Владимир Фалеев.
    Женщина в зеленом дождевике

   -----------------------------------------------------------------------
   Сб. "Звездная гавань". М., "Молодая гвардия", 1981.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 6 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------


                                                  Привычка свыше нам дана:
                                                  Замена счастию она.
                                                                А.С.Пушкин


ДИАЛОГ В ТРЕТЬЯКОВКЕ

   Недавно в зале Третьяковской галереи мы с приятелем остановились  возле
знаменитого полотна К.Д.Флавицкого "Княжна  Тараканова  в  Петропавловской
крепости во время наводнения".  Княжна  находится  в  каземате,  стоит  на
постели, с выражением муки на  лице  прислонилась  к  стене:  мутная  вода
хлещет через окно, уровень ее поднялся уже почти до  самой  постели,  мыши
бегут по подушке. Приятель, заговорив о  впечатлении,  которое  производит
картина, упрекнул художника, что он изобразил  ситуацию  ради  драматизма:
Тараканова умерла за два года до петербургского наводнения 1777 года.
   - Флавицкий был историческим живописцем, - возразил я. - Вряд ли он мог
довериться только легендам  о  гибели  княжны...  Картину  он  выставил  в
Академии художеств в 1864 году, к тому  времени  о  Елизавете  Таракановой
появилось несколько публикаций.
   За границей, в Париже и в Лондоне, о  "русской  принцессе"  были  книги
раньше. Но имя Таракановой в России было окутано тайной. Следствие  по  ее
делу  вел  петербургский  генерал-губернатор  князь  Александр  Михайлович
Голицын, наставления ему давала сама Екатерина II. При всем усердии князя,
при всех жестоких приемах допроса  добиться,  чтобы  Тараканова  "открыла"
свое происхождение иначе,  чем  она  рассказывала  о  себе  в  Европе,  не
удалось. Удивительный интерес к  делу  Таракановой  проявил  Александр  I,
затем, после его смерти, то есть после восстания декабристов, документы  о
Таракановой читал Николай I. И архив  опять  засекретили.  Страсти  вокруг
картины  Флавицкого   разгорелись   в   очень   неудобное   для   царского
правительства время, сразу после отмены крепостного права, 4  апреля  1866
года, в царя Александра II у  ворот  Летнего  сада  в  Петербурге  стрелял
Дмитрий  Каракозов.  Главноуправляющий  вторым  отделением   императорской
канцелярии  граф  Виктор  Никитич  Панин  поспешил   разъяснить   публике:
самозванка "не погибла во время наводнения, но  скончалась  от  болезни  в
Петропавловской   крепости   4-го   декабря   1775   года".   Историческая
достоверность  картины  ловко  ставилась  под  сомнение,  живописец,  мол,
ошибался. Тем более что художник умер в сентябре  1866  года,  за  год  до
публикации доклада.
   - Ты изучал биографию Флавицкого?.. - удивился приятель.
   - Да нет, есть у меня знакомая по фамилии Тараканова, которая убеждена,
что является праправнучкой княжны.
   - Ну, знаешь ли! - приятель с  возмущением  отвернулся  от  меня.  -  Я
историк  и  кое-что  читал  о  самозваной  дочери  императрицы   Елизаветы
Петровны. У нее не было детей!
   - Есть свидетельства, что Елизавета Петровна  родила  двух  дочерей,  -
возразил я. - Одну - от графа Разумовского, другую - от Ивана Шувалова.  И
если Тараканова, воспитанная за границей, объявила себя  претенденткой  на
русский престол, то это не могло  не  возмутить  Екатерину  II,  незаконно
захватившую власть. Тем более что в России как раз бунтовал Пугачев, князь
Радзивилл хотел силой оружия воссоединить Польщу.  Естественно,  Екатерина
II дала указание командующему русским военным флотом, который находился  в
Ливорно,  в  Италии,  схватить  "самозванку"  и  привезти   в   Кронштадт.
Орлову-Чесменскому  это  удалось.   Он   сумел   обольстить   девушку.   В
Петропавловском равелине она родила от него сына.
   - Знаю, знаю это предание, - усмехнулся приятель.
   - Да  ведь  и  противникам  преданий  трудно  верить.  Их  опровержения
составлены в угоду самодержцам. А моя знакомая Тараканова гордится  своими
предками.  Вообще-то  она  любопытнейший  человек!  Удочеренная  в  раннем
возрасте, в двенадцать лет вдруг вспомнила имя-отчество  родной  матери  и
фамилию отца, о которых отчим и мачеха ей никогда не рассказывали.
