арю над миром, светоч молодой,
     Сияющий прелестной чистотой,

     Луну, чьей прелести гремит хвала,
     Что сердцу каждому, как жизнь, мила!

     Будь без меня велик и щедр повсюду,
     А без тебя и я счастливей буду.

     Но и тебе пускай заблещет счастье, --
     Да одолеем оба наши страсти.

     Так, без тревог, свой путь земной пройдем,
     И пусть один забудет о другом."

     Затем своих рабынь освободила,
     Сокровища Мубаду возвратила,

     Сказала: "Новой подари жене,
     С ней в спальне будь счастливей, чем при мне,

     Пусть без меня пройдет твоя тоска,
     Пусть без тебя мне будет жизнь сладка."

     И повернулась, помянув творца.
     Казалось: стены дрогнули дворца.

     Со всех сторон вздымались плач и стон,
     Потоки слез текли со всех сторон.

     Сгорали души слуг, рабов, придворных
     От жгучих слез и жалоб непритворных.

     С прекрасной Вис они прощались в горе,
     В слезах кровавых и с тоской во взоре.

     У всех глаза полны живою мукой,
     У всех сердца опалены разлукой.

     Разлука разлилась потоком слез, --
     Поток, ты скажешь, все сердца унес.

     Страдали все вокруг, но ни один
     Так не рыдал, как страждущий Рамин.

     Он тосковал тоскою бесконечной,
     Вновь поразил его недуг сердечный.

     Хоть ничего слезами не достиг,
     Не прекращал он плача ни на миг.

     То плакал о себе, то о подруге.
     Сказал он сердцу: "Ты скорбишь в недуге, --

     Чего ты хочешь от моей души?
     О, лучше боль ее ты утиши!

     Но ты пылаешь от любовных ран,
     Согнуло вдвое ты мой крепкий стан.

     Такой тоски не знало ты доселе:
     Жить без любимой -- значит жить без цели.

     День без нее был днем твоей невзгоды,
     А как теперь твои продлятся годы?

     То будут годы горести глубокой,
     То будут годы жизни одинокой.

     Ты выпьешь чашу горькую кручины,
     Испробуешь разлуки яд змеиный.

     Теперь, когда разлуки день встает,
     Нет розы, и шипов пришел черед, --

     Томись, о сердце: ты взрастило зло,
     Оно теперь плоды мне принесло.

     Глаза, заплачьте кровью в этот час:
     Любимая отторгнута от вас!

     Вам только плакать ныне остается:
     На рынке лишь разлука продается!

     Нагрянула беда, любовь губя.
     Всю кровь исторгни, сердце, из себя!

     Не ты ли к ней, красавице, спешило?
     Не ты ли страсть к любимой мне внушило?

     Как ныне мне из сердца вырвать страсть?
     Как ныне мне разлуку не проклясть?

     Так плачьте же, глаза мои, в несчастье
     И кровью черноту свою покрасьте!

     Не нужно вам теперь на мир смотреть,
     Такой, как Вис, вы не найдете впредь.

     Да и глаза к чему мне в мире этом?
     Кто, кроме Вис, для них сияет светом?

     К чему мне видеть солнце и луну,
     Когда на Вис я больше не взгляну?

     Да, из глазниц глаза я вырву с плачем,
     Мне хочется в разлуке стать незрячим!

     К чему мне видеть мир необозримый,
     Когда не вижу я своей любимой?

     Судьба моя! Зачем, рассвирепев,
     Меня, онагра, ты когтишь, как лев?

     Владел я садом в мире и отраде,
     Жила подруга в этом вертограде.

     Но ты подругу захватила силой,
     И сад исчез, и я теперь без милой.

     Возьми скорее душу у Рамина, --
     Моей души к чему мне половина?

     О небосвод, скорее б ты погас!
     Жестокий, ты возненавидел нас.

     Ты все мои желанья предвосхитил,
     Сперва исполнил их, потом похитил.

     Ты счастлив, что твоим я сломлен злом.
     Ужели гнет избрал ты ремеслом?"

     Отчаянье Рамином овладело,
     Не знал покоя дух и ложа -- тело.

     Искал он в одиночестве пути,
     Он долго думал, как себя спасти.

     Надумал он уловку похитрей,
     Посланье написал царю царей:

     "Шесть месяцев минуло, как я болен,
     К постели я недугом приневолен.

     Теперь узнал я исцеленья счастье,
     Здоровье восстановлено отчасти.

