ственных взаимоотношений мужчины и женщины, воспитывает в них родовую склонность к согласию в других сферах межличностных отношений, в моральном поведении, культуре и образе жизни.
Половая дифференциация имеет, следовательно, ещё духовное и интеллектуальное значение. "Один пол есть духовное как развивающееся на для себя сущую личную самостоятельность и на знание и воление свободной всеобщности, на самосознание постигающей мысли и воление объективной конечной цели; другой пол представляет собой сохраняющееся в единении духовное как воление субстанционального в форме конкретной единичности и чувства; первый пол являет собой в своём отношении вовне сильное и деятельное начало, второй - пассивное и субъективное"[25]. Поэтому действительная субстанциональная жизнь мужчины проходит преимущественно в сфере экономики, политики, военных занятиях, следовательно, в отношениях с внешним миром и с самим собой, женщина же проводит свою субстанциональную жизнь большей частью в семье, культуре, искусстве и нравственных отношениях, где преобладают чувственные факторы. Отсюда следует, что "в свободном согласии" половой любви мужчина и женщина выполняют как тождественные, так и различительные функции. Разделение труда, происходящее в любви, делает согласие между ними асимметричным, разногласным. Мужчина не может покушаться на женские прерогативы, а женщина - на мужские. Иначе говоря, мужчина и женщина не могут переставляться местами, ибо природа распорядилась, чтобы производительную функцию в любви выполнял мужчина, а репродуктивную, связанную с продолжением рода - женщина. Но эти различительные функции они выполняют не врозь, не изолировавшись друг от друга, а в любовном согласии.
Кроме того, в согласии-любви "внутреннее или в себе сущее и тем самым в своём существовании лишь внешнее единство естественных полов преобразуется в духовное единство, в самосознательную любовь"[26]. Чувственное согласие любви обретает силу и устойчивость, когда оно закрепляется рациональным, сознательным согласием. Тогда, когда "самосознательная любовь" становится реальностью, согласие мужчины и женщины распространяется на все другие сферы их отношений, согласие становится нормой морального и житейского поведения, оно гасит назревающие разногласия и конфликты, происходящие на социальной, экономической, бытовой и других почвах.
Для понимания согласия-любви как уникальной и самой возвышенной формы счастливой совместной жизни мужчины и женщины большое значение имеет теория половой любви, разработанная А.Шопенгауэром[27]. Философ прежде всего характеризует половую любовь как сугубо индивидуальное явление. Индивидуальность придаёт половой любви, основанной на "свободном согласии, особую силу и устойчивость. "Что же касается степеней её, то она тем могущественнее, чем она более индивидуализирована, т.е. чем больше любимый индивидуум по своей организации и свойствам исключительно способен удовлетворять желание любящего и его потребность, определяемую собственными индивидуальными чертами последнего"[28]. Самые высокие степени согласия-любви "вытекают из такой приспособленности обоих индивидуумов друг к другу, в силу которой воля, т.е. характер отца и интеллект матери в своём сочетании образуют именно ту особь, по какой воля к жизни вообще, воплощённая в целом роде, чувствует тоску, соответствующую её, родовой воли, величию..."[29].
С точки зрения А.Шопенгауэра, сила половой любви мужчины и женщины зависит от степени "совершенства взаимной приспособленности и соответствия двух индивидуумов. Так какна свете не существует двух совершенно одинаковых индивидуумов, то каждому определенному мужчине должна лучше всего соответствовать одна определенная женщина"[30]. Критерием любви, выражающей высшую степень их свободного согласия, должна быть цель, результат их половой любви. Такой целью и результатом её он считает человека, который становится их детищем. Возможно, ни мужчина, ни женщина в индивидуальном плане не преследуют цели родить дитя, сделать дитя желанием или результатом полового любовного удовлетворения, но тем не менее они даже бессознательно работают на продолжение своего рода. Родовой инстинкт господствует над прочими инстинктами, чувствами и желаниями. "Самое же удовлетворение идёт собственно во благо только роду и оттого не проникает в сознание индивидуума, который, здесь одушевляемый волей рода, самоотверженно служил  такой цели, какая его лично вовсе и не касалась"[31].
