при  этом  все  свои  стрелы.  Они плыли стоймя,
выставив над водой нарядное цветное оперение.
   Река, конечно,  еще  коварнее  гор.  Но  ведь  плыл живой заяц на
дереве?..
   И снова  весь  день  до  вечера сидел Лан над обрывом и глядел на
реку, будто ждал от нее ответа на свои думы.
   Однажды утром,  сам  того  не  зная,  мальчик  прошел мимо важной
тайны, разгадка которой помогла бы им найти путь к родному племени.
   Лан почти добрался до старой ивы, когда волк почуял след. Мальчик
привык,  что соба непонятным образом узнавал след  даже  в  каменистых
местах, где ступня не оставляет отпечатка. Привык и доверялся ему.
   Волк ушел по следу,  а Лан,  по-прежнему не  интересуясь  охотой,
уселся под деревом.
   Вскоре из камышей послышался отчаянный  вопль,  а  затем  мальчик
увидел старого плешивого шакала, со всех ног удирающего от соба.
   Откуда было знать ему,  что этот плешивый шакал -  старый  недруг
стаи  рыжих  волков и прихвостень Меченого,  волка-одиночки,  - пришел
сюда из-за гор,  из Солнечной долины. Откуда было знать ему, что и сам
Меченый  нынешней  ночью  рыскал по этим камышам,  а теперь отсыпается
где-то в густых зарослях.  Тот самый Меченый, которого ненавидят рыжие
волки  за  вероломство  и кровавые обиды,  тот самый Меченый,  который
утащил его младшего братишку Лика.
   Немало удивился Лан, увидев соба преследующим шакала. Неужели его
друг польстился на старого вонючего пожирателя падали?
   Возможно, он так ничего не узнал бы,  не случись ссоры с Зурром у
вечернего костра.


На тропе гнева

   Зурр принес ястреба.  Эта добыча была особенно ценной, потому что
перья  и  когти  хищника  служили лучшими доказательствами удачливости
охотника.
   Втайне Зурр  завидовал  Лану,  грудь  которого украшали громадные
клыки медведя.  Шкурой этого зверя устлана почти  вся  пещера.  И  вот
теперь Зурр тоже добыл знаки доблести - когти ястреба.
   Муна с увлечением готовила для себя  новую  одежду  из  блестящих
сурковых шкурок,  когда пришел Зурр.  Небрежно швырнув к костру зайца,
мальчик торжествующе растянул за крылья ястреба.
   - Вах-ха!
   Муна обрадовалась его добыче.
   - Зурр  большой  охотник,  -  хвастливо  сказал  мальчик.  - Зурр
добывает пищу для всех. - Он перевел дух от непривычно длинной речи. -
Лан не может добыть пищу.
   Эти слова не понравились Муне.
   - Разве Зурр забыл, кто добыл большого медведя?
   - Зверь сам убил себя.
   - Лан добыл косулю. - Муна указала на свою одежду.
   - Зурр убил оленя и  много  этих  сурков.  -  Мальчик  запальчиво
отшвырнул  ногой  рукоделие  Муны.  -  Зурр большой охотник и потом...
возьмет в жены Муну.
   Девочка презрительно  расхохоталась  ему  в лицо и в свою очередь
отшвырнула ногой мех сурков.
   - Нет, никогда! Тот не охотник, кто хвастун.
   Она пошла к выходу,  но Зурр грубо схватил ее  за  руку.  В  этот
момент вошел Лан и остановился у входа.  Он слышал часть разговора,  и
глаза его сузились от негодования.
   - Отпусти Муну! Ты снова забыл обычай племени?
   Зурр нехотя разжал  пальцы,  и  Муна  с  плачем  выскользнула  из
пещеры.
   - Здесь нет племени! - крикнул Зурр.
   - Но здесь живут по его обычаям.
   - Тогда Зурр станет вождем, он один добывает сладкое мясо.
   Лан вспыхнул:
   - Хорошо.  Отправимся  сейчас  на  охоту.  Посмотрим,  у  кого  с
восходом солнца будет больше добычи.