     Шесть месяцев мой конь, мои доспехи,
     Бездействуя, не ведали утехи.

     Скучал мой конь -- мой Рахш, мои борзые
     И леопарды ловчие, ручные.

     Не шел за ланью леопард украдкой,
     Мой сокол не взлетал за куропаткой.

     Увы, устало сердце от безделья:
     В недвижности нет счастья и веселья!

     Пусть царь позволит мне прогнать заботу,
     Пусть разрешит поехать на охоту.

     В Гурган, в Сари помчусь горой, долиной
     И вновь займусь охотой соколиной.

     Вновь обучу я соколов лихих,
     На кабанов я натравлю борзых,

     Для вепрей станут западней леса,
     Силками для пернатых -- небеса.

     Оттуда в Кухистан помчусь, наверно,
     А там добыча -- то онагр, то серна,

     А то себя иначе позабавлю,
     И леопарда я на лань направлю.

     Я прозябал в бездействии полгода, --
     Теперь полгода мне нужна свобода!

     Хочу охотой насладиться впрок,
     Вернусь обратно к шаху в точный срок!"

     Шах распознал обманщика личину
     И тут же грубо дал ответ Рамину.

     К его словам утратил он доверье
     И разгадал Рамина лицемерье:

     Томился тот не скукой, а желаньем,
     К любовнице стремился, а не к ланям!

     Обрушил шах на брата злую брань:
     "Заройся в прах и больше не восстань!

     Отправься в путь и не вернись обратно, --
     Мне смерть твоя любезнее стократно!

     Куда ты хочешь, уходи, распутник,
     Беды и горя постоянный спутник.

     Ступай в песках среди фаланг и змей,
     А травы кровью обагри своей!

     Ты любишь Вис. Она моя жена.
     Пусть на твоих глазах умрет она!

     Исчезнут лишь тогда твои пороки,
     Когда сойдешь ты, мертвый, в ад глубокий.

     Подумай о моих словах: вино
     Полезно, хоть и горечи полно.

     К моим словам приникни жадным ухом,
     И скоро ты от них воспрянешь духом.

     Стань в Кухистане мужем добронравной
     Супруги, величавой, умной, славной,

     Да станет под счастливою звездой
     Она твоей желанною четой.

     Но Вис не трогать больше ты обязан,
     Не то умрешь, с ее подолом связан.

     Из-за жены, сверкнув огнем булата,
     Сожгу я наконец родного брата.

     Его дела меня стыдом покрыли,
     Так пусть же этот брат гниет в могиле!

     С улыбкой не встречай мои слова:
     Дразнить опасно яростного льва.

     Беги, коль туча над тобой нависла:
     Бороться с бурей грозною нет смысла."

     Рамин спокойно эту ругань встретил
     И грубостью на грубость не ответил.

     Поклялся вечным солнцем и луной,
     Своею жизнью, шахом и страной,

     Что никогда не вступит в Махабад,
     Что он владыке подчиниться рад,

     Что больше никогда на Вис не взглянет,
     С ее родными восседать не станет.

     Затем сказал: "Властитель государства,
     Ты мне поверь, что нет во мне коварства.

     Для нас ты царь царей, что правит строго,
     И в то же время чтим тебя, как бога.

     А если я нарушу твой приказ,
     Да буду обезглавлен я тотчас.

     Как бога, я страшусь тебя сегодня,
     Мне твой приказ -- как заповедь господня."

     Излив слова на сахарном настое,
     Он затаил в душе совсем другое,

     Пустился в путь в предутреннюю рань,
     Охотиться -- но на какую лань?


        "РАМИН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ХАМАДАН И ПРИЕЗЖАЕТ К ВИС"

     Едва раздолье увидал степное,
     Как боль разлуки стала меньше вдвое.

     Из Кухистана ветерок принес
     Ему благоуханье райских роз.

     Скакал благословенною тропой:
     Любовь находит всюду путь прямой,

     И для нее все трудности дороги
     Как для других -- сады или чертоги.

     Чем путь длинней, опасней, тяжелее,
     Тем для влюбленных лучше и милее.

     Влюбленный, чтоб с дороги не свернуть,
     Преобразит в нетрудный -- трудный путь.

     Рамин, сперва страдая, понемногу
     На сладостную выбрался дорогу.

     А сердце Вис терзалось от мучений
     И увядало, как листок осенний.