Однако даже в такой уникальной и идеальной форме человеческого согласия, каким является индивидуальная половая любовь, нет полного равновесия. Она неравновесна, асимметрична, ибо человеческая природа мужчины и природа женщины существенно различаются. Не по прихоти испорченности нравов, а по своей природе "мужчина обнаруживает склонность к непостоянству в любви"[32]. Любовь мужчины заметно слабеет с того момента, когда она получает свое удовлетворение, почти всякая другая женщина для него становится привлекательной, если может удовлетворить его любовное желание, когда женщина, представляющая его идеал, по какой-то причине может оказаться не рядом. Такую склонность мужчины А.Шопенгауэр объясняет зовом рода. "Это - результат целей, которые ставит себе природа; она заинтересована в сохранении, а потому и в возможно большем размножении всякого данного рода существ"[33]. Мужчина может произвести десятки детей в год, имей он связи со множеством женщин. Если природа такое позволяет, то культура, мораль, чувство стыда, чувство человеческого достоинства не позволяют ему в такой степени осуществить природную цель. Женщина же по своей природе в любви склонна к постоянству. Объяснение этого явления А.Шопенгауэр находит в своеобразии её природы. Скольких бы мужчин ни знала женщина, за год она может рожать не более как одно дитя и потому она сильно привязывается к одному мужчине, "ибо природа инстинктивно и без всякой рефлексии побуждает её заботиться о кормильце и защитнике будущего потомства"[34]. Отсюда философ делает вывод, который характеризует асимметрию, неравновестность согласия-любви. "И оттого супружеская верность имеет у мужчин характер искусственный, а у женщины - естественный"[35].
Уяснение философских тонкостей согласия на таком специфическом явлении, каким является половая любовь мужчины и женщины, углубляет и расширяет В.Соловьев. Его взгляды на данный предмет, равно как взгляды Фрейда, Бердяева, Франка, Льюиса, также надобно вовлекать в метафизику согласия. Ибо согласие-любовь, как уже отмечалось, - суть классическая, самая уникальная, вершинная форма согласия, возможная в человеческой жизни. Подобно тому, как анатомия человека даёт ключ к анатомии обезьяны и прочих млекопитающих позвоночных животных, так и согласие в форме индивидуальной любви даёт ключ к пониманию многообразия других согласий и разногласий в человеческом индивидуальном и кооперативном существовании. С другой стороны, она указывает на многосложность, многоаспектность согласия, всякие секреты и хитрости, скрытые и неясные формы проявления, существование которых невозможно полностью предугадать.
Вместе с тем какими бы своеобразными ни были формы согласия, они распологаются и протягиваются не только по горизонтали, но и по вертикали - от природного к социальному, от индивидуального к коллективно-групповому, от естественного к искусственному. А.Шопенгауэр подчеркивает, что во всякой половой любви бразды правления держит инстинкт и создаёт иллюзии, так как для природы интересы рода важнее всех остальных. Если половая любовь даёт ключ к пониманию всех других форм согласия, то, видимо, при их исследовании, как и в практике достижения согласия в человеческих сообществах, важно прежде всего исходить из их инстинктивной природы, в первую очередь изучить их психологические факторы.
В призме осмысления половой дифференциации и обусловленных ею форм взаимоотношений мужчины и женщины теорию половой любви развил В.Соловьев. В отличие от А.Шопенгауэра, смысл половой любви он находит вовсе не в размножении рода, "а лишь в идее высшего организма"[36]. По его мнению, половая любовь реально существует, но в пределах живых, размножающихся исключительно половым образом (отдел позвоночных). Чем выше поднимаемся мы по лестнице организмов, тем сила размножения становится меньше, а сила полового влечения, напротив, больше. "У человека, - считает философ, - сравнительно со всем животным царством размножение совершается в наименьших размерах, а половая любовь достигается наибольшего значения и высочайшей силы"[37]. Именно благодаря тому, что половая любовь не служит средством размножения рода, "в мире человеческом, где она несравненно более, чем в мире животном, принимает тот индивидуальный характер, в силу которого именно это лицо другого пола имеет для любящего безусловное значение как единственное и незаменимое, как цель сама по себе"[38]. Соответственно смысл половой любви состоит в индивидуализации человека. Половая любовь, выражая высшее свободное согласие мужчины и женщины на совместную жизнь и её практическое осуществление, упраздняет индивидуальный эгоизм влюбленных. Принимая жертву эгоизма, половая любовь спасает индивидуальность любящих существ. Не столько под давлением инстинкта, сколько "благодаря разумному сознанию (или, что то же, сознанию истины) человек может различать самого себя, т.е. свою истинную индивидуальность, от своего эгоизма, а потому, жертвуя этим эгоизмом, отдаваясь сам любви, он находит в ней не только живую, но и животворящую силу и не теряет вместе со своим эгоизмом и своё индивидуальное существо, а, напротив, увековечивает его"[39].
