пока  не
совершил посадку рейсовый звездолет. Тогда я вышла и смешалась  с  толпой.
Все были настолько заняты, что меня никто не заметил. В общем,  я  села  в
машину и уехала.
     - Служба контроля Клячи поставит в известность...
     - Разумеется, - перебила Амелия.  -  Но  к  тому  времени  будет  уже
поздно. Либо я получу то, чего желаю, либо на свете станет одной  женщиной
меньше.
     Я призадумался. Меня поразила  дерзость,  с  какой  она  улизнула  из
космопорта. Поскольку Амелия в данный момент находилась  в  зоне  Енотовой
Шкуры, она должна была бы иметь соответствующую  лицензию,  чтобы  за  ней
могла наблюдать  местная  служба  контроля.  Ей  пришлось  бы  представить
маршрут вылазки и выходить на связь каждые двадцать часов.  Не  выйди  она
хоть раз, и в Пустыню немедленно вышлют спасательную команду. Да, подобный
расклад наверняка смешал бы Амелии все карты.
     Правда, прежде всего она не получила бы разрешения на вылазку в Тихо.
Вероятно, произнеси она одно только слово,  ее  тут  же  посадили  бы  под
замок. Соваться в Тихо - чистой воды безумие, и все об этом знают.
     Итак,  она  вывела  из  ракеты  вездеход,  а  затем   направилась   в
административный корпус. Любой, кто заметил ее, скорее всего посчитал, что
она идет за лицензией. А позже, когда девушка вышла из  здания,  те,  кто,
возможно, обратил на нее  внимание,  предположили,  по-видимому,  что  вот
шагает человек с лицензией в кармане, и просто-напросто вычеркнули  Амелию
из памяти.
     Без лицензии, без утвержденного маршрута, отметившись лишь  в  Кляче,
она   имела   полную   свободу   действий   и   могла   ехать,   куда   ей
заблагорассудится. Ничего не скажешь, шикарный способ самоубийства.
     - На внешнем склоне Тихо Бадди нашел человека, - проговорила Амелия.
     - Кого?
     - Человека из состава Третьей лунной экспедиции. Он каким-то  образом
выбрался из кратера, уцелел после катастрофы. Его звали Рой Ньюмен.
     - Бадди следовало сообщить властям.
     - Конечно. Мы знали, что так полагается. Но признайтесь, Крис, вы  бы
сами как поступили? Времени  у  нас  было  в  обрез,  денег  тоже.  Иногда
приходится рисковать и даже играть в прятки с законом.
     Она была права. Порой  и  впрямь  приходится  рисковать.  Порой  тебя
охватывает отчаяние, и ты говоришь: "А пошли они к черту!" - и ставишь  на
кон все, что имеешь. И как правило, проигрываешь.
     - У Ньюмена был при себе дневник. Он  вел  его  не  очень  аккуратно,
однако записал, что все члены экспедиции составили завещания и изложили на
бумаге, что именно с ними стряслось...
     - За этими документами вы и охотитесь?
     Она кивнула.
     - Но вам не  удастся  сохранить  их  у  себя.  Когда  все  откроется,
придется передать документы семьям погибших.
     - Знаю, - ответила Амелия. - Однако мы можем  фотокопировать  бумаги;
вдобавок у нас будут права на первую публикацию. К тому же  там  документы
не только личного характера, а также  различные  научные  приборы  и  сами
корабли. Их  два,  один  пассажирский,  а  другой  грузовой.  Можете  себе
представить, сколько они сегодня стоят?
     - Но...
     - Никаких "но", - возразила она. - Корабли наша  законная  добыча.  Я
специально изучала закон. Они принадлежат тому, кто сумеет их обнаружить.
     Я  снова  погрузился  в  размышления.  Деньги,  много  денег.  Пускай
звездолеты простояли  на  поверхности  Луны  целых  тридцать  лет  -  если
метеориты не понаделали в них дыр, они, вполне возможно, все еще в рабочем
состоянии. А если нет, их можно продать на  слом  и  выручить  кругленькую
сумму. Сталь ценилась на Луне чуть ли не на вес золота.
     - Послушайте, - продолжала Амелия, - давайте рассуждать  по-деловому.
Вы можете оставить меня здесь, а какое-то время спустя вернуться  с  новой
панелью. Вдвоем мы быстро  ее  установим.  Вас  в  Енотовой  Шкуре  знают.
Составьте  маршрут  вылазки  на  внешние  склоны  Тихо.  Никто  ничего  не
заподозрит, никто не будет за вами следить.