   - Да не пригрезилась ли ей вся родословная до колена Петра Великого?  -
съехидничал приятель.
   - Представь себе! - шутливо ответил я. - Ты же не отрицаешь  врожденные
идеи?
   - Счастливое сочетание генов?
   - Называй, как нравится. У обезьян не  рождаются  детеныши  с  даром  к
математике или физике. Только потребность общества в  каких-либо  талантах
отыскивает в жизни вундеркиндов.
   - Погоди, о чем ты? - посерьезнел приятель. - Не  обучай  младенца,  он
даже не залепечет. Сейчас пишут всякую всячину  об  экстрасенсах.  Девочка
видит внутренние органы любого человека лучше, чем рентгенолог  с  помощью
аппаратуры, женщина читает печатный текст пальцами... Это еще куда ни шло!
Но в то, что кто-то воспоминаниями выудил из  глубин  истории  всех  своих
прародителей, верить отказываюсь!
   -  Фантазия,  озарение,  интуиция,  -   примиряюще   засмеялся   я.   -
Воспоминания о предках пробудились в девочке,  когда  ей  было  двенадцать
лет. Она уже имела запас знаний и опыта,  в  ней  проснулось  любопытство.
Вообще рассказ некороткий.



СОН

   Все началось с того, что однажды девочке приснился  сои,  будто  у  нее
мать молодая, высокая, с длинными волосами. Утром, уже одетая в коричневое
школьное платьице, причесанная, сидела Лена за столом  на  лавке,  а  Анна
Ивановна подносила ей от печки горячие блины.
   - Ты не моя мама, - фыркнула Лена.
   - Господь с тобой!  Чего  ты  мелешь?  -  набожно  перекрестилась  Анна
Ивановна.
   - У меня другая мама, я ее во сне видела, - внимательно наблюдала  Лена
за неповоротливой, тяжелой матерью, а та даже блин со сковородки  обронила
мимо стола на половик.
   На растерянные причитания  матери  Лена  только  ухмыльнулась,  мотнула
головой, так мотнула, что тугая каштановая  коса  мазнула  красным  бантом
сметану в тарелке. Видела Лена, что очень обидела мать своим сном,  но  не
пожалела ее. Резко сорвалась с лавки, сунула руки в рукава беличьей шубки,
нахлобучила на голову шапку, схватила портфель и побежала к двери, оставив
мать плачущей у печи.
   Поделилась Лена своей догадкой с одноклассницами, те, в  свою  очередь,
ее домыслы разнесли из школы по домам. С того утра пошли гулять пересуды о
непонятном происхождении Лены Култуковой.
   Но это было только начало беды, всяких невероятных злоключений в  семье
Култуковых и в судьбе Лены.
   Много раз убеждала Анна Ивановна дочь не распространять среди ребятишек
свои выдумки: пересудов не оберешься.
   - Сон и есть сон, - урезонивала она Лену. - Я видела  себя  начальником
депо, а пробудилась - опять же посудомойка. Да и чем же тебе худо в  своем
доме?
   - А кто у меня бабушка и дедушка? - спрашивала девочка.
   Анна Ивановна расхваливала ей своего красивого, бравого  отца,  который
носил на груди кресты за войну с японцами, и веселую мать, которая жила  в
деревне Тамбовской области, но уже померла,  описала  своих  сладкоголосых
сестер, перечислила родню Григория Ефимовича,  живущую  в  горном  поселке
Бодайбо.
   Однажды,  усаживаясь  за  стол  к  тетрадкам,  Ленка  опять   задумчиво
спросила:
   - Почему же моя мама во сне сказала, что наша фамилия Таракановы?
   - Откуда у тебя  взялась  новая  мама?  -  в  отчаянии  закричала  Анна
Ивановна. - Я твоя мама! Ты Култукова!  Выйдешь  замуж,  тогда  и  сменишь
фамилию.
   За спором и застал их вернувшийся  из  депо  Григорий  Ефимович.  Молча
раздеваясь, снимая с себя грязную спецовку, брюки, наливая горячую воду  в
рукомойник, он прислушался к голосам матери  и  дочери  и  вдруг  вошел  в
горницу, выкатил глаза, и, сняв со стены широкий солдатский ремень, потряс
им для убедительности в воздухе.
   - Врежу два горячих обеим! - побагровел он лицом. - Шельмы! Фамилия  им
не нравится!