   Зурр молча вышел. Лан следом.
   Муну Лан  нашел  у  ручья.  Только что прошел дождь.  Из-под тучи
выглянуло умытое солнце и осветило сбоку  сверкающие  дождевые  струи,
протянувшиеся к земле от тучи,  расцветило пестрыми огоньками капли на
зелени деревьев и трав.  На синем фоне дальних  гор  вспыхнула  сочная
радуга.
   И опять с удивлением Лан увидел светлое,  счастливое выражение на
лице девочки.  Неужели она уже забыла обиду,  только что нанесенную ей
Зурром?
   Нет, не  то.  Ей  хорошо при виде этого солнца и небесных цветов,
как бывало хорошо Мудрому Ауну. Впервые Лан позавидовал ей.
   Он внимательно   вглядывался  туда,  куда  смотрела  Муна,  чутко
прислушиваясь к себе: хорошо ли ему?
   Нет, не хорошо.  Злоба,  досада на Зурра клокочут в груди. К утру
ему необходимо добыть много мяса.
   Лан знает,  где  охотиться.  Там,  в камышах,  у реки он приметил
водопой. Приходят туда кабаны и олени. У водопоя будет ему добыча.
   Сумерки быстро сгустились, на землю упала ночь. Охотник устроился
в камышах так,  чтобы ветер дул ему  в  лицо  от  водопоя.  В  темноте
слышались  осторожные хлюпающие шаги зверей,  подкрадывающихся к воде,
или торопливая поступь удирающих от опасности.
   Лан не   спешил.   Уже   разливалось  над  горами  белесое  пятно
восходящей луны.  Чтобы волк не спугнул зверя раньше времени,  охотник
оторвал от козьей шкуры, своей одежды, длинный лоскут и привязал соба.
Это  не  понравилось  вольнолюбивому  зверю,  и  он  сначала   пытался
освободиться от ремня, но вскоре успокоился, смирился.
   Взошла луна. Под голубым призрачным светом таинственно заблестела
осока у кромки воды.
   Долго у водопоя никто не показывался.  Наконец пришла лисица.  За
ней  появился  камышовый  кот,  гроза  гусей  и  уток.  Вот  в  гордом
одиночестве пришел утолить жажду могучий  секач.  С  этим  связываться
опасно.
   Надо ждать еще...
   Молодая свинья  привела выводок поросят,  когда луна,  поднявшись
высоко в  небо,  накалилась  добела  и  вокруг  развиднелось.  Ласково
похрюкивая, свинья вошла в воду по брюхо.
   Лан поднял  лук.  Стрелять   неудобно,   надо,   чтобы   животное
повернулось боком.
   Вновь завозился волк,  стараясь освободиться от  привязи.  Искоса
Лан  взглянул  на  него  и  на  время забыл про свинью:  шерсть у соба
поднялась от загривка до хвоста,  в глазах светились свирепые огоньки,
зубы оскалились.
   "Не медведь ли рядом, не тигр?" - подумал мальчик, и липкий озноб
внезапного страха передернул плечи.
   Волк дрожал от  злобного  боевого  возбуждения.  Там,  за  стеной
камыша,  невидимый,  затаился страшный враг рыжего волка. Острый запах
врага вернее зрения говорил соба,  что враг близко.  В то же время  он
ощущал  неуверенность:  он  не  знал своего врага и потому боялся его.
Этот запах смутно напоминал давний смертельный бой...  Противная дрожь
в лапах пройдет,  как только рыжий волк увидит своего врага, того, кто
несет этот ненавистный запах!
   До ряби  в  глазах Лан вглядывался в непроглядную темень камышей.
Там скрывается грозный зверь, соба чует его. Кто он?
   Шевельнулись серебристые  стебли,  и  мальчик  увидел  громадного
серого волка.  За ним,  почти касаясь мордой волчьего хвоста, следовал
шакал,  тот самый облезлый шакал, который сегодня утром получил трепку
от соба.
