тойна,
     Ты мной, твоим рабом, владей спокойно.

     Но ты поймешь ли, что я тяжко болен,
     Что я в цепях твоих кудрей безволен,

     Что ночь темна, а светоч мой погас,
     Ушел покой из сердца, сон -- из глаз.

     Я, как безумец, бегаю по крыше,
     Вокруг -- лишь мрак, над городом нависший.

     Стремлюсь к тебе, но ты всегда вдали.
     Мою надежду не испепели!

     Ночную тьму развей сияньем дня,
     В свои объятья заключи меня.

     О, лишь объятий жаркое тепло
     Меня б теперь от холода спасло!

     Свой дивный лик открой мне поскорей,
     Дай мускус мне вдохнуть твоих кудрей.

     Я пожелтел, как золото, гляди, --
     Прижми меня к серебряной груди!

     Иду к тебе, блуждая, в сердце робость,
     Разлука наша для меня -- как пропасть!

     О, не гордись моими ты скорбями,
     Не радуйся, что твой любимый -- в яме.

     Не отнимай надежду на свиданье,
     Иначе прокляну я мирозданье.

     Не гневайся, убийства не готовь,
     Не отнимай надежду на любовь.

     Пока я жив, я не уйду к другой,
     Твоим рабам пребуду я слугой".

     Душа у Вис вскипела, как вино,
     Когда оно с огнем сопряжено.

     Сказала мамке: "Пораскинь умом,
     Как от Мубада мне уйти тайком.

     Он спит, но, если он проснется, -- горе:
     Несдобровать мне, я умру в позоре,

     А он, старик, проснется в самом деле,
     Когда поймет, что нет меня в постели.

     Одно поможет: с ним ты лечь должна,
     Как с милым мужем -- добрая жена.

     Ты спрячь лицо, ложись к нему спиною,
     Он пьян, тебя он спутает со мною.

     Ты пышным телом, как и я, мягка,
     Обнимет он -- обманется рука.

     В беспамятстве, хмельной, на сонном ложе,
     Ужели кожу отличит от кожи?"

     Сказала и светильник погасила,
     Кормилицу супругу подложила,

     Сама пошла к Рамину, весела,
     В лобзаньях исцеленье принесла.

     Сняла с себя покров из горностая
     И разостлала, юностью блистая,

     Рубаху мокрую сняла со смехом
     С Рамина -- и укрылись лисьим мехом,

     Друг с другом, радуя сердца, слились,
     Как с дивной розой зимнею нарцисс.

     Иль то слились Юпитер и Луна?
     Иль то огнем охвачена сосна?

     От их любви раскрылись вдруг тюльпаны,
     Повеял амброй мир благоуханный,

     И толпы звезд сквозь тучи пробивались --
     Утехами влюбленных любовались.

     Жемчужный дождь природе стал не нужен, --
     Ее смутила прелесть двух жемчужин.

     О, что самозабвенней соучастья
     Души и плоти, ласк и сладострастья!

     То на руке Рамина спит подружка,
     То для него ее рука -- подушка.

     Вино смешалось, скажешь, с молоком,
     Атлас, воскликнешь, к бархату влеком!

     Они сплелись, перевились, как змеи.
     О, что сплетенья этого милее!

     Уста в уста, лежат, забыв тоску,
     Меж ними места нет и волоску!

     Всю ночь они делились тайной сладкой,
     И ласка следовала за разгадкой.

     Как много в поцелуях было меда,
     Как восхищалась ими вся природа!

     ...Проснулся шах, что был сражен вином,
     Но с луноликой не был он вдвоем.

     Он руку протянул, -- обрел старик
     Не тополь свежий, а сухой тростник!

     Сравнить ли со стрелою лук кривой,
     Красавицу -- со старою вдовой?

     Где шип, где шелк, -- рука понять сумела,
     Где старое, где молодое тело!

     Свиреп, как тигр, вскочил властитель с ложа.
     Душа вскипела, с грозной тучей схожа.

     Спросил, старуху за руку схватив:
     "Откуда взялся ты, отвратный див?

     На ведьме я женат, -- хотел бы знать я?
     Кем брошен сатана в мои объятья?"

     Он домочадцев долго звал, крича:
     "Мне надобны светильник иль свеча!"

     Он долго спрашивал старуху: "Кто ты?
     Что ты за вещь, ответствуй, чьей работы?"

     Но мамка не ответила владыке,
     И слуг не разбудили эти крики.

