пиджаке   пожилая   важная   дама
неторопливыми движениями брала с трибуны  книгу,  открывала  ее  и  громко
читала   цитату,   потом   растолковывала    смысл.    Было    тихо,    но
председательствующий мужчина с  широкой  лысиной  периодически  позванивал
карандашом по графину, призывая к тишине.
   Когда  лектор  смолкла,  отпила  несколько  глотков  воды  из  стакана,
председательствующий попросил студентов задавать вопросы. Из  пятого  ряда
поднялась женщина в зеленом дождевике,  она  вскинула  голову,  заговорила
дерзко, звонко, убежденно:
   - У детей врожденный дар художественного слова, они от рождения  гении,
все без  исключения,  кроме  больных...  Лектор  признает  только  детскую
память, которую нужно нафаршировывать...
   По рядам пролетел гул недоумения, на какое-то время зал замер,  но  вот
председательствующий звякнул карандашом по графину,  намекнув,  что  столь
грубая реакция на лекцию уважаемой в городе преподавательницы неуместна.
   - Миллионы лет наше сознание начиняется желаниями, мыслями, ожиданиями.
Мы от предков  получили  не  только  задатки,  но  немало  наследственных,
врожденных мыслей, которые можно выявить.
   - Чего вы хотите? - нетерпеливо  перебил  ее  председательствующий,  он
выбросил руку вперед и вправо, в сторону, где стояла женщина в  дождевике.
- Назовите хоть свою фамилию...
   Студентки, стайками грудившиеся в рядах  кресел,  повернули  головы  на
возмутительницу порядка, кто-то шикнул. Заскрипели кресла. В зале усилился
шум. Дама-лектор вдруг замахала рукой  в  воздухе  и  необычайно  крикливо
выпалила:
   - Все это чепуха! Вы пример приведите!
   -  Все  сто  двадцать  учеников  нашей   школы   -   поэты!   Это   вам
доказательство?
   - Какой школы?
   - Где эта школа? - оживился зал.
   Ответ потонул в  гуле  недоверия.  Над  женщиной  в  зеленом  дождевике
засмеялись.  Раздался  свист.  Студенческая  аудитория   защищала   своего
педагога, издевалась  над  неправдоподобными  заявлениями  невесть  откуда
явившейся скандалистки. А та уже заспешила между кресел к проходу.  Окинув
зал взглядом, она посмотрела на меня испытующе и быстро  вышла  за  дверь.
Возбужденный зал провожал ее хохотом, воплями и язвительными репликами.  Я
неспешно встал и последовал за вышедшей из клуба.
   На улице шел дождь.  Было  пасмурно.  Незнакомка,  набросив  на  голову
капюшон дождевика, стояла на деревянном тротуаре, дожидаясь меня. Высокая,
в кирзовых сапогах, с тяжелой сумкой на ремне через плечо. Я подошел к ней
и, назвав свое имя, признался, что покорен ее дерзостью.
   - Ах, ерунда! - обнажив в полуулыбке два  широких  передних  зуба,  она
поморщилась. Это была миловидная женщина. - Не хотят даже слушать!.. А вас
я узнала!
   Когда много ездишь, смотришь в лица, то  кажется,  что  люди  тебе  уже
знакомы, что ты их где-то встречал.
   - Узнали? - удивился я. - Как вас зовут?
   - Култукова Елена Васильевна, директор школы-восьмилетки, учительница.
   - Елена Григорьевна? - переспросил я.
   Лицо ее преобразилось:
   - Нет, Васильевна! Вы меня не забыли? - Из больших глаз брызнули слезы,
она отвернулась. - Вас я сразу узнала. Сижу и прямо кожей  ощущаю  в  зале
доброго человека, почти друга.
   Мы медленно пошли по тротуару, завернули за угол дома, где за сломанным
забором начинался парк  с  полуоборванными  ветром  деревьями,  с  желтыми
листьями на аллеях. Присев на мокрую скамью, она заговорила бойко:
   - Я нашла в Усть-Баргузине могилу родной мамы. Мама умерла при родах  в
сорок пятом. Отец Василий  Петрович  был  военным  летчиком,  он  погиб  в
последние дни войны, его сбили над Берлином.
   - А где же Култуковы, Григорий Ефимович и Анна Ивановна?
   - Анна Ивановна... мама... она  уже  умерла.  Папа  Гриша  в  Слюдянке,
пенсионер. Я так виновата перед ними. И перед педагогами  школы  тоже.  Вы
слыхали о шестом чувстве? Все о нем говорят. Но у  большинства  людей  оно
давно атрофировалось, а я с помощью его вижу, как  тот  или  иной  человек
идет в мою сторону за зданиями домов...
