жей на кенгуру. Плоская красная
     лысина, скошенная к низкому лбу, сморщилась, а маленькие
     крабьи глазки утратили злой блеск, потускнели, как у снулого
     судака, придав внешности Краба традиционную эстонскую
     меланхоличность.
     Пока  Краб, отставив в сторону небольшой черный  кейс, снимал  в  холле
черное  кашемировое  пальто и  белый  шелковый шарф,  Томас стоял  в  дверях
гостиной и  рассматривал гостя с высоты своего  роста  и  жизненного  опыта,
очень обогащенного
     бурными событиями последнего времени. Раньше Томас даже
     слегка завидовал его замечательно быстрой деловой карьере,
     превратившей младшего сына из многодетной семьи портового
     грузчика в одного из самых удачливых бизнесменов Эстонии. Но
     теперь, глядя на лысину Краба, покрытую морщинами, как плохо
     натянутый на коленке женский чулок, он ощущал даже нечто вроде
     сочувствия. Для чего шикарный офис с видом на древнюю башню
     Кик-ин-де-Кек, для чего черный шестисотый "мерс" и загородный
     особняк, для чего вообще весь этот бизнес, если он не делает
     человека веселым? А раз не делает веселым, значит не делает и
     счастливым.
     Впрочем,  сочувствие было  не  слишком  глубоким  и  даже,  пожалуй, не
слишком искренним, так как Краб  не  всегда вел себя  по  отношению к Томасу
по-джентльменски.  Нет,  не всегда. А если говорить  прямо,  он вел себя как
последняя сволочь.  И  даже то, что именно у Краба  Томас получил  пятьдесят
тысяч  баксов, чтобы выкупить у Мюйра купчие Альфонса Ребане, не умаляло его
вину. Эти пятьдесят штук Краба заставил отдать Томасу Янсен в расчете на то,
что  национал-патриоты  потом наложат  лапу  на наследство  дедули.  И  всем
бортанулось. А кто оказался  в выигрыше? Томас. Потому что он может над этим
посмеяться, а они не могут.
     - Свою охрану я оставил внизу, - сообщил Краб, поднимая с ковра кейс. -
А где, блин, твои архаровцы?
     - Я им дал отгул.
     - А эта фря, твоя пресс-секретутка?
     -  Мой  пресс-секретарь  Рита  Лоо   выполняет   мое   конфиденциальное
поручение,  -  холодно  ответил  Томас, так как  фамильярность гостя ему  не
понравлась.
     - Это хорошо, - кивнул Краб. - Лишние глаза и уши нам ни к чему.
     Томас провел гостя в кабинет, указал ему на кресло, сам расположился за
письменным столом, которому ноутбук придавал очень деловой и солидный вид, и
сухо предупредил:
     - У меня есть для тебя пятнадцать минут.
     - Ценю, бляха-муха, - сказал Краб. - Время  - деньги. Когда тебе станет
не интересно, ты мне скажи. И я сразу уйду.
     Он раскрыл кейс, извлек из бокового кармашка длинную гаванскую сигару и
неторопливо ее раскурил. После чего закрыл кейс и  поставил на пол. Но Томас
успел заметить, что  все  дно  кейса  устлано  пачками баксов  в  банковских
бандеролях.  Впрочем,  он  не  исключал,  что  Краб специально  дал  ему это
увидеть.  Так  или  иначе,  но предстоящий разговор обрел некий  интригующий
момент, и Томас даже  пожалел, что выделил Крабу всего  пятнадцать минут. Но
давать задний ход было уже как-то несолидно.
     - Когда ты в прошлый раз сказал мне, что твой дед перед
     войной скупил много земли и она теперь твоя, я тебе, честно
     скажу, не поверил, - начал Краб. - К тому же ты, блин, был крепко
     датый, и я решил, что это просто пьяный треп. Но потом навел
     справки, и убедился, что все так и есть.
     - Где же ты навел справки? - полюбопытствовал Томас.
     -  В мэрии. В их архиве сохранились регистрационные  книги. В  них есть
записи о  сделках  твоего деда.  И я вот  что подумал. Все солидные компании
вводят в совет директоров  известных  политиков, всяких  там  деятелей.  Это
придает
     респектабельности. А в бизнесе, Фитиль, респектабельность,
     блин, дорогого стоит. Я и подумал: а почему бы тебе не войти в
     совет директоров компании "Foodline-Balt"? Внук национального
     героя Эстонии - это звучит. Будешь представительствовать на
     разных там форумах, бляха-муха. Как ты на это?
     - Только не говори, что ты предлагаешь мне это из чувства патриотизма.