   На мгновение  серый зверь чуть повернулся,  и тогда мальчик вдруг
явственно увидел на его плече длинный белесый шрам.
   Лан застонал  от  сладкого  чувства  близкой  мести,  стеснившего
грудь.  Он узнал зверя - это был убийца его маленького братишки  Лика,
это  был кровавый похититель младенцев.  Рука сама медленно натягивала
тетиву. Вот сейчас запоет, звонко просвистит стрела...
   В этот момент соба рванулся,  и лук дрогнул.  Стрела пошла выше и
вонзилась в загривок зверя.
   От страха   и   неожиданности  взвыл  шакал,  отчаянно  завизжали
испуганные поросята.  С шумом и треском удирали кабаны напролом  через
камыши.
   Громадный волк исчез,  будто его  и  не  было,  исчез  вместе  со
стрелой.
   До охоты ли теперь было Лану,  когда он встретил  Меченого?  Надо
выбираться из камышей. Неизвестно, как поведет себя раненый волк.
   В одном месте на лессовом склоне Лан увидел темные пятна, похожие
на кровь.  Соба рвался по следу,  но мальчик не решился пустить его до
утра: раненый серый зверь был силен и опасен.
   Забыв про  ссору  с  Зурром,  Лан решил немедленно возвратиться в
жилище, чтобы поутру стать на тропу мести, тропу гнева.
   Муна спала  чутко.  Не  успел  мальчик  приблизиться  ко  входу в
пещеру,  как  взвился  столб  искр:  в  пригасший  костер   подбросили
хвороста.
   - Муна,  я стал на тропу гнева.  Своими  глазами  видел  волка  с
меткой  на  плече,  того,  который утащил детеныша Лика,  брата моего.
Завтра или в другой близкий день, но я отомщу убийце.
   - Ой-хи!  -  всплеснула руками девочка.  - Как же он пришел сюда?
Через снежный перевал?
   От изумления  у  Лана  отвалилась  челюсть.  В  самом деле,  как?
Значит, есть тропа?
   - Твоя правда...
   - Нельзя убивать злого  зверя.  Может,  он  покажет  нам  путь  в
Солнечную долину, - горячо говорила Муна.
   Ах, Муна,  Муна! Как же он сам, охотник, хранитель мудрого Слова,
не подумал об этом?!
   - Твоя правда,  - повторил Лан. - На рассвете пойду искать волка.
Соба покажет след его.
   - Я с тобой.
   Лан промолчал.
   - Я пойду с тобой, - громче сказала Муна, страшась отказа.
   - Припаси  все  факелы,  какие  есть,  -  сонным голосом попросил
мальчик.
   - Не спи, Лан, послушай меня, недолго... Давно хочу сказать...
   Мальчик приподнялся:
   - Ну!
   - Мне кажется, соба все-все понимает. Видишь, он даже огня уже не
боится, как другие звери... Может, это кто-нибудь из предков таж?
   Глаза у Муны округлились.
   - Может, и я потом стану каким-нибудь зверем... Я хотела бы стать
птицей.  Поднялась бы высоко-высоко,  выше  перевала,  полетела  бы  в
Солнечную  долину,  поглядела  бы  на  мать  мою - Яну...  Хорошо быть
птицей, ах, хорошо!..
   Она немного  помолчала.  Придвинулась  ближе к мальчику и сказала
доверительно:
   - Мне приснилось,  будто я живу одна-одна среди зверей.  Косули и
олени играют со мной,  как соба,  и белая птица - аист перебирает  мне
волосы, как Яна. И они говорят со мной, как ты...
   - Так не бывает,- сердито перебил Лан.
   - А наш соба?  Разве не живет он в нашем жилище?  Может, и другие
звери станут жить?
   - Вот еще! Соба помогает на охоте, он храбрый.
   - Все равно...  Когда мы вернемся в Солнечную долину, ты добудешь
мне другого живого звереныша.  Пусть он тоже живет у нас.  Пусть будет
как во сне. Ладно?
