ется, что
это Эйде и Билли Стоукер.
   Эйде. Теперь, Билл, ты не станешь говорить, что я тебя больше не люблю?
   Билл. Эйде, любимая моя. Ты лучшая на свете. Любимая. Моя любовь.
   Эйде. Правда, твоя?
   Билл. Конечно. (Он обнимает ее и целует.)
   Эйде (глубоко вздыхая). Как  хорошо!  Божественно!  Что  может  с  этим
сравниться! И подумать только, Билл, ты  ревновал  меня  к  этому  бедняге
Фотэрингею!
   Билл. К нему и к его чудесам!
   Эйде. Наверное, сейчас ужасно поздно, Билл?
   Билл. Господи, половину уже пробило! Пора домой. Дверь запрут. Придется
звонить.
   Эйде. Нам нельзя возвращаться вместе, Билл. Пойдут разговоры.
   Билл, Да, да. (Обдумывает положение.) Ты иди  к  парадной  двери.  А  я
обогну дом и влезу по водосточной трубе в  мужскую  спальню.  Мне  это  не
впервой. Окно никогда не запирают. Ну, я пошел переулком, нашим переулком.
   Эйде. Смотри не упади.
   Билл. Кто, я?
   Эйде. Поцелуй меня на прощание, Билл.
   Они целуются. Затемнение.


   Эйде робко идет по улице  прямо  на  зрителя,  направляясь  к  магазину
"Григсби и Блотт". На углу слева выныривает мистер Фотэрингей, весь еще во
власти своих любовных мечтаний.
   - Неужели это Эйде? Та самая девушка, о которой я только что думал!
   Эйде. Неужели это Джордж! Вы знаете который час,  Джордж?  Вам  хорошо,
снимаете себе отдельную комнату и не должны каждый вечер являться не позже
половины одиннадцатого.
   Фотэрингей (останавливаясь перед ней). В такую  лунную  ночь,  Эйде,  я
готов совсем не возвращаться домой. А вы?
   Эйде.  Ночь  прелестна.  Да,  в   самом   деле   прелестна.   Сотворили
какие-нибудь новые чудеса, Джордж?
   Фотэрингей. Ничего особенного.  Не  так  уж  весело  творить  чудеса  в
одиночестве. Нужно, чтобы  кто-то  тебя  вдохновлял.  Ну,  скажем,  вот...
Видите часы на церкви?
   Оба оглядываются. Часы на церкви показывают без четверти одиннадцать.
   Голос Фотэрингея. Вы и все остальные часы  и  будильники  в  Дьюинтоне,
отстаньте на двадцать, нет, на двадцать пять минут, ну, живо!
   Стрелки часов двигаются назад.
   Снова улица.
   Фотэрингей (показывает Эйде при свете зажженной  спички  свои  наручные
часы). Видите? На моих часах то же самое! Все в порядке, Эйде. Если теперь
вы позвоните и вас впустят, то часы в прихожей вас тоже не подведут.
   Эйде. Да, вот это настоящее чудо, Джордж. И очень милое.
   Фотэрингей. Ну, для вас, Эйде, я  мог  бы  и  не  такое  чудо  сделать.
Знаете, зачем я переменил двадцать минут  на  двадцать  пять?  Только  для
того, Эйде, чтобы поговорить с вами немного. Понимаете?
   Она (кокетничая). О, пять минут, Джордж, вы заслужили.
   Фотэрингей. Я заслуживаю много большего. Я бы... для вас,  Эйде,  я  бы
мог творить неслыханные чудеса. Вы разжигаете мое воображение.
   Эйде. Вы и так много сделали для меня.
   Фотэрингей. Ах, Эйде! Что бы я ни сделал, только  бы  заставить  вас...
ну... полюбить меня, хоть чуть-чуть. Все что угодно. Если б только  я  мог
заставить вас... ну, чтоб вам захотелось меня поцеловать.
   Эйде. О, Джордж! Чудеса  не  чудеса,  но  так  вы  не  должны  со  мной
говорить.
