счет
реактивной   тяги,   возникающей   при  отбрасывании  невидимых
радиоквантов  высокой  частоты.  Правда,  квантовый   звездолет
разгонялся  в  несколько  раз медленнее фотонно-мезонных ракет,
так как радиокванты были гораздо легче фотонов  и  мезонов,  но
зато они не грозили испепелить отражательный параболоид. До сих
пор самой  сложной  проблемой  в  фотонных  ракетах  оставалось
усмирение  чудовищно раскаленного светового луча,  падающего на
поверхность  параболоида.  Непроизводительно  расходуемые   для
питания   охлаждающих   систем   десятки   миллионов  киловатт,
сверхмощные  магнитные  экраны  -  а  значит,  новые   миллионы
киловатт  энергии,  - сдерживающие убийственную мощь излучений,
нейтронные завесы,  точнейшие по  своей  синхронности  операции
обновления атомной структуры параболоидов - все это было теперь
преодолено.
    "Паллада" мчалась  через космос,  развивая скорость в "семь
девяток после нуля".
    Руссов был  счастлив.  Он  снова плыл по безбрежному океану
пространства-времени.  Голубоватые огоньки уходящих назад звезд
приятельски  подмигивали  с  боковых  экранов,  в  то время как
гигантский вогнутый  экран  радара  грозил  ему  черным  мраком
бесконечности,  а успокоительная мелодия,  лившаяся из приборов
охраны электронных связей,  казалось,  говорила: "Мы на страже,
сын  Разума...  бесконечность  склоняется  у  твоих  ног".  Еле
уловимый  бас  квантовых   генераторов   напоминал   о   десяти
миллиардах    киловатт    энергии   внутринуклонного   распада,
ежеминутно  преобразуемых  в  бешено  рвущийся  реактивный  луч
радиоквантов.  Звуковой генератор гравиметра самозабвенно тянул
бархатистое "ре",  сообщая об  отсутствии  тяготеющих  масс  на
расстоянии  по  крайней  мере  десятка световых лет.  На экране
главного  обзора  еле  угадывались  тускло-багровые  пятна:  то
светили  из  неизмеримых  далей  инфракрасные  звезды,  ставшие
видимыми благодаря допплеровскому смещению спектральных  линий.
Релятивисткие   часы,   соединенные   со   счетчиком   звездных
скоростей,  каждый час издавали тонкий звук,  словно  удивляясь
тому, что на Земле за эти же шестьдесят минут истекло 20 суток!
    ...Звездолет заканчивал  этап  торможения,  оставив  позади
себя почти двадцать два парсека.  Пространство вокруг "Паллады"
как  бы  "прогибалось"  изнемогая  под   действием   чудовищной
эквивалентной  массы [Эквивалентная масса - масса,  возникающая
при  огромном  выделении  энергии  при  торможении   звездолета
согласно   знаменитому  закону  взаимосвязи  массы  и  энергии,
открытому Эйнштейном.],  порождающей мгновенное поле тяготения,
в  сотни раз более напряженное,  чем сила тяжести у поверхности
Земли.
    Жизнь экипажа     текла     с     размеренностью     хорошо
отрегулированного механизма.  Совершенная  система  электронных
автоматов  с  безупречной  точностью  вела корабль по курсу,  и
спутники Руссова спокойно,  точно они не покидали Землю, делили
свое  время между трудом,  отдыхом и сном.  Ровно в шесть часов
"утра" мелодично звучал гонг - обитатели звездолета  собирались
в павильоне гигиены.  Гимнастика, освежающие ванны и излучения,
простая  сытная  пища  прекрасно  настраивали  людей  к  началу
трудового дня.
    Штурманы и механики,  инженеры и пилоты осматривали приборы
и  механизмы.  Астроном  терпеливо  проверял  координаты  Альфы
Эридана,  зеленый диск которой все ярче разгорался на  экранах.
Математик  и два его помощника-программиста в сотый,  наверное,
раз уточняли программу маршрута и команды аварийным роботам  на
случай   непредвиденных   осложнений.   Главный   пилот  Варен,
белокурый бронзовый  атлет,  мурлыкая  песенку,  сосредоточенно
чертил кривые вероятностных погрешностей, чтобы внести поправки
в   дневниковые   записи   автомата.    Ученые    работали    в
салоне-информарии, готовясь к исследованию другого мира.