     Любимая спала, не спал Рамин,
     И вопли шаха слышал он один.

     То губы целовал ее, то слезы
     На две ланиты он ронял, на розы.

     Боялся он, что утро вспыхнет вскоре:
     Настанет день, -- к нему вернется горе.

     Тогда запел он песню о разлуке,
     Излил печали жалобные звуки:

     "О ночь! Ты ночь для всех, а для меня
     Была светлей безоблачного дня!

     Когда же день придет, для всех сияя,
     Наступит для меня пора ночная.

     О сердце, знай: заря взойдет, светла, --
     Тебя разлуки поразит стрела!

     Зачем же вслед за радостью свиданья
     Разлука к нам спешит без опозданья!

     О мир, ты зло творишь, ожесточась:
     Даешь блаженство, чтоб отнять тотчас!

     Чуть-чуть нальешь вина, сладка отрада, --
     Подносишь тут же кубок, полный яда!

     О первый день любви моей злосчастной,
     Когда испил я муки сладострастной!

     С тех пор несусь я в море, как ладья,
     И жаждет гибели душа моя.

     Плыву в объятьях волн, а мощь объятий
     Сильней, чем страсть к деньгам, любовь к дитяти!

     Как боль тяжка! Она стократ больней,
     Когда молчать я вынужден о ней.

     Во время встречи я боюсь разлуки,
     Но как разлуки тягостны мне муки!

     Не знаю, кто страдал, как я, в плену,
     Не знаю, как покой себе верну.

     Услышь, господь, печаль моей любви,
     Спаси страдальца, милость мне яви!"

     Так плакал, так стонал Рамин влюбленный,
     И горе умножали эти стоны.

     Его подруге хорошо спалось,
     И разметался шелк ее волос.

     Но вдруг Рамин услышал крики шаха,
     И сердце сжалось у него от страха.

     Опасность стала для него ясна.
     Красавицу он разбудил от сна:

     "Любимая, проснись! Беда случилась!
     Все то, чего боялись мы, свершилось!

     Ты погрузилась в беззаботный сон,
     А я не спал, печалью напоен.

     Я плакал, что разлука так близка,
     Что следует за радостью тоска.

     Пока от горя сердце трепетало,
     Другая, худшая беда настала.

     Я услыхал Мубада вопли, крики --
     И вспыхнул, гнев объял меня великий.

     Твердит мне сердце: "В глине ты увяз,
     Вставай же, ноги вытащи сейчас.

     Ступай и шаханшаха обезглавь,
     Державу от злонравного избавь!"

     Клянусь, пора мне за оружье браться:
     Кровь комара ценнее крови братца!"

     Сказала Вис: "Остынь ты поскорей,
     Водой рассудка свой огонь залей.

     Судьба вознаградит тебя сторицей,
     Ты счастье обретешь, не став убийцей".

     Спустилась вниз, сказав свои слова, --
     Так лань спешит, удрав из пасти льва.

     Смотри, как удалась ей та уловка,
     Как женщины обманывают ловко!

     Она присела в спальне с мамкой рядом,
     Склонясь над обезумевшим Мубадом.

     Сказала: "Так мою сдавил ты руку,
     Что я испытываю боль и муку.

     Возьми меня, на время, за другую,
     Твою исполню волю я любую".

     Услышал шах прелестный голосок, --
     Сам не заметил, как попал в силок!

     Он руку мамки выпустил из рук, --
     Освободилась каверзница вдруг!

     Сказал он Вис: "Моя душа и тело,
     Зачем ты мне ответить не хотела?

     Я звал тебя, но ты не отзывалась,
     Из-за тебя душа моя терзалась".

     Но мамка тут покинула дворец,
     И Вис приободрилась наконец.

     Воскликнула притворщица в ответ:
     "Увы, живу в тюрьме я столько лет!

     Иду я прямо, правды не тая,
     Но лгут, что извиваюсь, как змея!

     О, что для нас ревнивца-мужа хуже?
     Источник наших бед -- в ревнивце-муже!

     Всю ночь я с ним в постели провела, --
     И что ж? Меня поносит он со зла!"

     Ответил шах Мубад своей жене:
     "Не надо плохо думать обо мне.

     Душа моя, ты мне души милее,
     С тобою день мне кажется светлее.

     То, что я сделал, -- спьяну сделал, право.
     Мне жаль, что в кубке не была отрава!