   Фотэрингей. Почему не должен? Разве я вам не нравлюсь? Ни капельки?
   Эйде. Нравитесь, но только не гак... Не так,  мистер  Фотэрингей.  (Она
умышленно не называет его Джорджем.)
   Фотэрингей. Почему же не так?
   Эйде. Не знаю. Право, не знаю.
   Фотэрингей. У вас есть кто-нибудь другой? А? Я все вижу.
   Эйде. Вас это не касается, мистер Фотэрингей. Во всяком случае, так  вы
мне не нравитесь. А не так... Вы славный, но  не  в  моем  вкусе.  Тут  уж
ничего не поделаешь. Есть кто-нибудь другой или  нет,  от  этого  для  вас
ничего не меняется. Я не могла бы вас полюбить.
   Фотэрингей. Не могли бы?
   Эйде. Нет. И покончим с этим.
   Фотэрингей. Минуточку, Эйде!  Постойте!  Вы  уверены,  что  никогда  не
полюбите меня? А про чудо вы забыли? Что, если вас заставить?
   Эйде. Как вы так можете, мистер Фотэрингей! (В испуге  она  отступает.)
Нет, этого вы не сделаете, мистер Фотэрингей.
   Фотэрингей. Ха! Посмотрим, моя милочка. Посмотрим,  что  получится.  Не
сделаю? А ну-ка, влюбитесь в меня. Влюбитесь безнадежно. Забудьте навсегда
Билла Стоукера и любите только меня. Ну!
   Она глядит на него как завороженная. Сначала не  произносит  ни  слова.
Потом шепчет:
   - Нет. (И громче.) Нет. (Совсем громко и ликующе.) Нет! Нет, я влюблена
в вас сейчас ничуть не больше, чем раньше! Чуда не вышло. Не вышло, мистер
Фотэрингей. Нет никаких перемен в моих чувствах к  вам.  К  вам  со  всеми
вашими фокусами. Я вам не какие-нибудь несчастные часы,  или  там  кролик,
или еще что-нибудь такое. Как вы напугали меня, мистер Фотэрингей! Ох! Как
напугали. (Она глядит на него, все еще  не  оправившись  от  испуга.)  Мне
пора, мистер Фотэрингей. (Она поворачивается и убегает.) Доброй ночи!



8. ДЕЛОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

   Магазин "Григсби и Блотт". В кабинете администратора майор Григсби. Это
самоуверенный, коренастый человек, типичный владелец магазина,  из  бывших
военных. Кабинет его отделен стеклянной перегородкой  от  бухгалтерии,  за
которой виден сам магазин. Большой письменный стол майора украшают деловые
бумаги, образцы товаров и дамская шляпка на  подставке.  Майор  обдумывает
предстоящий разговор  с  Фотэрингеем.  Повторяет  про  себя  заготовленные
фразы. Наконец нажимает на кнопку звонка. Появляется мальчик-ученик.
   - Вызовите ко мне Фотэрингея. Или нет... Попросите  мистера  Фотэрингея
зайти ко мне.
   Опять повторяет про себя  заготовленные  фразы.  Встает  и  принимается
ходить по тесному кабинету, ведя спор с самим собой.
   Появляется Фотэрингей,  вернее,  над  матовым  стеклом  двери  кабинета
появляются его лоб и нос. Привычка  заставляет  его  держаться  с  Григсби
почтительно, но в манерах уже заметна уверенность. Он смотрит  на  майора,
майор - на него. Потом он не спеша открывает дверь и  спрашивает  вежливо,
но не заискивающе:
   - Вы хотели меня видеть, сэр?
   Григсби жестом администратора предлагает ему стул.  Затем,  вспомнив  о
своем положении, снова садится за стол.
   Григсби (уже на своем месте). Прошу, мистер Фотэрингей, мне хотелось  с
вами поговорить.
   Фотэрингей опускается на стул.
   За своим столом Григсби снова чувствует себя великим дельцом, человеком
сильным   и   проницательным.   Фотэрингей   же,   как    всегда,    полон
нерешительности, новое сознание силы борется  в  нем  со  старым  чувством
зависимости. Так всегда бывает с человеком, которого вдруг  щедро  одарила
судьба.
