелись, по, дороге все расскажу.
   Видно, в моем лице былo что-то такое, что Соньку здорово напугало, она
перестала задавать вопросы, кинулась во двор и через несколько секунд
выскочила ко мне с двумя лопатами.
   - Бежим, - рявкнула я, хватая одну из них, и, бросилась к кладбищу.
Обалдевшая Сонька неслась рядом.
   - Куда бежим-то? - прокричала она.
   - На кладбище.
   - Гретка, ты ведь не спятила? - задыхаясь, проквакала Сонька.
   - Иду с "Тарзана" на кладбище, двое закапывают третьего, он живой,
стонал, быстрее надо.
   Я летела, не разбирая дороги. Сонька рядом. В белой сорочке, с
развевающимися волосами - она здорово смахивала на привидение. Тут Сонька
притормозила и крикнула:
   - Дура, выроем его и что, на себе потащим?
   - Не знаю, не отставай.
   - Так ведь машина у нас, Славка явился.
   Тут притормозила и я.
   - Возвращайся за ним.
   - Он пьян в стельку, пушкой не разбудишь.
   - Так чего ж ты мне голову морочишь? - заорала я и бросилась бежать.
   - До кладбища и я доеду, - проорала Сонька. Я кивнула на ходу:
   - Давай, только быстро.
   Сонька бросила свою лопату и, точно фурия, понеслись в деревню.
   Впереди показалась ограда, я лихо перепрыгнула через нее и закружилась,
стараясь определить место, где следует копать. В темноте это было не
так-то просто. Я пошарила руками, рыхлая земля под ладонью - здесь.
   Послышался звук подъезжающей машины, что меня очень воодушевило. Машина
остановилась, и Сонька жалобно позвала:
   - Гретка, ты где?
   - Здесь, - ответила я, не прекращая орудовать лопатой.
   Сонька подогнала машину к ограде, как раз в то место, где несколько
минут назад стояла другая машина. Водитель она была тот еще, хорошо хоть
Славка не видит.
   Сонька выскочила, извлекла лопату, подобранную по дороге, и принялась
мне помогать. Дело пошло быстрее. Копали мы с двух сторон, так что
получались как бы две ямы.
   К счастью, могила был не очень глубокой.
   - Смотри, не задень его, - шепнула я.
   - Гретка, если это дурацкая шутка, я тебя убью.
   И тут он застонал. Мы замерли на мгновение, а потом кинулись выгребать
землю руками.
   - Мамочка моя, - шептала Сонька, - это что ж такое на свете делается...
Вот он, - вдруг сказала она. - рука вроде...
   - Слава Богу, - вздохнула я, но радовались мы рано: предстояло его из
ямы вытащить. Первая попытка успехом не увенчалась, груз тяжелый, а
навыков извлекать из могил несостоявшихся покойников у нас не было.
Промучившись понапрасну, мы, тяжело дыша, уставились друг на друга.
   - Он не задохнется, - сказала я. - Значит, мы его можем здесьоставить и
ехать к Максимычу, вызовем "скорую" и милицию.
   Сонька вытаращила глаза, а потом сказала:
   - Нельзя его здесь оставлять, а если эти вернутся?
   Мысль эта как-то не приходила мне в голову, она вдруг придала
невероятные силы.
   Сонька, видимо, тоже прониклась:
   - Держи его сверху. Тяни. А я будуснизу подталкивать...
   С пятого захода мы его вытащили, что меня, признаться, удивило. Он
опять застонал, отчетливо,хотя и тихо.
   - Господи, что же это он никак не очнется, хоть бы помог, - причитала
Сонька, когда мы волокли его к машине. На мужчине было кожаное пальто, мы
ухватились за полы и кое-как втянули несчастного на заднее сиденье. Далось
это нам очень нелегко.
   Мы совершенно выдохлись, несколько минут сидели опустошенные, не в
силах пошевелиться. Немного придя в себя, Сонька заняла водительское место
и повернула ключ. Слабо порычав, мотор заглох.
   - Только не это, - взмолилась я. Со второй попытки машина завелась.
Кое-как сдав назад и развернувшись, мы поехали в деревню.
   - Кто здесь из соседей? - спросила я.
   - Никого. Я да Максимыч. Герасимовы были. Вчера уехали.
   - Может, сразу в город, а?
   - Спятила? Разве я доеду?
   Сонька, конечно, права, водитель она никакой.
   - Может, в село? - волновалась я.
   - Сейчас его дома выгрузим, ты побежишь к Максимычу звонить, а я его
осмотрю, может, чем помочь сумею.
   - Ага, - усмехнулась я, но ничего лучше предложить не смогла.
   Тут мы подъехали к самому крыльцу.
   Сонька в него бампером ткнулась и чертыхаться начала, но быстро
успокоилась. То ли мужчина стал легче, то ли мы малость поднаторели, но
вытащить его из машины и занести в дом оказалось не так уж сложно.
   Вошли в кухню и положили его на пол. Голова его была как-то странно
запрокинута, мне это не понравилось, но размышлять об этом времени не
было. Я уже стояла у дверей, намереваясь бежать к соседу, когда Сонька
вдруг позвала:
   - Гретка, он мертвый.
   - Что?
   - Мертвый, говорю.
   - Да не может быть, - охнула я. - Он же стонал, ты же слышала.
   - Слышала. Отстонался.
   Я села рядом с ней. Пульса нет, и лицо...
   Да, лицо у него было, в общем, смотреть на него не хотелось.
   - Слушай, может, оя жив все-таки, много ты в таких делах понимаешь, -
ныла я.
   Сонька убежала в комнату и вернулась с зеркальцем. Мы подставили его к
самым губам мужчины и стали терпеливо ждать.
   Ничего.
   - Говорю тебе, он мертвый, - сказала Сонька, устало откидываясь к стене.
   - О, Господи, чего же теперь делать-то?
   - Дверь запереть, вот что.
   - Зачем?
   - Не знаю. Жутко. И окна зашторь.
   Мне вдруг тоже сделалось жутко, я торопливо заперла дверь, зашторила
окна и опустилась на пол рядом с Сонькой. Мы уставились на покойника. Из
одежды на нем, кроме кожаного пальто, нич