   - Ладно, - пробормотал Лан, засыпая.


Месть ведет по следу

   Им не пришлось искать зверя по каплям крови на земле. Соба почуял
след врага  совсем  рядом  от  пещеры.  Вскоре  Лан  увидел  отпечаток
устрашающе огромной волчьей лапы на сыром песке,  у ручья. Стало быть,
ночью волк приходил к жилищу людей, глядел из темноты на костер.
   О, если  бы  не  огонь,  возможно,  их с Мукой уже не было бы и в
живых.  Огонь - вот в чем сила людей даже перед таким страшным зверем,
как матерый волк, не раз попробовавший сладкой человеческой крови.
   Лан потрогал сверток за поясом:  здесь жилка для  лука,  ореховая
скорлупа  и  сухая прямая палочка.  Какое блаженство повелевать огнем,
уметь вызвать его из трухлявого пня, когда надо!
   Шли налегке.  У Лана связка факелов, лук и стрелы, у Муны горящий
факел и легкая оленья шкура для ночлега.
   Соба сосредоточен: он ведет охотника по следу врага.
   Солнце еще  не  встало,  когда  достигли  они   густых   зарослей
шиповника в широком каменистом распадке. Соба замедлил шаг. Снова, как
и вчера,  его отливающая закатным солнцем  шерсть  вздыбилась.  Где-то
здесь, в зарослях, схоронился враг.
   Лан взял из рук Муны факел и подошел к старому,  давно  засохшему
тополю.
   - Йо-хо!  Йо-хо!  Ты,  похититель детенышей,  выходи  из  кустов!
Нечего прятаться, подобно шакалу!
   Качнулись стебли растений, и на поляну вышел волк.
   О, как  же  он был огромен!  По пояс Лану,  даже выше.  Вчера при
лунном свете он казался меньше.  В  загривке  у  него  торчал  обломок
стрелы, испачканный землей и запекшейся кровью.
   Муна зажмурилась. Соба оскалился и грозно зарычал.
   На какой-то  миг  Лан  заколебался,  не отступить ли?  Нет.  Этот
зверь, как и все другие, боится огня.
   Как бы  невзначай  мальчик  прикоснулся  факелом  к сухому стволу
тополя,  и легкий огонь рыжей белкой мгновенно вскарабкался  вверх.  С
ликующим треском заплясал,  загудел он в сухих ветвях дерева, развевая
по ветру дым и искры.
   Размахнувшись, Лан ловко швырнул горящий факел в морду зверю. Тот
чихнул и обескураженно попятился. Запахло паленой шерстью.
   Волк отступил.  Вдогонку  ему  полетел еще один факел,  ударил по
крестцу.
   Лишь на  миг,  на  короткий миг зверь поджал хвост от ужаса перед
огнем, но заметили это все: Лан, и Муна, и рыжий волк-соба, и шакал, с
опаской наблюдавший из кустов за происходящим.
   И тут Лан допустил оплошность. Надо было стрелять из лука, криком
и огнем пугать отступившего зверя,  а он, безоружный, бросился вперед,
чтобы поднять с земли горящие факелы.
   Не успел. Матерый волк заметил, что в руке человека нет страшного
огня.  Лютая злоба сменила страх, вспыхнула в нем с неукротимой силой.
Молниеносно бросился он навстречу хрупкой человеческой фигурке.
   Могучие челюсти  щелкнули  в  воздухе,   сильные   лапы   ударили
человека.   От  этого  удара  распластался  он  на  земле,  и  запахло
человечьей кровью.
   В тот  же миг отчаянный рыжий волк-соба свирепо вонзил свои клыки
в шею  Меченого.  Завертелся  зверь  на  месте,  покатился  по  земле,
задыхаясь от жестокой хватки противника, сбросил его с себя...
   И снова хрупкая  человеческая  фигурка  стала  перед  ним.  Стоит
покачиваясь.  Кровь течет на землю,  пьянит рассвирепевшего хищника. В
руке человека горящий факел.