   Григсби. Так вот. Мне  нужно  поговорить  с  вами.  Признаться,  мистер
Фотэрингей, я был крайне поражен тем,  каким  способом  вы  вчера  вечером
привели в порядок свой отдел.  До  крайности  поражен.  Это  было  сделано
молниеносно. Не могли бы вы... хм... не могли бы вы... (он склоняет голову
набок)... все же объяснить мне, как вам это удалось? Мне говорили, что  вы
уже проделывали нечто подобное.
   Фотэрингей (невольно настораживается, не зная, впрочем,  против  чего).
Объяснить я могу... и в то же время не могу. Попросту  говоря,  это  можно
назвать чудом.
   Григсби. А не кажется вам, что слово "чудо" несколько старомодно?
   Фотэрингей. Ну, можно еще сказать, что это  сделано...  это  сделано  с
помощью силы воли, вопреки естественному ходу вещей.
   Григсби. А, сила воли. Теперь я начинаю кое-что понимать. Разве мог  бы
человек, не имеющий Силы Воли, создать  за  какие-нибудь  семь  лет  столь
солидное и преуспевающее предприятие, как наше, у которого уже три филиала
и сорок девять служащих, начав дело с какой-то  лавчонки  и  всего-навсего
пяти помощников. Сила Воли важнее помощников, важнее  компаньонов,  важнее
покупателей... Признаюсь вам откровенно, мистер Фотэрингей, вы никогда  не
производили на  меня  впечатление  человека,  который  способен  на  нечто
подобное.
   Фотэрингей. Да я таким и не был. На меня это вдруг нашло.
   Григсби. Вы никогда не замечали за  собой  этой  Власти,  не  пробовали
подчинять чужую волю своей?
   Фотэрингей. Разве что изредка, с покупателями.
   Григсби. И не очень успешно.
   Фотэрингей. Мне кажется, и сейчас это не очень-то получилось бы. Я могу
делать другое - просто чудеса, старомодные чудеса,  вроде  магии;  ну  там
исцелять или могу  заставить  появляться  и  исчезать  всякие  предметы  и
животных, переносить людей и вещи куда угодно. И превращать одно в другое.
Это все я могу. Никогда и не знал за собой такого,  но  вот,  оказывается,
могу.
   Григсби (не спуская с него глаз). Однако влиять на чувства  и  поступки
людей не можете?
   Фотэрингей. Видимо, не могу.
   Григсби. А пробовали?
   Фотэрингей (уклончиво). Ничего не вышло.
   Григсби. Ну-ка, ну-ка, расскажите.
   Фотэрингей. Просто я хотел, чтобы один человек изменил свои чувства  ко
мне. Ерунда. Не стоит об этом и говорить.
   Григсби. В этом замешана женщина? Тогда молчок.  Эта  область  меня  не
интересует. Поговорим лучше о вещах серьезных, мистер Фотэрингей.  Я  хочу
сделать вам деловое предложение. Так вот. Так  вот...  Даже  если,  как  я
понимаю, не в вашей власти доставлять людей приходить к нам и покупать,  у
вас  есть  другие  преимущества.   Работоспособность.   Высокое   качество
обслуживания. Например, вы могли бы наводить порядок  в  наших  магазинах,
открывать их по утрам, доставлять на места покупки... И все это с  помощью
чуда. Но как? Вам это не приходило в голову? Все очень просто. Я  думал  о
том, как вы вчера привели в порядок свой отдел. Такая уж у меня привычка -
обдумываю  все  ночью  перед  рассветом.  Никто   и   не   подозревает   о
напряженности моей умственной жизни.  Огромная  сосредоточенность.  Только
представьте себе! "Григсби, Блотт и Фотэрингей - Чудеса мануфактуры". Само
собой  разумеется,  вы  должны   подписать   обязательство,   что   будете
использовать ваш дар исключительно для нашего предприятия.  Никаких  чудес
на стороне. Вы меня понимаете, мистер Фотэрингей?