    Руссов еще    в    Городе    Вечности    изучил     сложную
астронавигационную   технику   восьмого  тысячелетия.  К  концу
перелета  Руссов  в  совершенстве  владел   астронавигационными
приборами  и  механизмами "Паллады".  И когда на Земле истекало
седьмое десятилетие,  что соответствовало  пятьдесят  четвертым
суткам  в собственном времени корабля,  а на главном экране уже
ярко пылал зеленый диск Альфы  Эридана,  он  уверенно  встал  у
пульта рядом с Вареном, чтобы вывести "Палладу" на стационарную
орбиту одной из шести планет, действительно обнаруженных здесь,
как и предсказывали астрономы Земли.
    "Вечерами", после обеда и отдыха,  астронавты собирались  в
большом  круглом  зале,  где  были бассейн с голубоватой водой,
пахнущей свежестью морских просторов;  небольшой  сад,  кусочек
земных    субтропиков;    спортивная    площадка,   музыкальные
инструменты,  настольные  игры.  Почти   ежедневно   космонавты
устраивали   концерты,   декламировали  древних  и  современных
поэтов,  читали отрывки из любимых произведений,  музицировали,
разыгрывали веселые сценки.
    Однажды вечером  особенно  шумный  успех  выпал   на   долю
электронного инженера Жонта и телефотографа Светланы Сергеевой.
Когда Жонт взял первые аккорды,  раздалась  музыка,  звучная  и
сильная,  как  гармония  небесных сфер.  Грудной голос Светланы
влился в музыку аккомпанемента так незаметно, что Руссов не мог
определить,  в  какой момент это произошло.  Он просто упивался
светлыми,  чистыми звуками. Мелодия то стихала, то усиливалась,
как  шум крыльев раненой птицы.  Импровизация закончилась ярким
каскадом музыкальных аккордов.
    Дружный всплеск  аплодисментов  вызвал  на  раскрасневшемся
лице Светланы радостную улыбку. С неожиданным изумлением Руссов
понял,   что   люди   восьмого   тысячелетия   при  всем  своем
совершенстве просты и незатейливы,  как ветерок  в  степях  его
родины.
    Он стал  внимательно  присматриваться  к  Светлане.  Весело
    напевая, девушка быстро и ловко настраивала свой
телефотоаппарат, похожий на древнюю пушку.  Работа так и кипела
в ее ловких руках.  Изредка он встречал веселый взгляд ее живых
серых глаз.
    Несколько дней  он  порывался подойти к ней,  но каждый раз
останавливался в нерешительности.  Он никак не мог освоиться  с
тем, что она "младше, но умнее" его на целых шесть тысячелетий.
Но однажды Руссов  подошел  к  девушке.  Открытый  внимательный
взгляд и дружеская улыбка встретили его.
    - Вы первый раз в межзвездной?.. - с усилием произнес он. -
    Да,  в  первый раз,  - улыбнулась Светлана.  - Зови меня на
    "ты",
как принято в нашем мире.
    - Тебя не волнует перспектива  возвращения  на  Землю...  в
другую  эпоху,  потеря  родных и близких?..  Ведь мы вернемся в
Город Вечности через полтора века?..
    Светлана на миг задумалась. - Я еще застану в живых младшую
    сестру. В момент старта ей было
всего шесть лет.
    - И  ты  не  боишься...  одиночества  в  этом  будущем?   -
настойчиво допытывался он.
    Светлана ответила с легким  удивлением:  -  Я  не  страшусь
    будущей эпохи... В Новом Мире одиночество
невозможно!..
    - Это потому, что за полтора столетия люди почти не изменят
свой язык, нравы, строй жизни?
    - Отчасти и поэтому.  Ведь это не шесть тысячелетий,  как в
твоем случае...  -  подтвердила  девушка  и,  в  свою  очередь,
неожиданно спросила:
    - Почему ты был мрачен в начале пути?  Жаль  было  покидать
    Землю?  - Нет,  не то. Я грустил о своих товарищах, которые
    погибли в
космосе, так и не увидев Новый Светлый Мир...
    Он запнулся и умолк:  в его памяти  возник  туманный  образ
другой Светланы, его подруги по космической одиссее. Она отдала
свою жизнь во имя познания космоса...
    Девушка Нового Мира смотрела на него спокойно,  дружелюбно,
без тени смущения.  Варен,  проходя мимо,  радостно заулыбался,
увидев оживленное лицо Руссова, которого успел полюбить.
    - Что я вижу?!  - воскликнул Варен, обращаясь в Светлане. -
Сумрачный  Астронавт,  самый древний Скиталец Космоса,  наконец
улыбается!..