   Ярость борьбы,  запах  свежей  крови ослепили зверя.  Бросился он
вперед - даже огонь не напугал его, - подмял под себя человека...
   Что-то больно,  очень  больно кольнуло в бок,  и слабость липкими
путами оплела сильное тело,  тяжестью налились могучие  лапы,  ослабли
челюсти.  Снова почувствовал он зубы врага,  злобного рыжего волка, на
своей шее,  но нет уже сил сбросить его. Вздрогнул громадный волк всем
телом и обмяк.
   А соба,  ослепленный яростью,  все рвет  податливое  тело  врага.
Опрокинул его на бок, остервенело треплет.
   Муна помогла Лану выбраться из-под огромной туши волка,  с трудом
выдернула острый костяной нож-резец из бока зверя.
   - Вот как получилось,  - сказал Лан,  зажимая рукой кровавую рану
на груди, - не найти нам теперь дороги к племени.
   - Дивы помогут, - попробовала утешить его девочка.
   Из кустов  послышались  визг  и вой.  На поляну выскочил плешивый
шакал. Соба на бегу рвал его, только клочья летели.
   - Соба! - крикнул Лан. - Не тронь его!
   Волк сделал еще несколько прыжков за противником  и  остановился,
будто невидимый кожаный ремень сдавил ему шею.
   Первый раз человек приказал ему, первый раз он подчинился приказу
человека.
   - Вот кто покажет нам путь к племени -  этот  шакал,  прихвостень
волка.
   Пока Муна промывала Лану раны  на  груди  и  боку,  он  продолжал
говорить быстро и возбужденно.
   - Теперь шакал захочет удрать к стае,  ведь он остался  один.  Мы
пойдем за ним... Соба покажет нам его след...
   Мальчик скрипнул зубами от боли.
   - Зурра позови... Один пропадет тут без огня...
   - Позову.
   - Шкуру медведя оставьте - тяжелая...
   - Ладно.
   - А волчью возьмем...
   Слабость стала  одолевать  мальчика.  Муна  устроила  ему   ложе,
подстелив оленью шкуру,  и Лан не то заснул, не то забылся в обмороке.
У ног его прилег и соба,  чутко поводя  во  сне  ушами.  Но  вот  волк
насторожился и поднял голову.
   Девочка обернулась.  У  дымящегося  дерева  стоял  Зурр.  Лукавые
искорки вспыхнули в глазах Муны.
   - О храбрый Лан! Ты погиб по вине Зурра. Он хотел этого.
   - Вуа!  - завопил Зурр,  падая на землю. - Нет, нет, Лан! Зурр не
хотел.
   - Хотел! - Муна повернула к нему гневное лицо. - Кто добыл огонь?
Лан.  Кто убил медведя?  Лан.  Кто убил этого волка?  Опять Лан. А ты,
Зурр, нарушал обычаи племени! Хотел стать первым охотником, вождем.
   - Нет, нет! Зурр не будет!
   - Станешь  ли  ты  слушаться Лана,  как первого охотника,  если я
оживлю его?
   - Да.
   Потихоньку завывая и бормоча  непонятные  слова,  как  это  делал
Черный  Ворон,  Муна  подняла  с  земли сухой листок,  перетерла его в
порошок и насыпала в нос "мертвецу".
   - Апчхи! Чхи! - ожил "первый охотник".
   Зурр остолбенело раскрыл рот,  потом подполз  на  четвереньках  к
Лану и потрогал его рукой.
   - А я видел Лика, - потягиваясь, сказал Лан.
   Муна хохотнула.
   - Ты же был в стране предков,  я оживила тебя. - И девчонка хитро
подмигнула мальчику.
   - Ты первый охотник - это Зурр говорит тебе...
   Лан не обрадовался словам Зурра.
   - Нет.  Не будем спорить.  Пусть ты,  Зурр, будешь первый, пусть.
Лишь бы дойти нам, лишь бы сказать людям последнее слово Ауна.


