что будет происходить у них под окнами. Да  и  можно  ли
привыкнуть к задушенным крикам, к топоту спасающихся ног,  к  ожесточенным
автоматным очередям?.. Кое-кто считает, что можно. В конце концов  человек
привыкает ко всему.  Так  уж  безрадостно  он  устроен.  И  почему  бы  не
привыкнуть к ужасам, если они мало-помалу превращаются в  среду  обитания?
Лично у меня на этот счет своя точка зрения,  хотя  афишировать  ее  я  не
собираюсь, ибо давно сообразил, что СВОЯ точка  зрения  не  так  уж  часто
совпадает с общественной. Это нормально, потому что она  СВОЯ,  но  это  и
ненормально, так как, отличаясь  от  общественной,  она  поневоле  перечит
довлеющим нормам, подставляя спину хозяина под  град  болезненных  ударов.
Что ни говорите, а общественность умеет за себя постоять  и,  начав  бить,
старается на совесть. Поэтому не раздражайте живущих,  держите  мысли  при
себе, - там они будут сохраннее. Ну а если приспичит и  зачешутся  кулаки,
плюйте на все и деритесь.  Честь  вам  и  хвала,  хотя  победы  вам  и  не
одержать...
     На улице хлопнул выстрел, и, вздрогнув, я просыпал в кастрюльку  раза
в три больше специй, чем обычно. Поглазев на булькающее  варево,  подумал,
что бедному моему желудку придется несладко. Мало  того,  что  его  лишили
нежного голубиного мяса, так теперь какой-то  олух  вздумал  стрелять  под
окнами. Вместо похлебки,  конечно,  получится  "лисий  яд".  Я  помешал  в
кастрюле деревянной расписной ложкой и осторожно  понюхал...  Хотя  что  в
наше время не лисий  яд?  Человеческие  организмы  научились  переваривать
ингредиенты,  от  коих  любой  живущий  в  средние  века   немедленно   бы
окочурился. Впрочем, древних поминать некорректно. Они и Мы, должно  быть,
два совершенно разных подвида. Да и нужно ли сравнивать? Они не дожили  до
наших дней и уже одним этим должны быть счастливы...
     Пара  горстей  чечевицы,  этих  маленьких  НЛО,  довершила   нехитрую
кулинарию. Когда я выключал газ, в дверь негромко постучали.
     Он вошел и тщательно вытер ноги о коврик. Сумрачно оглядел прихожую и
только после этого  протянул  руку.  Оказывается,  я  отлично  помнил  его
ладонь, крепкую, не очень удобную для рукопожатий,  заставляющую  запросто
похрустывать чужие пальцы. Сейчас она была  неприятно  вялой,  и  я  сразу
решил, что у Виктора неприятности. В самом деле, разве не по этой  скучной
причине мы вспоминаем друг друга спустя месяцы  и  годы?  Нужда  -  верная
сводница. Лишь, угодив в беду, мы начинаем лихорадочно листать  телефонную
книгу и старые блокноты, отыскивая  забытые  адреса.  В  молодости  друзья
необходимы для радости, в старости - для  совместных  воспоминаний.  Между
первым и вторым - полоса отчуждения, прерываемая мгновениями катастроф.
     - Как ты попал в подъезд?
     Этой теплой фразой я поприветствовал его появление.
     - На ночь наружную дверь у нас всегда запирают...
     - У меня подошел ключ.
     Голос его тоже изменился. Звучный баритон окрасился  хрипотцой,  стал
более интересен. Принюхавшись, он прошел на кухню и  покорно  расположился
на предложенном табурете.
     - Мебель шаткая, просьба не раскачиваться.
     Честно предупредив гостя, я вернулся  к  своей  кастрюльке.  Торопить
Виктора я не собирался. Что-что, а вывалить беды друг на дружку мы  всегда
успеем. От чечевицы он отказался, но кружку с чаем без сахара взял.
     - Что это? - отхлебнув, он недоуменно скосил глаза на посудину.
     - Вишневый лист и крапива.
     - Ага, - он вновь потянул  кружку  к  губам.  -  Ты  всегда  слыл  за
выдумщика.
     Я зачерпнул себе в миску парящей чечевицы и присел за стол.
     Вот так, господа присяжные! Так тоже бывает в жизни!.. Два закадычных
друг встретились через восемь лет разлуки и не  попытались  задушить  друг
друга  в  объятиях.  Я,  морщась,  поглощал  свой  "лисий  яд",  а  Виктор
невозмутимо прихлебывал из кружки.  Когда  с  ужином  было  покончено,  мы
закурили.
     Сколько я помнил Виктора, он всегда предпочитал брать быка  за  рога.
