Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
больного, около умирающего, около гроба, около купели, возле роженицы
("наречение имени отрочу"), возле любви (брак, венчание).
Оставив слово публицистам.
Которые ведь тоже несут страшный рок: остаться вечно с одним словом.
Одно слово...
Одни слова...
Бедные писатели не понимают судьбу свою: что "заболели зубы" - и
читательница откладывает в сторону "симпатичного Чехова".
----------------------------------------------------------------------------
Комментарии А.Н.Николюкина
1. Евгения Ивановна - Е. И. Апостолопуло.
2. "Мы соль земли" - Евангелие от Матфея, 5, 13 (Вы - соль земли).
3. "глаголют", как Спаситель при Тивериадском озере - Евангелие от
Иоанна, 21, 1. Этот эпизод, рассказывающий о последнем, третьем явлении
Христа ученикам, Розанов подробно разбирает в статье "Небесное и земное"
(Около церковных стен. СПб., 1906. Т. 1. С. 295-298).
4. читаю свящ. Дроздова - его рецензия в "Колоколе" 26 апреля 1913 г.
5. история с Булатовичем - Булатович А. К. (1870-1918/19), русский
исследователь Эфиопии. В начале 1900-х годов постригся в монахи.
6. Мальцев - Мальцов С. И. (1810-1893) - известный организатор в области
промышленности.
7. Тентетников, Костанжогло, Муразов - герои второго тома "Мертвых душ"
Н. В. Гоголя.
8. "Сицилианцы в Петербурге" - статья Розанова была напечатана в журнале
театра Литературно-художественного общества (1909. № 3-4. С. 10-13). Стр.
230 - страница книги Розанова "Среди художников" (1914), куда вошла эта
статья.
9. "Сатирикон" - сатирический журнал (1908-1914), издававшийся М. Г.
Корнфельдом.
10. "Кристаллы человеческого духа" - Леднев П. Кристаллы духа и отношение
духа и материи. М., 1896. Ч. 1-2.
Розанов
В.В.Розанов
С ПЕЧАЛЬНЫМ ПРАЗДНИКОМ
Утописты-мечтатели, понятия не имеющие и никогда не имевшие о русском
народе, вообразили, что за одно послушание золотых речей их народ этот
отдаст и красное яичко в Христово Воскресение, и братское целование при
встрече друг с другом - даже отдаленно знающих один другого людей, - и всю
великую обрядность и наряд церковный и народный.
Народ послушался было их на несколько месяцев, но уже теперь испытывает в
тяжелых вздыханиях, что значит променять родную историю, скованную в груди
этого самого народа, на клубную болтовню разных заезжих людей и туземных
господ, подражающих этим заезжим людям.
Прошло всего 14 месяцев, и Россия испытала такой погром и разгром самое
себя, перед которым бледнеют все бедствия вынесенные нами в нашей
многотрудной и терпеливой истории.
Воистину нет сил более терпеть и переносить. Ни татарское жестокое
нашествие, ни вхождение в Россию Наполеона, ни Крым и Севастополь, ни
половцы и печенеги не вносили в Россию и малой доли того крушения сил ея,
какое внесли эти всего 14 месяцев. Буквально, мы стоим как бы при начале
русской истории, буквально - русская история как бы еще и не начиналась.
Приходится опять заводить все сначала, приходится тысячелетнего старца
сажать за азбуку, как младенца, и выучивать первым складам политической
азбуки.
Ни о каком красном звоне, ни о каком воскресном событии не может идти речи
в теперешнем населении России, которое забыло свою историю и веру, им же
самим, этим населением, взращенную,- им же самим, этим населением,
возделанную.
Виноградарь сам вырвал лозу, им когда-то посаженную, и пахарь затоптал
поле, им вспаханное. Все это - под трезвон разглагольствований, в которых
была бездна злобы и не было никакого смысла. Кому-то понадобилось возбудить
эту злобу,- кому-то понадобилось затемнить этот смысл.
Понадобилось призвать русских людей друг на друга, возбудить сословную или
так называемую "классовую рознь", хотя с чужого голоса русские люди впервые
выучились или, вернее, начали выучиваться произносить слово "класс". Как
будто князья русские не на тех же ворогов вели Русь, на которых шли и
простые ратники, вчерашние хлеборобы; как будто вообще "езда" не состоит из
ямщика, коней и саней...
Но кому-то понадобилось распрячь русские сани, и кто-то устремил коня на
ямщика, с криком - "затопчи его", ямщика на лошадь, со словами "захлещи
ее", и поставил в сарай сани, сделав невозможною "езду".
Кому-то понадобилось приостановить русское движение, кто-то явно испугался
его и начал нашептывать ядовитые шепоты о классовой розни. Кто-то давно
начал мутить и возмущать Русь. Не "классовые интересы" занимали этого врага
Руси. Ему нужно было ослабить всю Русь.
И вот Русь повалилась и развалилась, как глина в мокрую погоду.
Еще вернее будет сравнение, если мы скажем, что она развалилась под идущим
железнодорожным поездом.
Со временем история разберет и укажет здесь виновных. Хотя и теперь уже
очевидно, что в Государственной Думе четырех созывов не было с самого же
начала ровно ничего государственного', у ней не было самой заботы о
Государственном и Государевом деле, и она только как кокотка придумывала
себе разные названия или прозвища, вроде "Думы народного гнева", и тому
подобное. Никогда, ни разу в Думе не проявилось ни единства, ни творчества,
ни одушевления. Она всегда была бесталанною и безгосударственною Думою.
Сам высокий титул: "Думы" - к ней вовсе не шел и ею вовсе не оправдывался.
Ибо в ней было что угодно другое - кроме "думанья". Образование так
называемого "прогрессивного блока" в ней было крушение последних
государственных надежд на нее.
Все партии соединились, даже и националисты, даже и правые, чтобы
обезгосударить Россию, сделать из нее толчею так называемых "общественных
элементов" или общественных сил, не руководимых более одною государственною
силою и общим государственным и национальным интересом.
Завершающая формула этого общественного движения, выраженная в требовании
"ответственного перед Думою правительства", была особенно интересна ввиду
того, что сама Дума обозначилась с тенденцией или с возможностью предать
всю Россию врагу, с которым эта Россия находилась "в состоянии войны".
Большего абсурда, большей нелепости, кажется, не встречается во всемирной
истории и в игре политических сил и страстей.
Последствием было то, чему мы были свидетелями эти 14 месяцев.
Россия обезгосударилась, но и вышло кое-что непредвиденное: она перестала
кому бы то ни было и чему бы то ни было повиноваться. Она начала просто
распадаться, деформироваться, переходить в состояние первобытности и
дикости. Так называемой "русской культуры", от имени которой было
предъявлено столько требований,- как не бывало. Зовущий к ответу перед
собою оказался сам без имени и без лица.
Россию нужно строить сначала, моля Бога об одном, чтобы это была летаргия,
а не смерть.
Так-то мы встречаем праздничек Христов. И колокол зазвучал сегодня в
двенадцать часов ночи так печально, с такими дрожащими в себе звуками, как
он не звучал ни однажды в тысячу пятьдесят шесть лет изжитой нашим народом
истории. Самое страшное из всего, что это оказался и не "народ", а какие-то
"люди".
- "Чьи это люди",- спрашивают иностранцы и отвечают насмешливо:
- "Мы не знаем".
Вот поистине состояние, неизвестное еще в географии.