Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
, у Ореховой излучины и у излучины
Совета. Они сократили реку в общем на шестьдесят семь миль. При мне
образовался рукав у Американской излучины, сокративший реку на десять миль,
если не больше.
Поэтому длина Миссисипи между Каиром и Новым Орлеаном сто семьдесят
шесть лет тому назад была тысяча двести пятнадцать миль. После прорыва русла
в 1722 году длина стала тысяча сто восемьдесят миль. Когда образовался рукав
у Американской излучины, длина стала тысяча сорок миль. С тех пор этот
участок реки укоротился еще на шестьдесят семь миль. Следовательно, сейчас
ее длина между Каиром и Новым Орлеаном всего девятьсот семьдесят три мили.
И вот если бы я, пожелав стать этаким маститым ученым, задался целью
документально изложить, что именно происходило в отдаленном прошлом,
опираясь на то, что происходило сравнительно недавно, или же предсказывать
отдаленное будущее, основываясь на событиях недавнего прошлого, - какие были
бы у меня возможности! У геологии никогда не было таких точных данных для
умозаключений. Да и у теории "происхождения видов" - тоже. Ледниковые
периоды - великая вещь, но все это так туманно, так неопределенно... А тут -
посмотрите сами!
За сто семьдесят шесть лет Нижняя Миссисипи укоротилась на двести сорок
две мили, то есть в среднем примерно на милю и одну треть в год. Отсюда
всякий спокойно рассуждающий человек, если только он не слепой и не совсем
идиот, сможет усмотреть, что в древнюю силурийскую эпоху, - а ей в ноябре
будущего года минет ровно миллион лет, - Нижняя Миссисипи имела свыше
миллиона трехсот тысяч миль в длину и висела над Мексиканским заливом
наподобие удочки. Исходя из тех же данных, каждый легко поймет, что через
семьсот сорок два года Нижняя Миссисипи будет иметь только одну и три
четверти мили в длину, а улицы Каира и Нового Орлеана сольются, и будут эти
два города жить да поживать, управляемые одним мэром и выбирая общий
городской совет. Все-таки в науке есть что-то захватывающее. Вложишь
какое-то пустяковое количество фактов, а берешь колоссальный дивиденд в виде
умозаключений. Да еще с процентами.
Когда вода побежит в одну из канав, о которых я говорил выше, людям,
живущим по соседству, надо не мешкая переселяться. Вода, как ножом, срезает
берега. В момент, когда ширина рукава достигает двенадцати - пятнадцати
футов, можно считать бедствие наступившим, потому что никакие силы земные
отвратить его уже не смогут. Когда ширина достигнет ста ярдов, берега
начинают отваливаться ломтями, по пол-акра каждый. Когда течение шло по
излучине, его скорость равнялась только пяти милям в час; сейчас, благодаря
сокращению расстояния, она невероятно возрастает. Я был на борту первого
парохода, пытавшегося пройти против течения по новому руслу у Американской
излучины, но мы так и не прошли. Было около полуночи, а ночь была бурная -
гром, молнии, ливень. Считалось, что скорость течения в рукаве составляет
пятнадцать - двадцать миль в час; наш же пароход мог давать
двенадцать-тринадцать миль в час, не больше, даже в тихой воде, - поэтому
мы, может быть, делали глупость, пытаясь войти в рукав. Но мистер Дж.,
человек честолюбивый, не хотел так просто отказаться от этой попытки.
Течение у берега под самым мысом было почти так же стремительно, как и
посредине, поэтому мы пролетели вдоль берега, словно курьерский поезд на
всех парах, и готовились к попытке "отразить напор", как только встретимся с
течением, бурлящим у мыса. Но все наши приготовления были тщетны. Налетев на
нас, течение завертело судно волчком, вода залила бак, и пароход так
накренился, что трудно было устоять на ногах. В следующий миг нас отбросило
вниз по реке, и мы должны были напрячь все силы, чтобы не врезаться в лес.
Попытку эту мы повторяли четыре раза. Я стоял у трапа. Странно было
смотреть, как пароход вдруг круто разворачивало кормой вперед, когда,
выскользнув из водоворота, он получал в нос мощный удар течения. Удар
получался такой гулкий, и судно сотрясалось так, как если бы на полном ходу
врезалось в мель. При вспышках молнии видно было, как хижины на плантациях и
тучные пласты земли обрушивались в реку. Грохот, который они при этом
производили, был неплохим подражанием грому. Раз, когда нас завертело, мы
чуть не налетели на дом с освещенным окном. Он находился от нас футах в
двадцати и в следующее мгновение снесен был в реку. Стоять на нашем баке не
было возможности: вода неслась через палубу водопадом, когда нас
разворачивало поперек течения. При четвертой попытке мы врезались в лес
двумя милями ниже нового русла; там, разумеется, все было покрыто водой.
