сал то, что он пережил в этом путешествии, в своей книге
Annaherndrogen und Rausch (Подходящие наркотики и интоксикация) (Ernst Klett
Verlag, Stuttgart, 1970), в главе "Ein Pilz-Symposium" (Симпозиум по грибам).
Далее следует отрывок из этой работы: Как обычно, полчаса или чуть больше прошли
в тишине. Потом возникли первые признаки: цветы на столе вспыхнули и засверкали.
Было время, когда уходят с работы; снаружи подметали улицы, как обычно по
выходным. Шарканье метлы болезненно проникало в тишину. Этот звук, снова и
снова, как и лязг, грохот, тряска и удары случайным образом являлся симптомом,
вроде тех признаков, что обозначают начало болезни. Снова и снова это играет
определенную роль в истории магических практик.
     К этому времени гриб начал действовать; весенний букет отсвечивал темнотой.
Это не был естественный свет. Тени зашевелились в углах, как будто обретая
форму. Я стал беспокойным, даже озябшим, несмотря на тепло, исходившее от
плиток. Я растянулся на диване и натянул покрывало на голову.
     Все стало кожей, к которой прикасались, даже сетчаткой, контактировавшей со
светом. Это свет был многоцветным; он проявлялся в виде струн, которые качались
взад-вперед; вроде стеклянных бус, которые на востоке вешают в дверном проеме.
Они образовывали двери, словно проходы во сне, занавеси желания и опасности.
Ветер качал их, словно одежду. Они также падали с пояса танцовщицы, раскрывались
и свертывались с движением бедер, и от этих бус в обостренное сознание струились
волны самых нежных звуков. Звон серебряных колец на лодыжках и запястьях стал
слишком громок. Пахнет потом, кровью, табаком, стриженым конским волосом,
дешевыми розовыми духами. Кто знает, что происходит в конюшне?
     Это, должно быть, огромный мавританский дворец, нехорошее место. Ряд комнат
ведет от этого танцевального зала на нижний этаж. Повсюду были занавески,
сверкающие, сияющие радиоактивным свечением. И еще звон стеклянных инструментов
с их манящим, завлекающим домогательством: "Пойдешь со мной, красавчик?" Он то
угасал, то снова появлялся, еще более назойливо, более навязчиво, почти уже
уверенный в согласии.
     Теперь появились исторические коллажи, vox humana, крик кукушки. Или это
была шлюха из Санта Лючии, которая выставила свои груди в окно? Потом игра
разрушилась. Она танцевала; янтарное ожерелье излучало искры и заставляло соски
набухать. Что только не делают ради чьего-то Йоханнеса? (в данном случае
Йоханнес означает пенис, как в английском Дик или Питер). Черт возьми, это
отвратительная пошлость исходила не от меня, она нашептывалась мне через
занавес.
     Змеи были грязными, едва живыми, они валялись на полу на ковриках. Они были
украшены бриллиантовыми чешуйками. Некоторые глядели с пола красными и зелеными
глазами. Они сверкали и шептались, шипели и искрились, словно маленькие серпы
перед священной жатвой. Затем все стихло, затем снова возникло, бледнее, ближе.
Я был в их руках. "Затем мы тотчас же поняли друг друга".
     Мадам пришла из-за занавески: она была занята, и прошла мимо меня, не
заметив. Я увидел ботинки с рыжими каблуками. Подвязки стягивали толстую
середину, там, где выпячивалась плоть. Огромные груди, темная дельта Амазонки,
попугаи, пираньи, полудрагоценные камни повсюду. Вот она пошла на кухню - или,
может, тут еще есть погреб? Сверкание и шепот, шипение и мерцание больше не
различались; все как будто сконцентрировалось, в полном надежды величественном
веселье.
     Стало жарко и невыносимо; я сбросил покрывало. Комната была слабо освещена;
фармаколог стоял у окна в белом платье мандарина, которое послужило мне
незадолго до этого на карнавале в Ротвайле. Востоковед сидел рядом с выложенной
плиткой печью; он стонал, как будто видел кошмар. Я понял; это был первый раунд,
и скоро это начнется снова. Время еще не вышло. Я уже видел любимую мамочку при
других обстоятельствах. Но даже экскременты являются землей, и как золото,
принадлежат к измененной до неузнаваемости материи. С этим надо согласиться, не
вдаваясь в подробности.