Друг наш, соба

   Решено было идти немедленно.  Лан встал. Муна присыпала золой его
рваную царапину,  которая шла поперек груди и заканчивалась  на  боку.
Голова у мальчика кружилась, но он превозмог слабость.
   - Соба, найди нам старого шакала, - сказал он волку.
   Тот взглянул на мальчика, но не сдвинулся с места.
   - Нам нужно найти дорогу к племени,  - пояснила зверю Муна. - Там
и твоя стая живет.
   Зверь явно не понимал,  чего от него добиваются. Тогда Лан поднял
с земли клочок грязно-рыжей шерсти шакала и показал его волку.
   - Твоего врага найди.
   Только теперь  волк  понял.  Понюхал  клочок,  брезгливо чихнул и
затрусил вперед, уставив нос в землю.
   След кружил по долине,  то забирался в густые заросли ежевики, то
петлял между камнями у черных скал.  Но вот он перестал петлять: шакал
направился прямехонько в горы.
   На другой  день  ребята  нашли   окровавленные   перышки   птенца
скалистого  голубя,  доставшегося  на  завтрак шакалу,  а потом у воды
увидели четкие отпечатки шакальих лап.
   Друг-соба вел правильно.
   Стояло свежее горное лето.  Днем солнце припекало нещадно,  ночью
без  огня не согреешься.  С каждым новым подъемом,  с каждым днем пути
становилось прохладнее.  Воздух здесь,  на высоте,  был так прозрачен,
что дальние склоны, вершины и скалы казались близкими, казалось, к ним
можно прикоснуться рукой.
   Далеко внизу    остались    фруктовые   заросли   с   кисловатыми
наливающимися плодами, пестрые теплолюбивые птицы.
   Опять голодно стало ребятам:  некогда охотиться, страшно потерять
след шакала. Много дней упрямо шли все вверх и вверх.
   Устали ребята,  особенно Лан.  Часто останавливается передохнуть,
подолгу пьет воду из гремячей горной речки.
   Как-то утром он не смог подняться.
   - Один день останемся тут, - сказал, виновато улыбаясь.
   Муна обрадовалась:
   - Зурр,  ты хороший охотник,  ты добудешь  пищи.  Соба  пойдет  с
тобой.
   Но волк не пошел,  как ни звал его Зурр, как ни манил. Привалился
к спине Лана и стал зализывать израненные, порезанные на острых камнях
лапы.
   Муна осмотрела  царапину  на груди мальчика и недовольно покачала
головой. Сколько дней прошло, а рана все кровоточит.
   Здесь, на  высокогорных  лугах,  травы  поднялись  уже  по  пояс:
колокольчики,  незабудки,  подмаренник,  альпийская  гречиха,  герань,
подорожник...  Не знает Муна названий трав,  зато хорошо помнит, какая
от чего лечит,  хорошо помнит,  что говорила о травах старая Уруна.  И
песню  Муна  поет не простую,  Урунину песню,  целебную.  Тоненький ее
голосок, словно щебетание зорянки, звенит на лужайке.
   Вернулся Зурр.   Птичьи   яйца  принес:  синие,  зеленые,  белые,
крапчатые.  Много!  Больше,  чем пальцев у человека.  Но  мелкие,  как
боярка. Высыпал на траву возле Лана, поманил за собой Муну.
   Подошли к высокой скале. Зурр указал на вершину.
   Над высоким  гладким  уступом  навис край большого гнезда,  да не
дотянуться Зурру до уступа,  чтобы  вскарабкаться  на  вершину  скалы.
Уперся  мальчик  лбом  в скалу,  подставил сцепленные за спиной руки и
плечи Муне: с плеч уже легко забраться на уступ...
   На плоской  вершине нашла девочка три большущих гнезда из толстых
грубых палок. В двух гнездах на мягких шерстяных подстилках - крупные,
в два Муниных кулака, яйца. В третьем - два уродливых птенца и хозяин,
черный аист. Увид