Через день или два по новому руслу в три четверти мили шириной легко
проходили пароходы, сокращая свой путь на десять миль.
Старый "сокращающий" рукав уменьшил длину реки на двадцать восемь миль.
С ним было связано одно предание. Рассказывали, что как-то ночью по широкой
излучине реки обычным путем шел пароход, причем лоцманы не знали, что река
проложила новый рукав. Ночь была жуткая, отвратительная; все очертания были
размыты и искажены. Старая излучина обмелела; судну приходилось остерегаться
предательских мелей; и вдруг оно наскочило на одну из них. Растерявшиеся
лоцманы начали ругаться, и у одного из них вырвалось совершенно праздное
пожелание: "вовек не сойти с этого места". Как всегда в таких случаях,
именно эта молитва и была услышана в ущерб остальным. До сего дня этот
призрачный пароход шныряет по старому руслу, ища выхода. И не один солидный
вахтенный клялся мне, что в дождливые мрачные ночи он, проходя мимо острова,
со страхом вглядывался в старое русло и видел слабый отсвет огней
призрачного корабля, пробивающегося там сквозь туман, и слышал глухое
покашливание предохранительных клапанов и заунывные крики лотовых.
Так как у меня больше нет фактических данных, я прошу разрешения
заключить эту главу еще несколькими воспоминаниями о Стивене.
У большинства капитанов и лоцманов были его расписки - на сумму от
двухсот пятидесяти долларов и выше. Стивен по ним не расплачивался, но
аккуратно возобновлял их каждые двенадцать месяцев.
Настало, однако, время, когда у старых кредиторов больше уже нельзя
было занимать. Пришлось подкарауливать новых людей, которые его еще не
знали. И первой его жертвой стал добродушный, доверчивый Ятс (имя
вымышленное, но и настоящее имя, как и это, начиналось с "Я"). Юный Ятс сдал
испытание на лоцмана, вступил в должность, и когда он в конце месяца зашел в
контору и получил там свои двести пятьдесят долларов хрустящими кредитками,
Стивен был тут как тут. Заработал его медоточивый язык, и в самом
непродолжительном времени двести пятьдесят долларов Ятса перешли в его
карман. Скоро это стало известно в лоцманской штаб-квартире; восторгу и
остротам старых кредиторов конца не было. Но наивный Ятс отнюдь не
подозревал, что обещание Стивена вернуть долг срочно, в конце недели, было
простой болтовней. Ятс зашел за деньгами в назначенный срок. Стивен умаслил
его, и он согласился подождать еще неделю. Опять зашел, как уговорились, и
снова ушел обласканный до последней степени, но сильно огорченный новой
отсрочкой. Так оно и пошло. Неделями Ятс безрезультатно гонялся за Стивеном
и наконец бросил это дело. Тогда Стивен начал преследовать Ятса. Где бы Ятс
ни появился, там был неизбежный Стивен. И мало того, что он там оказывался:
он прямо таял от любвеобилия и изливался в бесчисленных извинениях по поводу
того, что не в состоянии расплатиться. Кончилось дело тем, что бедный Ятс,
издали завидев Стивена, поворачивался и убегал, увлекая за собой своих
спутников, если был в компании. Но это было бесполезно: его должник нагонял
его и припирал к стенке. Задыхаясь, весь раскрасневшись, Стивен подбегал с
протянутыми руками и горящим взором, вмешивался в разговор, в пылком
рукопожатии выворачивал руки Ятса из суставов и начинал:
- Ох, и бежал же я! Я видел, что вы меня не заметили, вот и развел
пары, - боялся упустить вас. Ну, вот и вы; стойте, стойте так, дайте
взглянуть на вас. Все то же славное, благородное лицо! (И обращаясь к
приятелям Ятса.) Вы только поглядите на него, только поглядите! Ну разве не
удовольствие на него смотреть! Ведь правда? Чем он не картинка? Многие
считают его просто картинкой; а по мне, он - панорама. Именно - целая
панорама! Да, вот я и вспомнил; как жаль, что я не встретил вас час назад!
