е:
пожалуй,  еще  не  обнаружив  Карташова,  по  наитию,  один  из  них   круто
развернувшись,   выстрелил  в  его   сторону.  Пули   вжикнули  по  гребешку
крыши...Второй спецназовец схватился за  пояс и отстегнул гранату. Скинув на
плечо автомат, этот человек сцепил руки - это движение Карташов хорошо знал.
Сейчас последует рывок стопорного кольца и - получай ОМОН подарок...А ему не
хотелось  звереть, разойтись  бы по-хорошему  с  дорогими  коллегами, да  не
получилось.  Не  он их, так они его достанут. Подправив  ствол  автомата, он
выстрелил  -  несколько  пуль  угодило в трубу  и  кирпичные осколки, словно
шрапнель,  ударила по ободку  люка.  Тот, который пытался привести в  боевое
действие гранату, как-то чурбанисто упал на скат крыши и, скользнув по нему,
свалился вниз.
 Карташов втянулся в люк и закрыл за собой крышку. Он давно не испытывал
такого дискомфорта.  А внизу,  между  тем,  все  стихло.  И  вдруг  раздался
надсадный голос Бандо:
 - Братва, здесь генерал наложил полные лампасы!
 Карташов нашел  Бандо на  пятом этаже, в  кабинете заместителя министра
МВД. Седой человек, с  трясущимися губами,  стоял у стены  - ноги  на ширину
плеч, поднятые руки на затылке. Двое "черных беретов" проводили обыск.
 Все помещение было изрешечено  пулями, пол усыпан штукатуркой  и  битым
стеклом.  Карташов обратил  внимание - рядом с портретом  Дзержинского кучно
легли несколько пуль и одна из них расщепила угол казенной секции.
 Бандо стоял за спиной генерала и матерно ругался.
 - Ну  что, вояка,  отвоевался! - обратился Бандо  к генералу. - Пустить
тебя в расход сейчас или вместе  с твоим трусливым  шефом? - Слон  подошел к
замминистру и  с  размаху ударил  автоматом  по  почкам.  Генерал  осел,  не
проронив ни звука.
 - Этот пидор  еще играет в Зою Космодемьянскую! - с усмешкой проговорил
Бандо. - Эй, Карташов, вставь ему в рот ствол  и  сделай русскую рулетку.  В
честь независимой Латвии...
 Карташов сплюнул и пошел на выход. Вслед несся нахрапистый голос Бандо:
 -  Ты что,  лейтенант,  сдрейфил?  Подожди, вы  еще поменяетесь  с  ним
местами и он тебе устроит демократический допрос по всем правилам гестапо.
 Но Карташов не слушал комвзвода. Снимая на ходу бронежилет, он вышел на
лестничную  площадку и закурил.  Внизу шла  разборка. Приехавшие  депутаты и
чиновники разных ведомств, пытались пройти  в здание, но сержант Татаринов с
другими омоновцами, бравшими штурмом МВД, никого туда не допускали.
 Карташов вышел на  улицу. Под ногами грязный,  взбитый беготней снег  и
масса пустых гильз. Их было так много,  словно  в  бою участвовала не  часть
взвода, а как минимум, тысяча стволов кряду...
 ...От воспоминаний  Карташова  отвлек  вошедший в комнату  Николай. Как
всегда собранный, деловитый, с совершенно неулыбчивым лицом.
 -  Придется тебе,  Мцыри,  немного  с  Саней  прогуляться. Идем,  я вам
покажу, что, где лежит.
 Карташов поднялся и, вставив в рот сигарету, пошел за охранником.
 В холле было накурено и пахло кухонными  запахами.  Сквозь сизое облако
он  разглядел сидящих  в  креслах Таллера,  Брода и  Блузмана.  И  еще двух,
незнакомых  ему  людей.  На  дворе к  ним  присоединился Одинец, только  что
доставивший в Ангелово Блузмана. Саня с хрустом  откусывал яблоко и, увидев,
Карташова улыбнулся.