   - О каких врожденных мыслях вы говорили сейчас в клубе?  -  заспешил  я
сменить тему разговора, отвлечь женщину от мрачных дум.
   - А-а, - неопределенно поморщилась;  лицо  ее  оставалось  грустным.  -
Случайно забрела на эту лекцию. Сама не знаю, зачем я  здесь.  Приехала  в
город проводить Васю Лемешева. Помните его? Наш  сосед.  Такой  крепенький
был пацанчик. - Она изобразила руками его фигуру. - Теперь летчик,  служит
в Германии, зовет меня, а мне школу бросать жалко, да и  я  была  замужем,
есть ребенок... Мужа моего вы тоже знали  мальчишкой,  Алексей  Аввакумов.
Хулиганистый, вечно в отцовской тельняшке щеголял. Я и  вышла-то  за  него
замуж из сострадания, очень он меня любил...
   - Чего вы с ним не поделили? - попытался я подбодрить ее веселым тоном.
   - Он мне жизнь калечит! - возмущенно и нервно сказала она. - Может,  вы
мне поможете? Он сейчас поселился в  нашей  деревне.  Поедемте  ко  мне  в
гости! Я очень вам рада. Аввакумов гоняется за мной. Я от него  удрала  из
Слюдянки, думала скрыться,  так  он  сюда  пожаловал.  Мне  очень  хочется
самостоятельности, я долго хлопотала, чтобы меня определили в любую школу,
только бы директором. И вот опять маюсь с муженьком...
   - Ну а про врожденные мысли вы заявили в клубе не шутя?  -  забросил  я
удочку.
   - Про врожденные? - Она опешила. - Ах да. Чего ж тут шутить? Поедемте в
школу! Я вам продемонстрирую моих сорванцов с пятого по восьмой. У каждого
врожденные идеи и задатки!
   - Так-таки у всякого-каждого? - засмеялся я.
   - Смейтесь, смейтесь!  -  Она  как-то  по-детски  передразнивала  меня,
наморщив аккуратный носик. - Надо мной районе уже смеялось, да  перестало.
Я преподаю русский язык и литературу, у  меня  своя  методика,  ребята  на
уроках мало сидят, а в основном гуляют по классу, свободно  разговаривают.
В конце прошлого года  проверяли  их  грамотность,  сравнивали  с  другими
школами. Так что вы думаете? Глаза вытаращили! "Ах, Елена Васильевна!  Ах,
как вам это удалось?" А я говорю: дети грамотны с пеленок!  Поверьте  мне,
их  обучить  любому  языку  -  русскому  или  китайскому  -   элементарно.
Три-четыре месяца - и готово! У всех детей чутье к любому языку, но только
к  устной  речи.  А  школа  вдалбливает  им  правила  письменной  речи  по
старозаветной методе. Вот в чем корень зла. Я поставила целью  обучать  не
грамотности,  а  языковому  творчеству.  Это  другое  дело,   труднее.   И
грамотность приходит сама собой.
   - Хочу побывать в вашей школе!  -  азартно  сказал  я.  -  Надеюсь,  не
мистификация?
   - Автобусы по тракту не пускают - вот мистификация! Хоть  бы  к  вечеру
пошли.
   - Пойдемте-ка в райком партии, - решительно встал я. - Выпросим машину!
   Скоро, натужно  урча,  "газик"  пробирался  по  вязкому  тракту,  часто
сползая в кювет. По обеим сторонам серели мокрые поля. Иногда  приходилось
вылезать из машины, вооружаться лопатой и вышвыривать липкие комья  из-под
буксующих колес. Местами полотно дороги было плотнее, машина бежала легче,
и я беседовал с Еленой Васильевной.
   - После вашей заметки в  газете  никто  в  школе  больше  не  настаивал
отправлять  меня  в  детскую  колонию,  -   рассказывала   она.   -   Мною
заинтересовалась учительница  Гущина.  Это  моя  третья  мама.  Она  часто
беседовала со мной в классе, приглашала после уроков домой,  подружила  со
своей дочерью и с приемным сыном, который уже  работал  слесарем  в  депо.