     В самом деле, подумалось мне. Как  будто  все  складывается  неплохо,
если не считать того, что меня  вынуждают  бессовестно  нарушить  правила.
Отыскав экспедицию,  мы  превратимся  в  героев  и,  возможно,  в  придачу
разбогатеем. А потерпим неудачу - так не все ли равно мертвецу?
     Я вспомнил прожитую жизнь, прикинул,  что  ждет  впереди,  представил
членов синдиката - вот они сидят в парикмахерской и щелкают  подтяжками...
Как будет здорово возвратиться в Милвилл,  пройтись  по  знакомым  улицам,
слыша со всех сторон: "Смотри, Крис Джексон! Он поймал удачу на Луне!"
     - Пятьдесят процентов, - добавила Амелия Томпсон.
     - Думаю, остановимся на тридцати, - сказал я. - Не стоит  забывать  о
Бадди.
     В этом моя беда: порой я бываю сентиментален.



                                 Глава 2.

     На все про все у нас было шесть дней светлой части лунных суток минус
день на поездку в город и возвращение обратно. За пять дней  можно  успеть
многое. От того места, где стоял вездеход Амелии, до склона Тихо было лишь
несколько часов езды.
     Вернуться же можно и в темноте - если мы, конечно,  вернемся;  а  вот
для работы необходимо, чтобы было светло.
     Я механически вертел руль - и думал, думал,  время  от  времени  коря
себя за то, какого свалял дурака, ввязавшись в подобную авантюру.
     Мне было страшно. Чудовищно, невыразимо страшно.
     Что бы там ни говорила Амелия, Тихо - весьма крепкий орешек,  который
не всякому по зубам. С такими вещами лучше не шутить. Никто из  колонистов
даже не пытался утверждать, будто знает наверняка,  в  чем  состоит  тайна
кратера; домыслов же было не перечесть,  и  от  некоторых  из  них  волосы
просто вставали дыбом.
     Давным-давно, лет двадцать пять назад, когда  Луну.  только  начинали
осваивать, на дне Тихо собирались построить астрономическую  обсерваторию,
однако после всего, что случилось, ее построили в кратере  Кювье.  В  Тихо
отправили группу геологов - провести съемку  местности,  -  и  эта  группа
бесследно исчезла. Тогда послали наземную  спасательную  команду,  которая
словно растворилась - разумеется, не в воздухе, а в пространстве.  В  небо
взмыли звездолеты, которые кружили  над  кратером  на  протяжении  доброго
десятка часов. Ничего: ни малейшего признака жизни, ни  единого  движения,
ни даже намека на что-либо более-менее похожее. Инструменты -  пожалуйста,
они стояли там, где их  поставили  геологи;  рядом  громоздились  ящики  с
припасами и оборудованием. С кораблей, правда, засекли колею, которая вела
на юг и обрывалась у стены кратера. Людей же так и не обнаружили.
     Тем все и кончилось.  Больше  ни  у  кого  не  возникало  желания  ни
забираться в кратер, ни даже приближаться к нему. Если кто-нибудь случайно
оказывался в нескольких милях от Тихо, он вдруг начинал передвигаться  как
бы на цыпочках и огибал зловещее  место  по  широкой  дуге.  А  попытаться
проникнуть внутрь - такое  наверняка  не  приходило  в  голову  ни  одному
человеку в здравом уме и твердой памяти.
     У меня же, очевидно, слегка поехала крыша.
     Ладно, хватит валять дурака, будем честными. Ни про  кого  из  лунных
старателей нельзя сказать, что вот  он  -  в  здравом  рассудке.  Те,  кто
наделен здравомыслием, отсиживаются в безопасности на Земле.
     Сьюзи,  которая  сидела  на  панели  управления,   искрилась   слабее
обычного. Чувствовалось, что  она  чем-то  расстроена.  Непрерывно  щелкал
счетчик радиации, вездеход катился по дну выбеленного  пылью  распадка.  Я
торопился вернуться в город, поскольку оставил почти весь кислород  Амелии
и не мог терять времени. Стоит кислороду выйти  -  и  поминай  как  звали,
проживешь ровно столько, на сколько сумеешь задержать дыхание.