 - Привет, Мцыри, ты случайно ото сна не опух?
 - Он не спал, - вставил реплику Николай. - Он терзал гитару.  Кстати, у
вас с Мцыри может получиться неплохой дуэт.
 Николай провел их в гараж  и там, сдвинув маскировочный электрощит, они
вошли в проем, вглубь которого вела довольно широкая лестница.
 В  подвале было  светло и сухо, пахло машинным  маслом.  Когда охранник
открыл  длинный  металлический  ящик, Карташов  понял, откуда  исходил  этот
запах.   Ящик  доверху  был  заполнен  автоматами  "узи"  и  разными  типами
пистолетов. Они были обильно смазаны маслом и завернуты в вощенную бумагу.
 Николай взял со стеллажа ветошь и положил на оружие.
 - Несколько штук протрите.  Патроны и запасные магазины возьмете в тех,
что под столом, коробках...
 - А куда класть все это добро? - спросил Одинец.
 - Мцыри, сходи в гараж - за покрышками найдешь пару резиновых мешков.
 Когда оружие было  упаковано, мешки отнесли в "шевроле".  Затем на бока
машины они прилепили самоклеющуюся  пленку, на которой крупно было  написано
"Дезинфекция".
 - Мы же не в первый раз такое возим, -  Одинец полез в кабину. - Мцыри,
давай  заводи,  уже и так поздно, а  у  меня  сегодня  вечером большой  секс
намечается...
 Карташов  между  тем смотрел  на Николая и что-то  обдумывал. Как будто
решал - выражать свое мнение или помалкивать. Решил высказаться.
 -  Когда  нас в  Риге  пытались  остановить  полицейские,  мы поступали
однозначно - очередь над головами и вперед...
 - Боюсь,  здесь  такой номер не пройдет, - сказал Николай. -  И  хотя в
Москве много дураков, но есть и умные.
 -  Если  на  них  рассчитывать,  то  лучше  сидеть  дома  и  никуда  не
высовываться, - вяло поддержал Карташова Одинец. - Гоним, Мцыри, у нас и так
времени в обрез...
 -  Не промочите ноги, - напутствовал Николай  и почему-то сделался  еще
суровее.
 Был час пик. Они  пересекли  Пятницкое  шоссе и устремились  в  сторону
Путилково, а оттуда по кольцевой - в сторону Химок.
 Начиналась лучезарная московская осень и  у  многих  машин над лобовыми
стеклами  были  приспущены  козырьки.  По  окружной  дороге  в основном  шел
грузовой  транспорт и  особенно  много  тяжелых  фур, покрытых пылью дальних
магистралей.
 -  Ты не очень-то газуй, - предупредил Одинец. - Я не принцесса Диана и
пока  туда  не  хочу,  -  он большим пальцем ковырнул воздух.  - И вдруг без
перехода спросил:  - Так  ты, Мцыри,  говоришь,  что-то  когда-то орудовал в
рижском ОМОНе?
 - Почему  - орудовал? Орудовал  - это не то слово, а я служил  и, между
прочим,   в   соответствии   с  указом  первого  президента  СССР   товарища
Горбачева...
 - Не упоминай, пожалуйста, при мне это имя. Ей-богу, стошнит.
 - Может, мне остановить машину, выйдешь, поблюешь?  А меня, думаешь, не
тошнит от всего этого бардака?
 - От того или нынешнего?
 - От  того тошнит, а от этого рвет кровью,  - Карташов  через  форточку
сплюнул.
 - Я  читал в газетах,  как  рижские  омоновцы  громили  таможни.  Круто
работали  и  мне даже  одно время хотелось  к  вам  податься. Но  дальнейшее
развитие  ваши  подвиги не  получили.  А  могли  бы в Латвии навести  такого
шороха, что ни одна националистическая  проститутка  не посмела бы  раскрыть
хайло...Ты сидел за милицейское прошлое?