Мама Гущина увидела, что моя мама Анна и папа Григорий растерялись от моих
чудачеств. Я ведь, каюсь теперь, их обвиняла, что  они  умыкнули  меня  из
Усть-Баргузина. Это было для них  страшное  наказание,  они  испугались  и
стали думать, не надула ли их тетка и не жива ли моя родная мама. Я стояла
на своем, что я  Тараканова.  Гущина  сделала  через  милицию  запрос,  из
Усть-Баргузина пришел ответ: "Лидия Игнатьевна Переверзева умерла во время
родов". О моем отце сообщалось, что он, Тараканов Василий Петрович, пропал
без вести, Тогда Гущина стала чаще бывать в нашем доме, беседовать с мамой
Анной и с папой Гришей. А потом предложила взять  меня  на  время  в  свою
семью.
   Мне поставили кровать рядом с кроватью ее дочери. Гущины, отец и  мать,
очень были добры. Меня одевали и  кормили  наравне  с  родной  дочерью,  я
вместе с сестрой мыла пол, носила в дом дрова, воду, топила баню,  стирала
белье. Изредка наведывалась к Култуковым. Однажды  летом,  после  девятого
класса, я почувствовала, что в доме Култуковых какое-то несчастье. Сама не
понимаю, отчего у меня возникло беспокойство. Прямо с берега Байкала,  где
мы были с девочками, я побежала в дом Култуковых и  застала  маму  Анну  в
беспамятстве. Папы Гриши  не  было,  я  вызвала  доктора.  С  того  дня  я
вернулась в дом Култуковых.
   - Почему же вам пришло в голову, что вы Тараканова?
   Елена Васильевна улыбнулась и вздохнула.
   - Мне задавали такие же вопросы разные специалисты. Это было  озарение!
Да, я вспомнила не только фамилию отца, но также  имя-отчество  матери,  я
открыла сама для  себя  гибель  отца,  указала  место  его  гибели  -  над
Берлином. Мне говорят, что  это  невероятно.  Но  у  меня  было  множество
необычайных проявлений памяти. Когда мы с Васей и Лешей убежали из дому  и
прятались в пещере, то в моем сознании всплывали  названия  трав,  во  мне
пробудилась способность к языкам...
   Уже будучи учительницей, я обратила внимание: чем хуже мальчик  учится,
тем он легче сочиняет остроумные скабрезные частушки. Ни отец, ни мать, ни
педагоги такому не натаскивают. Собственный интерес открывает способности.
   - Это и есть творчество? - уточнил я.
   - Да, начало творчества. - Лицо ее оставалось вдохновенно-серьезным.  -
Приходите завтра на урок. В какой  угодно  класс.  Хотите  -  в  пятый?  В
восьмой?  Выбирайте  сами.  Обратите  внимание:  сколько  в  истории  было
заблуждений! Люди не сразу поняли пользу грамотности и знаний. Тысячи  лет
существовала письменность, а пользовались ею единицы людей, даже  бояре  и
дворяне не сразу  осознали  прок  просвещения.  Первоначально  французские
мыслители хотели просветить  монархов.  Вот  ведь  какая  дикость!  Сейчас
другая крайность! Идет массовое засевание детских голов  знаниями  прошлых
эпох. А уже давно пора выхоливать индивидуальное эвристическое мышление  и
творческий поиск!
   - Надеюсь, вы покажете свой метод на примере русского языка, который не
любили со школы? - пошутил я.
   - Я вас зову в школу! Уже в пятом классе  я  сама  сочиняла  стихи,  но
очень не любила учительницу по русскому. Мой дядя Андрей  Тараканов,  брат
отца, знает три языка, мама преподавала  немецкий,  я  владею  английским,
немецким, французским и  итальянским,  разговариваю  по-бурятски.  Это  не
хвастовство. Беда, что не вижу,  куда  применить  свои  знания.  Выписываю
газеты и книги на этих языках, так, для самоудовлетворения.
   В иссякающем свете дождливого дня за  оборвавшимся  перелеском  маячили
силуэты аккуратных крестьянских домов, хлевов, бань,  сараев,  телеграфных
столбов и горбатых  колодезных  журавлей;  над  всем  этим  главенствовало
кирпичное здание с двумя ярусами окон. Переваливаясь с боку на бок, машина
въехала на сельскую улицу,  с  двух  сторон  застеленную  коврами  птичьей
гречишки, усыпанную слетевшими с берез желтыми листьями. С крыши школы  по
жестяным водосточным трубам гудела вода, убегая по  выкопанному  желобу  в
канаву, За школой ряды  избитых  ветром  тополей,  спортивная  площадка  с
бумом, брусьями, лестницей, перекладиной и со  столбами  для  волейбольной
сетки. Левее чернело освобожденное от  картошки  поле  с  кучами  пожухлой
ботвы, с парником и овощехранилищем.
   - Это наше хозяйство. - Елена Васильевна быстро  выскочила  из  машины,
зашагала к деревянной  пристройке,  которая  приткнулась  торцом  сосновых
бревен к кирпичной кладке школы.