     Вдобавок я беспокоился - не только  насчет  кислорода,  но  и  насчет
Амелии.  Впрочем,  мое  беспокойство  вряд  ли  было  оправданным.  Амелия
казалась  более-менее  разумной  девушкой.  Кислорода  у  нее  достаточно,
вездеход стоит теперь в  тени,  которая  никуда  не  денется  до  рассвета
следующего  лунного  дня.  Правда,  она  может  замерзнуть,  но,  если  не
согреется благодаря термоэлементам скафандра, просто выйдет на солнце,  на
котором не страшен никакой холод. Дыру в лобовом стекле  мы  заделали,  то
есть кабина вездехода снова стала герметичной; воды у Амелии в избытке...
     На юге  показался  западный  склон  Пиктета,  увенчанный  зазубренным
гребнем, а дальше, на  юго-западе,  замаячил  Тихо,  белые  пики  которого
вонзались в угольно-черное небо.
     Дно распадка устилала пыль, что было не очень-то хорошо.  Вездеход  в
любую секунду мог угодить в пылевую яму - может быть, совсем крохотную или
же такую, в какой поместится добрая дюжина машин.
     Однако мне было некогда рыскать по округе в поисках более безопасного
пути, равно как и вести машину на небольшой скорости, чтобы в случае  чего
успеть затормозить и дать задний ход.
     Если бы я знал, что в распадке лежит пыль, то ни за что бы в него  не
сунулся; но начало  дороги  не  предвещало  ничего  подобного  -  сплошной
камень, катись в свое удовольствие. Разумеется, я смотрел  вперед,  однако
солнце сверкало так ярко, что определить на  расстоянии,  галька  там  или
пыль, не представлялось возможным.
     Когда ты впервые прилетаешь на Луну, тебя поражает одна вещь. Луна  -
черно-белая. Если не считать немногочисленных оттенков, какие присутствуют
в скальных породах, других цветов здесь не  существует.  Солнце  буквально
выбеливает все, на что только падают его  лучи.  А  когда  солнце  уходит,
наступает кромешная тьма.
     Итак, я вел вездеход по распадку, прокладывал колею по пыли,  которую
никогда еще не давили гусеницами; которую испещряли  крошечные  кратеры  -
следы примчавшегося из космоса мусора; которая копилась тут на  протяжении
столетий, отшелушивалась от каменных стен, не  выдерживавших  беспрерывных
атак излучения, укусов песка, что передвигался со скоростью не одной  мили
в секунду, перепадов температуры - разница составляла сотни градусов.
     Да, жизнь на Луне тяжелая  и  не  слишком  веселая,  однако  в  самой
суровости планеты таятся восторг  и  красота.  Она  ловит  каждую  ошибку,
норовит прикончить тебя, не знает жалости, не дает пощады;  но  порой  она
являет собой зрелище, от  которого  захватывает  дух,  когда  душа  словно
взмывает в черноту космоса и обретает умиротворение и понимание. А  иногда
Луна попросту лишает тебя слов.
     Что-то похожее происходило со мной сейчас. Я застыл в кресле, в горле
пересохло, на лбу выступил пот. Машина катилась по распадку,  приближаясь,
может статься, к ловушке, объехать которую не удастся.
     Мне повезло. По-видимому, мой черед еще не  наступил:  старушка-Луна,
должно быть, приберегала меня для другого раза.
     Я выехал из распадка  и  очутился  на  широкой  равнине,  за  которой
виднелся Домашний проход, что вел  внутрь  Пиктета,  прямиком  к  Енотовой
Шкуре.
     Под  гусеницами  вновь  захрустела  галька.  Я  посмотрел  на  датчик
кислорода: игла находилась почти у самого левого края  шкалы.  Ничего,  до
города  хватит.  В  крайнем  случае  воспользуюсь  тем  баллоном,  который
упаковал в ранец скафандра. В общем, доберусь.
     Главное  -  я  целым  и  невредимым  выбрался  из  засыпанного  пылью
распадка, а остальное в настоящий момент ерунда.
     Вездеход взобрался на  склон,  и  передо  мной  раскинулся  Пиктет  -
амфитеатр, у  северо-восточной  стены  которого  притулилась  колония.  За
городом сверкали на солнце  здания  космопорта,  служившего  промежуточным
этапом на пути к другим планетам. На моих глазах  на  посадочную  площадку
опустился очередной звездолет, окутанный клубами  дыма,  весь  в  пламени,
которое выплевывали дюзы. Наблюдать за ним было очень  странно:  тормозные
двигатели работали на полную мощность, пламя било ослепительными струями -
однако посадка проходила в полной тишине.