Затянувшееся молчание доброго не сулило. Такие уж все мы ужасные хитрюги и
мрачное, как правило, приберегаем на десерт.
     Потрескивая дешевой  папироской,  гость  потянулся  рукой  к  голове,
как-то неуверенно погладил ежик волос.
     - Черт!.. - По губам его скользнула растерянная улыбка. -  Так  долго
ходил в шляпе, что все кажется - сидит на макушке.
     - Бывает.
     Виктор искоса взглянул на меня.
     - А ты по-прежнему работаешь в издательстве?
     -   Работал   -   так    будет    вернее.    К    несчастью,    успел
переквалифицироваться. Сторожу городскую библиотеку.
     - Сторожишь, сидя на кухне?
     - Не всегда. Хотя рвения особого не проявляю, тут  ты  прав.  Дело  в
том, что книги сегодня мало  кого  интересует,  так  что  и  сторожить  их
особенно нечего.
     - Понятно...
     - Что тебе понятно?
     - Все, - брови Виктора упрямо сдвинулись. Эту  его  мимику  я  помнил
прекрасно. Забавно, но я узнавал его по  частям,  склеивая  из  фрагментов
дорогой, полузабытый образ. Он несомненно сдал - наш великолепный  Виктор.
Широкие плечи опустились, на лицо паутиной легла сеть  морщин.  Поношенный
костюм и стоптанные туфли  шарма  ему  не  прибавляли.  И  все  же  в  нем
ощущалась прежняя твердость, хотя еще минуту назад я был  уверен,  что  от
детских моих восторгов не  осталось  и  следа.  Вглядываясь  в  иссушенное
временем лицо, я вдруг испытал давно забытое смущение. В  юношеских  наших
компаниях Виктор всегда верховодил,  и  сейчас  лишний  раз  мне  пришлось
убедиться, что лидерство не является  следствием  одной  только  силы  или
характера. Здесь сказывалось что-то от гипнотизма. Некая  загадочная  сила
влекла людей к Виктору, без слов доказывая его превосходство.
     - Ты не спрашиваешь, зачем я заявился к тебе?
     - Жду, когда ты сам об этом поведаешь.
     - Видимо, придется, - он усмехнулся. Медлительно оглядел  кухоньку  и
как-то незаметно взглядом переключился на меня. - А ты не очень изменился.
     - Старался. Жил умеренно, дешевого вина не употреблял - и вот итог! -
я изобразил улыбку.
     - А не скучно было?
     - Отчего же?.. И это бывало.
     - Бывало... - Виктор рассеянно забарабанил пальцами по краю стола.  -
Сколько же нам лет-то уже? А, Серега? Держишь в уме или нет?
     Не отвечая, я поднялся и отнес тарелку  с  ложкой  к  раковине.  Надо
же!.. Тип, с которым  я  не  виделся  без  малого  десятилетие,  умудрился
взвинтить однокашника в несколько минут. Пустив горячую воду, я обернулся.
     - Слушай, господин прохожий, ты ведь проходил мимо? Так какого  черта
заглянул сюда?
     Виктор хмыкнул.
     - Ты не поверишь, но я и  сам  представляю  сие  довольно  смутно,  -
потянувшись, он ухватил меня за  кисть  и  силой  заставил  опуститься  на
табурет. - Не ерепенься, Серега. Разговор у нас впереди еще долгий. Успеем
поругаться.
     - Разговор? О чем?
     - Ну, во-первых, о нас  с  тобой.  Мы  ведь  давненько  не  виделись.
Найдется, наверное, что порассказать друг другу.
     - А во-вторых?
     - А во-вторых, у меня есть на тебя кое-какие виды. Так мне по крайней
мере кажется. - Виктор озабоченно потер лоб. - Видишь ли... Завтра в  этой
стране произойдет что-то вроде переворота. Бескровного и внезапного...
     - Перевороты всегда внезапны.
     - Может быть, но грядущий переворот будет  самым  внезапным  из  всех
известных.
     - Ты смеешься?
     - Я даже не улыбаюсь. Дело в  том,  что  искомый  переворот  совершат
двое: ТЫ И Я...



                              СТРАННАЯ БЕСЕДА

     После душа Виктор заметно повеселел. Вытираясь полотенцем, он  прошел
в комнату танцующим шагом и даже несколько  минут  уделил  развешенным  на
стенах фотографиям. На губах его  блуждало  таинство  Моны  Лизы,  холодок
отчуждения в глазах растаял.  По-хозяйски  погасив  лепечущий  о  политике
телевизор, он добродушно поинтересовался.