   Войдя в ее квартиру,  я  не  спеша  раздевался,  разглядывая  крохотную
прихожую с вешалкой для одежды, с проемом в кухню,  с  открытой  дверью  в
комнатку, где был стол, покрытый цветной скатертью, кожаный диван, в  углу
радиоприемник, рядом  шкаф  с  книгами.  Мое  внимание  привлекли  большие
портреты в рамках, висящие на стене.
   - Это мои родные папа и мама.
   Она сняла дождевик - хрупкая женщина в вязаном платье с поясом, с белым
кружевным воротничком и такими же манжетами; сейчас она более походила  на
старшеклассницу, чем на учительницу.
   - Проходите, - пригласила меня в комнатку, и я,  как,  видимо,  все  ее
гости, не мог  не  остановиться  перед  вырезанным  из  журнала  листом  с
репродукцией картины Флавицкого  "Княжна  Тараканова",  рядом  висели  два
портрета - профильный И.И.Шувалова и анфас графа А.Г.Орлова.
   - Вы верите, что ваша родословная уходит корнями к графам? -  несколько
легкомысленно начал я, усаживаясь на диван.
   - А вы полагаете, что история начинается с вашего рождения? - в тон мне
пошутила она.
   - Ну не то, чтобы с меня, однако мне кажется, что я к графам  отношения
не имею...
   - Это как сказать. Просто вам трудно  проверить,  да  вы  и  не  хотите
проверять. Мой дядя Андрей Тараканов, которого я нашла в  городе  Горьком,
убедил меня, что наш род Таракановых ведет начало от княжны. По линии мамы
корни  родословной  уходят  в  многочисленное  племя   уральских   рабочих
демидовских заводов. А по отцовскому  древу  вы  восходим  к  Таракановой.
Андрей Тараканов, рождения  1903  года,  вступил  в  партию  после  смерти
Ленина, он старше моего отца. Полковник в отставке. Он собрал все книги  о
Таракановой, даже на французском и английском языках. Наш род был когда-то
в древности боярским, он известен с предка  Андрея  Кобылы,  давшего  сына
Федора Кошку, род возвысился в шестнадцатом веке, когда выдал  замуж  дочь
за Ивана Грозного, потом наши предки уходят в тень, но в 1613  году  после
Лжедимитрия II на Земском соборе не  очень  умный  наш  родич  Михаил  был
возведен  на  престол.  И  Петр  I  из  нашего  рода,  он  сделал   Россию
могущественной, оставил для престола малолетнего внука Петра II,  то  есть
сына казненного им Алексея. В 1730 году со смертью  Петра  II  царствующая
династия в мужском колене пресеклась. Потом на престол удалось  прорваться
дочери Петра I Елизавете, а с ее  смертью  царская  династия  нашего  рода
прекратилась и по женской линии.
   - Это почему же? - вспомнил я. - Петр  III  был  сыном  Анны  Петровны,
дочери Петра I.
   - Это не то! - возразила Елена  Васильевна.  -  Он  был  сыном  герцога
Голштинского Фридриха Карла и  Анны  Петровны.  Всяких  разных  отпрысков,
которые не имели  прямого  отношения  к  царям,  пруд  пруди.  Со  смертью
Елизаветы Петровны к власти в России пришли немцы, это стало  поводом  для
разных умственных брожений как в аристократической среде, так и в  народе,
страдавшем от самодержавия. Петра III убила немка Екатерина II,  принцесса
Анхальт-Цербская,  затем  царствовал  ее  сын  Павел   I,   убитый   сыном
Александром I...
   - Ну а при чем тут княжна Тараканова?