     - Верно, нет. Патриотизм - это материя  высшая. А мы, бизнесмены, люди,
блин, приземленные.  Я  зайду с другого конца.  Наследство твоего деда - это
еще журавль в небе. И еще неизвестно, сможешь ли ты его поймать.
     - Это почему же? Закон о реституции уже начал действовать.
     -  Объясняю.  Чтобы  вступить в  права  наследования,  мало  предъявить
купчие.  Это со старым хутором все просто. А  как быть с землей,  на которой
построены   санатории?  Жилые   микрорайоны?   Или  ты  думаешь,  блин,  что
правительство так просто тебе все  и отдаст? По каждому делу нужно  находить
взаимоприемлемое
     решение. Это работа не на один месяц. Для нее нужны очень
     хорошие адвокаты. А знаешь, сколько стоит хороший адвокат? Он
     за один час консультации берет двести баксов, бляха-муха. Есть у
     тебя такие бабки?
     Томас хотел сказать, что все это его ни с какой стороны не колышет,  но
вовремя прикусил язык. До него вдруг дошло, что Краб же не знает, что купчие
уплыли в  неизвестном  направлении вместе  с  серым  атташе-кейсом.  И,  как
правильно предположил Сергей Пастухов, кейс, может  быть, и удастся  вернуть
за приличное вознаграждение,  так как  это  штука дорогая, а сами купчие уже
наверняка  гниют на помойке  или  сгорели  в  печи  мусоросжигающего завода.
Потому что тот пикетчик,
     который подобрал кейс после свалки возле гостиницы "Виру",
     первым делом выкинул эти старые бумаги. Чтобы понять их
     ценность, у него просто ума не хватит. Умные люди в пикетах не
     ошиваются, ни в националистических, ни в антифашистских.
     Но разговор становился интересным.
     - Это мои проблемы, - небрежно сказал Томас. - Я их решу сам.
     - Без меня не решишь.
     - Что ты предлагаешь?
     Краб  немного подумал, покатал во рту сигару, потом  посмотрел  на свой
золотой "роллекс" и сказал:
     - Мое время вышло. Придется продолжить разговор в другой раз.
     Он, конечно,  ожидал, что  Томас станет его уговаривать, но не  на того
напал. Насчет блефануть Томас всегда давал Крабу  сто очков  вперед. Недаром
все комбинации  у "Березок" и  на авторынке всегда разрабатывал и с присущим
ему  изяществом проводил  Томас,  а  Краб  осуществлял  всего  лишь  силовое
прикрытие, и на большее не годился. Поэтому Томас сухо кивнул:
     - Да, у меня сегодня еще много работы. Продолжим  в другой раз.  Только
ты  заранее  предупреди,  чтобы мой секретарь поставил  тебя в  мой  рабочий
график.
     Этот ход Томаса явно озадачил Краба.
     -  Вообще-то...  -  не  очень  уверенно начал он, но  телефонный звонок
помешал ему закончить фразу.
     - Томас Ребане, - небрежно подхватив трубку, бросил
     Томас.
     -  Говорит  секретарь посольства России,  - раздался  в  трубке мужской
голос.
     -  Секретарь  посольства  России?  - быстро  переспросил  Томас,  чтобы
зафиксировать в сознании Краба эту  неожиданную и  так кстати подвернувшуюся
позицию. - Слушаю вас, господин секретарь.
     - Могу я пригласить к телефону господина Пастухова?
     - Господин секретарь, к сожалению, это невозможно.
     - Его нет? Он вышел?
     - Да, господин секретарь, вы совершенно правы.
     - Вы  сможете ему передать, чтобы  он  приехал в посольство, как только
вернется? Срочно, в любое время.
     - Да, господин секретарь, это я вам обещаю.
     В мембране зазвучали гудки отбоя.
     - Возможно, у  меня  будет время  на следующей  неделе.  Мой  секретарь
свяжется с вами,  - проговорил  Томас и положил  трубку. - И всем я зачем-то
нужен.  И все срочно, срочно. На чем мы остановились?  Ах, да.  Продолжим  в
другой раз. К тому времени, возможно, я буду иметь и другие предложения. Так
что смогу сравнить их с твоим и дать тебе более определенный ответ.
     - Может,  закончим  с этим сейчас? -  спросил  Краб. -  Чтобы потом  не
начинать все с начала. Если у тебя найдется еще минут пятнадцать...
     Томас  изобразил  некоторую  задумчивость  с  оттенком  недовольства  и
кивнул:
     - Ладно, давай закончим.