   Фотэрингей. Да, но...
   Григсби. Я все продумал. Все  рассчитал.  В  первый  год  мы  могли  бы
гарантировать вам доход в три тысячи - три тысячи фунтов  стерлингов!  Нет
такого конкурента, которого бы мы не  обскакали,  хотя  бы  по  обороту  и
доходности. Мы будем торговать  по  всему  западному  побережью,  по  всей
Англии. При таких преимуществах для нас нет невозможного. Хотите, назовите
меня мечтателем, мистер Фотэрингей. Но поверьте,  настоящий  делец  всегда
немного мечтатель. Поэзия торговли!  Я  уже  вижу,  как  капитал  Григсби,
Блотта и Фотэрингея превращается в  миллионы,  как  мы  проникаем  во  все
уголки земного шара.
   Фотэрингей. Во все?
   Григсби. Во все!
   Фотэрингей (на секунду задумываясь). И Сан-Франциско как раз в одном из
таких уголков, а?
   Григсби. Надо полагать. А что?
   Фотэрингей. Да так, пришло  в  голову.  Вы  случайно  не  знаете,  сэр,
сколько отсюда до Сан-Франциско?
   Григсби.  Недели  три  или  месяц,  наверно.  А  почему  вы   об   этом
спрашиваете?
   Фотэрингей. Три недели, не меньше?
   Григсби. По крайней мере. А что?
   Фотэрингей. Просто хотел узнать. У меня там родственник один.


   Наплыв, а следом красочный эпизод в сан-францисской больнице. Мы  видим
форму мистера Уинча, его каску и пояс, которые висят то ли на вешалке,  то
ли в шкафу, их внимательно рассматривает нахальный репортер (Y). К  самому
Уинчу является еще один, уже  более  интеллигентный  репортер  (дальше  он
зовется X). (Репортеры, участвующие в разговоре, обозначены X,  Y,  Z).  В
кадре появляется  мистер  Уинч,  с  забинтованной  головой,  в  кресле  на
колесиках,  окруженный  вездесущими  газетчиками  (с  весьма   характерной
внешностью).
   X. Это все, что вы можете нам сказать, мистер Уинч?
   Уинч. Да, это все, что я могу вам сказать.
   Y. Но это же бред сумасшедшего.
   Z. Никакого просветления.
   Уинч уходит за кадр. Крупным планом - беседующие репортеры.  Среди  них
один, X, - человек более тонкого понимания,  чем  остальные;  он  потрясен
случившимся.
   Y. Все равно, ребята, этот материал не пойдет. Малый просто свихнулся.
   Z. Что он все-таки плел насчет каких-то роз и ежевики?
   X. А между тем одет он был в  самую  настоящую  английскую  полицейскую
форму. Слово даю, в этом что-то кроется. Из области  Четвертого  Измерения
или тому подобного.
   Y. Откуда он свалился? Вот единственное, что интересует меня.
   X. А что вы думаете насчет его формы?
   Z. К черту форму! Эд про это не тиснет  ни  строки.  Мы  в  Соединенных
Штатах привыкли, чтобы люди исчезали. Вот это чистый материал. Но ведь  он
не исчез, а появился. Нет, этим никого не удивишь.
   X. Говорю вам, в одежде все дело, да  и  записная  книжка  у  него  вся
обуглилась.
   Z. И записи невозможно разобрать!
   X. Но одно все-таки ясно: он  самый  настоящий  английский  полисмен  и
попал сюда прямо из Эссекса. В мгновение ока. Как? Одному  богу  известно.
Но так быстро, что его башмаки и записная книжка обуглились.
   Y. Можете преподнести это как материализацию духа!
   Z. И убеждать в этом простаков, которые читают вашу газету. А мне место
терять неохота.