   - Это последняя  из  царствующего  дома,  она  была  дочерью  Елизаветы
Петровны и Ивана Шувалова. Вы  помните  историю  с  ее  гибелью?  -  Елена
Васильевна прохаживалась передо мной по комнате взад-вперед, сжимая  руки,
как бы рассказывая урок. - Она жила в Петербурге при матери лет до  шести,
а потом была увезена в Германию, в Голштинию, которая  принадлежала  тогда
герцогу, отцу Павла, а когда отец его умер, то Голштиния перешла  к  нему,
то есть принадлежала России. Княжна Елизавета там и жила и  училась.  Отец
княжны, Иван Иванович Шувалов, был сыном Анны Иоанновны и Бирона. Выходит,
что в лице княжны Таракановой по тем  понятиям  соединились  две  ветви  -
Петра I и его брата Ивана! Понятно, что она имела  все  права  на  русский
престол. И когда в Париже, в Дубровнике и в  Риме  она  стала  заявлять  о
своем царском происхождении, это было вызовом  императрице  Екатерине  II,
которая еще не  освободилась  от  страха  перед  Пугачевским  бунтом.  Вот
тогда-то Алексей Орлов по приказанию императрицы  и  похитил  Елизавету  в
Ливорно, повез ее в Петербург на расправу. Я  предполагаю,  как  и  другие
исследователи, что Орлов-Чесменский первоначально  даже  делал  ставку  на
княжну,  но,  встретившись  с  нею,  он  смекнул,   что   у   нее,   кроме
династического происхождения и  просвещенных  намерений,  ничего  нет.  Ее
попытки опереться на небольшой флот, которым командовал Орлов, на польских
конфедератов и турецкого султана  не  внушили  ему  доверия.  Лихой  граф,
заглушив в себе искренние чувства к  внучке  Петра  I,  подлым  коварством
бросил  ее  в  жестокие  руки  анхальт-цербской  властительницы.  Предание
гласит, что рожденный княжной сын был крещен в крепости генерал-прокурором
и его супругой, потом  под  большим  секретом  отвезен  в  деревню.  Когда
мальчик подрос, его отдали в солдаты. До смерти Екатерины II в  1796  году
он не знал о своем  происхождении.  В  период  царствования  Александра  I
участвовал в сражении 2 декабря 1805  года  русско-австрийских  войск  под
Аустерлицем, в Моравии,  с  французами  в  чине  фельдфебеля.  Героический
Тараканов сражался на Шевардинском редуте под Бородином в 1812  году,  был
ранен и после излечения вернулся в родную деревню к землепашеству.
   Отец его, граф Орлов, следил за судьбой сына, однако ничем  ему  помочь
не мог. Перед своей смертью он распространил слух о своем сыне  от  княжны
Таракановой. Тогда "делом" Таракановой  заинтересовался  Александр  I,  он
сильно засекретил материалы об ее аресте и допросах. Опубликованная в 1809
году за границей историком Гельбигом книга "Русские фавориты" стала ударом
по династии Гольштейнского герцога Фридриха Карла на русском престоле.
   А потомки Тараканова участвовали в Крымской войне 1853-1856 годов, были
разночинцами и членами организации "Земля и воля",  одни  были  сосланы  в
Сибирь, другие стали  рабочими  уральских  заводов.  Перед  самой  Великой
Октябрьской  социалистической   революцией   один   из   Таракановых   был
вице-губернатором в Якутске, считался лояльно настроенным к  революционным
преобразованиям,   из   его   многочисленного   рода   вышли   тоже    два
революционера-большевика.
   - Да-а-а... - только и мог я вымолвить на такое повествование.
   После ужина, который Елена Васильевна быстро  приготовила  в  кухне  на
плите, она предложила проводить меня  ночевать  в  дом  к  своему  мужу  -
"мучителю" Алексею Аввакумову. И тут я вынужден был выслушать странноватый
монолог.
   - Алеша два года отбывал срок в колонии, - торопливо объясняла  она.  -
Потолкуйте, пожалуйста, чтобы он оставил меня в покое.  Я  не  хочу  и  не
стану с ним жить. Вы авторитетный для него человек, посоветуйте ему уехать
из деревни. Вообразить не можете, как он себя ведет! Ночью выставил у меня
оконную раму, влез в  комнату.  Я  сплю,  а  он  в  темноте  снял  с  меня
перстенек, сунул под подушку и освещает мне лицо пучком света от фонарика.
Я открываю глаза - батюшки! Едва не лишаюсь чувств. Вы только представьте!
Ночью в моей комнате какой-то бандит. Я съежилась, а он осветил мое лицо и
молча смотрит на меня. Ну что мне делать?
   В темноте мы прошли с Еленой Васильевной по тропинке  в  какой-то  сад,
затем попали в освещенный лампочкой подъезд  огромного  деревянного  дома.
Дверь была не закрыта. В просторной комнате нас встретил  высокий  крепкий
молодой мужчина, по его могучим плечам и узловатым рукам было  видно,  что
он тракторист или шофер. В свежей сорочке с открытой волосатой  грудью  он
стоял в озаренной светом комнате, не решаясь сам подойти к нам.
   - Алешенька, я тебе гостя привела, - защебетала Елена Васильевна. - Это
журналист, он приехал изучать мою школу. Пусть у  тебя  переночует.  И  не
угощай его... ни-ни...
   Алексей виновато усмехнулся, смутился и, робко поздоровавшись со  мной,
повел меня в большую горницу.