еславье
И утолять их жажду секса -
За это им перепадает
Кусочек жизненного кекса.

Выходит, что судьба красотки
С рожденья наперед известна,
Поэтому и жить бедняжкам
Тоскливо и неинтересно.

Они сожителей изводят,
Их мозг упреками буравя,
Бросаются в разврат и пьянство
И приземляются в канаве.

А после на флакончик "Шипра"
Сшибают мелочь на вокзале...
Типичную судьбу красотки
Мы вкратце здесь вам показали.

А жизнь шумит себе, как прежде,
И уж никто ее не помнит,
Красотку первую в Аткарске,
Мичуринске или Коломне.

2001

















                                                                                                                            Андрей Добрынин


Сегодня отмечают живо
Любую чушь и дребедень:
День кваса, пятидневку пива
Или мороженого день.

И лишь поэзия, похоже,
Теперь не повод к торжеству,
И я кричу:"Воззри, о Боже,
На нечестивую Москву!

Воззри, Господь, на этих дурней,
Пришедших кланяться жратве!
Мы их не сделаем культурней
И разум не вернем Москве.

Помимо собственной утробы
Они не внемлют ничему -
Им лишь бы снять бесплатно пробы,
Набить подачками суму.

Молю тебя, великий Боже,
Пусть трансформируется весь
Бесплатный харч, что ими пожран,
В смертоубийственную смесь.

Смешай мороженое с пивом
И так отполируй кваском,
Чтоб мерзким чавкающим взрывом
Все осквернилося кругом.

Чтоб залепились смрадной слизью
Глаза свинцовые зевак,
И к размышлениям над жизнью
Тем самым будет подан знак.

Стирая с глупых морд ошметки,
Тогда двуногие поймут,
Что не спасут жратва и шмотки,
Когда гремит Господень суд.


Постепенно тоска разъедает мое естество,
Чтоб я заживо умер, чтоб в страхе чуждался всего,
Чтоб в телесном мешке, ковыляя средь уличных стад,
Нес бы внятный лишь мне нестерпимый, чудовищный смрад.

Все забрызгано ядом меня отравившей змеи,
Разлагается мир, сохраняя лишь формы свои,
До чего ни дотронусь - разлезется внешняя ткань
И зловоние гнили безжалостно стиснет гортань.

И о чем ни подумаю - словно зловонья хлебнул;
Пусть улыбкой своей окружающих я обманул,
Но честнее меня заурядный покойник любой -
Он лежит в домовине и землю не грузит собой.

Я увижу пригорок уютный, узор травяной,
На мгновенье постигну все то, что случилось со мной,
И покатятся слезы, поскольку никто ведь не рад
В стройной храмине мира во всем видеть только распад.

Я внезапно увижу, как дивно вокруг бытие,
Только радости нет - запоздало прозренье мое:
Я уже не от мира сего, а пришелец оттоль,
Где лишь скрежет зубовный во тьме, безнадежность и боль.

Не спеши в этих строках напыщенность видеть и ложь -
Ты по жизни плывешь, но не знаешь, куда приплывешь,
В Море Мрака впадает немало невидимых рек,
И кто выплыл туда - по названию лишь человек.

2001
























                                                                                                                              Андрей Добрынин


Я не умею примирять
То, что не знает примиренья:
Хочу писать стихотворенья,
Хочу деньгами козырять.

Я не умею отвечать
Своим желаньям несовместным:
Хочу быть искренним и честным
И много денег получать.

Мне разрешить не по плечу
Противоречие такое:
Хочу свободы и покоя
И много денег я хочу.

Пускай наступит светлый век,
Чтоб в упоительное братство
Вступило с творчеством богатство
И сбросил цепи человек.

В том веке в ресторан "Шеш-Беш"
Смогу я привести профуру
И заграничную купюру
Швейцару прилепить на плешь.

2001






























                                                                                                                            Андрей Добрынин

В Китае жил Дэн Сяопин,
Три жизни прожил он, считай,
Поскольку был он важный чин
И пил лишь водку "Маотай".

Другие пили самогон,
Ведь был их заработок мал,
И ежедневно миллион
От отравленья помирал.

