щеках, и пошла себе
восвояси, не оглядываясь больше на меня.
А я завел машину и медленным ходом поехал от дома, в котором когда-то прожил
два года и был счастлив. Новые хозяева выставили свои одинаково седые,
кудлатые головы из раскрытых окон - но и в обыденных чертах этих мирных
обывателей я своим обновленным зрением распознал признаки бессмертия, славы
и долгого счастья человеческого племени на земле. Мои глаза научились,
очевидно, видеть мир в истинном свете, без проклятия.
Я ехал по неширокой земляной улице, осторожно продвигаясь на машине между
неказистыми деревянными домиками, глазевшими друг на друга через дорогу
темными маленькими окнами, обрамленными завитушечной резьбою наличников, и
ясно угадывал за всей этой привычной убогостью русского захолустья
пробивающийся яркий свет - величавый ток и сияние широкой синей реки. Эта
река была небесной, предопределенной для России рекою ее великой судьбы,
синяя гладь ее сверкала свободной, чистой. Кипенно-белые облака перелетали
через нее, отражаясь в воде, как птицы.
Далее, когда дорога вывела меня на высокий берег земной реки Гусь, я увидел
далеко, на другом берегу, летящий под облаками тонкий и стройный силуэт
храма. Это был воздушной легкости, в ампирном стиле собор, который сейчас
закрывал собою другой храмовый комплекс, от которого виднелась только часть
- верхушка изящной колокольни. И, совмещенные в моих глазах - два храма в
единый, - в этом виде они открылись для меня в новом, необычном ракурсе.
Перебравшись по мосту через реку, я вскоре подъехал к соборной площади двух
храмов и там увидел, что вся прилежащая часть улицы и высокая паперть
вычищены, освобождены от обломков отпавшей облицовки и от кусков стены,
которую на протяжении почти полувека тщетно пытались разобрать и увезти по
кирпичику живые потомки тех, что построили храмы.
Я оставил машину за церковью и пошел назад, мне хотелось посмотреть, что
переменилось здесь за время моего отсутствия. Я хорошо запомнил, что главная
дверь в ампирном соборе, к которому сейчас подошел, раньше отсутствовала, и
туда набивались в жаркий полдень отдыхающие после водопоя слободские бараны
и козы. Теперь вход оказался восстановлен - забит досками, в образовавшейся
стене была устроена небольшая временная дверь, покрытая черной краской. В
храм проходил народ.
Я остановился посреди площади, глядя на эту черную дверь, и наконец-то после
многих лет безудержного, тяжкого бега по миру вдруг обрел минуту
удивительного покоя и смог неспешно осмотреться вокруг. Храмы
восстанавливались, на них появились новые сверкающие купола. Проржавленные,
зиявшие раньше дырами кровли были заменены серебристым покрытием из нового
оцинкованного железа.
Мне захотелось войти в храм и посмотреть, что там происходит. Мы с Анной не
ходили вместе в церковь, кроме того единственного раза, когда венчались...
Но когда я подошел к небольшой двери, устроенной во временной стене,
перегораживавшей высокий портал церковного входа, - внезапно величайшая
нерешительность охватила меня, и я остановился. Что предстанет передо мною
там, за деревянной стеною? Если я, находясь с этой стороны, уже потерял все
и превратился в невидимку - найду ли на той стороне давно утраченное,
воистину сущее и отнюдь не призрачное? И хорошо бы встретить там живую
воскресшую Анну.