     - Я предлагаю  вот что, -  приступил к делу Краб. - Моя  фирма берет на
себя все расходы по твоим наследственным делам. Это  большие  бабки, Фитиль,
очень  большие. Мы вводим тебя в совет директоров и принимаем в акционеры. В
сущности,
     ты становишься совладельцем компании. Твой взнос в уставный
     капитал - наследство твоего деда. За это получишь пятнадцать
     процентов акций.
     - Пятнадцать  процентов?  -  презрительно  переспросил Томас.  -  А  ты
знаешь, во  сколько оценивается  мое наследство? От тридцати  до  пятидесяти
миллионов долларов. Или даже до ста, в зависимости от  конъюнктуры.  На моей
земле  стоит  целый  микрорайон  Вяйке-Ыйсмяэ!  Таллинский  телецентр!  Даже
загородный дом президента!
     - Про сто забудь. Конъюнктура сейчас ни к черту.
     Реально - тридцать миллионов.
     - Пусть тридцать. Мало?
     - А налог на наследство? Знаешь, сколько он у тебя
     сожрет? Почти девяносто процентов! Так что если у тебя останется
     чистыми три лимона - это еще хорошо.
     Томас  понимал,  что Краб  самым  нахальным образом  вешает  ему на уши
лапшу.  Как это  может быть,  чтобы налог на  наследство составлял девяносто
процентов? Это же грабеж среди бела дня. Впрочем, от государства всего можно
ожидать.  Эти падлы  в правительстве  сидят и только и думают,  как ограбить
простого человека.  Но  с Томасом у  них  этот номер  не  пройдет. Девяносто
процентов. А ху-ху не хо-хо? Разогнались. Притормози, сникерсни!
     Томас  даже  развеселился,   представив,  как   ловко  он  нагнул  этих
дармоедов.
     Краб молчал, попыхивал сигарой, ждал ответа.
     -  А мне и три лимона  за глаза  хватит, - вполне  искренне сообщил ему
Томас.
     - А когда ты их получишь? И как? У тебя есть бабки на адвокатов? Я тебе
предлагаю дело. Пятнадцать  процентов акций - это даже  больше трех лимонов.
Ты  их сразу можешь  продать на  бирже. А  лучше  не  продавать, а  получать
дивиденды. Это
     двенадцать процентов годовых, как минимум. Плюс две штуки в
     месяц будешь иметь как член совета директоров. Думай, Фитиль.
     Томас  произвел  в  уме быстрый  подсчет. Двенадцать процентов от  трех
миллионов - это триста шестьдесят тысяч баксов в год. Плюс две штуки в месяц
зарплаты. Плюс пятьсот баксов стипендии от национал-патриотов, если Янсен не
     кинет. Это сколько же набегает? Пресвятая Дева Мария!
     Краб сверлил Томаса  своими крабьими глазками, и Томас отметил, что они
сейчас совсем не тусклые.
     -  Ты выбрал  не  ту  профессию,  -  сказал Томас.  -  Тебе  бы,  Краб,
заниматься  политикой,  а  не торговлей.  Умеешь  ты рисовать  увлекательные
перспективы. Избиратели это  любят. Понимают, что полная херня,  но  слушать
все равно приятно. Особенно в такое вот утро.
     -  Даю  бонус,  - решительно  заявил Краб,  как  бы выбрасывая  главный
козырь.
     Он положил кейс на журнальный столик, раскрыл его и повернул так, чтобы
Томасу было видно его содержимое.
     - Здесь  -  сто  штук баксов.  Не в счет акций,  не в счет  дивидендов.
Чистый  бонус.  Говоришь "да" - и  они твои. Прямо  сейчас. А потом подпишем
бумаги. Я даже  купчие  у тебя не потребую. Просто дашь обязательство внести
наследство деда в
     уставный капитал компании. И все. Ну?
     Это был очень неожиданный поворот сюжета. Так. Очень.
     У Томаса  даже пульс участился. Акции  и дивиденды - все это была некая
игра. А сто штук наличняком - это была уже не игра. Вот они, лежат пачечками
в черном кейсе. Зелененькие, как листья молодого салата.
     Будь  Томас  моложе,  он  бы  рискнул.  Но  груз прожитых  лет  властно
предостерегал:  не  лезь.  Краб,  конечно,  жулик и  сука.  С ним  бы и надо
поступить  как  с  жуликом.  Но  чем   отличается   порядочный   человек  от
непорядочного  человека?  Тем, что он и с жуликом поступает,  как с  честным
человеком.   Бабок   от  этого  не   имеет,  но   имеет  чувство  морального
превосходства.  Да  и  нужно  ему бегать  от головорезов  Краба,  когда  тот
обнаружит, что никаких купчих не существует? Нет, не нужно.