     Но в той беде есть и твоя вина:
     Ты слишком много мне дала вина.

     Тебя не буду ревновать, -- иначе
     Да никогда не видеть мне удачи!

     Прости меня, коль пред тобою грешен,
     Прости, не то я буду безутешен.

     Поверь, свершил я спьяну прегрешенье,
     А тем, кто пьян, даруется прощенье.

     Кто спит, во сне становится безглазым,
     А тот, кто пьян, утрачивает разум.

     Знай: как водой -- одежда, что грязна,
     Раскаяньем смывается вина!"

     Мубад просил прощенья многословно, --
     Простила Вис, хотя была виновна!..

     С тем, кто влюблен, всегда бывает так:
     Обманут, попадает он впросак,

     Раздавленный своей виною мнимой,
     Прощенья, жалкий, просит у любимой.

     Я видел, как, предавшийся пыланью,
     Трепещет ловчий лев пред робкой ланью.

     Я видел, как ярмо любви гнетет
     Могучих, независимых господ.

     Я видел: лисью обретал природу
     Влюбленный лев, возлюбленной в угоду.

     От страсти острие любви тупеет.
     Кто с милой остро говорить посмеет?

     Лишь тот, кто страсти не знавал тенет,
     Влюбленного безумцем назовет.

     В своей душе не сей любви семян:
     Плоды любви -- отрава и обман!


        "МУБАД ЗАКЛЮЧАЕТ ВИС И КОРМИЛИЦУ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН"

     В это время кайсар -- властитель Рума -- идет войной на Мубада.
     Старый шах вынужден отправиться в поход. По совету своего брата
     Зарда, он заключает Вис и кормилицу в крепость Ишкафти Диван,
     находящуюся высоко в горах. Мубад запирает красавицу за пятью
     воротами, на воротах -- печати, а ключ и печатку уносит с собой.
     В крепость доставляются обильные припасы. Рамин в отчаянии. Он
     заболевает, -- по-видимому, притворно. С разрешения шаха, его
     уносят на носилках из Мерва в Гурган. Как только шах уходит с
     войском, Рамин быстро выздоравливает и отправляется в Мерв на
     поиски Вис. Между тем Вис, полагая, что Рамин уехал на поле
     брани, горько оплакивает разлуку с возлюбленным, не слушая
     утешений кормилицы.


        "РАМИН ПРОНИКАЕТ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН"

     Вернувшись из Гургана в Мерв назад,
     Узрел Рамин опустошенный сад.

     Исчезла Вис -- и сразу понял всадник,
     Что разорен желанный виноградник.

     Не украшал чертоги дивный лик,
     Ее дыханьем не дышал цветник,

     Дворец, блиставший роскошью, весельем,
     Казался без любимой подземельем.

     Цветы как бы вздыхали о потере
     И, как Рамин, оплакивали пери.

     Рамин -- в крови, как лопнувший гранат,
     Который косточками слез богат.

     Нет, как вино из горлышка кувшина,
     Струились слезы из очей Рамина!

     Он плакал на айване, в цветнике,
     Внимала вся земля его тоске:

     "Увы, дворец, все так же ты роскошен,
     Но только горлинкой певучей брошен.

     Для нас блистал красавиц звездный круг,
     А Вис -- как солнце среди звезд-подруг.

     Река журчала, восхищая сад,
     И девушки ей подпевали в лад.

     Львы -- юноши -- сидели на айване,
     Красавицы резвились, точно лани.

     Теперь ни звезд не вижу, ни луны,
     Теперь не светит солнце с вышины.

     Где львы твои, где радостные лани,
     Где кони, сотворенные для брани?

     Где трепет листьев, лепет родников?
     Ты не таков, как прежде, не таков!

     Дворец, и ты, как я, познал несчастье,
     И ты увидел мира самовластье!

     Лукав, тебя расцвета он лишил,
     Меня -- любви и света он лишил!

     Что радость прежняя твоя? Тщета!
     Да и моя отрада отнята.

     Вернутся ль дни, когда сюда приду,
     Чтоб наслаждаться у тебя в саду?"

     Так плакал он, утратив солнце мира,
     Так причитал, не находя кумира.

     Изнемогая от сердечных ран,
     Пошел он в крепость Ишкафти Диван.

     Он шел путем нагорным и пустынным,
     Но для него тот путь дышал жасмином.

     К той крепости, что увенчала гору,
     Он прибыл в темную, ночную пору.