Обобщая эти суждения на согласие в его разнообразных человеческих формах, Вл.Соловьев делает ряд философски значимых выводов. Во-первых, согласие достигается там и тогда, где и когда его субъекты, находившиеся до того в нейтральных отношениях, а возможно, и в разногласии и даже противогласии, осознанно возвышаются над своим эгоизмом, преодолевают индивидуальный эгоизм, более того, соединяют свои эгоизмы в общее внимание ко всем субъектам и объектам согласия. Во-вторых, в конечном счёте "есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подорвать эгоизм и действительно его подрывает, именно любовь, и главным образом любовь половая"[40]. Благодаря распространению в душах индивидуумов инстинкта и сознания любви, любви к себе подобным, родным и близким, обществу, народу, родине и так далее, эгоизм отступает перед согласием на мир и дружбу, терпимость и братство. В-третьих, в согласии эгоизм снимается диалектикой. Он преодолевается и одновременно преобразуется. Согласие делает своих субъектов равноправными на свою заботу о себе. Оно не лишает их права и возможности заботиться о себе, о своей безопасности, удовлетворении своих жизненных запросов и интересов, а исходит из той посылки, что противная сторона (партнер) тоже вправе рассчитывать на такое же удовлетворение своих интересов. "Ложь и зло эгоизма состоят в исключительном признании безусловного значения за собою и в отрицании его у других; рассудок показывает нам, что это неосновательно и несправедливо, а любовь прямо фактически упраздняет такое несправедливое отношение, заставляя нас не в отвлечённом сознании, а во внутреннем чувстве и жизненной воле признать для себя безусловное значение другого"[41].
Чтобы подорвать эгоизм в согласии, необходимо не просто признать безусловное значение партнёра, но и, признавая это, как бы войты в его индивидуальность, включая взаимодействие с ней в определении своей индивидуальности. Партнёра надо иметь в виду "таким же реальным и конкретным, вполне объектированным субъектом, как и мы сами, и вместе с тем должен во всём отличаться от нас, чтобы быть действительно другим, т.е. имея всё то существенное содержание, которое и мы имеем, иметь его другим способом или образом, в другой форме, так, чтобы всякое проявление нашего существа, всякий жизненный акт встречал в этом другом соответствующее, но неодинаковое проявление, так, чтобы отношение одного к другому было полным и постоянным обменом, полным и постоянным утверждением себя в другом, совершенным взаимодействием и общением"[42].
И наконец, в-четвертых, "великая важность и высокое достоинство" принадлежит всем родам любви, а не только половой любви. Хотя последняя превосходит их по своему абсолютному значению и потому является своего рода идеалом для человеческих взаимоотношений, все роды любви, объединённые в общее понятие "любовь", наделены своей жизненностью и жизнеутверждающей силой. "Любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое, как перестановка самого центра нашей личной жизни. Это свойство всякой любви..."[43].
Между тем, отмечают и А.Шопенгауэр, и Вл.Соловьев, идеальные проявления высокой любви в отношениях мужчин и женщин весьма редки. Половая любовь, способная подавить индивидуальный эгоизм и утверждающая свободное согласие душ и тел, является исторической категорией. Тысячелетиями люди жили, большинство людей и в современном мире живёт, не испытывая подлинной индивидуальной любви к себе подобным противоположного пола. Согласие мужчины и женщины на общее счастье в любви по преимуществу остаётся чем-то преимущественно идеальным, но не реальностью. Вместо поэзии действительного и неразрывного "соединения двух жизней в одну", чтобы стать "одним реальным существом", происходит лишь более или менее продолжительное, но всё-таки временное, более или менее тесное, но всё-таки внешнее соединение мужчины и женщины "в узких рамках житейской прозы"[44]. Это произошло во многом из-за естественно-исторически сложившегося неравенства полов в человеческой жизни и социальном прогрессе. С того времени, как утвердился патриархат в семейной жизни, мужчина превратился в господина над женщиной, а женщина - в его рабыню. В этих условиях согласие-любовь сохранилось в сфере интимных отношений, в то время как во всех других сферах согласие между мужчиной и женщиной основывалось на господстве и подчинении. В результате женское начало индивидуальной и общественной жизни, культуры и морали оказалось подавленным всесилием мужского начала. Согласие между ними, предопределенное естественной природой, сменилось их разрывом и разногласием, более того, неприятием друг друга. Именно в той сфере человеческой жизни, которая уготована природой быть пространством, где мужчина и женщина должны формироваться благодаря высокому соединению в целостных личностей, продолжают и поныне сохраняться отношения, содержащие разногласия, раздоры и конфликты.