     Моральная  победа была одержана. Томас  подошел  к журнальному столику,
небрежно перебрал пачки и опустился в глубокое кресло.
     - Закрой и убери, - сказал он. - Сделки не будет.
     - Пролетишь, Фитиль, - предупредил Краб. - Больше тебе никто не даст.
     - Мне вообще никто ничего не даст. Потому что купчих нет.
     - Как это нет? - удивился Краб.
     - А вот так. Они пропали.
     - Погоди, блин! Что ты несешь? Куда они пропали?
     Неторопливо, испытывая  даже удовольствие  от смакования  подробностей,
Томас рассказал ему о памятной  дискуссии с пикетчиками у  входа в гостиницу
"Вира", в результате которой он лишился наследства своего названного дедули.
     У Краба от огорчения даже открылся рот.
     - Да как  же это ты, блин, а? -  спросил  он. - Фитиль! Бляха-муха!  Ты
что, не мог спокойно пройти мимо? Тебя кто-то за язык тянул?
     - Не  мог, Краб, не мог,  - подтвердил  Томас. - "Но пассаран" - лозунг
пораженческий. Я всегда это говорил.  Это  пораженческий лозунг, Краб.  А  я
человек такой, что истина для меня дороже правды.
     - Да, много я видел мудаков, - с некоторым даже
     уважением констатировал Краб. - Много. Но такого, как ты, вижу
     первый раз. И больше уже никогда не увижу. Ладно, Фитиль,
     ништяк. Я найду купчие. Я тебе говорю - найду. Их копии есть в
     нотариате.
     - Но самого нотариата нет. Его разбомбили в войну, и весь архив сгорел.
     -  Все  равно найду! - заорал Краб.  Он  вскочил и забегал по кабинету,
размахивая  сигарой и  рассыпая вокруг искры,  как  паровоз в момент шуровки
топки. - Весь Таллин на ноги подниму! Все перерою! Найду, бляха-муха, или  я
буду не я!
     Томас  поморщился.  Ну  нельзя  же  с  такой  фальшивой  театральностью
выражать свои  чувства, даже самые искренние. Понятно, что ты расстроен и не
можешь сразу смириться с мыслью о том, что пролетел мимо денег. Но  зачем же
орать и метаться по кабинету, как кенгуру?
     - Найдешь, найдешь,  - успокаивающе  проговорил Томас. - Не тряси пепел
на пол. Когда найдешь, тогда и приходи, продолжим этот деловой разговор.
     -  Ну нет!  - заявил Краб, нависая над Томасом  и размахивая  перед его
лицом "гаваной". - Нет, Фитиль! Я найду твои бумаги, а ты потом меня кинешь?
Не  пойдет, бляха-муха! Давай эти дела решать сейчас. Я должен знать, за что
стараюсь!
     - Сядь и успокойся, - посоветовал Томас. - И ты сам поймешь, что решать
нечего. Что сейчас можно решать? У нас нет предмета для разговора.
     Краб швырнул свое короткое тяжелое  тело в кресло,  попыхтел сигарой  и
предложил:
     -  Сделаем  так. Мой риск  возрастает,  так?  Поэтому  и условия  будут
другие. Не  пятнадцать процентов акций, а пять. Годится? И за место в совете
директоров не две штуки в месяц, а одна.
     - А бонус? - полюбопытствовал Томас.
     - Бонус, - повторил Краб и пожевал сигару. - Да, бонус. О каком бонусе,
блин, теперь может идти речь?
     - Я так  и подумал. Все, Краб. Бери свой кейс и  вали. Ты и так отнял у
меня лишние полчаса.
     - Ладно, - поколебавшись, решился Краб. - Будет тебе  бонус. - Он вынул
из  кейса  пачку  и шлепнул  ее  на  стол.  -  Вот.  Пять  штук.  Можешь  не
пересчитывать, час назад из банка.
     Томас задумался. Что-то тут было не то. Пять штук баксов
     ни за хрен собачий это совсем неплохо. Но больно уж легко Краб
     решил с ними расстаться. Да чтобы он взял и вот так запросто
     выложил такие бабки?!
     Томас разорвал банковскую бандероль и на всякий случай  проверил баксы.
Настоящие. Да что же это, черт возьми, значит?
     Он  бросил  быстрый,  искоса,  взгляд  на  Краба. Тот  сидел  в кресле,
подавшись  вперед, -  ну точно  краб,  изготовившийся схватить добычу своими
клешнями.