     Он был хитер -- и понял: чаровница,
     Бесспорно, в этой крепости томится.

     Решил: пора желанная пришла,
     О нем подругу известит стрела.

     Он бесподобным был стрелком из лука:
     Далась ему военная наука!

     Метнул четырехперую стрелу:
     Как молния, она пронзила мглу!

     "Лети! -- стреле сказал он быстрокрылой. --
     Лети, ты -- мой посол к подруге милой.

     Всегда летишь, как гибели гонец, --
     Посланцем жизни стань же наконец!"

     Стрела взвилась, прорезав мрак ночной,
     До крыши долетела крепостной,

     Свалилась неожиданно в ночи
     К возлюбленной, у ложа из парчи.

     Кормилица узнала ту стрелу,
     Что в спальне оказалась на полу.

     Вскочила, подняла стрелу мгновенно, --
     Казалось, вспыхнул день во мраке плена!

     Красавице стрелу преподнесла:
     "Смотри, какая славная стрела!

     Рамин прекрасный, чей удел -- разлука,
     Ее метнул из бронзового лука.

     Ее сиянье озарило мрак:
     То подал нам Рамин свой жаркий знак.

     Он в крепость прискакал как вестник блага,
     К подруге привела его отвага".

     Для Вис настало счастье на земле:
     Прочла Рамина имя на стреле!

     Она стрелу сто раз облобызала,
     Прижав ее к своей груди, сказала:

     "Стрела Рамина, радостный привет,
     Ты мне милей, чем тот и этот свет!

     Ты прилетела с лаской и весельем,
     Моим отныне станешь ожерельем.

     Я сделаю тебе, стрела Рамина,
     Чудесный наконечник из рубина!

     Разлука сердце ранила насквозь,
     Сто стрел таких, как ты, в него впилось,

     Но лишь тебя метнул охотник смелый, --
     Из сердца выбил остальные стрелы!

     Я стрел таких, как ты, не знала ране,
     Таких, как ты, не видела посланий!.."

     В душе Рамина бушевали мысли, --
     Казалось, дивов полчища нависли:

     "Куда моя стрела взвилась отселе?
     Достигла или не достигла цели?

     О, если б знала Вис, что в эту ночь
     Я здесь, -- она б сумела мне помочь!

     О сердце, бейся у меня в груди,
     Не бойся никого -- и победи!

     Я уповаю, -- мне поможет бог,
     Что создал мироздания чертог.

     Пусть даже мне судьбы грозит свирепость, --
     Чтоб радость обрести, вступлю я в крепость!

     Пусть даже будут из железа стены, --
     Их уничтожит сердца жар нетленный!

     Пусть даже змеи злобною оравой
     Нагрянут со смертельною отравой, --

     Я проложу сквозь них стезю свою,
     С отвагой в сердце стены я пробью.

     О сердце, если мы не оробеем,
     То змеям страх внушим и чародеям,

     Тогда своей рукой, своим мечом
     Из крепости подругу извлечем!

     Пускай мне руки поцелует смелость:
     Разбить свою судьбу мне захотелось!

     Стремленье к Вис в душе моей живет,
     Иных вовек не буду знать забот.

     Пусть мне враги жестокие грозят,
     Пусть их возглавят Зард или Мубад, --

     Я, как Сатурн, с упрямыми поспорю.
     Они огонь? Я уподоблюсь морю!

     У нас троих -- единый род и семя,
     Кто лучше, кто сильней, -- покажет время".

     Гляди: Рамин терзается, томится,
     А Вис в сетях любви дрожит, как птица.

     В его словах -- любовное пыланье,
     В ее душе -- смятенье и желанье.

     Кормилица ей подала совет:
     "В счастливый час ты родилась на свет!

     Упрятались, от холода дрожа,
     В покои внутренние сторожа,

     Ни одного на крыше часового,
     Для ваших встреч пора настала снова.

     В такой мороз на крыше нет охраны,
     Придет к тебе любовник долгожданный.

     Твой милый здесь, недалеко, однако
     Не виден он из-за густого мрака.

     Он знает, где нас держат взаперти,
     Он в крепости сумеет нас найти.

     Он здесь бывал с царем в былые годы,
     Он изучил все выходы и входы.

     А как в покой высокий наш попасть, --
     Ему подскажет истинная страсть.

     Открой окно, зажги огонь свечи,
     Тогда Рамин отыщет нас в ночи.

