Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
а, что какой-то всадник галопом несется по улице. Меня
осенило вдохновение, подсказавшее мне, что это один из Орловых. Из них я
видела и знала только одного Григория. Не имея другого способа остановить
его, я крикнула: "Орлов!" (будучи бог весть почему твердо убеждена, что
это один из них). Он остановился и спросил: "Кто меня зовет?" Я подошла к
нему и, назвав себя, спросила его, куда он едет и не имеет ли он что
сказать мне. "Я ехал к вам, княгиня, чтобы сообщить вам, что Пассек
арестован как государственный преступник, у его дверей стоят четыре
солдата и у каждого окна по одному. Мой брат поехал возвестить это графу
Панину, а я уже был у Рославлева". - "Скажите Рославлеву, Ласунскому,
Черткову и Бредихину, чтобы, не теряя ни минуты, они отправлялись в свой
Измайловский полк и что они должны встретить там императрицу (это первый
полк на ее пути), а вы или один из ваших братьев должны стрелой мчаться в
Петергоф и сказать Ее Величеству от меня, чтобы она воспользовалась
ожидающею ее наемной каретой и безотлагательно приехала в Измайловский
полк, где она немедленно будет провозглашена императрицей; скажите ей
также, что необходимо спешить..." Когда я вернулась домой, взволнованная и
тревожная, мне было не до сна..."
"...Вдруг сильный удар с улицы в дверь заставил ее затрепетать.
Пришел неизвестный молодой человек, назвавшийся Федором Орловым.
- Я пришел спросить, не слишком ли рано ехать брату к императрице, -
сказал он, - полезно ли ее беспокоить преждевременным призывом в
Петербург?
Я была в гневе и тревоге, услышав эти слова.
- Вы потеряли самое дорогое время, - воскликнула я, - что тут думать
о беспокойстве императрицы. Лучше привезти ее в обмороке в Петербург, чем
подвергать заточению в монастырь или возведению на эшафот вместе со всеми
нами...
Молодой Орлов ушел, уверяя, что брат немедленно отправится в
Петергоф".
Еще не было и шести часов, когда запыхавшийся Алексей Орлов рванул
дверь в спальню императрицы в павильоне Монплезир.
- Пора вставать, все готово для вашего провозглашения, - спокойно
произнес он.
- Как? Что? - воскликнула Екатерина.
- Пассек арестован, - отвечал Орлов.
"Екатерина более не спрашивала, поспешно оделась кое-как и села в
карету, в которой приехал Орлов. Орлов сидел на козлах, у дверец ехал
другой офицер - В. И. Бибиков. За пять верст от Петербурга они встретили
Григория Орлова и младшего князя Барятинского, который уступил свой экипаж
императрице, потому что ее лошади выбились из сил. Она подъехала к
казармам Измайловского полка..."
- Тревога! - зычно крикнул Орлов. - Встречайте государыню!
Ее уже ждали: в то время как солдаты волокли священника, к ней явился
граф Кирилл Григорьевич Разумовский, командир полка, любимец гвардии.
Началась присяга. "Потом просят императрицу сесть опять в карету,
священник с крестом идет впереди; отправляются в Семеновский полк.
Семеновцы выходят навстречу с криком: "Ура!" В сопровождении измайловцев и
семеновцев Екатерина поехала в Казанский собор, где была встречена
архиепископом Дмитрием; начался молебен; на ектеньях возглашали
самодержавную императрицу Екатерину Алексеевну и наследника великого князя
Павла Петровича..."
Императрицу на руках внесли в Зимний дворец и усадили на трон. Здесь
в полном составе ее уже ждали Сенат и Синод. Теплов наскоро сочинил
манифест и текст присяги. "Без возражений и колебаний присягали
должностные лица и простые люди - все, кто попадал во дворец, всем тогда
открытый. Все делалось как-то само собой, точно чья-то незримая рука
заранее все приладила, всех сплотила и вовремя оповестила... Дворцовая
площадь, заполненная солдатами и народом, бушевала от многоголосных
криков: "Ура!", "Виват!", "Здоровье матушки государыни!" Счастливая,
улыбающаяся Екатерина выходит на балкон и приветственно машет толпе, но
она не унимается, и тогда Екатерина выходит на площадь. Под оглушительные
звуки многочисленных сторонников пешком направляется в старый дворец на
Невский... Удивительно быстро и легко совершился этот бескровный дамский
переворот", - писал В. О. Ключевский.
В Кронштадт отправляется адмирал Талызин с рескриптом: "Объявить о
восшествии на престол Екатерины II, привесть всех к присяге и никаких
военных действий не производить".