Двадцать четыре часа я берег для вас эти двести пятьдесят долларов; искал
вас везде; ждал в плантаторском клубе вчера с шести часов вечера до двух
часов ночи, не спал, не ел. Жена спрашивает: "Где ты был всю ночь?" А я
говорю: "Мне этот долг покоя не дает". "Никогда, - говорит она, - я не
видала, чтобы человек так близко принимал к сердцу долг, как ты". Я говорю:
"Такая уж у меня натура; как ее переделаешь?" Она говорит: "Ну, ляг, отдохни
немного". А я говорю: "Нет, не буду отдыхать, пока этот бедный благородный
юноша не получит свои деньги обратно". Всю ночь просидел, с утра вылетел из
дому, и первый же человек, которого я встретил, сказал мне, что вы поступили
на "Великий Могол" и ушли в Новый Орлеан. Ох, сэр, мне даже пришлось
прислониться к стенке. Я заплакал. Ей-богу, не мог с собой совладать! А
хозяин дома вышел с половой тряпкой, вытер стену и сказал, что ему не
нравится, когда его дом обливают слезами; и мне показалось, что весь свет
против меня и что жить стало больше незачем. И вот, час назад, когда я так
шел и мучился, - никто не представляет себе, как я мучился, - я встретил
Джима Уильсона и заплатил ему двести пятьдесят долларов по векселю; и
подумать только: вот вы тут, а при мне - ни цента! Но уж завтра - и это так
же верно, как то, что я стою здесь, на этом камне (вот я нацарапал знак на
нем, чтобы запомнить), - я займу где-нибудь деньги и ровно в двенадцать
часов отдам их вам! Станьте-ка там, дайте еще разок на вас посмотреть.
И так далее. Жизнь стала в тягость бедному Ятсу. Он не мог скрыться от
своего должника и не видеть его ужасных страданий из-за невозможности
расплатиться. Он боялся выйти на улицу из страха наткнуться на Стивена,
подкарауливающего за углом.
Бильярдная Богарта была излюбленным местом отдыха лоцманов. Они
заходили туда не только играть, но и обменяться новостями о реке. Однажды
утром Ятс был там, Стивен - тоже, но старался не попадаться тому на глаза.
Когда постепенно собрались все лоцманы, бывшие в городе, Стивен внезапно
появился и бросился к Ятсу, как к вновь обретенному брату:
- Ну как же я рад вас видеть! Клянусь всеми святыми! Глаза на вас не
нарадуются! Джентльмены! Всем вам я должен в общей сложности, наверно, около
сорока тысяч долларов. Я желаю их уплатить; я намерен уплатить все до
последнего цента. Вы все знаете, - я могу и не повторять, - как я страдаю
оттого, что так долго остаюсь должником таких терпеливых и великодушных
друзей, но самые острые угрызения совести, - самые, я бы сказал,
наиострейшие, - я испытываю из-за моего долга вот этому благородному юноше;
я явился сегодня сюда, чтобы заявить, что я нашел способ заплатить все мои
долги. И особенно мне хотелось, чтобы он сам присутствовал здесь, когда я об
этом заявлю. Да, мой верный друг, мой благодетель, я нашел способ! Я нашел
верный способ заплатить все мои долги, и вы получите ваши деньги!
Надежда мелькнула в глазах Ятса, а Стивен, сияя благодушием, положил
руку на голову Ятса и прибавил:
- Я буду платить долги в алфавитном порядке!
Затем он повернулся и исчез. Вся суть "способа" Стивена только минуты
через две дошла до растерянной, недоумевающей толпы кредиторов, и Ятс со
вздохом прошептал:
- Да, тем, кто на букву Я, нельзя сказать, чтобы повезло. В этом мире
вряд ли успеет он пойти дальше буквы В, да и на том свете пройдет, я
полагаю, изрядный кусок вечности, а про меня и там все еще будут говорить:
"Это тот бедный ограбленный лоцман, который в незапамятные времена прибыл
сюда из Сент-Луиса".
"ПРИМЕЧАНИЯ"
"СТАРЫЕ ВРЕМЕНА НА МИССИСИПИ"
"Старые времена на Миссисипи" были напечатаны в журнале "Атлантик
Мансли" в 1875 г. В дальнейшем они послужили ядром "Жизни на Миссисипи"
(1883); Марк Твен расширил мемуарную часть - воспоминания о своей лоцманской
службе в 50-х гг. - и дополнил их впечатлениями от нового путешествия по
Миссисипи в 1882 г. В новой книге "Старые времена на Миссисипи" заняли 14
глав (IV-XVIII. Некоторые из действующих в книге лиц, например, старый
лоцман Биксби, преподавший юному Твену лоцманскую науку, еще здравствовали в
годы первой твеновской публикации, потому обозначены там лишь начальной
буквой своего имени ("мистер Б.").
Н.Будавей