     - И часто смотришь эту хреновину?
     - Примерно через день.
     - Флэттеров тоже слушаешь?
     - Упаси бог!.. Уж лучше порнофильмы германцев.
     - Ага, значит есть еще надежда.
     - Я тоже так полагаю. Кстати, как тебе моя ванна?
     -  А  что  ванна?  Обыкновенная  ванна,  чугунная.  Плитка  по  краям
вычурная, потолок выкрашен неумело...
     - Что ж, спасибо. Значит, не зря старался.
     - Разумеется! И что  самое  удивительное,  -  у  тебя  есть  вода.  И
холодная, и горячая.
     - Поблагодари катал, что живут через дорогу.
     - Не понял?
     -  На  той  стороне  улицы  игорный  дом.  Довольно   респектабельное
заведение. Попробуй, не дай им воду, - заклюют. А магистраль у нас общая.
     - Ясно, - Виктор повесил полотенце на дверной крюк.  Сцепив  руки  на
затылке, протяжно промычал что-то нечленораздельное и плюхнулся на  диван.
- Ну-с? И что ты мне скажешь?
     - А что я тебе должен сказать?
     - Я ведь, кажется, сообщил о своих намерениях. По идее, следовало  бы
ожидать бурной реакции. Или ты пропустил мои слова мимо ушей?
     - Считай, что так.  -  Я  равнодушно  пожал  плечами.  Само  собой  -
пропустил. Это было ясно и ежу. Нормальные люди всерьез о  переворотах  не
беседуют. Даже с друзьями. А друзья детства  -  друзья  особенные.  К  ним
испытываешь теплоту, не подозревая,  что  зачастую  теплота  адресована  к
собственному прошлому - тому самому - с ползаньем по кленовым деревьям,  с
мальчишескими баталиями и разбитыми окнами. Друзья в наших воспоминаниях -
благодатный фон, где-то даже наш собственный героический ореол. Без них не
ступишь и шагу по дороге прошлого. С их участием раскручиваются  жизненные
сценарии, они - связующее звено событий. И потому им прощаешь то, чего  не
прощал в детстве и в юношестве,  поневоле  облагораживая  убежавшие  вдаль
образы, умиляясь черточкам, которых ранее не замечал. И когда  этих  самых
друзей встречаешь возмужавшими, с первым  серебром  на  висках,  со  своим
собственным приятием окружающего (таким странным, таким далеким от  твоего
привычного), - с изумлением начинаешь ощущать, что ПАМЯТЬ и ОНИ - не столь
уж стыкуемые вещи.
     Чтобы как-то занять руки, я взял с полки цветную  фотографию  японки.
Симпатичная раскосая дамочка при легком повороте фото подмигивала  лукавым
глазом. На этот раз ей  пришлось  поработать  как  следует.  Она  мигнула,
должно быть, раз  двадцать  или  тридцать,  прежде  чем  я  услышал  голос
Виктора.
     - Ты помнишь того человека, который обратился по радио к  слушателям?
Он просил откликнуться тех, кому он еще, может быть, нужен на этой земле.
     - Помню. Кажется, он выстрелил себе в висок.  На  следующий  же  день
после передачи.
     - Верно. Никто не разрешил его любопытства, и он  сделал  вывод,  что
суицид для таких, как он, - лучший выход.
     - Дурак. Вот и все, что я могу сказать.
     - А, может, как-нибудь помягче? Например, жертва?
     - Ну, и жертва тоже.
     - Жертва глупая и безвольная - это ты имеешь в виду?
     Я бросил фотографию на полку.
     - Очень уж издалека подкатываешь, Виктор!  Или  ты  желаешь  подвести
меня к мысли,  что  в  стране  хаос  и  разброд?  Что  жизнь  человеческая
девальвировала и надо что-то менять? Согласен. Ну и  что?..  А  этот  твой
самоубийца все равно осел. Что бы  там  не  стряслось,  каким  бы  пыльным
мешком его не хлопнули из-за угла, жить стоит  всегда.  Зачем  -  это  уже
другой вопрос. Но, может быть, для  выяснения  этого  вопроса  и  дарована
жизнь. Ищи, дерзай и думай! Так я полагаю. А пуля или цианид -  это  проще
простого. Подобными прибабахами здесь  давно  уже  никого  не  удивишь.  И
вопрос вопросов, конечно же, не в первичности чего бы  то  ни  было.  Тема
приоритета не стоит выеденного яйца. Главный вопрос и, кстати, единственно
существенный - это гамлетовское "быть или не быть?"  То  бишь,  состояться
или нет?.. Человечеству, вселенной, отдельной  личности...  Но  и  на  это
также давным-давно отвечено.