В заграничную армию направляется указ: генерал-поручику П. И. Панину
сменить генерала П. А. Румянцева на посту командующего, которого
подозревают в приверженности к Петру III. К рижскому генерал-губернатору
Броуну направляется рескрипт о восшествии Екатерины на престол и
предлагается "все силы и меры употребить к отвращению какого-либо злого
сопротивления, не взирая ни на чье достоинство и ни от кого, кроме что за
нашим подписанием, никаких повелений не принимать". На совете решили
предупредить Петра III, для чего войску выступить в Петергоф. Сенат
получает собственноручный указ: "Господа сенаторы! Я теперь выхожу с
войском, чтобы утвердить и обнадежить престол, оставляя вам, яко
верховному моему правительству, с полною доверенностью, под стражу
отечество, народ и сына моего. Графам Скавронскому, Шереметеву,
генерал-аншефу Корфу и подполковнику Ушакову присутствовать с войсками и
им, так как и действительному тайному советнику Неплюеву, жить во дворце
при моем сыне".
Это было великолепное зрелище: вдоль всей Садовой улицы, переливаясь
в лучах заходящего солнца, выстроилась пестрая лента гвардейских полков.
Екатерине, одетой в старый мундир Преображенского полка, подвели белую
лошадь; она лихо вскочила в седло, выхватила палаш из ножен и вдруг
замешкалась, оглянулась, указывая взглядом на эфес. Статный красавец,
семнадцатилетний вахмистр конногвардейского полка Григорий Потемкин,
влюбленными глазами следивший за императрицей, сразу понял, в чем дело. Не
раздумывая, он вылетел из строя, поднял коня на дыбы и, сорвав темляк со
своего палаша, подал его Екатерине.
- Спасибо, голубчик, - с ласковой улыбкой сказала она и спросила: -
Как ваша фамилия?
- Потемкин, - ответил счастливый вахмистр.
Около 10 часов императрица с войском выступила из Петербурга; рядом с
ней также в преображенском мундире была княгиня Дашкова.
* * *
Петр III оставил престол
совершенно так же, как ребенок,
которого отсылают спать.
Фридрих II
В Ораниенбауме, как обычно, император произвел смотр голштинским
войскам и в 10 часов с целой толпой придворных отправился в Петергоф к
императрице. С. М. Соловьев: "Гудович поехал вперед и вдруг возвращается
встревоженный и рассказывает Петру, что императрицы с раннего утра нет в
Петергофе и никто не знает, куда она девалась. Император выходит из себя
при этой вести, выскакивает из экипажа и пешком вместе с Гудовичем спешит
через сад к павильону Монплезир, входит туда - нет нигде, лежит только ее
бальное платье, приготовленное к завтрашнему празднику. Когда Петр после
напрасных розысков выходил из Монплезира, подошло остальное общество. "Не
говорил ли я вам, что она на все способна!" - крикнул ему Петр; с его
проклятиями смешался бессвязный говор и вопль женщин. Потом в отчаянии
бросился он искать Екатерину по всему саду. Во время этих поисков подошел
к нему крестьянин с запискою от Брессона, которого Петр из камердинеров
своих сделал директором гобеленовой мануфактуры; в записке заключалось
известие о петербургском перевороте. Тут-то Воронцов, Трубецкой и Шувалов
отправляются в Петербург за подробными новостями".
В три часа к петергофской пристани причалила шлюпка - голштинский
офицер привез фейерверк к празднику, его окружили, стали расспрашивать,
что происходит в столице.
- Ничего особенного, - отвечал смущенный всеобщим вниманием офицер, -
многие солдаты бегали и сильно кричали: "Да здравствует императрица
Екатерина Алексеевна", а больше я ничего не знаю, мое дело привезти
фейерверк.
Старый фельдмаршал Миних сочувственно посмотрел на подошедшего Петра,
все замолчали. Кто-то предложил немедленно ехать в столицу и обратиться к
гвардии и народу; решили послать за голштинцами и ждать возвращения
канцлера Воронцова. Время тянулось слишком медленно, но вот подошли
голштинские батальоны, и Петр повеселел. Он приказал генералу Лэвену
занять круговую оборону, но генерал осторожно объяснил императору, что у
орудий нет зарядов. В их разговор вмешался храбрый Миних.
- Ваше императорское величество, - сказал он, - надо идти в
Кронштадт, а оттуда на военном корабле добираться к заграничной армии.
Военная сила на их стороне, здесь мы не продержимся и десяти минут.
Только в десятом часу яхта и галера императора взяли курс на
Кронштадт. Начали причаливать, но с берега закричали:
- Приставать не велено!
- Но здесь император! - крикнул Гудович.
- У нас нет больше императора, а есть императрица Екатерина
Алексеевна, - закричали в ответ, - отходите, а то начнем стрелять!