 Карташову  не хотелось  отвечать, да и слишком  интенсивное движение на
дороге  не   позволяло  отвлекаться.   Когда  позади   осталось  Пироговское
водохранилище, и на трассе стало потише, он сказал:
 - Мы не террористы, чтобы на кого-то наводить ужас...А  я сидел за свою
глупость или за  свою доверчивость, что  почти  одно и  то  же...Мой коллега
Игорь  Бандо,   тоже  взводный,  из  моего  пистолета   застрелил  литовских
таможенников...
 -  Постой, я что-то припоминаю...Кажется, после этого все газеты встали
на уши...Громкое было дело...
 - Для меня оно кончилось четырнадцатью годами строгого режима.
 - А как получилось, что этот парень стрелял из твоего оружия?
 -  Это  довольно темная история,  о  которой  мне не  хотелось бы особо
распространяться.  Ты  ведь  знаешь,  существуют  прямые   доказательства  и
доказательства косвенные. И еще надо знать человека. Чтобы о  нем говорить -
способен  он на убийство или  его криминальная высота - безбилетный проезд в
трамвае. Так вот по уликам...Я был без сознания, когда расстреляли таможню и
все узнал со слов Кротова. Тоже омоновца...Я, между прочим,  ему верил,  как
себе...
 - Тут, конечно,  тебе видней, но  жизнь порой выкидывает  такие коники,
что рехнуться можно. Выходит, у тебя был хороший свидетель?
 - В том-то и дело,  что еще до суда Кротова убили и ты не поверишь - из
моего же пистолета.
 - А вот это, Мцыри, уже из области мистики, а я в мистику не верю.
 - Когда-нибудь под настроение расскажу, почему я в этом убежден.
 - А что Бандо?
 - Он  к тому времени уже  был далеко в Сибири. Сейчас вроде бы живет  в
Москве,  занимается  то ли  бизнесом, то ли рэкетом...А, может, прислуживает
какому-нибудь Таллеру...
 - Сворачивай  налево, - сказал Одинец. - Кому-то позарез надо было тебя
засадить...
 - Новому режиму  Латвии  нужно  было  найти  козла отпущения.  Все  мои
контрдоводы суд  отмел,  и  мы с  адвокатом избрали  другую тактику  защиты.
Властям важно было создать прецедент, провести показательный процесс...
 ...  Перед ними  открылась водная гладь  с острыми искорками.  Учинское
водохранилище  -  живописные  берега  пологой  дугой  охватывали  зеркальную
благодать.
 -  Вон за теми кудрявыми вязами, видишь белую шиферную крышу? - спросил
Одинец.
 - Еще бы!
 -  Там завтра две шоблы устроят друг  другу  Варфоломеевскую ночь...Это
бывшая целлюлозно-бумажная фабрика. Сегодня там одни сквозняки гуляют.
 - А куда мы денем мешок с оружием?
 - При желании, тут можно спрятать атомную бомбу.
 Железные ворота  и  забор  представляли собой  жалкое  зрелище.  Печать
запустения  и  ветхости  лежали буквально на всем.  Они  обогнули  ограду  и
проехали  вдоль зарослей бузины. Лопухи, что росли под  ней, напоминали  уши
слонов.
 Они подкатили к самой воде и  вышли из машины. Подлезли  под поваленное
дерево,  обогнули  решетку  и  вышли  на  галечный  берег.  Камни под ногами
зашуршали и это насторожило Карташова.
 - Это не то место, которое нам нужно, - сказал он. - Здесь незамеченным
не пройдешь, услышат.
 -  Тут никого  не  будет, сходку  они  собираются  проводить  в  бывшем
целлюлозном цехе. Зато здесь укромное место и в случае чего легко отходить.
 -  Наоборот, маневра  для машин нет, легко завязнуть в иле, - настаивал
Карташов.
 Одинец вытер рукавом вспотевший лоб. Из куртки достал сигареты.