И тут же миллионов пять
На смену им рождалось вновь,
Чтоб неуклонно проявлять
К стране и партии любовь.

Был невелик доход того,
Кем не заслужен важный чин,
Ведь думу думал за него
В Пекине вождь Дэн Сяопин.

А чтобы вождь сумел понять,
Как сможет расцвести Китай,
Он должен чаще отдыхать
И пить под вечер "Маотай".

Порой проблема так остра,
Что весь сознательный Китай
Поймет вождя, коль он с утра
Уже налег на "Маотай".

А впрочем, понимать вождей -
Не дело нашего ума.
Они для нас, простых людей,
Духовность высшая сама.

Но знал китайский гражданин:
Трудись - и вызовет в Пекин
Тебя сам вождь Дэн Сяопин
И как уж ты ни возражай,
Он скажет сам тебе:"Чин-чин" -
Разлив по рюмкам "Маотай".

2001














                                                                                                                                    Андрей Добрынин

Я не люблю предметы моды,
Чья ценность мерится деньгами,
Зато люблю смотреть на воду,
Зато люблю смотреть на пламя.

Как память об иной отчизне
Мне танец пламени и дыма.
В нем вечность и текучесть жизни
Переплелись нерасторжимо.

Покуда пламя, как котенок,
Ворочается на угольях,
Выходит память из потемок,
Сгустившихся в моих покоях.

Ты помнишь? В той стране прекрасной
Жизнь словно греза проплывает.
Любовь там может быть несчастной,
Но безответной не бывает.

И грусть во мне не зря рождает
Вода, воркующая нежно:
Мне кажется, она впадает
В края моей отчизны прежней.

Там призрак нищеты проклятой
Не в силах нас обеспокоить,
Ведь даже самый малый атом
Никто не может там присвоить.

Не будет в тех угодьях чудных
Того, что тягостно, как гири -
Воспоминаний, даже смутных,
О здешнем беспощадном мире.

2001





















                                                                                                                    Андрей Добрынин






Народ мой, ты не обижайся,
Хочу я жить с тобою дружно,
Но одобрение народа,
Скажу я прямо,- мне не нужно.

Художника твои восторги,
Поверь, ничуть не беспокоят.
Ведь только наглая банальность
В твоих глазах чего-то стоит.

Твой дух ленивый неспособен
Пройти и нескольких ступеней
По лестнице самопознанья
К  огромности моих прозрений.

Не мне, кто чужд тебе и странен,
С тобою ввязываться в счеты.
Пусть на глупцов и шарлатанов
Твои посыплются щедроты.

И парадокс тебе неведом,
Который мне давно привычен:
Лишь безучастным отщепенцам
Народ еще небезразличен.


2001

























                                                                                                                               Андрей Добрынин

Шуршит метла, и пыль клубится,
И наступает чистота.
Я чистоты хочу добиться
В своем районе неспроста.

В грязи живут спокойно турки,
Литва, эстонцы, латыши...
Валяющиеся окурки
Не оскорбляют их души.

Мы не должны уподобляться
Жестоким этим племенам,
Иначе немцы возмутятся
И не дадут продуктов нам.

Изящные американцы,
В чьих душах - Байрон и Шекспир,
Свои мелодии и танцы
Не пустят в наш телеэфир.

У нас сердитые японцы
Отнимут телемонитор,
И нам останется в оконце
Таращиться на грязный двор.

Угрюмы, голодны и голы,
Бродить мы будем взад-вперед,
Но ни глоточка кока-колы
Никто нам больше не нальет.

Чтоб нам не стать страной-изгоем
И быть у лучших стран в чести,
Нам надо на рассвете строем
Свой дворик слаженно мести.

И у контейнеров помойных,
В кустах и возле гаражей
Должны ловить мы недостойных,
Повсюду гадящих бомжей.

На землю положив бутылку,
Мы с ней соединим бревно,
Чтоб по лохматому затылку
Бомжа ударило оно.

И уж никто ходить погадить
Не будет к нашим гаражам,
И сможем мы бомжей спровадить
Туда, где место всем бомжам.

