отошла.  -  Судя  по
тому, что говорил толстяк в лавке, нас все должны игнорировать, пока мы не
дадим деру с тоски. Но эта дамочка ведет себя дружелюбно, Она не ганд.
   - Ошибаешься, - возразил Гаррисон. - Она просто пользуется своим правом
сказать: "Нет, и точка".
   - Верно! Я об этом и не  подумал.  Они  могут  его  применить,  как  им
нравится.
   - Конечно, - инженер снизил голос. - Тихо, она Идет обратно.
   Сев снова за столик, девушка поправила прическу и сказала:
   - Сет лично вас обслужит.
   - Еще один предатель, - усмехнулся Глид.
   - Но с условием, - продолжала она, - что вы оба поговорите с ним  перед
уходом.
   - Цена подходящая, - решил Гаррисон. - Но это значит, что тебе придется
погашать обед за нас троих своими обами?
   - Нет, только за себя.
   - Как так?
   - У Сета свои соображения. Он такого же мнения об антигандах, как и все
остальные, но обладает склонностью к миссионерству. Он не согласен с  тем,
что  всех  антигандов  нужно  игнорировать.  По  его  мнению,  так   можно
относиться только к слишком глупым и упрямым, кого не перевоспитаешь.  Сет
уверен, что каждый разумный антиганд является потенциальным гандом.
   - Да что это такое "ганд"? - вопросил Гаррисон.
   - Обитатель нашего мира.
   - Но от чего происходит это слово?
   - От имени Ганди.
   Гаррисон наморщил лоб.
   - Это еще кто?
   - Человек, который изобрел Оружие.
   - Никогда о нем и не слышал.
   - Меня это не удивляет, - заметила Илисса.
   - Не удивляет? - Гаррисон  почувствовал  раздражение.  -  Позволь  тебе
заметить, что в наше время на Терре все получают такое образование...
   - Успокойся, Джим. Я просто  хотела  сказать,  что  это  имя  наверняка
вычеркнуто  из  ваших  учебников  истории.  Оно  могло   вызвать   у   вас
нежелательные настроения. Поэтому меня и не удивляет,  что  ты  о  нем  не
слышал. Не можешь же ты знать того, чему тебя никогда не учили.
   - Если ты подразумеваешь, что на Терре история подвергается цензуре, то
я в это не верю.
   - Это твое право, верить или нет. На то и свобода.
   - До известной степени. У человека есть  обязанности,  отказываться  от
которых он не имеет права.
   - Да? А кто определяет ему эти обязанности - он сам или другие?
   - По большей части люди, стоящие выше его.
   - Ни один человек не может стоять выше  другого.  Ни  один  человек  не
имеет права указывать другому, в чем  состоят  его  обязанности.  Если  на
Терре кто-то обладает подобной идиотской властью, то  только  потому,  что
идиоты это ему позволяют. Они боятся свободы.  Они  предпочитают  получить
указания. Они любят выполнять приказы. Ну и люди!
   - Мне бы не следовало тебя слушать, - вмешался  в  разговор  Глид.  Его
дубленое лицо горело. - Ты настолько вредная, насколько хорошенькая.
   -  Боишься  своих  собственных  мыслей,  -  уколола  она,   подчеркнуто
игнорируя комплимент.
   Глид покраснел еще больше.
   - Никогда в жизни. Но я...
   Он не договорил, потому что появился Сет и поставил на стол три  полные
тарелки.
   - После обеда поговорим,  -  напомнил  Сет.  -  Мне  вам  надо  кое-что
сказать.
   Сет подсел к их столику, как только они кончили есть.
   - Что вы уже знаете?
   - Они уже знают достаточно, чтобы поспорить, - вставила Илисса.  -  Они
беспокоятся об обязанностях, о том, кто их определяет и кто выполняет.
   - И не без оснований, - парировал Гаррисон. - Вы ведь  тоже  не  можете
этого избежать.
   - То есть? - спросил Сет.
   - Ваш мир держится на какой-то странной системе обмена обязательствами.
Но что заставит человека гасить об, если он не  будет  это  считать  своим
долгом?
   - Долг здесь ни при чем, - ответил Сет. - А если и возникает  вопрос  о
долге, то каждый определяет его для себя сам. Было  бы  в  высшей  степени
возмутительной наглостью со стороны одного  человека  напоминать  об  этом
другому, а одному приказывать другому - просто неслыханно.