     Грибы были земными. Больше света сокрыто в темных зернышках, что
произрастают на злаках, еще больше в зеленом соке кактуса на горячих склонах
Мексики... (Юнгер имеет в виду ЛСД, производное спорыньи, и мескалин, получаемый
из мексиканского кактуса пейотля.)
     Путешествие пошло неудачно - наверное, мне стоит обратиться к грибам еще
раз. И действительно, шепот вернулся, вспышки, искры - рыба клюнула на наживку.
Как только задается мотив, он запечатляется, как на пластинке, каждый новый
оборот повторяет мелодию. Игра не вышла за пределы этой мрачности.
     Я не знаю, сколько раз это повторилось, и не хочу задерживаться на этом. К
тому же есть вещи, которые лучше держать при себе. В любом случае полночь
миновала...
     Мы поднялись вверх по лестнице; стол был накрыт. Сознание все еще было
обостренным и Двери Восприятия открыты. Свет волнами исходил от красного вина в
графине; по краям вздымалась пена. Мы слушали концерт для флейты. Для остальных
тоже не было ничего лучше: "Как прекрасно снова быть среди людей" - сказал
Альберт Хофманн.
     Востоковед, с другой стороны, побывал в Самарканде, где Тимур покоится в
нефритовом гробу. Он проследил победные вступления в города, где данью служил
котел наполненный глазами. Потом он долго стоял перед пирамидами черепов,
которые возвел ужасный Тимур, и во множестве отрубленных голов увидел и свою.
Она была инкрустирована самоцветами.
     Фармаколог озарился светом, когда об этом услышал: Теперь я знаю, почему вы
сидели в кресле без головы - Я был поражен; Я знал, что это не сон.
     Я не знаю, стоит ли вдаваться в детали, поскольку это граничит с областью
историй о призраках. Вещество гриба переместило всех нас четверых не на сияющие
высоты, а скорее в темнеющие глубины. Кажется, действие псилоцибина окрашено
более мрачно, чем большинство случаев воздействия ЛСД. Влияние этих двух
активных веществ, конечно, различается у разных людей. Лично для меня в опытах с
ЛСД было больше света, чем в экспериментах с более земным грибом, как в
предыдущем отчете уже отметил Эрнст Юнгер.
     Еще одна ЛСД сессия Следующая и последняя вылазка во внутреннюю вселенную
вместе с Эрнстом Юнгером, на этот раз снова при помощи ЛСД, завела нас очень
далеко от повседневного сознания. Мы оказались близки к последней двери. Конечно
же, эта дверь, согласно Эрнсту Юнгеру, откроется для нас по настоящему только во
время великого перехода от жизни к небытию.
     Этот последний совместный эксперимент произошел в Феврале 1970, снова в
доме главного лесничего в Вильфингене. На этот раз нас было только двое. Эрнст
Юнгер принял 0.15 мг ЛСД, я принял 0.10 мг. Эрнст Юнгер опубликовал без
комментариев свой журнал, который он вел во время эксперимента, в главе
"Nochmals LSD" (Снова ЛСД). Они скудны и мало что говорят читателю, впрочем, как
и мои собственные записи.
     Эксперимент начался утром, сразу после завтрака и длился до наступления
темноты. В начале путешествия мы опять слушали концерт Моцарта для флейты и
арфы, который всегда делал меня особенно счастливым, но в этот раз, как ни
странно, он казался мне игрой фарфоровых статуэток. Затем интоксикация быстро
завела нас в неописуемые глубины. Когда я попытался описать сложные изменения
сознания Эрнсту Юнгеру, наружу вырвалось не более двух-трех слов, поскольку они
звучали так нелепо, так были не в состоянии описать экспириенс; они как будто
происходили из бесконечно далекого мира, который стал чужим; я бросил эти
попытки и безнадежно рассмеялся. Очевидно, Эрнст Юнгер переживал то же самое, но
нам не нужна была речь; беглого взгляда было достаточно для самого глубокого
понимания. Тем не менее, я смог записать на бумаге какие-то обрывки предложений,
вроде этого в начале: "Нашу лодку нещадно бросает". И позднее, относительно
богатого переплета книг в библиотеке: "Как будто золотой блеск проступает наружу
на фоне красного золота". На улице пошел снег. Дети в масках шагали по улицам за
праздничными карнавальными повозками. Глядя через окно в сад, покрытый клочьями
снега, многоцветные маски появлялись над высокой стеной и врезались в память
бесконечно радостным оттенком синего: "Сад - я живу вместе с предметами и внутри
них". Позже: "Сейчас - никакой связи с повседневным миром". Ближе к концу
глубокое успокаивающее прозрение выразилось в словах: "До сих пор уверен в своем
пути". В этот раз ЛСД привел к счастливому путешествию.