   Y. Вот-вот, морочить людям голову.
   X. Это же  блестящая  сенсация!  Нам  всегда  нужно  искать  что-нибудь
свеженькое. И вот, пожалуйста, вам свеженькое - ничего подобного раньше не
случалось. Но так как мы не  можем  подогнать  эту  историю  под  знакомый
шаблон, придется от нее отказаться. Ничего не попишешь, ребята. Точно  так
же, как отказались бы писать о полете в воздухе, о  подводных  лодках  или
радио полсотни лет назад. Это сверхновость. А сверхновости не  для  газет.
Ей же ей, нет на свете ничего более низкого и  жалкого,  чем  человеческое
воображение!   Мы   свидетели   самого   удивительного   и    невероятного
происшествия, но даже заикнуться о нем не смеем...
   Х (размышляет с негодованием).  Хоть  умру,  а  дам  репортаж  об  этой
истории на первой полосе. Надо же разбудить у людей воображение.  (Крупным
планом его лицо,  пылающее  протестом.)  Разве  нельзя  прямо  говорить  о
чудесах? Неужели люди навсегда останутся ничтожествами?


   Наплыв, и снова в кадре майор Григсби, разговаривающий  с  Фотэрингеем,
который не столько  увлечен  и  убежден,  сколько  подавлен  напористостью
майора.
   Григсби. А ну-ка заставьте свое воображение поработать. Расточать такой
дар, как у вас, - это все равно, что потерять его. Никакой пользы от  него
не будет ни вам, никому. Чудо направо. Чудо налево. Пробросаетесь чудесами
- и все тут. Продешевите. Другое дело, если их направить по нужному руслу,
сосредоточить в одних руках! Монополизировать! Поставить на службу  только
"Григсби, Блотту и Фотэрингею", вот тогда это будет огромная сила.
   Фотэрингей. Картина весьма заманчивая.
   Григсби. Заманчивая! Само собой разумеется. Я уже вижу, как в одну ночь
мы превращаемся в титанов, подчиняем себе весь  мир...  ворочаем  крупными
делами... делаем большие деньги...  становимся  магнатами.  Монополистами.
Нельзя упускать такую возможность. Послушайтесь меня, мистер Фотэрингей. Я
бы еще посоветовался с мистером  Бэмпфилдом  насчет  всего  этого:  мистер
Бэмпфилд служит в банке через дорогу от нас.



9. ВЫСОКАЯ ФИНАНСОВАЯ ПОЛИТИКА

   Фотэрингей, майор  Григсби  и  мистер  Бэмпфилд  в  небольшом  кабинете
дьюинтонского отделения Лондонско-Эссекского банка.
   Мистер Бэмпфилд - сухой человечек невысокого роста, в пенсне;  он,  что
называется, дока. Григсби возбужден, упивается  собственным  красноречием,
излагая свой блестящий проект. Пока эти  двое  ведут  беседу,  Фотэрингей,
по-видимому, кое-что уже прикинул. Постепенно в его поведении не  остается
и следа прежней почтительности. Начинает прорезываться его  природный  ум,
не лишенный, правда, наивности. В нем уже проглядывает будущий капиталист.
Держится он свободней. Не сидит напряженно, как было в кабинете у Григсби.
   Бэмпфилд. Ну и удивили вы меня своим предложением, майор Григсби!  Если
бы два часа назад вы сказали мне, какие  чудеса  будут  твориться  в  этом
кабинете и какой проект создания всемирной сети  "Универсальных  магазинов
чудес" мне будет предложен, я бы не поверил, ни за какие деньги не поверил
бы.
   Григсби. А сейчас верите?
   Бэмпфилд. Верю.
   Григсби. Я всю ночь ломал  над  этим  голову.  Пока  не  привел  все  в
систему.
   Бэмпфилд. Конечно, будут осложнения с Лондонским банком,  но,  надеюсь,
мне удастся  все  уладить.  Я  думаю,  вы  можете  смело  рассчитывать  на
поддержку Лондонско-Эссекского банка, мистер  Фотэрингей.  Можете  на  нас
рассчитывать, майор Григсби.