     - Стало быть, отвечено? - Виктор прищурился. - И  ты  полагаешь,  что
отвечено нами?
     - Естественно! Кем же еще?
     - И суждено ли нам состояться здесь, на этой планете, зависит...
     - Разумеется, от нас! Наших учителей, родителей...
     - По-моему, ты смешал все в кучу.
     - Ничего подобного! Если повзрослев, человек так и не задал  себе  ни
разу вопроса, кто он и что он на белом свете, это вина  его  воспитателей.
Если же интерес такой возникал, но ответа найдено не было, то извини,  тут
уж вина целиком нашего героя. Основное случилось, - он ступил на порог, за
которым вечность. Его дело - решиться на следующий шаг.
     - Почему же большинство предпочитает торчать на этом самом пороге?
     - Во-первых, не такое уж большинство.  А  во-вторых,  нам  всегда  не
доставало отваги. Банальной простецкой отваги!
     - Просто так, ниоткуда отвага не берется. В значительной степени  она
зависит от обстоятельств, может быть, и от чего-то еще.
     -   Возможно.   Только   подобная    теория    мне    не    нравится.
Непредсказуемость,  обстоятельства...  Веет  какой-то  безысходностью.  На
самостийность не выдается  ни  единого  шанса.  Судьба  и  предопределение
диктуют все, человек - ничего. В это я, пардон, не верю.
     - Но тот человек, что выступал по радио...
     - Размазня! - я фыркнул.  -  Некоторые  вещи  человек  просто  обязан
делать сам. Без помощников! Если он не знает как их  делать,  он  -  осел,
если не находит в себе сил, - тряпка.
     - Ну а ты сам, конечно, не осел и не тряпка?
     - Это уж другим решать. Но я по крайней мере волосы на голове не  рву
и слезами не захлебываюсь.
     - Вот как? И что же ты делаешь?
     - Живу. Просто живу. Это уже не мало.
     - С  какой  стороны  взглянуть,  Сережа!  Гномы  -  они  ведь  так  и
рассуждают. От нас, дескать, в этом  мире  ничего  не  зависит,  а  потому
нечего и нервничать. У великанов, так сказать,  своя  свадьба.  Произойдет
что-нибудь интересное, примем участие, а нет, - будем ждать дальше.
     -  Правильно!  Без  стонов  и   прочих   эксцессов.   Старый   добрый
консерватизм.
     - А может быть, не консерватизм? Может, ты тоже застрял на том  самом
пороге?
     Я порывисто поднялся. Сунув руки в карманы,  нервным  шагом  принялся
мерить комнату.
     - Слушай, Виктор, чего ты от меня хочешь? Студенческих диспутов?  Так
это уже в прошлом. Можно сказать, язык  смозолен.  А  насчет  того,  чтобы
завтра я отправился с тобой к Дворцовой площади, так этого не будет. Я уже
объяснил:  в  подобные  игры  я   не   играю.   Террористы,   поджигатели,
революционеры... Самое распаскудное племя,  если  хочешь  знать!  Так  что
записывать меня в волонтеры - предприятие абсолютно безнадежное.
     Развернув голову, Виктор следил за моими маневрами.
     - Сделай милость, остановись и присядь. Так мне будет проще  с  тобой
разговаривать.
     - О чем, Виктор? О мужественном и  единственно-верном  решении  вашей
организации? О высоких целях, во имя которых вы готовы сложить  головы  на
плахе? О том, что ни один из вас не может видеть, как  страдает  и  плачет
наш разнесчастный...
     - Угомонись, Сергей. Мы  явно  недопонимаем  друг  друга.  О  ком  ты
толкуешь? При чем здесь какая-то организация?
     - А при том, что перевороты не совершаются в одиночку.
     - Верно. Поэтому я и пришел к тебе. Нас будет двое.
     Я снова фыркнул.
     - Ты принимаешь меня за чокнутого?
     Виктор со вздохом поглядел на свои руки. Рассеянно принялся растирать
кисти.
     - Да-а... Разговорчик не из легких.
     - Не я его  начинал.  Кроме  того,  час  поздний,  так  что  давай-ка
укладываться  спать,  -  я  попытался  миролюбиво   улыбнуться.   -   Даже
мрачноватый Нострадамус уверял, что конец света наступит еще не  скоро,  а
потому не будем спешить. Натворить свою кучу глупостей мы всегда успеем.
     - Ты, я вижу, превратился в законченного философа.