Глава 8. Встреча с Олдосом Хаксли
     В середине 50-х появились две книги Олдоса Хаксли, "Двери Восприятия" и
"Рай и Ад", в которых рассказывалось о состояниях, которые производят
галлюциногены. Изменения восприятия и сознания, которые автор испытал в личных
экспериментах с мескалином, мастерски описаны в этих книгах. Эксперимент с
мескалином стал визионерским переживанием для Хаксли. Он увидел вещи в новом
свете; они открыли свое изначальное, глубинное, извечное существование, которое
сокрыто от повседневного видения.
     Эти две книги содержат важные наблюдения над природой визионерского опыта и
его значением в истории мировой культуры, в создании мифов, в истоках религии, в
творческом процессе и в искусстве. Хаксли видел ценность галлюциногенов в том,
что они дают возможность тем, кто не обладает даром произвольного визионерского
восприятия, который имеют мистики, святые и великие художники, испытать эти
необычайные состояния сознания и, таким образом, заглянуть в духовный мир этих
великих творцов. Галлюциногены могут привести к более глубокому пониманию в
религиозной и мистической сфере, и к новому, свежему восприятию великих творений
искусства. Для Хаксли эти препараты были ключами, способными открывать новые
двери восприятия; химическими ключами, в добавление к проверенным, но трудоемким
"отмычкам" от дверей в визионерские миры, такими как медитация, изоляция, пост,
или некоторые практики из йоги.
     В то время я уже был знаком с ранними работами этого великого писателя и
мыслителя, с такими много для меня значившими книгами, как "Контрапункт",
"Прекрасный новый мир", "После многих лет", "Слепой из Газы" и некоторыми
другими. Когда вышли книги "Двери восприятия" и "Рай и ад", я обнаружил там
серьезные описания переживаний, вызываемых галлюциногенными веществами, и, таким
образом, приобрел более глубокое понимание своих собственных экспериментов с
ЛСД.
     Поэтому я был очень рад, когда однажды утором в апреле 1961 Олдос Хаксли
позвонил мне в лабораторию. Он проезжал мимо Цюриха со своей женой. Он пригласил
меня и мою жену пообедать в отеле Зонненберг.
     От первой встречи с Хаксли у меня остался образ добродушного высокого и
благородного джентльмена с желтым цветком в петлице. Разговор за столом в
основном вращался вокруг вопроса волшебных снадобий. И Хаксли, и его жена Лаура
Арчера Хаксли уже имели собственный опыт с ЛСД и псилоцибином. Хаксли
предпочитал не называть эти вещества и мескалин "наркотиками", поскольку
английское слово drug, так же, как и немецкое Droge, имеет уничижительный
оттенок, и поскольку даже лингвистически важно отличать галлюциногены от других
наркотиков. Он верил в огромное значение веществ, вызывающих визионерские
переживания, для современной стадии человеческой эволюции.
     Он считал важными эксперименты в лабораторных условиях, поскольку, в
условиях необычайно усиливающейся чувствительности и восприимчивости к внешним
раздражителям, окружающая обстановка имеет решающее значение. Он порекомендовал
моей супруге, когда мы заговорили о ее родном местечке в горах, принять ЛСД на
альпийском лугу и затем взглянуть на синий бутон генцианы, чтобы увидеть одно из
чудес мира.