     Первое, что поражает на Луне, -  засилье  черного  и  белого  цветов;
грозное же высокомерие тишины обрушивается не сразу, но затем сопровождает
тебя каждую минуту. Тишина - то, во что трудно  поверить,  с  чем  нелегко
свыкнуться и почти невозможно жить.
     Я  сбросил  скорость,  ибо  проход  изобиловал  поворотами,   которые
требовали повышенного внимания. Стрелка на  кислородной  шкале  опустилась
ниже прежнего, но я знал, что мне уже ничто не угрожает.
     Миновав проход, я съехал на дно  кратера  и  свернул  влево,  обогнул
выступ стены и направил машину к госпиталю,  что  примостился  в  укромном
уголке между выступом и стеной.
     Лунные поселения строятся особым способом: не на открытом месте, а  у
стен кратеров, у подножия гор, в долинах и распадках - то  бишь  там,  где
существуют естественные укрытия, которые позволяют прятаться от радиации и
метеоритов.  Правда,  надежнее  всего  зарыться  под   землю,   однако   в
человеческом естестве есть что-то такое, что  восстает  при  одной  только
мысли о жизни в норах. Поэтому люди защищаются иным  способом  -  возводят
поселения вплотную к высоким стенам.  Именно  так,  к  примеру,  построена
Енотовая Шкура. Город протянулся почти на три мили в  длину;  улиц  в  нем
нет, а все дома прижимаются к северной стене кратера.
     Я остановил вездеход у наружного шлюза госпиталя,  надел  шлем,  взял
мешок с лишайниками и выбрался  из  машины.  Должно  быть,  меня  заметили
изнутри, поскольку шлюз начал открываться. Когда я подошел к нему, люк уже
распахнулся  настежь.  Я  вошел;   люк   закрылся,   послышалось   шипение
подаваемого в шлюзовую камеру воздуха. Подождав, пока откроется внутренний
люк, я снял шлем и двинулся к отверстию.
     С той стороны меня поджидал док Уизерс. Увидев мешок, он усмехнулся в
свои огромные, как у моржа, седые усы,
     - Кэти! - позвал он, протянул руку к мешку, а другой похлопал меня по
плечу. - Ты нас выручил. Запасы подходят к концу, а никто из добытчиков до
них пор не появился. Ты первый. - Док  шумно  вдохнул  и  столь  же  шумно
выдохнул. - Знаешь, я все время боюсь, что вы рано  или  поздно  встретите
свою удачу, и тогда никому не станет дела до моих ненаглядных микробиков.
     - Не переживайте по пустякам, док, - отозвался я.  -  Такое  вряд  ли
случится.
     Тут появилась Кэти -  вечно  хмурая  старушенция  с  исхудалым  лицом
медсестры, которая переработала свой  срок  и,  имея  склонность  помыкать
людьми,  со  временем  стала  проявлять  чрезмерное  усердие  в  уходе  за
пациентами.
     Док вручил ей мешок.
     - Проверьте и взвесьте, - сказал он. - Я рад, что наши запасы  слегка
пополнились.
     Кэти повернулась ко мне.
     - Где вы пропадали? - холодно справилась она  с  таким  видом,  будто
подозревала, что я нарочно не приезжал как можно дольше. - Мы чуть было не
остались вообще без лекарств! - После чего повернулась и вышла в коридор.
     - Давай вылезай из своей амуниции, и пойдем пропустим по  стаканчику,
- пригласил док. - Тебе все равно придется подождать, пока Кэти разберется
с твоей добычей.
     - Я, пожалуй, останусь в скафандре, иначе у вас тут все провоняет...
     - Прими ванну, - предложил док,
     - Спасибо, не стоит.
     - Не забывай, я всю жизнь проработал в больницах, так что запахи меня
не пугают.
     - Я скоро буду дома, там  и  разденусь.  А  вот  насчет  выпить  -  с
удовольствием.
     Док  провел  меня  в  свой  кабинет,  крохотное,  но  весьма   уютное
помещение. Добиться уюта на Луне не так-то  просто,  ведь  нужно  каким-то
образом смягчить впечатление от металлических стен,  пола  и  потолка.  На
стены можно повесить картины, задрапировать или даже покрасить  -  как  ни
старайся,  от  металла  никуда  не  денешься.  Он   будет   чувствоваться,
обоняться, осязаться; человек никогда не забудет его твердости и холода, а
также того, почему кругом металл, а не что-либо иное.
     Иллюзия уюта в кабинете  дока  достигалась  за  счет  мягкой  мебели,
которой он обставил комнату. Там стояли кресла и кушетки, садясь на  любую
из которых ты словно падал на перину.