"...Испуганный Петр скрылся в нижней части корабля; между женщинами
раздались рыдания и вопли, и суда поплыли назад. Тут Миних приступил с
новым планом: с помощью гребцов доплыть до Ревеля, там сесть на военный
корабль и отправиться в Померанию. "Вы примете начальство над войском, -
говорил фельдмаршал, - поведете его в Россию, и я ручаюсь Вашему
Величеству, что в шесть недель Петербург и Россия опять будут у ваших
ног". Но другие нашли этот план слишком смелым и советовали, возвратясь в
Ораниенбаум, войти в переговоры с императрицей; этот совет был принят".
Французский посол де Бретейль как-то однажды назвал его "деспотом",
хотя им Петр III никогда не был. Можно добавить: к сожалению для него. Эту
черту Штелин охарактеризовал такими словами: "На словах нисколько не
страшился смерти, то на деле боялся всякой опасности". А боясь - стремился
не преодолеть, а попросту уйти от нее. Об этом, разумеется, знал не один
Штелин, несравненно лучше знала своего супруга Екатерина, знали об этом и
при дворе. Это-то и определило успех переворота. Окажись он в эти часы
более решительным, прояви смелость и оперативность - результат, возможно,
был бы иным. А сейчас, в Ораниенбауме, император оказался в западне:
окруженный со всех сторон морем и единственной дорогой, ведущей в
Петергоф, с горсткой голштинцев.
"...Императрица, отойдя десять верст от Петербурга, остановилась в
Красном Кабачке, чтобы дать несколько часов отдохнуть войску, которое
целый день было на ногах... В пять часов утра Екатерина опять села на
лошадь и выступила из Красного Кабачка. В Сергиевской пустыни была другая
небольшая остановка. Здесь встретил императрицу вице-канцлер князь
Александр Михайлович Голицын с письмом от Петра: император предлагал ей
разделить с ним власть. Ответа не было. Затем приехал генерал-майор
Измайлов и объявил, что император намерен отречься от престола. "После
отречения вполне свободного я вам его привезу и, таким образом, спасу
отечество от междуусобной войны", - говорил Измайлов. Императрица поручила
ему устроить это дело. Дело было устроено, Петр подписал отречение,
составленное Тепловым..."
Рано утром 29 июня гусарский отряд под командованием поручика Алексея
Орлова вошел в Петергоф; потом начали подходить полки, располагаясь вокруг
дворца. В 11 часов верхом появилась императрица, восторженно встреченная
криками войск и пушечной пальбой. В первом часу Григорий Орлов и генерал
Измайлов привезли из Ораниенбаума Петра III.
Отреченного императора и Елизавету Воронцову поместили во флигеле
дворца. "Здесь с ними случился обморок от непосильных потрясений". Петр
просит свидания с женой, ему отказывают.
- Узнайте, что он еще хочет, - раздраженно сказала Екатерина Панину,
- видеть его не могу!
"...Я считаю несчастием всей моей жизни, - вспоминал Панин, - что
принужден был видеть его тогда. Я нашел его утопающим в слезах. Он
бросился ко мне, пытаясь поймать мою руку, чтобы поцеловать ее, любимица
его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при нем. Петр
также только о том и просил..." Он еще просил оставить ему скрипку, собаку
и арапчонка, их и оставили, а Елизавету Воронцову отправили в Москву, где
выдали замуж за Полянского.
Вечером в этот день - святых Петра и Павла - бывшего императора под
усиленным конвоем повезли в Ропшу, в загородный дворец, подаренный
племяннику Елизаветой Петровной. Слуги, сопровождавшие его, кричали:
"Батюшка наш! Она прикажет умертвить тебя!" Надо думать, эти люди знали
лучше характер Екатерины, нежели ее муж. Загнанный судьбой в угол, не без
уговоров Елизаветы Воронцовой, Петр III вступил на заведомо обреченный
путь переговоров, результатом которых стало отречение. А теперь он
отправился на казнь!
Из донесения австрийского посла Мерси: "Во всемирной истории не
найдется примера, чтобы государь, лишаясь короны и скипетра, выказал так
мало мужества и бодрости духа".
Фридрих II в беседе с французским послом Сегюром по поводу
случившегося сказал: "По справедливости императрице Екатерине нельзя
приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода,
слаба, одинока, она была иностранка накануне развода, заточения. Орловы
сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухой в повозке.
Екатерина не могла еще ничем управлять, она бросилась в объятия тех,
которые хотели ее спасти. Их заговор был разрассуден и плохо составлен;
отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха,
погубило его; он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого
отсылают спать".