   - Так можно очень хорошо устроиться, -  перебил  его  Глид.  -  Как  вы
справитесь с гражданином, у которого совсем нет совести?
   - Проще пареной репы.
   - Расскажи им сказочку о Ленивом Джеке, - предложила Илисса.
   - Это детская сказочка, - пояснил Сет, - ее все детишки наизусть знают.
Классика вроде как... как... - Он сморщил  лоб:  -  Совсем  забыл  сказки,
которые привезли пионеры.
   - Красная Шапочка, - подсказал Гаррисон.
   - Вот-вот, - благодарно кивнул Сет.
   Он провел языком по губам и начал рассказ:
   - Этого Ленивого Джека привезли сюда с Терры ребенком, он вырос в нашем
новом мире, изучил  нашу  экономическую  систему  и  решил,  что  он  всех
перехитрит. Он решил стать хапугой. Мы так называем тех, кто хватает обы и
пальцем не шевелит, чтобы их погасить или дать другим иметь  об  на  себя.
Человек,  который  брать  берет,  а  давать  не  хочет.  Ну  так  вот,  до
шестнадцати лет это ему сходило с рук. Он ведь был  ребенком.  А  у  детей
всегда есть к этому склонность. Мы  это  понимаем  и  делаем  определенные
скидки. Но после шестнадцати он влип.
   - Каким образом? - спросил Гаррисон, которого  сказочка  заинтересовала
больше, чем он хотел показать.
   - Он хапал все, что попадалось под руку. Еду, одежду. А городки  у  нас
небольшие, в них все друг друга знают. Месяца через три Джек стал известен
как самый настоящий хапуга. И куда бы он ни пришел, везде  получал  отказ.
Ни еды, ни крова, ни друзей. Проголодавшись, он вломился  ночью  в  чью-то
кладовую и в первый раз за неделю поел по-человечески.
   - И как его наказали за это?
   - А никак. Ничего ему не сделали.
   - Но безнаказанность наверняка только поощрила его.
   - Да нет, - усмехнулся Сет. - Люди просто стали все запирать.  В  конце
концов ему пришлось перебраться в другой город.
   - Чтобы там начать все с начала, - сказал Гаррисон.
   - На некоторое время... А потом пришлось перебраться в третий город,  в
четвертый, в двадцатый. Он был слишком упрям, чтобы делать выводы.
   - По ведь он устроился, - сказал Гаррисон. -  Брал  все,  что  надо,  и
передвигался с места на место.
   - Не совсем. Городки у нас, как я говорил, маленькие. Люди часто  ездят
друг к другу в гости. Все все знают. - Сет перегнулся через стол и  сказал
выразительно: - До двадцати лет Джек кое-как протянул, а затем...
   - Затем?
   - Он пытался прожить некоторое время в лесу на подножном корму. А потом
его нашли висящим  на  дереве.  Одиночество  и  презрение  к  самому  себе
погубили его. Вот что случилось с Ленивым Джеком, хапугой.
   - У нас на Терре людей за лень не вешают, - сказал Глид.
   - У нас тоже. Им предоставляют свободу сделать это самим. -  Сет  обвел
собеседников проницательным взглядом и продолжал: - Но пусть  вас  это  не
беспокоит. За всю мою  жизнь  я  не  припомню,  чтобы  случалось  что-либо
подобное.  Люди  уважают   свои   обязательства   в   силу   экономической
необходимости, а не из чувства долга. Никто никому не  приказывает,  никто
не заставляет, но сам по себе образ жизни на нашей планете содержит в себе
определенное  принуждение.  Либо   будешь   играть   по   правилам,   либо
пострадаешь. А страдать никому не хочется, даже дуракам.
   - Похоже, что ты прав, - вставил Гаррисон, ум  которого  в  эту  минуту
напряженно упражнял свои способности.
   - Не похоже, а наверняка, - заверил его  Сет.  -  Но  я  хотел  с  вами
поговорить о более важном. Скажите, чего вы хотите больше всего в жизни?
   Не задумываясь Глид ответил:
   - Путешествовать по космосу, оставаясь целым и невредимым.
   - И я тоже, - сказал Гаррисон.
   - Так я и думал. Но вы не можете остаться во флоте на веки вечные.  Все
рано или поздно приходит к концу. Что потом?
   Гаррисон заерзал обеспокоенно.
   - Я не люблю об этом думать.