2001






                                                                                                                Андрей Добрынин


Слышится в темных дворах мерное лязганье жести -
Это мой робот Колян вышел бутылки сбирать.
Да и другое добро тоже Колян подбирает -
Если, к примеру, мужик пьяный на травке заснул,
Тут же Колян подбежит, быстро карманы обшарит
И в довершенье всего снимет часы с мужика.
Действует ловко Колян - эту программу по сбору
Всяких полезных вещей сам я в него заложил.
Если ж появится вдруг автомобиль милицейский,
В киберпространство Колян тут же скользнет от греха.
Неутомимо Колян может бродить по округе,
Но через спутник ему я посылаю приказ:
"Живо в ночной магазин! Водки купи и пельменей
И поезжай в тот бордель, где мы гуляли на днях.
Девок когда приведешь, будь покультурнее с ними -
Ты вон спираль у одной хреном своим разломал.
Я ведь могу и тебя сделать искуственной бабой.
Бабой ты стать захотел? Нет? Ну тогда не быкуй".
Так я Коляна журю, но, коль признаться по чести,
Дорог мне кибершельмец, это созданье мое.
Он ведь точь-в-точь человек - это уж я постарался -
Кожей с бомжа одного я его как-то обшил.
Зря нас пугают войной с армией роботов злобных -
Если искусственный ум будем мы делать с умом,
Ежели в робота мы вложим благие понятья,
Станет он другом для нас и дорогим существом.
Вот вам пример налицо - наша житуха с Коляном.
Киберсознанье его и человеческий мозг
Так гармонично сплелись, так дополняют друг друга,
Что для меня словно сын - робот по кличке Колян.


2001























                                                                                                                                Андрей Добрынин

Я жестче стал и как-то злее
На склоне лет, в поре вечерней.
К примеру, Тельман мне милее,
Чем все пророки жадной черни.

Куда ни глянь - жируют шельмы,
Повсюду хари, а не лица,
И кажется, что ожил Тельман
И ходит по моей столице.

Униженность приводит к вере,
И эта вера безгранична -
В то, что врагам такого зверя
Не завалить уже вторично.

Порой бездарно и гестапо,
Порой и ФСБ никчемно.
Крадется зверь на мягких лапах -
И жертвы воют обреченно.

Придется им маячить в окнах
И в сумрак вглядываться дико,
И слышать на столичных стогнах
Раскаты рокового рыка.

Им впору землю пробуравить,
Чтоб спрятаться в подобье штрека.
Они-то думали здесь править
Свой шабаш до скончанья века.

И ничего не значат деньги,
И многим делается дурно,
Когда идут во мраке тени
С угрюмой выправкой юнгштурма.

Как камень будут в бликах ночи
Надбровья командира шествий -
Теперь он равенства не хочет,
Теперь он хочет только мести.

2001
















                                                                                                                      Андрей Добрынин

От сладострастных грез ужасно сложно,
Почти что невозможно защититься -
Вот груди раскрываются роскошно,
Вот прыгают задорно ягодицы,

Вот дерзко улыбнулась молодица,
И ваше сердце екнуло тревожно,
И вот уже вы начали трудиться,
Введя плешивца своего подкожно.

Вот вскрикнула любимая истошно -
Но вам внезапно делается тошно:
Вы вспомнили, что это лишь виденье
Из тех, что мучат в келье одинокой
Людей, томимых бедностью жестокой,-
И с плачем вы клянете провиденье.

2001



Я не поклонник отдыха на Кипре,
Я не любитель дорогих духов.
Свой выбор я остановил на "Шипре"
И на избенке в гуще лопухов.

Я потребляю меньше, чем колибри,
Мой заработок просто чепухов,
Но из кудели дней в итоге выпрял
Я золотую нить моих стихов.

Те люди, что всегда мне были чужды,
Себе упорно измышляют нужды
И каждый день над ними торжествуют;
А я, ведомый нитью золотою,
Великой буду принят высотою,
Где нужды вообще не существуют.

2001


















                                                                                                                                     Андрей Добрынин

Меня считают люди недотепой
И, видимо, считают справедливо.
Они-то, контактируя с Европой,
Узнали сотни способов наживы.

Казалось бы, сиди, глазами хлопай,
Впивай их мудрость, как сухая нива,
Но я к ним поворачиваюсь жопой,
Что, безусловно, крайне неучтиво.