     Как в подземелье, тосковала дома,
     Ланиты стали желты, как солома.

     Ей пышные наряды надоели,
     Избавилась от перстней, ожерелий.

     Не знала сна, ни пищи, ни надежды,
     В ней страсть жила, сорвав свои одежды.

     Душа для всех желаний заперта, --
     Как для улыбки заперты уста.

     Змеей казалась ей родная мать,
     Стремилась от себя Виру прогнать.

     На солнце светлое посмотрит днем, --
     Черты Рамина различает в нем,

     И, кудри милого напоминая,
     Казалась ей печальней тьма ночная.

     Сидела на айване постоянно
     И в сторону смотрела Хорасана

     И думала: "О, если б ветерок
     Оттуда прилетел на мой порог!

     Он прилетел бы утром с тех равнин,
     А вечером приехал бы Рамин.

     На Рахше восседал бы, на коне,
     Спиною к Мерву и лицом ко мне.

     Конь разукрашен, пестрый, как павлин,
     Как лист "Аржанга" -- на коне Рамин!"

     Вис погружалась часто в эти думы,
     Томилась плоть, на сердце -- гнет угрюмый.

     Однажды находилась Вис на крыше,
     А солнце поднималось выше, выше.

     Два солнца с хорасанской стороны
     Пришли, двоякой силою полны:

     Земле явило свет одно светило,
     Другое -- сердцу счастье возвестило!

     Он, как больной к целительному зелью,
     Явился к Вис, влекомый дивной целью.

     Самшит и мирт соединились вновь.
     Заплакать их заставила любовь.

     Сперва ланит коснулись их уста,
     Потом слились, сомкнулись их уста!

     Вот за руки влюбленные взялись,
     Рамин вступил в опочивальню Вис.

     Она сказала: "Ты всего достиг,
     Ты отыскал с алмазами рудник,

     А ныне в этом царственном чертоге
     Ты восседай, не ведая тревоги,

     То мною наслаждайся и вином,
     То ловлей на раздолии степном.

     Ты на охоту прибыл к нам сюда,
     Но дичь тебе досталась без труда.

     Я для тебя -- газель и серна в чаще,
     Ты для меня -- самшит, всегда манящий.

     То восседай спокойно под платаном,
     То сделай сердце для меня капканом.

     С тобою все печали позабудем,
     О дне грядущем думать мы не будем.

     К чему заботы -- кроме пированья?
     Что нам осталось -- кроме ликованья?

     Днем -- пиршество, нет лучшего занятья,
     А ночью -- сладострастные объятья.

     Мы предадимся вечному веселью,
     И наслажденье будет нашей целью.

     Пойдем счастливой юности путем,
     Свою любовь к победе приведем."

     Любовники, в тиши, в объятьях страстных,
     Семь наслаждались месяцев прекрасных.

     Ударили морозы, выпал снег,
     А им тепло на ложе сладких нег.

     Познали исполнение желаний,
     Блаженствуя зимою в Кухистане.

     Как никогда, любовь была сильна,
     Все радости земли вкусив сполна.


        "ВИС ВОЗВРАЩАЕТСЯ В МЕРВ"

     Слух о любовниках доходит до Мубада. Он идет к своей престарелой
     матери и бранит ее: "Что за брата ты мне родила, я убью Рамина!"
     Мать внушает Мубаду, что Вис находится у Виру. Мубад пишет Виру
     угрожающее письмо.  Виру убеждает Мубада  в своей невиновности.
     Мубад увозит жену обратно в Мерв.


        "МУБАД УКОРЯЕТ ВИС"

     Обрадовался царь в своей столице
     Прелестной, луноликой чаровнице.

     Как солнцу, ей молился царь царей,
     Он мускусом дышал ее кудрей.

     Однажды, восседая с недоступной,
     Он укорял ее в любви преступной:

     "Так долго в Махабаде прожила ты
     Затем, что рядом был Рамин проклятый,

     Но, если б не стремилась ты к Рамину,
     Там дня не провела б и половину!"

     Ответила подобная луне:
     "Так плохо ты не думай обо мне.

     То говоришь, что я была с Виру,
     Что он смотрел блудливо на сестру,

     То на меня напраслину возводишь, --
     Из-за Рамина ты меня изводишь!

     Не так, как думают, ужасен ад,
     Не так уродлив бес, как говорят,

     Хоть в воровстве всегда виновны воры,
     Но и на них бывают наговоры.