 - А где же тогда? - он огляделся по сторонам.
 -  Мне  кажется, во-оо-он за теми  кленами...Оттуда и  подъезды  хорошо
просматриваются и цех как на ладони.
 Они вернулись к  машине и, объехав фабрику, припарковались  на  поляне.
Несколько гранат и запасных  магазинов попрятали под корневищем разросшегося
бука. Остальное,  в резиновом  мешке,  положили в дупло полусгоревшей старой
ели.
 Карташов  смотрел  в просветы  между  деревьями  на водохранилище и оно
напомнило ему Рижское взморье. Там он бывал почти каждое воскресенье - такая
же тишина и нега, и такая же водная гладь...
 - Я тебя,  Саня, прошу лишь об одном...Если вдруг  меня  завтра зацепит
пулей и я  буду мучаться, ты меня,  пожалуйста, пристрели. Я не хочу,  чтобы
одна  часть моих  органов  вселилась  в другие телеса,  а другая  жарилась в
крематории. Все мое должно навсегда остаться со мной.
 Одинец слегка  побледнел. Он растер о ствол дерева  сигарету, а то, что
осталось в пальцах, щелчком послал в кусты ежевики.
 -  Черт  возьми, Мцыри,  да мы с тобой на одной волне! Я  тоже  бывал в
крематории и все  знаю...Договорились! Я тебя прошу об этом  же.  В  случае,
если ранение будет в живот или мочевой пузырь... Только не стреляй в голову,
лучше в сердце...
 - А мне один хрен куда, но сделай это без лишних разговоров.
 Над деревьями, низко и косо, с громким хлопаньем крыльев пронеслись две
утки. Они летели на бреющем полете и быстро скатились за камыши, на воду.
 - Здесь могла бы получиться неплохая охота...У нас в  Латвии тоже полно
уток и чирков...
 - Потерпи  до завтра, вот уж поохотимся вволю, - без энтузиазма  сказал
Одинец. - Ты знаешь, сколько стоит твое сердце?
 - Я не приценивался... А ты знаешь?
 - По ценам Таллера от 100 до 300 тысяч долларов.  Правда, если тебе еще
нет тридцати. Но тебе, судя по морщинам на лбу, больше..
 Они сели  в машину и стали разворачиваться. Солнце давно миновало зенит
и уже не так припекало.
 "Шевроле" двигался между деревьями, по  корневищам и травам и вскоре на
лобовом стекле скопилась масса паутинок, вместе с крохотными насекомыми.
 В Ангелово они возвратились без происшествий. После того как загнали  в
гараж  машину, Карташов  поменял  номерные  знаки и содрал  с бортов клейкую
ленту "Дезинфекция".
 Одинец  отправился к  Броду доложить о результатах  поездки, однако,  в
доме  все еще  шло совещание. Стоящий у дверей  Николай  жестом  предупредил
Одинца,  чтобы тот остановился. До  него  донесся голос  Таллера.  Его  речь
напоминала  выступление  адвоката на судебном  процессе.  Николай подтолкнул
Одинца к выходу.
 - Мы не  банда отморозков, а научно-исследовательская фирма,  -  горячо
выкрикивал Таллер, - но если на  нас наезжают блатные, то как, по-вашему, мы
должны реагировать?
 - Возможно, им надо объяснить, чем  мы занимаемся, - не очень  уверенно
сказал Блузман.
 - Да им до фени наши объяснения. Я сразу же, как только Брод назвал мне
адрес этого деятеля из Воронков, связался со своим человеком в МВД и  он мне
дал  исчерпывающую  на него  характеристику. Этот  Музафаров в  криминальных
структурах   ходит  крестным  отцом,  он  подозревается  в  тысяче  и  одном
преступлении, хотя ни одной улики и ни одного свидетеля против него нет. Все
боятся...А он  делает из  себя  благовоспитанного  отца семейства,  меценат,
помог  одному   сатирику   издать   книжку...  Это  на   него  работают  эти
молодцы...как его, Клявиньш...фамилия второго у меня вылетела из головы...