Я выгляжу немного глуповато -
Такая внешность, как я понимаю,
Рождает в людях тягу к поученьям,
Но в уши я заталкиваю вату
И только дури собственной внимаю,
На умных глядя с крайним отвращеньем.

2001



Орнаментами мхов украшен щедро лес,
Обит лишайником, весь в занавесях хвойных,
И папоротники подобьем вод спокойных
Стоят во впадинах, где всякий звук исчез.

Нет, папоротники - как вышивки принцесс,
Невидимых принцесс, живущих в залах стройных,
Что увлекают нас, пришельцев недостойных,
Меж нескончаемых игольчатых завес.

Хоть в интерьерах здесь отыщутся, наверно,
Все арабески, все орнаменты модерна,
Причем изысканность с величьем сплетена,
Однако особь здесь заблудшую людскую
Не тронет красота: поняв обман, тоскуя
И дико голося, стремится прочь она.

2001


















Она вполне достойна оды,                                                                             Андрей Добрынин
Мохнатая четвероножка,
Мистический символ свободы,
Зверь ночи - маленькая кошка.

Пусть у стола она канючит,
Зато изящна и опрятна,
И жить по-своему не учит,
И выражается понятно.

Не кошка учит жить, а люди -
Посредством едких замечаний,
Как будто я призвал их в судьи
Моих неправильных деяний.

Свой опыт маленький рутинный
Они считают за образчик.
Я бью учителя дубиной
И заколачиваю в ящик.

А ящик тот кидаю в море
Иль в кратер грозного вулкана,
Но и оттуда, мне на горе,
Звучат советы непрестанно.

Восстанет из огня советчик,
Из хляби сумрачной взбурлится...
Подобных призраков зловещих
Одна лишь кошка не боится.

Она их люто ненавидит,
Они и кошка - антиподы,
В них мудрый зверь угрозу видит
Священным принципам свободы.

Он хочет им вцепиться в яйца
И вмиг становится уродлив,
Как сон запойного китайца,
Как некий страшный иероглиф.

Он норовит вцепиться в пенис
Назойливому педагогу,
Шипя, щетинясь и кобенясь
И приближаясь понемногу.

Застонет скорбно привиденье
И сгинет в пламени и вони,
А зверь мне вскочит на колени
И ткнется мордочкой в ладони.

Он заурчит, прикрывши глазки,
И засыпает понемножку -
Не зверь мистический из сказки,
А просто маленькая кошка.
                                                             2001




                                                                                                                    Андрей Добрынин

За созидательный труд ждать бесполезно награды -
Жизнь моя может служить ярким примером тому.
Разве я мало спаял кибернетических женщин?
Но покидали затем эти мерзавки меня.
Жизнь обрести не успев, тут же они начинали
С бытом других киборгесс скромный свой сравнивать быт.
Ну а затем на меня сыпались градом упреки
В том, что я скуп и жесток и вообще негодяй.
Дескать, у тех киборгесс больше роскошных нарядов,
Дескать, на джипах они ездят туда и сюда.
"Дура,- подруге своей я разъяснял терпеливо,-
Ты с человеком живешь - это ведь счастье, пойми.
Разбогатеть на Земле киборгу только под силу,
Богом такое Земле установленье дано.
Так неужели тебе любо кататься на джипе
С киборгом, в чьей голове - жалких четыреста слов?
Я, создавая тебя, внес в твою киберпрограмму
Тягу к искуству, и вкус, и пониманье стихов.
Я ведь в тебя не вложил вроде бы жажду богатства,
Ты же в погоне за ним бросить готова меня".
Но уговоры, увы, были всегда бесполезны,
Ибо подругу мою ждал во дворе "мерседес".
С горечью я нажимал кнопку на радиопульте,
Чтоб у мерзавки в башке закоротить провода,
И обращался затем к прежним безрадостным мыслям,
Хоть над любимой рыдал киборг внизу во дворе.
Если ты создал, творец, женщину для обихода,
Знай, что такой оборот с нею возможен всегда.
Женская сущность у ней, все остальное вторично,
И на программы свои ты не надейся, мой друг.
Я же скажу тебе так: слишком мы все усложнили,
Бабу паяешь, пыхтишь, а благодарности ноль.
Лучше уж брать нам пример с маленьких мудрых тайваньцев:
Любят они надувных неприхотливых подруг.
С ними забот никаких - чуть подкачаешь насосом,
И с дорогим существом можешь общаться уже.
Если же что-то не так, выдерни просто затычку,
И бунтовщица тотчас сдуется, робко шипя.
Видимо, мудрость в любви тоже приходит с Востока,
Так обрати же, мой друг, взоры на остров Тайвань.