     Смотри: Виру еще так молод, право,
     Его влечет охотничья забава,

     Вельможа-собутыльник на пиру
     Да дичь в степи -- вот радость для Виру!

     Но так же время и Рамин проводит, --
     Один другому хорошо подходит.

     Все дни, все ночи лютней и вином
     Они, как братья, тешились вдвоем.

     Знай: молодого молодое манит,
     Прекрасна молодость, пока не вянет,

     Знай: молодость, ее расцвет весенний,
     Господь из лучших сотворил творений.

     Когда Рамин вступил на землю Мах,
     Он стал с Виру охотиться в степях:

     В саду и на ристалище -- вдвоем,
     Полгода, как товарищи, -- вдвоем!

     Виру он мог бы братом называть,
     Шахру была к ним ласкова, как мать.

     Подвластны мы любви, но не у всех
     Под маскою любви таится грех.

     Не каждый, кто любовью одержим,
     Владеет сердцем грязным и дурным.

     Не каждый подозрителен и злобен,
     Не каждый, шаханшах, тебе подобен!"

     "Коль ты не врешь, -- ей шаханшах сказал,
     То заслужил Рамин больших похвал.

     Но можешь клятву дать без промедленья,
     Что с ним не знала ты совокупленья?

     Дашь клятву, -- будут все убеждены,
     Что лучше Вис на свете нет жены."

     Красавица, чья грудь белей жасмина,
     Ответила на слово господина:

     "Того, что не было, я не страшусь,
     Я невиновностью своей горжусь.

     Кто не грешил, тот от грехов не чахнет,
     Кто чесноку не съел, тот им не пахнет,

     И никакие клятвы не страшны
     Тому, на ком нет никакой вины.

     Считают все с душою непорочной:
     Дать клятву -- что испить воды проточной!"

     "Так поклянись! -- воскликнул царь царей. --
     Свою невинность докажи скорей.

     Освободись, во имя правоты,
     От сплетен, наговоров, клеветы.

     Сейчас я пламя разведу большое,
     Сожгу я много амбры и алоэ.

     Дашь клятву и взойдешь ты на костер, --
     Тогда жрецов услышишь приговор.

     Когда сквозь пламя ты пройдешь неспешно,
     Когда докажешь всем, что ты безгрешна,

     Тебя вовеки больше не унижу,
     Не оскорблю попреком, не обижу,

     Меж нас не будет места укоризне,
     Ты станешь для меня милее жизни.

     Свою невинность докажи царю, --
     Тебе я всю державу подарю:

     Она твоя, красавица, твоя, --
     Пусть добродетель славится твоя!"

     Царю сказала Вис: "Пусть так и будет,
     Пусть божий суд обоих нас рассудит.

     Себе же ты наносишь вред, когда
     Во мне источник видишь ты вреда.

     Свой грех сокрыть нам легче ото всех,
     Чем приписать другому этот грех."

     Немедленно Мубад созвал жрецов,
     Военачальников и мудрецов.


        "МУБАД НАПРАВЛЯЕТСЯ К ХРАМУ ОГНЯ, А ВИС И РАМИН УБЕГАЮТ В РЕЙ"

     Обогатил властитель древний храм.
     Дивился мир бесчисленным дарам:

     То были мельницы, сады, амбары,
     Поместья, драгоценности, динары,

     Коровы, овцы, кони, кобылицы, --
     Им не было ни счета, ни границы!

     Из храма вынес пламя царь вселенной,
     На площади развел огонь священный.

     Его он камфарою разжигал,
     Горели амбра, мускус и сандал.

     Когда костер разросся, как гора,
     Достигли неба языки костра, --

     Возник над миром небосвод второй,
     Сверкавший золотых огней игрой.

     Иль то красавица в веселье пьяном
     Металась и сияла горожанам?

     Как в пору встреч, пылал огонь сторукий, --
     То был огонь, что гаснет в дни разлуки.

     Всю землю озарял он без запрета,
     И устрашенный мрак бежал от света.

     Никто не ведал, ни мужи, ни жены,
     Зачем горит костер, царем зажженный.

     Когда костер взметнулся, как живой,
     Когда луны коснулся головой,

     Вис и Рамин, в тревожащем затишье,
     Увидели его с дворцовой крыши.

     Смотрел с недоуменьем царский двор --
     Сановники, вельможи -- на костер.