     Когда мы расставались, Олдос Хаксли подарил мне, как напоминание об этой
встрече, ленту с записью его лекции "Визионерский опыт", которую он прочел
неделей раньше на международном конгрессе по прикладной психологии в
Копенгагене. В этой лекции Олдос Хаксли говорил о значении и сущности
визионерского опыта и сравнивал этот тип видения мира со словесным и
интеллектуальным пониманием реальности. Он считал его существенным дополнением к
реальности.
     На следующий год появилась новая и последняя книга Олдоса Хаксли, роман
"Остров". Эта история, происходившая на вымышленном острове Пала, является
попыткой соединить достижения современной науки и технической цивилизации с
мудростью восточной мысли, достигнуть новой культуры, в которой рационализм и
мистицизм слились бы воедино. Мокша, волшебное снадобье, приготовляемое из
гриба, играет важную роль в жизни населения Палы (на санскрите "мокша" означает
"избавление", "освобождение"). Этот наркотик мог использоваться только в
критические моменты жизни. Молодежь Палы получала его во время обряда
посвящения. Его принимал главный герой романа, когда переживал жизненный кризис,
во время психотерапевтической беседы со своим другом-священником, и при помощи
этого наркотика умирающий оставил смертное тело и перешел в иное существование.
     В нашей беседе в Цюрихе я уже узнал от Олдоса Хаксли, что он хотел бы снова
коснуться проблемы психоделиков в своем будущем романе. И он прислал мне копию
"Острова", подписанную "Доктору Альберту Хофманну, истинному изобретателю мокши,
от Олдоса Хаксли".
     Темами его письма от 29 февраля 1962 были надежды, которые Олдос Хаксли
возлагал на психоделики, как на средства пробуждения визионерских переживаний, и
использование этих веществ в повседневной жизни. Он писал мне:... Я очень
надеюсь, что результатом этой и других подобных работ будет развитие настоящей
Естественной Истории визионерского опыта, во всех его разновидностях,
определяемых телесными различиями, темпераментом и профессией, и, в то же время,
развитие Прикладного Мистицизма - методики, помогающей человеку получить все
возможное от его трансцендентного опыта и использовать прозрения "Другого Мира"
в делах "Этого Мира". Майстер Экхарт (немецкий мыслитель и философ позднего
средневековья) писал "то, что получаешь во время созерцания нужно отдавать с
любовью". По сути, это то, в чем следует совершенствоваться - искусство отдавать
с любовью и пониманием то, что берется из видений, трансцендентного опыта и
единства с Вселенной... Олдос Хаксли и я часто встречались во время ежегодного
съезда Мировой Академии Искусства и Науки (WAAS) в Стокгольме в начале лета
1963. Его советы и предложения во время дискуссий на заседаниях академии
оказывали большое влияние на ход работы.
     WAAS была задумана, чтобы дать возможность компетентным специалистам
рассматривать мировые проблемы на форуме, свободном от идеологических и
религиозных ограничений, с интернациональной точки зрения, охватывающей весь
мир. Результатом были предложения и мысли в виде соответствующих публикаций,
которые передавались в распоряжение правительств и исполнительных организаций.
     В 1963 собрание WAAS обсуждало проблемы резкого роста популяции, запасов
сырья и продовольственных ресурсов на земле. Соответствующие исследования и
предложения были собраны во Втором Томе WAAS под заголовком "Кризис
перенаселения и использование мировых ресурсов". За десятилетие до того, как
контроль за рождаемостью, защита окружающей среды, энергетический кризис стали
модными терминами, эти мировые проблемы обсуждались там с самой серьезной точки
зрения, и правительствам и ответственным организациям были даны предложения по
их решению. Катастрофические события, произошедшие с тех времен в упомянутых
областях, свидетельствуют о трагической разнице между признанием, желанием и
осуществлением.