При всех достижениях человеческой культуры и этики, характерным современным цивилизованным сообществам, подлинный смысл согласия-любви далеко ещё не реализовывается. Теоретическое объяснение этому явлению дает Э.Фромм, который в книге "Искусство любви", считая "любовь единственным удовлетворительным ответом на вопрос о проблеме существования человека", утверждает, что любовь не стала "культурой", более того - "искусством". Отношение к ней у большинства мужчин и женщин природно-инстинктивное, которое не формируется искусственным образом. По этой причине они смотрят на любовь с позиции "как быть любимым", но не "как любить", относятся к ней потребительски, а не созидательно-творчески, проявляют в ней эгоизм, а не альтруизм, не развивают "способности любви", целиком полагаясь на готовые дары природы"[45]. Разорванность и противоречия между мужским и женским началом социального бытия отрицательно сказываются во всех сферах человеческой, природной и культурно-нравственной жизни. Для того, чтобы в обществе господствовала философия согласия, необходима своего рода "человеческая революция", которая призвана наполнить абсолютным содержанием первичные основы существования человека, сделать человеческую форму раскрытия мужского и женского начал вполне интегрированной или целостной. Достижение согласия в любовных отношениях, предполагающее постоянное и продуктивное общение особей разных полов, становится тенденцией "формирования свободного единства мужского и женского начала, которые одновременно и обособлены друг от друга, и преодолевают свою односторонность"[46].
Сознание единства мужского и женского начал, их согласия и равновесия тогда только становится реальным, когда теоретически уясняется их тождество и различие в их смысле и содержании, как и тогда, когда эти теоретические знания квалифицированно используются в практической деятельности, в общении и поведении. Как мужское начало, так и женское начало, имея в своей основе биологические различия мужчины и женщины, распространяются на многие сферы социальной действительности. Н.Бердяев в работе "Назначение человека", разбирая их согласие и другие формы взаимодействия, обратил внимание прежде всего на производительно-творческую функцию мужчины. Мужчина - творец производительных, экономических и социальных институтов, воин, герой. Женщина же не столько творец, сколько "вдохновительница мужского творчества". Но это не значит, что женщина совершенно лишена творчества, ей присуще особое "творческое начало", но "по преимуществу в сфере излучения любви во всех формах её проявления. "Женской природе свойственно более рождение, чем творчество, и в рождении её специфичность"[47]. Под рождением понимается не только рождение детей в узком биологическом смысле, но и всякая жертвенная отдача своей энергии и материи, начало космическое, в отличие от личного. Следовательно, согласие женского начала с мужским проявляется не в тождестве их функций, а именно в различии, дополнении одного другим.
Вместе с тем согласие мужского и женского начал находится в таком состоянии, которое включает и их разногласие, несовпадение. Ещё Фрейд заметил, что, занимаясь созидательным творчеством, мужчина решает всё более сложные и трудные задачи культуры. То, что мужчина "тратит на достижение культурных целей, он отнимает главным образом от женщины и сексуальной жизни; постоянное общение с мужчинами, его зависимость от отношений с ними отчуждает его даже от обязанностей мужа или отца. Так требованиями культуры женщина оттесняется на второй план и вступает с ней во враждебное отношение"[48]. Так согласие мужчин и женщин в сфере индивидуальной половой любви ослабляется ростом разногласия их в сфере творчества и культуры. Однако же и в сфере любовных и семейных отношений согласие между ними не становится полным, тем более абсолютным. И здесь оно проникнуто разногласием, несогласием, даже сопротивлением. Н.Бердяев обнаружил, что если, с одной стороны, "женщина помогает мужскому творчеству интуицией", то, с другой стороны, она же "мешает мужскому творчеству стихией пола и рода"[49].
Диалектика взаимодействия мужского и женского начал в человеческой жизни носит исторический характер. Периоды роста согласия сменяются периодами его спада. Эрос крайне двойственен и внутренне противоречив. Поэтому он на одних этапах истории поднимает женщину и освобождает её, чтобы расскрылись её жизненные функции, а на других - порабощает и опускает. "В этом сложность роли женщины в человеческом творчестве"[50]. На этапе матриархата женское начало носило ведущий, а мужское начало - ведомый, подчинённый характер. Сила и смысл согласия между ними определялось преимущественно матерью или женой.
В обществах, основанных на господстве частной собственности и конкурентной деятельности, "мужское начало овладело женским и поработило его себе"[51]. Потенциальные возможности женского начала оказались подавленными. В этом причина того, что согласие между мужским и женским началом сменилось подавлением. Сложилась ситуация, в которой возникла вынужденная покорность женщины мужчине: в традиционных обществах, в частности в индийском, женщина настолько привыкла к мужскому господству, что покорность ему вызвала чувство радости. Покорность обозначилась как особая форма согласия, что свидетельствует о богатстве и многообразии способов его формирования в человеческих взаимоотношениях.
В гражданском обществе, где человеческое самосознание вступило в новое, более развитое качество, согласие мужского и женского начала облеклось в новую форму, так же не имеющую аналога в прежней истории. Оно ст