     Никто не знал из тех, кто носит меч,
     Кого властитель мира хочет сжечь.

     Сказала Вис Рамину: "Нежный друг,
     Ты видишь, что задумал мой супруг?

     Такой большой костер для нас развел он
     И сжечь нас хочет, ненависти полон!

     Давай отсюда убежим скорей, --
     Пусть сам сгорит от злобы царь царей!

     Он уговаривал меня вчера
     Ему поклясться пред лицом костра,

     Но я себя от смерти охраню,
     Сама ему устрою западню!

     Я злобному ревнивцу поклялась,
     Что я любимому не отдалась,

     Еще я сотни слов наговорила,
     То изворачивалась, то хитрила.

     Теперь он хочет с помощью огня
     Пред всей столицей испытать меня.

     Он приказал мне: "Сквозь огонь пройди,
     Всех в чистоте своей ты убеди.

     Пускай узнает мир, что ты невинна,
     Что Вис оклеветали и Рамина".

     Так убежим, пока нас не позвали:
     Дождется клятвы шаханшах едва ли!"

     Кормилице сказала: "Что ты можешь?
     Как от огня спастись ты нам поможешь?

     Не праздной болтовни пришла пора, --
     Пришла пора для бегства от костра.

     Все каверзы и плутни в ход пусти,
     Чтоб нам помочь и от огня спасти."

     Кормилица, что хитростью владела,
     Сказала: "Это не простое дело!

     Ей-богу, я ума не приложу,
     Как этот узел трудный развяжу.

     Но будем все ж надеяться на бога,
     И нас к удаче приведет дорога.

     Что ж вы у всех стоите на виду?
     Последуйте за мной, куда пойду!"

     Обоих в спальню повела тайком, --
     Кто с ней сравнится в плутовстве таком!

     Взяв золото и жемчуг из ларцов,
     Спустились к бане трое беглецов.

     Никто не знал о потаенной тропке,
     Что прямо в сад вела из банной топки.

     Они втроем проникли в сад из бани,
     Ушли, оставив шаха для страданий.

     Тут на стену вскочил Рамин-смельчак,
     Он распустил и сбросил вниз кушак,

     Обеих поднял с этой стороны
     И опустил с той стороны стены,

     Затем и сам расстался с царским садом
     И, спрыгнув, оказался с ними рядом.

     Как див, что прячется дневной порой,
     Как женщина, он скрылся под чадрой.

     Ушли и Вис, и мамка, и любовник.
     Рамину был знаком один садовник.

     Пришли к тому садовнику втроем,
     Прибежище нашли в саду чужом.

     Затем садовника к себе домой
     Рамин послал за преданным слугой.

     Сказал слуге: "Ты снаряди коней,
     Что всех быстрей, проворней и сильней,

     Оружье для охоты принеси
     И на дорогу пищу припаси".

     Слуга приказ исполнил слово в слово.
     Все было к вечеру уже готово.

     Они в пустыню понеслись, как ветер,
     Никто не видел их, никто не встретил.

     Пустыня, где гнездились все напасти,
     Где было смрадно, как в драконьей пасти, --

     Запахла, Вис увидев и Рамина,
     Как с травами душистыми корзина!

     Протяжный рев зверей, солончаки,
     Овраги, вихри, знойные пески

     Казались двум влюбленным дивным садом,
     Когда встречался взгляд с веселым взглядом.

     Не замечали: есть ли мрак ночной?
     Шумит ли ветер и палит ли зной?

     В Китае мы на камне прочитаем:
     "Влюбленным даже ад сверкает раем".

     Когда подругу обнимает друг,
     Весь мир преображается вокруг,

     Болота и пески цветут, как розы,
     Дыханьем вешним кажутся морозы.

     Влюбленный -- словно пьяный, а для пьяниц
     Весь мир как бы веселый пляшет танец...

     В пустыне скрылись от царя царей
     И через десять дней вступили в Рей.

     Был у Рамина в Рее друг надежный,
     Такой, чьи чувства были непреложны,

     Придет ли радость, грянет ли беда, --
     Бехруз Рамину верен был всегда.

     Он счастьем обладал -- желанным даром:
     Шеру, Счастливым, прозван был недаром!

     Жилье его казалось райской кущей,
     И радостью и дружбою цветущей.

     ...Легла на землю ночи пелена,
     Сокрылись звезды, спряталась луна,

     Мир погрузился в мрак, забыв о звездах,
     Сли