   - Но ведь рано или поздно  придется,  -  сказал  Сет.  -  Сколько  тебе
осталось летать?
   - Четыре с половиной года.
   Сет перевел взгляд на Глида.
   - А мне три.
   - Немного, - заметил Сет. - Значит,  когда  вы  доберетесь  обратно  до
Терры, для вас это будет концом пути?
   - Для меня - да, - признался Глид, которому эта мысль  никакой  радости
не доставляла.
   - Чем старше становишься, тем быстрее бежит время. Однако ты будешь еще
относительно молод, когда уйдешь в  отставку.  Ты,  наверное,  приобретешь
собственный корабль и будешь продолжать путешествовать по космосу?
   - Откуда? Даже самые богатые не могут себе позволить больше, чем лунный
катер. Но болтаться между Землей и спутником скучно для того, кто привык к
глубокому космосу. А двигатель Блидера по карману только правительству.
   - И что же ты будешь делать после увольнения?
   - Я не такой, как Большие Уши, - ткнул пальцем в Гаррисона  Глид,  -  я
солдат, а не специалист. У меня выбор ограничен. Но я родился и  вырос  на
ферме. Я еще помню фермерскую  работу.  Хорошо  бы  осесть  и  обзавестись
маленьким хозяйством.
   - Это возможно? - спросил Сет, внимательно глядя на него.
   - На какой-нибудь из развивающихся планет, но не на  Терре.  Для  Терры
мне и половины суммы не наскрести.
   - Вот, значит, как Терра вознаграждает  за  годы  верной  службы!  Либо
забудь о своей сокровенной мечте, либо выметайся?
   - Заткнись.
   - Не заткнусь, и точка. Как ты думаешь, почему  ганды  эмигрировали  на
эту планету, духоборы на Хайгею, а квакеры на Центавр Б? Потому что  Терра
так награждала своих верноподданных - либо гни шею, либо выметайся. Вот мы
и вымелись.
   -  Оно  и  к  лучшему,  -  вставила  Илисса.  -   Избавили   Терру   от
перенаселения.
   - Это к делу не относится, - ответил Сет  и  вернулся  к  Глиду.  -  Ты
хочешь ферму. Хочешь ее на Терре, но получить  ее  там  не  можешь.  Терра
говорит тебе: "Выметайся". Значит, тебе нужно искать ферму где-то в другом
месте. А здесь ты можешь получить ферму просто за так. -  Он  выразительно
щелкнул пальцами.
   - Меня не обманешь, - ответил Глид, хотя по лицу его  было  видно,  что
ему очень хочется быть обманутым. - За так не бывает.
   - На нашей планете земля принадлежит тем,  кто  ее  обрабатывает.  Пока
человек продолжает на ней работать, никто не оспаривает его права на  этот
участок. Все, что тебе нужно,  -  найти  свободный  участок,  а  их  здесь
сколько хочешь, и начать работать на нем.  С  этой  минуты  он  твой.  Как
только ты перестанешь на нем работать и покинешь его, он принадлежит  кому
угодно.
   - Святые метеоры. - Глид уставился на него неверящим взглядом.
   - Более того, если тебе повезет, можешь наткнуться на брошенную  ферму,
которую  оставили  из-за   болезни,   смерти   или   желания   перебраться
куда-нибудь, где подвернулось что-то поинтереснее.  В  таком  случае  тебе
достанется готовая ферма с сараями, коровниками и всем хозяйством.
   - А что я буду должен предыдущему владельцу?
   - Ничего. Ни единого оба. С какой стати? Если он  ушел  оттуда,  то  он
рассчитывает на что-то лучшее. Не может же он пользоваться выгодами  и  от
одного и от другого.
   - Бессмыслица какая-то. Где-то  здесь  ловушка.  Кому-то  мне  придется
выкладывать на бочку либо деньги, либо кучу обов.
   - Несомненно. Ты заводишь ферму. Соседи помогают  тебе  построить  дом.
Это накладывает на тебя солидные обы. Будешь, к примеру, два года снабжать
плотника и его семью продуктами с фермы и  погасишь  об.  А  потом  будешь
поставлять ему продукты еще два года и тем самым будешь иметь об на  него.
И так со всеми остальными.
   - Но не всем же нужны сельскохозяйственные продукты.
   - Ну и что? Вот, к примеру,  жестянщик  сделал  для  тебя  маслобойную.