2001















                                                                                                                                    Андрей Добрынин

Люблю сидеть, читая книжку,
И что-то вкусное жевать.
Свою-то жизнь прожить непросто,
Чужие проще проживать.

Свою-то жизнь не остановишь,
Хоть и горька она порой,
А книжку можно и захлопнуть,
Коль в тягость сделался герой.

Своя-то жизнь почти иссякла,
Но в книгах жизнь кипит вовсю.
Читая книжку, ты бессмертен,
Как Агасфер Эжена Сю.

И если "Агасфер" наскучит,
Другую книжку можно взять,
А жизнь своя - как труд на черта:
Хоть тошно, а изволь писать.

Свою-то жизнь ты пишешь кровью,
И это - окаянный труд,
Ведь всякий раз на полуслове
Любого автора прервут.

Нет, лучше жить в литературе,
Следить за замыслом творца
И видеть логику сюжета
И обоснованность конца.

А жизнь своя - пустая книга:
Ведь было множество идей,
А перечитываешь снова -
И не находишь смысла в ней.

2001





















                                                                                                                                    Андрей Добрынин

Ты сможешь отдохнуть, философ,
На тростниковых берегах,
На плоскостях озерных плесов,
На розовеющих лугах.

Там ветер катится по травам,
Влетев откуда ни возьмись,
Ты там поймешь, что нет отравы
Зловредней, чем людская мысль.

Мысль ходит в черепе, как поршень,
И накипает, как в котле,
Но вдруг взлетит с дороги коршун,
Терзавший жертву в колее.

Туда-сюда на точке взрыва
Мысль воспаленная снует,
Но вдруг дорогу торопливо
Тебе перебежит енот.

И поначалу с недоверьем,
Ну а потом совсем легко
Себя почувствуешь ты зверем,
В сосцах копящим молоко.

И птицей, в бритвенном сниженье
Срезающей метелки трав -
И утихает напряженье,
Другую голову избрав.

Ты, умствуя как в лихорадке,
Мог не заметить никогда,
Как утомленные касатки
Рядком обсели провода.

Присядь на хворую скамейку,
А взором в небо устремись,
И ты поймешь, насколько мелко
Все то, что нам приносит мысль.

Ведь ей с той мыслью не сравниться,
Которая и есть Господь,
В которой ты, и зверь, и птица
Приобрели и кровь, и плоть.

2001











                                                                                                                                  Андрей Добрынин

Нам плыть четыре километра,
Волна по днищу барабанит
И терпеливо против ветра
Натруженный моторчик тянет.

Недаром мы разжились лодкой -
Возбуждены удачной ловлей,
Теперь плывем себе за водкой
Туда, где есть еще торговля.

И вновь с очередным подскоком
Гроздь капель по лицу стегает,
И кажется: слепящим соком
Плод мира щедро истекает.

Стирая блещущие капли,
Мы видим на недальнем бреге,
Как очертания набрякли
И млеют в ясности и неге.

Как будто ждут чьего-то взгляда
Деревни, плесы и растенья,
И встречной зыби перепады
Подобны дрожи предвкушенья.

И лодка нас уносит в дали,
От встречных выплесков колеблясь,
Чтоб соку мира мы придали
Необходимый хмель и крепость.

2001


























                                                                                                                        Андрей Добрынин


Бегут бесчисленные гребни,
Тростник - за ними без оглядки,
А неподвижные деревни
Их провожают, как солдатки.

Простор весь полон этим бегом,
И мягкий берег тем спокойней.
Над ним надежным оберегом
Белеет кротко колокольня.

Покинь озерную безбрежность,
Где воды катятся упруго,
И погрузишься в безмятежность
Позваниваю