     И Томас рискнул. Он отодвинул от себя пачку и сказал:
     - Сто.
     - Чего? - не врубился Краб. - Сто - чего?
     - Сто штук баксов. Бонус.
     - Ты что, блин, мудак?
     - Да, - кивнул Томас. - Ты это сам сказал. А я не спорил.
     - Фитиль! Ты что, блин, несешь?! Другой бы спасибо сказал!
     - Вот и иди к другому.
     - Ладно, чирик. - Краб извлек из кейса еще пачку и шмякнул ее  на стол,
как цыган шапку в решающий момент базарного торга. - Вот - чирик!
     - Сто, - повторил Томас. - На пять процентов акций - согласен. На штуку
за совет директоров - согласен. Но бонус - это святое. Сто, Краб.
     - У  тебя же ничего нет!  - возмущенно взревел Краб. - Пусто!  Нуль!  У
тебя, бляха-муха, пустые руки!
     - Это  я  думаю, что пустые, -  возразил Томас. - А  ты думаешь, что не
пустые. За пустые руки ты бы и бакса не дал.
     -  Ну,  блин! Не ожидал  я этого  от  тебя!  Не ожидал!  Я считал  тебя
порядочным человеком!
     -  Знаешь,  Краб,  ты  сейчас  напоминаешь  мне  неопытного  кидалу,  -
проговорил Томас. - Из  молодых, которому  еще  морду  не  чистили по полной
программе.  Когда  опытный кидала видит,  что  клиент  упирается,  он просто
линяет. А кидала неопытный
     начинает обижаться. Будто это клиент хочет его обуть, а не он
     клиента. И что самое интересное, он обижается очень искренне.
     Этого парадокса я понять никогда не мог.
     Да  Краба  наконец дошло, что  Томас его  подловил, и он  быстро сменил
тактику.
     - Фитиль, я и не говорю, что у  тебя пустые руки. Может, и  не  пустые.
Да, я верю, что не пустые. Но это я всем рискую, а ты  ничем. Двадцатник - и
по рукам. Годится?
     - Сто.
     Томасу   показалось,   что  Краба   сейчас  хватит  удар.  Лысина   его
побагровела, а глазки  стали совсем маленькими и светлыми. В нем происходила
титаническая внутренняя борьба, и Томас напряженно ждал, чем она кончится.
     В тишине кабинета резко прозвучал телефонный звонок.
     Томас подошел к письменному столу и взял трубку.
     - Слушаю.
     - Вас снова беспокоит секретарь российского  посольства, - раздался тот
же мужской голос. - Господин Пастухов не вернулся?
     - Господин  секретарь, у меня важное  совещание, - раздраженно  ответил
Томас. - Я помню вашу просьбу и выполню ее при первой возможности.
     Этот  звонок  произвел  на  Краба  странное  впечатление. Он  словно бы
потускнел, кожа на лысине еще больше сморщилась. Он пожевал погасшую сигару,
затоптал ее в пепельнице и тускло сказал:
     - Полтинник, Фитиль. Все. Больше не потяну. Не могу.
     И Томас понял: да, все. Клиент на пределе. Больше
     жать нельзя. Насчет "не потяну" он, конечно же, врал. А вот насчет
     "не могу" не врал. Пятьдесят штук - это был тот психологический
     предел, переступить через который Краб не мог просто в
     силу своей натуры. Психология - великая вещь, против нее не
     попрешь.
     Томас и не стал переть.
     - Ладно, так и быть, - сказал он. - Годится.
     Краб недоверчиво на него посмотрел.
     - Годится, - повторил Томас. - Не понял? Я согласен.
     - Слово сказано? - хмуро спросил Краб.
     - Сказано.
     - Точно?
     - Точно.
     - Тогда посиди, я сейчас приведу нотариуса. Он ждет внизу, в холле.
     Краб   вышел,   прихватив  с   собой  кейс.  Томас  почувствовал   себя
оскорбленным до глубины души. Он-то считал, что ведет тонкую психологическую
игру  с достойным  противником, а  Краб  держал  его  за баклана. Томас  был
совершенно уверен, что, когда Краб вернется, в кейсе  у него  будет "кукла".
Да  за  кого  он,  черт возьми, его принимает? Или  он вообще  всех  считает
бакланами? И  это - современный эстонский бизнесмен. Что же за нравы царят в
этом  мире  современного  бизнеса,  если такие,  как  Краб, достигают  в нем
немалых высот?
     Краб вернулся через пятнадцать минут с седовласым
     человеком с профессорской бородкой и в очках с тонкой золотой
     оправой. В руках у него был коричневый кожаный портфель