 Брод  внимательно  слушал  и не спускал  глаз с Таллера, который в свою
очередь буравил взглядом Блузмана.
 - Мы  ничего  никому  не будем  объяснять, - он понизил голос, что было
предвестием грозы. - Меня  волнует  другое -  откуда Музафаров узнал о нашем
существовании? Как он вышел на наши связи  с Прибалтикой? Кто, черт  возьми,
его навел на Фоккера?
 - Скорее всего  тут замешаны  наши  конкуренты, - предположил  один  из
сидящих на диване мужчин. - Это делается очень просто...
 Таллер нетерпеливо перебил:
 -  Мне  активно не  нравится  их  стиль...Заявились двое  мордоворотов,
кинули кость и думают я перед ними буду плясать чечетку...
 -  Нам сейчас важно  знать, для  кого они  собираются  купить  почку? -
сказал  Брод. -  Когда нам  это будет известно, тогда и  расклад может  быть
совершенно  другой...Но  не  исключено,  что  товар   они  ищут  для  самого
Музафарова...
 Блузман, как школьник, поднял руку.
 -  Что  у  тебя?  -  обратился  к  нему Таллер.  -  Он  курил  и  делал
убийственные затяжки.
 -  Может,  действительно,  не  стоит паниковать,  а  провести кое-какой
зондаж -  и кто  знает, может мы в лице  этого Музафарова получим  неплохого
клиента...
 - Я бы не хотел, Яша  (Блузман),  это слышать от тебя, - непримиримость
звучала в  голосе  Таллера.  - Мы уже  два  месяца  не можем выполнить заказ
Фоккера, а ты говоришь о новом клиенте. И дело не только в этом, я просто не
хочу  идти на поводу этого  Музафарова по принципиальным  соображениям.  Это
отпетый бандит, который пол-Москвы держит в страхе, а ты говоришь...
 - Тогда надо прибегнуть к нашей "крыше", - Брод тоже закурил, - в конце
концов, мы здесь не случайные барышники...
 - Согласен, но у нас горит заказ почти на миллион долларов, а ты ведешь
речь о какой-то  "крыше"...Ты же знаешь, что такие разборки  в один  день не
заканчиваются  и  я не уверен,  что  наша "крыша" более  могущественна,  чем
его...Чтоб вы знали,  на Музафарова работают официальные силовые  структуры,
вплоть до контрразведки...Захотят - нас закроют и...зароют...
 После того как Блузман и два других, приехавших с ним, человека отбыли,
Таллер с Бродом поднялись наверх и вышли на балкон.
 - Меня,  Веня, серьезно волнует утечка информации, - сказал Таллер. - Я
просто в недоумении, где мы могли проколоться...У тебя два новых человека...
- уже без прежнего напора заметил Таллер.
 Брод тут же отпасовал этот посыл.
 - За Карташова я отвечаю головой! Вместе кормили клопов в рижском СИЗО,
и я имел прекрасную возможность узнать его.
 - Но у тебя есть еще один новенький...Я имею в виду Одинца.
 -  Тоже   отпадает   на  сто  процентов.  Его   нам  рекомендовал   сам
Соловей...Соловьев Гена...
 -  Но  с  него теперь не  спросишь...Те, кто  лежат  на кладбище, имеют
дурную привычку молчать...Но чудес-то не  бывает, Веня! -  Таллер стал опять
разогреваться.  От  долгих  разговоров  и  сигарет  лицо  у  него  покрылось
пепельной бледностью, а под черными глазами обозначились тени. - Ладно, если
ты так уверен в своих людях, бери Музафарова на себя...Надо его просветить и
заодно  выяснить, какого высокого  чина он  имеет  в  виду...От  этого будет
зависеть цена и скорости, с которыми мы будем вести поиск доноров...  А пока
работаем  в обычном режиме...Сколько человек ты завтра думаешь задействовать
на водохранилище?