     Док открыл  дверцу  буфета,  достал  бутылку  и  несколько  стаканов.
Оказалось, что у него есть и лед. Я  знал,  что  он  угостит  меня  чем-то
вполне приличным. Дрянное спиртное на Луне - да и  в  космосе  в  целом  -
попросту не водится. Транспортные налоги настолько высоки, что в  попытках
сэкономить на качестве нет ни малейшего смысла.
     - Как съездил? - спросил док.
     - Почти никак. Набрал только лишайников, больше ничего.
     - Я живу в постоянном страхе, что когда-нибудь  мы  сорвем  последний
лишайник, - признался Уизерс. - Мы пытались выращивать их в искусственных,
теоретически идеальных условиях, и они  попросту  не  пожелали  расти.  Мы
пробовали  пересаживать  их  в  другие  места  здесь,  на  Луне,   и   все
заканчивалось сравнительно благополучно, однако на  Земле  они  так  и  не
прижились. Похоже, они не  выносят  атмосферы.  -  Он  принялся  разливать
спиртное по стаканам.
     - Может, со временем обнаружится, что они растут не только  здесь,  -
предположил я.
     - Нет, - док покачал головой. - Лишайников нет нигде, за  исключением
окрестностей Тихо.
     Сьюзи, которая  впорхнула  в  кабинет  следом  за  мной,  уселась  на
бутылку. Не могу сказать, есть ли у нее задатки алкоголика, но  сидеть  на
бутылках она обожает.
     - Хитрюга, - проговорил док, кивнув Сьюзи, а затем протянул  мне  мой
стакан. Я пригубил. Виски. Как раз то, что  требовалось,  чтобы  промочить
горло и прополоскать рот, в который будто набился песок.
     - Знаете, док, - произнес я, сделав большой  глоток,  -  "собачки"  и
лишайники как-то связаны друг с другом. Нашел одних, значит,  жди  других.
Над лишайниками всегда висит пара-тройка "собачек" - этакие  бабочки,  что
вьются над цветочной клумбой. У  моей  Сьюзи  замечательный  нюх,  лучшего
охотника я еще не встречал.
     Продолжая потягивать виски, я задумался над тем, что объединяет между
собой  "собачек",  лишайники  и  микробов.  Любопытный,  однако,  расклад.
"Собачки" находят лишайники, в лишайниках кишат микробы,  за  которыми-то,
по сути, и охотится человек. Ему необходимы именно микробы.
     Впрочем, дело не только в этом.
     - Док, мы с вами друзья, верно?
     - Пожалуй, да, - отозвался док. - Да, мой мальчик. Судя по всему,  ты
прав.
     - У меня порой  возникает  странное  чувство.  Точнее,  два  чувства.
Первое - что Сьюзи пытается поговорить со мной.
     - Ничего странного, - заявил док. - Мы же знать не знаем,  кто  такие
эти "собачки". Возможно, они разумны. Мне кажется, что  так  оно  и  есть.
Внешне они представляются сгустками энергии, но где сказано,  что  разумом
наделены лишь те существа, которые состоят из плоти и крови?
     - А второе чувство, - продолжал я, - такое. Иногда мне  чудится,  что
она изучает  меня  -  не  как  отдельную  личность,  а  как  представителя
человечества. Может, она намеренно увязалась за мной?
     Док торжественно опустился в кресло, лицом ко мне.
     - Да, мой мальчик, что-либо подобное можно открыть только  настоящему
другу, - проговорил он.
     Я покачал головой, гадая, почему вдруг разоткровенничался. До сих пор
я хранил все в тайне, ни разу не проронил ни словечка.
     - Меня бы сочли сумасшедшим.
     - Вряд ли, - возразил Уизерс. - Нет никого,  совершенно  никого,  кто
мог  бы  сказать,  что  знает  Луну.  Мы  ведь  едва  прикоснулись  к   ее
поверхности. Помню, когда я был мальчишкой, народ любил  порассуждать,  на
кой нам вообще сдалась Луна. Она пуста и мертва, на ней нет ничего такого,
из-за чего стоило бы лететь туда, а если и есть, то все  равно  не  окупит
затрат на космический полет. Говорили, что Луна всего-навсего кусок Земли,
лишенный вдобавок атмосферы и какой бы  то  ни  было  жизни.  Кто  бы  мог
подумать, что на никуда не годной планете будет обнаружено  то,  чего  так
долго добивался человек - лекарство от душевных бол