     Ему, который сам горит в огне,
     Поможет огонек в твоем окне.

     Он подойдет, а я умом раскину,
     Сюда взобраться помогу Рамину".

     Так поступила мамка, что хитрее
     Была, чем дивы или чародеи.

     Огонь сверкнул Рамину из окна, --
     Он понял, где находится луна,

     Где пленница скорбит, в каком покое,
     Где пламя страсти светится живое.

     Огня увидев купу золотую,
     Он к крепости приблизился вплотную.

     Не одолеть и серне той дороги, --
     Крылатыми, ты скажешь, стали ноги!

     Всесильно сердце, если влюблено,
     Ни в чем преград не ведает оно.

     Все беды мира на себя берет
     Тот, кто к любимой движется вперед.

     Пред ним и лев поникнет, как лисица,
     А долгий путь в короткий превратится.

     Дворцом пустыня сделается вдруг,
     Дворец предстанет перед ним, как луг,

     Львы в камышах предстанут, как павлины,
     Гуляющие в цветниках долины,

     Река предстанет малым ручейком,
     Гора предстанет тонким волоском.

     Тот, кто влюблен, такой отваги полон,
     Как будто смерть в сраженье поборол он.

     Венец творенья видит он в любимой:
     Любовь -- его судья непогрешимый!

     Любовь так укрепляет дух и тело,
     Как будто счастья ты достиг предела.

     Что для любви уродство, красота?
     Безумную постигла слепота...

     Взглянула Вис -- и видит с вышины:
     Стоит любимый около стены!

     Китайских сорок отобрав шелков,
     Скрутила вдвое сорок тех кусков,

     Скрутила крепко, сбросила их вниз.
     Рамин взлетел по ним, как сокол, к Вис!

     Пошел, облитый светом из окна, --
     Соединились солнце и луна.

     Как молоко с вином, они слились,
     Они срослись, как роза и нарцисс,

     Смешались, точно амбра и алоэ,
     Как с жемчугом -- блистанье золотое.

     Любовь слилась, ты скажешь, с красотой,
     Сок винограда -- с розовой водой.

     Как утро, стала ночь для них ясна,
     Для них зимою расцвела весна.

     Уста соединив для поцелуя,
     Забыли, как измучились, тоскуя.

     Скажи: с Фархаром встретился Навшад,
     Самшит и тополь сблизиться спешат.

     В покой трапезный двинулись вдвоем,
     Чтоб оросить посев любви вином.

     Взяв злато чаш в серебряные руки,
     Освободились от ярма разлуки.

     То жарко обнимались, целовались,
     А то воспоминаньям предавались.

     То страстный друг рассказывал подруге
     О прежних муках, о своем недуге,

     А то в рассказе Вис была досада
     На грубый нрав ревнивого Мубада.

     Вокруг была студеная зима,
     Весь мир бесовская сокрыла тьма,

     Но три огня в их комнате горели,
     Цвели, казалось, розы средь метели!

     Один огонь в их очаге пылал,
     Как тополь рос, краснел он, как коралл.

     Другой огонь был пурпурным огнем,
     Он в кубках жил, наполненных вином.

     Вис и Рамин, сердца свои пьяня,
     Истоком были третьего огня!

     Влюбленные за каменной оградой
     Сидели с наслажденьем и отрадой,

     Не думая о том, что их покой
     Разрушится враждебною рукой,

     Не думая, что ночь тоску таит,
     Что скоро им разлука предстоит:

     Одна такая ночь была ценней,
     Чем сотни тысяч долгих, скучных дней!

     Рамин смотрел на Вис, и в этот миг
     Почувствовал, что счастья он достиг.

     Запел он песнь, играя на тамбуре, --
     Он мог сердца растрогать гордых гурий:

     "Влюбленный, много ль ты познал невзгод?
     Ты долго ль ждал, пока любовь придет?

     Но славы не достигнешь без труда,
     Без горя нет блаженства никогда.

     В разлуке с милой -- ты на дно пойдешь,
     В свиданье с милой -- жемчуга найдешь.

     Ты, сердце, в одиночестве томилось,
     Теперь с возлюбленной соединилось.

     Терпи, сказал я. Кончится страданье,
     Настанет долгожданное свиданье!

     Пройдет зима, взойдет весенний цвет,
     Минует ночь, и утра вспыхнет свет.

     Чем дольше будешь у разлуки в пасти,
     Тем больше вырастет свиданья счастье.

     Чем больше будет