 - Поедем на двух машинах "скорой помощи" -  это шесть  человек и машина
прикрытия...
 - Будь осторожен, чтобы полоса неудач не сыграла с нами злую шутку...
 - Не  все зависит только  от нас...Пойдем, на дорожку выпьем,  я что-то
продрог...
 После совещания их позвали ужинать.
 Карташов с Одинцом сидели с  края стола  и  разделывались с лобстерами.
Аппетит после поездки на водохранилище у них был зверский.
 - Мцыри,  попробуй  это,  - Одинец подал  Карташову тарелку  с  большим
куском холодного мяса и разнообразной зеленью.
 Усевшийся за стол  Таллер сам налил  себе полфужера коньяка  и сразу же
выпил. Закусил хвостиком петрушки, после чего сразу же закурил.
 - А  где Галина? Веня, куда ты  запрятал свою  красавицу? - спохватился
Таллер. Большой ценитель женской красоты.
 - Она на кухне, сейчас подойдет.
 В  гостиную, наконец, вошла Снежко. На ней  было темное с глубоким каре
платье,  с рубиновым кулончиком.  На "шпильке" она казалась еще  стройнее  и
все, кто был за столом, бросили свои алчные взгляды на ее ноги.
 Она села рядом с Бродом, он ее обнял за плечи и что-то негромко сказал.
Женщина поднялась и пошла наверх. Вернулась с гитарой.
 -  Мцыри, спой,  - попросил Брод. -  Николай говорит,  что  вы  с Саней
организовали дуэт, - через стол Брод протянул Карташову гитару.
 -  Давай,  Серый,  не  стесняйся,  -  попросил  Одинец.  -   Что-нибудь
задушевное.
 Карташов отодвинулся от  стола,  чтобы  дать  свободу  гитаре, и  начал
подбирать аккорды.

 Жалобно стонет ветер осенний,
 Листья кружатся поблекшие,
 Сердце наполнено чувством томления,
 Помнится счастье ушедшее...

 Он пел негромко,  но тишина, вдруг  возникшая за столом,  усиливала его
голос и каждый звук шестиструнки. В какое-то мгновение Карташов поднял глаза
и увидел лицо Галины. Он мог поклясться, что она ждала его взгляда.
 Таллер, откинувшись  на спинку  стула, в своей  вальяжной  позе,  курил
"Уолл-Стрит", зажав сигарету между средним и безымянным пальцами.
 - Неплохо, черт возьми, - сказал Таллер. - Спел с душой, а это главное.
Ты, Мцыри, сам рижанин?
 - Во всяком случае, я там родился, - засмущавшись, ответил Карташов.
 -  И  там  же  подсел,  -  пояснил   Брод.  -  "Черный  берет",   гроза
националистов, за что и был наказан.
 - Неплохого  кадра ты, Веня, заполучил,  -  Таллер взглянул  на часы. -
Николай,  пусть  твои люди поменяют номера на моей машине.  -  Он поднялся с
места, и без прощальных церемоний вышел из-за стола. В сопровождении Николая
покинул дом.
 Галина с приходящей домработницей  принялись  убирать  стол.  Теперь на
Галине был цветастый фартук,  но  "шпильки" остались на ней. Карташов слышал
стук ее каблучков и  это его бодрило,  словно свежий ветерок.  Неприхотливая
память напомнила ему сцену в ванной комнате и все его нутро обдало кипятком.
 Когда  он  уже  был  в комнате,  без стука  вошел Брод.  Он был заметно
навеселе.
 - Тебе, Мцыри, придется на время сменить бивак...Переехать к  Одинцу. А
чтобы  вам  не было скучно, возьмите с собой  гитару...Когда-то на ней играл
Высоцкий...
 -  Я  не  против,  - сказал Карташов  и  не стал  расспрашивать Брода о
причине такого решения.
 Брод  молчал, курил и  прищуренным  от  дыма глазом  взи