   Смолкла Анна Ивановна, поджала губы, села на лавку. Это означало и  для
Ленки, что подлинность фамилии Култукова не подлежит обсуждению. И с  того
дня ни Ленка, ни мать,  будто  пришли  к  полному  согласию,  не  затевали
дискуссий о фамилии. Но дочь не только больше  не  верила  родителям,  она
затаилась и, не переставая думать о причине угроз отца выпороть ее,  стала
поздно вечером, когда мать и отец ложились спать, подбираться на  цыпочках
к двери спальни и, прикладываясь ухом к щелке,  подслушивать  родительские
беседы. Из их разрозненных воспоминаний и обсуждений  ей  удалось  узнать,
что привезли ее из Усть-Баргузина. Из этого она заключила,  что  Култуковы
украли ее у родной матери. Присматриваясь к лицу и походка Анны  Ивановны,
все более уверялась, что она для нее стара, и ей пришло в голову убежать в
сказочный Усть-Баргузин, разыскать там мать.
   Нагрянула весна, лед на Байкале ломало, корежило и сдвигало  на  берег,
солнце стало чаще зависать над сопками, озеро заиграло цветными дымками. В
Ленку вселилось неясное ожидание лета, нетерпение оставить ненавистный  ей
дом, казалось, с каждым днем исчезали  вокруг  дома  и  города  границы  и
открывался мир, большой  и  загадочный  для  путешествий  и  встреч.  Лена
неплохо  закончила  пятый  класс,  на  слете  пионерской  дружины  ей  под
аплодисменты дали похвальную грамоту за то, что пела и танцевала в  кружке
"Байкалочка". Но это была не совсем та  девочка,  за  какую  принимали  ее
педагоги. Она все чаще в задумчивости уходила за огород,  на  склон  горы,
углублялась в свои мысли.
   Прежде чем рассказывать о ее побеге из дому, о  том,  как  она  этим  в
самое неподходящее время  всполошила  весь  город,  подняла  на  ноги  всю
районную милицию, дружинников, сообщу коротенько об истории ее  удочерения
Култуковыми.
   Поженились Анна Ивановна с Григорием Ефимовичем еще до войны в  поселке
Усть-Баргузин, что на восточном берегу  Байкала,  примерно  в  четырехстах
километрах морем от Слюдянки. Григорий  Ефимович  коренной  сибиряк,  Анна
Ивановна выросла в деревне Тамбовской области, приехав по набору, работала
на рыбозаводе. Потом муж ушел на фронт, вернулся после разгрома  фашистов.
Высокий, статный, с орденом Красной Звезды,  он  нравился  и  девушкам,  и
солдатским вдовам. Анна Ивановна смекнула, что, не  имея  детей,  потеряет
она мужа. Однажды прослышала, будто  на  ближней  улочке  померла  молодая
учительница, оставив на руках своей тетки  малютку  девочку  -  память  от
заезжего летчика. Говорили, девочка не нужна  тетке:  у  нее  своих  детей
полон дом. Шмыгнула Анна Ивановна вечером в ограду к  кержачке.  Было  это
поздней осенью. Необыкновенная бедность в избе: детишки бегали по  горнице
в лохмотьях, босые; единственная кровать накрыта рваным одеялишком, сшитым
из крохотных пестрых обрезков ситца. Старший мальчик угостил гостью куском
лепешки. Отщипнула Анна Ивановна краешек, взяла в рот: ох,  лепешка-то  из
мякины! Песок на зубах скрипит. Тетка кормила грудью  своего  младенца,  а
другой ребенок, оставшийся  от  умершей  учительницы,  орал  в  деревянной
зыбке, подцепленной на березовой  жердинке,  что  была  прикреплена  одним
концом к матице избы. Выслушав просьбу Анны Ивановны  отдать  ей  сиротку,
тетка подозрительно прищурилась и строго молвила:
   - Забирай, но не обижай сиротку-то!
   У Анны  Ивановны  три  класса  знаний,  она  живехонько  накорябала  на
лоскутке бумаги, что берет  малютку  насовсем  и  никому  не  отдаст.  Еще
поклялась вернуть все тряпочки, в которых уносит из избы  дитятку.  Так  и
сделала.