     Олдос Хаксли сделал предложение, в дополнение к теме стокгольмского съезда
"Мировые ресурсы" обратиться к проблеме "Человеческие ресурсы", к исследованию и
применению скрытых, еще не используемых человеческих возможностей. Человечество
с высокоразвитыми духовными способностями, с расширенным осознанием глубины
непостижимого чуда бытия, проявляло бы большее понимание и заботу о
биологических и материальных основах жизни на земле. Кроме того, для людей
Запада, с их гипертрофированной рациональностью, имело бы эволюционное значение
развитие и расширение непосредственного, эмоционального восприятия реальности,
свободного от слов и понятий. Хаксли считал психоделики средствами достигнуть
развития в этом направлении. Психиатр доктор Хамфри Осмонд, который изобрел
термин "психоделический" (расширяющий сознание), также присутствовавший на этом
конгрессе, помогал ему делать доклад о широких возможностях применения
галлюциногенов.
     Съезд в Стокгольме в 1963 был моей последней встречей с Олдосом Хаксли. Его
внешний вид уже нес печать тяжелой болезни; однако, его интеллект все еще имел
неослабевающие признаки всестороннего знания высот и глубин внутреннего и
внешнего мира человека, которое он проявил с гениальностью, любовью, добротой и
юмором в своих литературных трудах.
     Олдос Хаксли умер 22 ноября того же года, в тот же день, когда был убит
президент Кеннеди. От Лауры Хаксли я получил копию ее письма к Джулиану и
Джульетте Хаксли, в котором она рассказывала брату и сестре своего муже о его
последнем дне. Врачи подготовили ее к драматическому концу, поскольку финальная
стадия рака горла, которым страдал Олдос Хаксли, обычно сопровождается
судорогами и приступами удушья. Но он умер мирно и спокойно.
     Утром, когда он уже так ослаб, что не мог больше говорить, он написал на
листке бумаги: "ЛСД - попробуй - внутримышечно - 100 мкг ". Г-жа Хаксли поняла,
что это означало, и, несмотря на опасения присутствовавшего врача, она сделала
ему своей собственной рукой желанную инъекцию - она позволила ему принять
"мокшу".

Глава 9. Переписка с поэтом и врачом Вальтером Фогтом
     Моя дружба с врачом, психиатром и писателем Вальтером Фогтом - один из
примеров тех знакомств, которым я обязан ЛСД. Как видно в следующем отрывке из
нашей переписки, ее темой были не столько медицинские аспекты ЛСД, важные для
врача, сколько затрагивающая глубины души способность изменять сознание,
интересная для писателя.
      Мури/Берн, 22 ноября 1970
      Уважаемый г-н Хофманн,
      Этой ночью мне приснилось, что в Риме меня пригласила в кафе на чашку чая
  семья моего друга. Эта семья была знакома с Римским папой, и поэтому папа
  сидел за одним столом с нами. Он был весь в белом, и на голове у него была
  белая митра. Он статно сидел и молчал.
      А днем мне пришла в голову идея послать вам птицу с моего стола - как
  визитную карточку, если вам угодно - книгу, которая оставалась апокрифической,
  о чем я, если вдуматься, и не жалею, хотя итальянский переводчик твердо
  уверен, что она у меня лучшая. (Да-да, папа тоже итальянец. Вот так. . .)
      Возможна, эта маленькая работа вас заинтересует. Она была написана в 1966
  автором, который в то время не имел ни малейшего опыта относительно
  психоделических средств и который читал лишенные смысла отчеты о медицинских
  экспериментах с этими препаратами. С тех пор, однако, мало что изменилось, за
  исключением того, что опасения приходят теперь с другой стороны.
      Я полагаю, что ваше открытие сделало брешь (не буквально, как в диалоге
  Сауля с Паулем, как говорит Роланд Фишер) в моей работе (тоже емкое слово) -
  и, действительно, то, что я написал после, стало более реалистичным, или, по
  крайней мере, менее многозначительным. В любом случае без него, я не смог бы
  создать холодный реализм моего телефильма "Spiele der Macht" (Игры власти).
  Разные наброски только подтверждают это, если только они еще где-нибудь
  валяются.
      Если у вас есть интерес и время для встречи, я был бы очень рад заглянуть
  к вам как-нибудь для беседы.
      В. Ф.



      Бург, 28 ноября 1970
      Уважаемый г-н Фогт,
      Если бы птица, которая приземлилась у меня на столе, могла бы найти дорогу
  ко мне, это было бы еще одним событием, которому я обязан волшебному действию
  ЛСД. Я бы вскоре смог написать книгу обо всех последстви