Продукты ему не нужны. Его жена и трое дочерей на  диете,  и  одна  только
мысль о еде приводит их в ужас. Но  у  него  есть  портной  или  сапожник,
которые имеют на него  обы.  Он  переводит  эти  обы  на  тебя.  Поставляя
продукты  портному  или  сапожнику,  ты  погасишь  об  жестянщику.  И  все
довольны.
   Насупившись, Глид разжевывал услышанное.
   -  Ты  меня  подстрекаешь.  Не  следовало  бы  делать  этого.   Попытка
подстрекательства к дезертирству является на Терре уголовным преступлением
и сурово наказывается.
   - Так то на Терре, - сказал Сет презрительно.
   - Все, что вам надо сделать, - мило и убедительно  вставила  Илисса,  -
это объяснить себе, что пора возвращаться на корабль, что  это  ваш  долг;
что ни на корабле, ни на Терре без  вас  не  обойдутся.  -  Она  поправила
кудряшку. - А потом стать свободной личностью и сказать: "Нет, и точка!".
   - С меня за  это  с  живого  шкуру  спустят.  Под  личным  руководством
Бидворси.
   - Вряд ли, - усомнился  Сет.  -  Этот  Бидворси,  который  мне  кажется
человеком отнюдь, не жизнерадостным, находится в таком же положении, как и
ты, и все остальные: на распутье. Рано или поздно он  либо  во  всю  прыть
уберется отсюда, либо будет в своем грузовичке доставлять  тебе  на  ферму
молоко, потому что в глубине души ему всегда  хотелось  заниматься  именно
этим.
   - Ты его не знаешь, - хмуро буркнул Глид. - У него вместо сердца  кусок
ржавого железа.
   - Занятно, - взглянул на него Гаррисон, - я всегда думал то же самое  о
тебе, вплоть до сегодняшнего дня.
   - Я сейчас не на службе, - ответил Глид,  как  будто  такой  ответ  все
объяснял.
   Он встал и сжал челюсти.
   - Но я возвращаюсь на корабль. Прямо сейчас.
   - У тебя увольнение до завтрашнего вечера, - запротестовал Гаррисон.
   - Возможно. Но я вернусь сейчас.
   Илисса открыла рот, но тут же закрыла, потому что Сет толкнул  ее.  Они
сидели молча и смотрели, как Глид выходил за дверь решительной походкой.
   - Это хороший знак, - сказал Сет со странной уверенностью в  голосе.  -
Задели его за живое. - Потом повернулся к Гаррисону.  -  А  у  тебя  какое
главное желание в жизни?
   - Спасибо за еду. - Гаррисон, явно обеспокоенный, поднялся со стула.  -
Постараюсь догнать его. Если он пошел на корабль, мне, пожалуй, тоже лучше
вернуться.
   Опять Сет остановил Илиссу. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил
на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.
   - Бараны, - сказала непонятно чем опечаленная Илисса. - Один за другим,
ну прямо стадо баранов.
   - Нет, -  возразил  Сет,  -  это  люди,  движимые  теми  же  мыслями  и
чувствами,  что  и  наши  предки,  которые  баранами  отнюдь  не  были.  -
Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту: - Принеси нам два шемака! - Потом
сказал Илиссе: - Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится,  если  он
здесь задержится.


   Динамик внутренней сигнализации рявкнул:
   - Гаррисон, Глид, Грегори... - и так далее в алфавитном порядке.
   В коридорах и на  палубах  разговаривали  между  собой  вернувшиеся  из
увольнения.
   - Ни единого слова ни от  кого  не  добьешься,  кроме  "зассд".  Просто
осточертело!
   - Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас
и знать не знал. Я просто вошел и сел.
   - Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в  уплату  бутылку  двойного
диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли.  Пришлось  тащить
его обратно на себе.
   - Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.
   - Так я ж и говорю, что надо было разделиться.
   - Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.
   - Грейдер психанет, когда узнает, что столько народа опоздало.
   Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор  и  выкрикивал  одну  из
фамилий, только что объявленных  по  радио.  По  большей  части  никто  не
отзывался.
   - Гаррисон! - завопил он.
   Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.
   Его  превосходительство  расхаживал  взад  и  вперед,  бормоча  в  свои
подбородки:  "Всего  пять  дней,  а  разложение   уже   началось".   Резко
повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:
   - А, это вы, сударь! Давно вернулись из увольнения?