   Детей, потерянных матерями и оставшихся сиротами, после  войны  было  в
приютах много, однако Анна Ивановна радовалась, что завладела не безродным
существом.  Сразу  же  заторопила  мужа  уехать  из  Усть-Баргузина   куда
подальше, где никто бы слыхом не слыхивал, что они  вскармливают  неродную
дочку. Леночку Анна Ивановна принесла домой в ноябре, а  в  июне  Григорий
Ефимович списался с фронтовым другом, жившим в Слюдянке. В отпуск поплыл к
нему погостить и, присмотревшись к городку, сторговал у одного дедка дом с
усадьбой. В конце лета Култуковы  уже  осели  в  Слюдянке,  деньги  старик
согласился  получать  в  рассрочку.  Как-то  вечером  рассказали  Григорию
Ефимовичу, будто утром будет обмен денег, на  десять  рублен  дадут  один;
испугался он, что бывший домовладелец  затребует  остаточный  долг  новыми
купюрами. Бегал Григорий Ефимович по домам слесарей своей бригады,  собрал
нужную тысячу и рано утром принес ее хозяину. Тот, ничего  не  подозревая,
принял долг и угостил еще Григория Ефимовича брагой. Однако  старик  скоро
понял, что его обмишурили, и пригрозил бывшему должнику  местью.  И  когда
Ленка рассекретила тайну своего происхождения, когда улица  подхватила  ее
болтовню о сновидениях, тогда и шепнул Григорий  Ефимович  жене,  что  это
наказание придумал им бывший домовладелец.
   Побег Ленки из дому с целью разыскать родную мать  случайно  совпал  со
стихийным бедствием, которое  обрушилось  на  городок  Слюдянку.  Северные
склоны хребта Хамар-Дабан самые увлажненные не только в Иркутской области,
но и во всей Восточной Сибири.  При  большой  крутизне  склонов  долины  и
значительном уклоне речки Слюдянки, бегущей в Байкал, при  позднем  таянии
снега в горах и при ранних сильных летних ливнях вся вода  устремляется  в
водосток. Это вызывает мгновенный подъем воды в реке и создает разрушающий
все на своем пути мощный паводок.
   Но не только Ленка с дружком, даже гидрологи и синоптики не могли знать
о предстоящем нашествии воды.



ЗАГАДКА СТАРОЙ ПЕЩЕРЫ

   Сборы Лены в поход в Усть-Баргузин были недолгими.
   В один из вечеров, когда соседский мальчик Вася  Лемешев,  одноклассник
Лены, носил воду из колодца поливать грядки с огурцами,  она  подкараулила
его возле колодца. Усадьбы Култуковых и Лемешевых рядом, их разделял  лишь
березовый тын, в котором проделана дверь к колодцу.
   Ленка рассказала мальчику  о  своих  планах  уйти  к  родной  матери  в
Усть-Баргузин. Вася слышал, что Усть-Баргузин где-то на  берегу  озера,  и
сразу согласился сопровождать Лену.
   - Пригласить бы Лешку Аввакумова! - предложил он.
   Лешка учился в смежном классе, жил в доме через улицу, он  был  крупнее
Васи, выше его на голову, отличался храбростью,  ухарством,  дрался  возле
танцплощадки с ребятами старше себя.
   На  другой  день  после  полудня  Алеша  Аввакумов  появился  в  ограде
Култуковых налегке, будто собрался в лес поиграть до вечера: в  матросской
тельняшке (отец его работал мотористом на катере),  в  сапогах.  Раздвинув
плетень плечом, первым полез в дыру, за  ним  нырнули  Лена  и  Вася.  Они
добрались до дамбы, которая тянулась в сторону Байкала. Гуськом  двинулись
по тропинке к озеру. Быстро спустились по глинистому, в красных  прожилках
откосу в заросли тальника. Склон берега  был  прошит  корнями  деревьев  и
усыпан большими валунами. Продвигаясь вдоль берега, неожиданно  наткнулись
на небольшое углубление  в  горе.  Ленка  заглянула  внутрь  и  восхищенно
ахнула: тут можно жить!
   Стены пещеры темные,  каменистые,  со  следами  чьих-то  ударов.  Ленка
завороженно глядела на них,  в  эти  минуты  она  вдруг  представила  себя
хозяйкой маленького лесного племени. Вася и Леша -  сородичи,  они  втроем
переселились  сюда,  в  горную  пещеру,  чтобы  стать  взрослыми.   Пещера
оказалась удивительной еще и потому, что у  девочки  открылось  непонятное
чувство: она, стоя за каменной стеной пещеры, увидела все, что  происходит
в  тайге  и  на  берегу  Байкала.  Слух  ее  обострился,  глаза  сделались
внимательными, но в эти минуты видела  она  не  глазами:  за  кустами,  за
высокими соснами и кедрами по берегу ходили незнакомые люди.  Она  сказала
об этом ребятам, и все втроем, выйдя из пещеры, прислушались.  На  поляне,
при свете солнца, ощущение "видения" людей-чужаков за  деревьями  у  Ленки
прошло, но зато она четко слышала шуршанье гальки под сапогами неизвестных
"врагов". Руки ее цепко хватались за  можжевельник,  раздвигая  пружинящие
ветки, тело бесшумно двигалось в траве, в кустарнике. Выбравшись на опушку
леса, Ленка увидела шалаш и недалеко от него  горящий  костер.  Там  сидел
пожилой мужчина, и к нему приближался вышедший из-за камня  второй.  Ленка
сделала ребятам знак, чтобы не шумели: чужаки опасны, они могут сообщить о
ребятах в город.