В эти критические дни, по свидетельству очевидцев, Екатерина
держалась "спокойно, величаво, но с необычайной осмотрительностью,
хладнокровием и присутствием духа". Теперь, когда она достигла цели, к
которой стремилась всю жизнь, ей необходимо было доказать, что престол
принадлежит ей по праву, что она умеет царствовать. Поражают ее
удивительная работоспособность и трудолюбие - рабочий день длится 14 - 15
часов. В. О. Ключевский: "С терпением и настойчивостью старается она дойти
до всего своим умом, во всем разобраться, не стесняется и спросить, если
чего не знает. День ее расписан по часам, это поражает приближенных, не
имевших понятия о систематическом труде.
Заведен был строгий порядок времяпрепровождения, не требовались
строгие нравы, но обязательны были приличные манеры и пристойное
поведение. Вежливая простота обращения самой Екатерины даже с дворцовыми
слугами была совершенным новшеством после обычной грубости прошедшего
времени... Во всем видна ее личная инициатива, желание принести пользу,
действовать справедливо. Она полна оптимизма и веры в свой талант и даже в
свою непогрешимость. Удивительно ее умение обращаться с людьми всех
возрастов, характеров и состояний, она умеет обворожить и превратить в
своего союзника даже недруга. Бесподобно ее умение слушать терпеливо и
внимательно всякий вздор, угадывать настроение, робкие или не находившие
слов мысли собеседника, и она шла им на подмогу. Это подкупало, внушало
доверие, располагало к откровенности - собеседник чувствовал себя легко и
непринужденно, словно разговаривал сам с собой. Она умела изучать сильные
стороны людей, им об этом подсказывать и направлять их на общую пользу...
В этом умении дать человеку почувствовать, что в нем есть лучшего, тайна
неотразимого обаяния, какое, по словам многих, они испытывали, общаясь с
императрицей...
Удержать власть часто бывает труднее, чем ее завоевать. Совершив
двойной захват власти, Екатерина хорошо понимает шаткость своего
положения: многие полагают, что она должна быть регентшей при сыне, и
каждый из заговорщиков считает, что он достоин особого положения и
внимания императрицы. О незавидном ее положении в первые дни переворота
сообщали иностранные послы.
Французский посол де Бретейль: "...она должна выслушивать и в большей
части случаев следовать мнениям этих отъявленных русаков (заговорщиков),
которые, чувствуя выгоду своего положения, осаждают ее беспрестанно, то
для поддержания своих предрассудков относительно государства, то по своим
частным интересам. В больших собраниях при дворе любопытно наблюдать
тяжелую заботу, с какою императрица старается понравиться всем, свободу и
надоедливость, с какими все толкуют ей о своих делах и о своих мнениях.
Зная характер этой государыни и видя, с какой необыкновенной ласковостью и
любезностью она отвечает на все это, я могу себе представить, чего ей это
должно стоить; значит, сильно же чувствует она свою зависимость, чтобы
пережить такое..."
А бывший император, расставшись без сопротивления с властью, не
осознав своего положения, продолжает цепляться за жизнь. Как видно из
писем Екатерине, он добивается возможности уехать в Киль вместе с
Елизаветой Романовной, просит снять караул из его комнаты, прислать арапа
Нарцисса, собачку и скрипку. Письма оставались без ответа: императрица
искала любой предлог, чтобы удержать пленника в своих руках и
воспрепятствовать его отъезду. Но как пойдут события дальше, не знала ни
она, ни он.
С тем большей энергией Екатерина принялась за обработку общественного
мнения. Этой цели был призван служить так называемый "Обстоятельный
манифест о восшествии ее императорского величества на всероссийский
престол". Это был удивительный, противоречивый и отчасти загадочный
документ. Датированный 6 июля, напечатанный лишь 13 июля, он не вошел в
Полное собрание законов Российской империи.
Повторив уже известные обвинения в адрес Петра III ("потрясение и
истребление" православной церкви, заключение мира с Пруссией, плохое
управление), манифест дополняет их новыми: неуважением к покойной
Елизавете Петровне, намерением убить Екатерину и устранить от наследования
Павла Петровича. Другой мотив - уверение в том, что императрица не имела
"никогда ни намерения, ни желания таким образом воцариться", но совершила
это, дав согласие "присланным от народа избранным верноподданным".
Воцариться ценой отречения или жизни супруга?
В манифесте приведены известные слова: "Но самовластие, не обузданное
добрыми и человеколюбивыми качествами, в государе, владеющем самодержавно,
есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосредственно бывает
причиной". Эти слова - для Панина и его сторонников; кокетничая своим
либерализмом, Екатерина II не только не собиралась выполнять такого
обещания, но, в сущности, никогда и никому его не давала.
В конце манифеста был приложен текст отречения, в котором бывший
император расписывался в своей неспособности "владеть Российским
государством". Мы знаем, что вопреки заявлениям Екатерины оно не было
подписано добровольно. Но чем объяснить, что такой важный документ
появился в печати только 13 июля? По каким-то причинам Екатерине II было
нежелательным опубликовать его при живом супруге?