     - А ты как думал! - я приблизился к  дивану  и  похлопал  Виктора  по
плечу. - Все мы находимся в плену странного архетипа. Нам кажется, что  мы
можем любить, а мы не любим, что жизнь только-только начинается, а она уже
подходит к закату, и так  далее  и  тому  подобное.  Человеку  свойственно
заблуждаться. Это доказано давным-давно. А потому  пойдем.  Раскладушка  у
меня замечательная, найдется и парочка свежих простыней.
     - Отвали! - Виктор стряхнул мою руку с плеча.
     - Э-э! Да у нас никак испортилось настроение?
     - Помолчи немного, - приятель что-то лихорадочно обдумывал.
     - Ты вроде бы говорил, что дверь у вас в подъезде запирается?
     - И что дальше?
     - А то, что я открыл ее своим собственным ключом. Взгляни.  Вероятно,
тебя это несколько удивит.
     Виктор достал из  кармана  плоский  ключ  с  замысловатым  брелком  и
протянул мне.
     - Ну и что? Ключ замечательный, брелок еще лучше.
     - Брелок здесь ни при чем, обрати внимание на ключ. Похож он на ваши?
Присмотрись-присмотрись!
     - И присматриваться нечего. Ни малейшего сходства!
     - Но дверь-то им я открыл!
     - Ты всерьез надеешься, что я тебе поверю?
     - Даю тебе слово, что я воспользовался именно этим ключом.
     - Ну...  Возможно,  дверь  оставили  незапертой.  Такое  тоже  иногда
случается.
     - Она была заперта! Иначе я бы не полез в карман за ключом.
     - Послушай, о чем мы тут толкуем? Ключи какие-то, двери...  Ей  богу,
неинтересно!
     - Я хотел лишь сказать, что всякий раз, когда мне жизненно необходимо
отпереть чей-нибудь замок, этот волшебный ключик срабатывает безотказно.
     - Что-то не слышал никогда о таких ключиках.
     - Дело не в них, Сереж.  Некто  или  Нечто  заботится  о  том,  чтобы
устранять с моего пути препятствия. Да,  мой  милый  невера!  Со  мной  НЕ
ДОЛЖНО ничего случиться. В этом вся загвоздка.
     - Господи!.. Может, мы ляжем наконец спать? Или ты снова  собираешься
поведать мне о нашем святом предназначении?
     - О нем самом, Сережа. За этим я сюда и  явился.  Ты  должен  наконец
уяснить, что от тебя требуется.
     - Я уже уяснил. Мир хижинам, война дворцам, верно?
     - Черта лысого ты уяснил! - Виктор готов был  взорваться.  -  Поверь,
если бы я мог послать тебя подальше, уже бы это сделал.
     - Хорошо, хорошо, не кипятись, - я уселся на табурет и  примирительно
развел руками. - Хочешь высказаться, давай валяй. Хотя, сказать по правде,
эта тема мне уже надоела.
     Он хмыкнул.
     - Ты уже не тот смирный парнишка, что смотрел мне в рот.
     - Ничего не поделаешь, люди переменчивы, как хамелеоны.
     - Что-то ты не очень похож на хамелеона.
     - И на том спасибо, - я улыбнулся. - Итак,  ты  собирался  произнести
речь? Обещаю выслушать до конца.



                        ПРОДОЛЖЕНИЕ СТРАННОЙ БЕСЕДЫ

     - ...У каждого из нас своя судьба, начнем  с  этого.  И  если  ты  ей
противишься, жизнь твоя пойдет кувырком. Билеты в кассах будут доставаться
другим, любимые женщины  рано  или  поздно  от  тебя  отвернутся,  деловые
партнеры предадут в самый щекотливый момент.  Но  стоит  тебе  ступить  на
заветную тропу, нащупать путеводную  нить,  как  все  житейские  неурядицы
рассыпятся в прах. Ты начнешь двигаться семимильными шагами, и ничто  тебе
уже не сможет помешать. К сожалению, я сообразил  это  не  так  давно,  но
никогда не забуду то необыкновенное облегчение, которое испытал  в  первый
момент прозрения. Я понял вдруг, почему жизнь швыряла  меня  от  берега  к
берегу, не давая осесть, обрасти домом, семьей, друзьями. Словно слепец  я
всякий раз проплывал мимо уготованного мне острова.  Иногда,  вероятно,  я
угадывал его очертания в туманной дали, но то ли принимал за мираж, то  ли
вообще пытался делать вид, что ничего не вижу. Это ведь не  самая  простая
штука - увидеть самого себя... Ну, а теперь я наконец-то пристал к  своему
острову, успел выбраться на берег и, как мне кажется, стою на нем довольно
твердо, - Виктор возбужденно потянулся за папиросами. Лицо его порозовело,
со с