   Фотэрингей. Да-а. Надеюсь,  все  будет  в  полном  порядке.  Сам  я  не
очень-то разбираюсь в финансах и торговле. Но ведь,  насколько  я  понимаю
ваше предложение, этим мне заниматься не придется.
   Григсби. Ваша задача - посвятить свой чудесный  дар  всецело  "Григсби,
Блотту и Фотэрингею". Это - главное.
   Бэмпфилд одобрительно кивает.
   Фотэрингей. Вот тут-то мне и не все ясно.
   Оба ждут разъяснений.
   Фотэрингей. А как же  дар  исцеления,  ну  и  все  такое?  Я  вовсе  не
собираюсь превращать это в доходное предприятие.
   Григсби (его осеняет блестящая идея). Мы  могли  бы  при  каждом  нашем
магазине открыть бесплатную поликлинику. Прием по вторникам и  пятницам  -
средства на это мы изыщем. Лечение бесплатное. Совершенно бесплатное.
   Фотэрингей. Да-а. Это, конечно, можно. Меня смущает другое:  почему  бы
нам  и  ткани  не  раздавать  даром?  Зачем  все  превращать  в   доходное
предприятие?
   Григсби. О, так у вас ничего не выйдет. Решительно ничего не выйдет.
   Фотэрингей (вкрадчиво). Вероятно, у вас так не выйдет. Да-с.  И  потом,
почему  мы  должны  для  этого  изыскивать  средства  и...  как   это   вы
называете... выпускать акции?
   Бэмпфилд. Всякое дело строится на прочной финансовой основе.
   Фотэрингей (пытаясь разобраться). Мы должны делать деньги...
   Григсби (проникновенно). Деньги, сэр, - двигатель всякого предприятия.
   Фотэрингей. Но почему же,  если  нам  нужны  деньги,  не  делать  сразу
деньги?
   Бэмпфилд.  Это  невозможно...  (Пауза.  Он  пугается.)   ...без   самых
губительных последствий.
   Фотэрингей. Глядите. (Вытягивает  руку  и  шевелит  губами.  Появляется
банкнот в сто фунтов.)
   Бэмпфилд. Нет! Нет! Нельзя. Это  незаконно.  Это  подлог.  Ваш  банкнот
фальшивый.
   Фотэрингей. Взгляните на него. Разве он не настоящий?
   Бэмпфилд (ощупывая банкнот). Так  не  годится.  (От  волнения  он  даже
встает.) Решительно не годится. Нельзя делать  деньги,  когда  вздумается.
Это пошатнет основы  общества.  Расстроит  всю  финансовую  систему.  Люди
должны нуждаться в деньгах.
   Григсби. Они должны нуждаться во всех решительно товарах.
   Фотэрингей. Но я могу дать им все, в чем они нуждаются!
   Григсби и Бэмпфилд (вместе). А им что останется делать? Какой же у  них
тогда будет стимул делать хоть что-нибудь?
   Фотэрингей (почесывая щеку). Веселиться, например.
   Григсби  вскакивает  с  места.  Фотэрингей  сидит   смущенный,   однако
пускаться в объяснения не собирается.
   Бэмпфилд. Поверьте мне, мистер Фотэрингей, поверьте мне. Я  изучал  все
эти проблемы... весьма серьезные проблемы, еще когда вас на свете не было.
Человеческое общество, я повторяю, зиждется на человеческих  потребностях.
Жить - значит нуждаться. Только безумные  мечтатели  -  имен  называть  не
будем - могут говорить о мире без нужды. Это  сказка,  миф.  Это  попросту
неосуществимо.
   Фотэрингей. А разве кто-нибудь пробовал?
   Бэмпфилд. Кто же мог пробовать?
   Лицо Фотэрингея хранит скептическое выражение.
   Григсби. Помяните мое слово, мистер Фотэрингей, нельзя задаривать людей
как попало. Все развалится. Полное банкротство. Пресыщение. Упадок. А если
вы нас послушаете... доверитесь нам... Мы уже разработали план, как... как
удержать ваш дар... очень, осмелюсь сказать,  опасный  дар...  в  пределах
разумного. Между прочим,  вы  в