   - Позапрошлым вечером, сэр.
   - Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?
   - Никак нет, сэр. Я велосипед не брал.
   - Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы  уже  за  тысячу  миль
отсюда.
   - Почему, сэр?
   - Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и  хочу  знать  -
почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?
   - С сержантом Глидом, сэр.
   - Вызвать его, - приказал посол.
   Морган послушно открыл дверь и позвал:
   - Глид! Глид!
   Ответа не последовало. Он попробовал еще раз, но безрезультатно.  Потом
опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.
   - Он отметился, когда возвращался?
   Капитан Грейдер сверился с лежащим перед ним списком.
   -  Вернулся  на  двадцать  четыре  часа  раньше  срока.   Это   двойное
преступление.
   Морган вернулся в навигаторскую.
   - Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта  Глида  в
городе совсем недавно.
   -  Вызвать  этого  солдата.  -  Его  превосходительство  повернулся   к
Гаррисону. - А вы стойте, где стоите, и  постарайтесь  не  хлопать  своими
чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.
   Вошел испуганный таким обилием начальства солдат и вытянулся по  стойке
"смирно".
   - Что вам известно о сержанте Глиде? - потребовал посол.
   Солдат облизал губы, явно  сожалея,  что  вообще  ляпнул  о  встрече  с
Глидом.
   - В общем, ваше благородие, я...
   - Называйте меня "сэр".
   - Есть, сэр. Я пошел в увольнение со  второй  группой  рано  утром,  но
через пару часов решил вернуться, потому что брюхо схватило.  На  обратном
пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.
   - Где? Когда?
   - В городе, сэр. Он сидел в одной из этих ихних междугородных  колымаг.
Мне это сразу показалось странным.
   - Он вам что-нибудь говорил?
   - Немного, сэр. Он был в  возбужденном  состоянии.  Кто-то  ему  что-то
сказал о молодой вдове, которой трудно  управиться  с  участком  в  двести
акров. Он решил поехать посмотреть.
   -  Ваш  человек,  -  сказал  посол  полковнику  Шелтону.  -  Вроде   бы
дисциплинированный, с выслугой лет, тремя нашивками, с пенсией на носу.  -
Он снова повернулся к солдату. - Глид сказал, куда именно он едет?
   - Никак нет, сэр. Я  спрашивал,  но  он  только  усмехнулся  и  сказал:
"Зассд".
   - Хорошо, можете идти. - Его превосходительство возобновил  разговор  с
Гаррисоном: - Вы были в первой группе?
   - Так точно, сэр.
   - Позвольте  вам  сообщить  кое-что,  сударь.  Из  четырехсот  двадцати
человек  вернулись  только  двести.  Сорок  из  них  в  различных  стадиях
алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят:  "Нет,  и  точка!"
Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!
   Он уставился на Гаррисона так, как будто эта  достойная  личность  была
виновата в происходящем, затем продолжал:
   - В этом есть что-то  парадоксальное.  Пьяных  я  могу  понять.  Всегда
найдутся  несколько  человек,  которые,  сойдя  с  корабля,  первым  делом
налижутся в стельку. Но  из  двух  сотен,  соизволивших  вернуться,  почти
половица вернулась раньше  времени,  как  и  вы.  И  все  давали  примерно
одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали
их.
   Гаррисон ничего не сказал.
   - Итак, налицо  две  крайности.  Одни  с  отвращением  возвращаются  на
корабль, а другие находят туземный городок  настолько  гостеприимным,  что
набираются  до  бровей  какой-то  дрянью,  именуемой  двойным  дисом,  или
дезертируют совершенно трезвыми. Есть же какое-то объяснение всему  этому?
Вот вы были в городе два раза. Что вы можете сказать?
   Гаррисон осторожно ответил:
   - Все зависит от того, признают они нас или нет. А также  от  того,  на
какого ганда вы наткнетесь: есть такие, которые попытаются обратить вас  в
свою веру вместо того, чтобы игнорировать. Многих наших выдает униформа.
   - У них что, аллергия к униформам?
   - Более или менее, сэр.
   - А почему?
   - Не могу сказать точно, сэр. Я о них не  так  уж  много  знаю.  Думаю,
потому, что униформа у них  ассоциируется  с  тем  режимом  на  Терре,  от
которого бежали их предки.
   - А у них никто униформы не носит?
   - Не замечал. Им, по-моему доставляет удовольствие выражат