   - Это рыбаки, - простодушно зашептал Лешка.
   Ленка презрительно глянула на него, тот осекся. Ребята затаились  шагах
в тридцати от стоянки рыбаков. Ленка шепотом предупредила Васю и Лешу, что
это  старейшины  какого-то  опасного  рода,  у  них  есть  где-то   близко
вооруженные соплеменники.
   Вернувшись к пещере, Ленка достала из корзины припасенную еду, и ребята
накинулись на мясо, съели его.
   Трава  дышала  духмяно,  лучи  заходящего  солнца  играли  в  малиновых
метелках цветов. Ленка никогда раньше не встречала таких ярких цветов, она
прикоснулась к одному стебельку, нараспев, словно кто-то подсказал ей,  по
слогам сказала:
   - И-ван-чай!
   - Нет, это не иван-чай, - усомнился Лешка.  -  Бабушка  мне  показывала
другой цветок.
   -  Иван-чай!  -  категорично  и  надменно  повторила  Лена  и  радостно
рассмеялась: - Здравствуй, иван-чай!
   Завороженно  гладила  пурпурное  соцветие,  будто  волшебный   аленький
цветок, который чем-то ей поможет.
   Потом ее внимание привлек красный цветок.
   - Саранка! - выкрикнула она.
   Сперва  пальцами,  потом  ножом  выкопала  плотный   большой   клубень,
освободила его от почвы. Луковица из мясистых чешуек легко  разламывалась,
вкус чешуек понравился Лене. Тогда она заставила копать клубни Васю, чтобы
заготовить их на завтрак и на обед.
   Спать легли вповалку на цветы.  Камни  под  боками  не  давали  уснуть,
особенно ворочался Лешка, ему было холодно, и он  стягивал  с  Васьки  его
телогрейку, Ленка тоже маялась, встала раньше всех. Солнце еще не  взошло,
но  над  деревьями  и  "огородом"  разливался  ровный  свет.   Алая   заря
распространялась по небу, фонтаны лучей пробивались  вверх,  потом  хлынул
водопад  света.  Сверкающие  звездочки  росы,  бриллианты,  которыми  были
увешаны мутовки кустов, слепили,  переливались  разноцветными  лампочками,
трепыхались флажками и выстреливали пулями искр. Птицы  будто  по  команде
ударили в свои инструменты, зазвенели и загудели в рожки  и  в  свирельки,
заглушая ворчание сонных лягушек в болотце. Запахи потекли со всех сторон,
Ленка опять стала узнавать цветы. Чудеса окружали  ее,  наполняли  скрытой
будоражащей силой, околдовывали и возвращали в забытый мир охоты, костра и
пещеры. Она простояла, зачарованная восходом солнца, сверканием бликов  на
листьях деревьев до тех пор, пока  кто-то  из  мальчиков  не  завозился  в
пещере. Их надо кормить. Она тихо вошла  в  пещеру,  осторожно  вынула  из
кармана плаща коробок спичек и накрыв плащом скрюченное тело Леши, вышла в
"огород". Но тут же ее, догнал окрик Аввакумова:
   - Зачем тут маяться? - ругался он. - Идти так идти!
   Из пещеры выбрался и Вася. Он  был  заспанным  и  тихим.  Не  умываясь,
ребята накинулись на корзину, съели остатки хлеба и  вареной  картошки.  В
корзине лежали рассыпанными несколько клубней.
   - Ешьте саранки, - посоветовала Лена. - А картошку испечем в костре.
   - К черту! - бранился Леша. Он похлопал себя по карману, вытащил  пачку
денег. - Это я у бабушки  спер  из  сундука.  Поедем  в  Усть-Баргузин  на
поезде!
   Все трое обрадованно завизжали, захохотали, а Лешка даже упал в траву и
покатался от удовольствия.
   Теперь они стали частью леса, гор, движения их сделались мягкими, как у
зверей, осторожными и ловкими.  Страха  не  было.  Просто  теперь  их  уже
отделяла от обычной жизни в городе пропасть -  они  вынуждены  скрываться:
любой милиционер,  учитель  и  просто  взр