    Руссов, продолжая улыбаться, прислушивался к певучим звукам
еще не совсем понятного ему языка.
    После этого  разговора  как  будто  что-то стронулось в его
душе.  Впервые за долгие годы его сердце  раскрылось  навстречу
свету  жизни,  который,  казалось,  излучала эта девушка.  Ему,
казалось,  во всем величии открылась простая истина:  как бы ни
бесновалось Время,  пожирая все на своем пути, вечно будет жить
Непреходящее - человеческие чувства, любовь, дружба...
    В один  из  последних  "дней" торможения "Паллады" Светлана
неожиданно подошла к Руссову и,  глядя на  него  своими  ясными
серыми глазами, сказала:
    - Хочешь быть моим другом, Сумрачный Астронавт... там... на
Земле,  когда  мы  вернемся в Город Вечности?..  - и запнулась,
невольно краснея.  Руссов не  сводил  с  нее  глаз,  в  которых
отражались     неудержимая    радость,    удивление,    любовь,
благодарность за доверие, сомнение в возможности столь быстрого
исполнения его страстной мечты.
    Вместо ответа он молча прижался губами к ее руке.


x x x


    ...Зеленый свет  струился  отовсюду.  С   главного   экрана
Руссову   улыбался   диск   Альфы   Эридана,  разбрасывающий  в
пространство  дрожащие,  переливающиеся   голубоватыми   тонами
зеленые  стрелы.  Синеватый ореол короны нового солнца и искры,
вспыхивающие на шкалах приборов,  заставляли жмурить глаза.  Он
стоял  у  пульта рядом с Вареном,  изредка касаясь его руки,  и
уверенно вел "Палладу" к средней  планете  системы  -  планете,
окутанной зелено-голубым одеялом атмосферы.  Мощно пели ядерные
тормозные двигатели.  Корабль,  повинуясь его командам,  плавно
вошел в верхнюю атмосферу неведомой планеты...
    Когда утихло дрожание корпуса  "приземлившейся"  "Паллады",
Варен одобрительно сказал Руссову:
    - Мастерская  посадка!   Ты   неплохо   освоил   управление
    кораблем.  - Как красиво!  - воскликнула Светлана, указывая
    на боковой экран,
где в  лучах  зеленого  солнца  предстала  их  глазам волшебная
страна.
    - Приготовиться  к  высадке  на  планету!  - прокатилась по
астролету команда, повторенная автоматами во всех отсеках.
    Люди привычно   выполнили   процедуры,  требуемые  техникой
космической безопасности,  облачились в скафандры биологической
защиты  и,  сгибаясь  в ураганном потоке рвущегося из выходного
тамбура "Паллады" воздуха, ступили на почву планеты.
    Было раннее  утро  чужого  мира.  Еще  холодные лучи солнца
пробивались сквозь просветы близкой рощи; длинные тени пестрили
широкую,  заросшую  пышной травой равнину;  с трех сторон стоял
гигантский лес,  поражая  взгляд  удивительно  яркой  желтой  и
оранжевой  листвой;  деревья,  напоминающие хвощи и папоротники
прошлых геологических эпох Земли,  утопали  в  легкой  утренней
дымке:  первозданная тишина этого мира была так отчетлива,  что
невольно навевала страх. Непривычное иссиня-фиолетовое небо, по
которому  катились  волны  нежнейшего желтого света,  казалось,
опрокидывалось  в  изумрудно-фиолетовый  океан,  расстилавшийся
далеко у горизонта.
    Громкий голос Варена, раздавшийся в шлемофонах астронавтов,
вывел их из созерцательного оцепенения.
    - Не будем медлить,  - промолвил он.  - Готовьтесь в первую
разведывательную экспедицию...
    Когда улеглось волнение дорожных приготовлений,  а Жонт уже
включил  двигатель  гусеничного  атомохода,  Варен  обратился к
астронавтам:
    - Друзья! А кто же останется охранять корабль?.. Воцарилось
    напряженное молчание. Никому, вероятно, не улыбалось
сидеть в порядком надоевших за время полета стенах "Паллады", в
то время как  волшебная  страна  манила  своими  неразгаданными
тайнами.
    Варен некоторое время понимающе  смотрел  на  товарищей.  -
    Придется бросать жребий?  Я не хочу никого принуждать.  Все
    согласились.  Жребий  скучать  на  корабле  выпал  на  долю
    Руссова.  Заняв  места в атомоходе,  астронавты нетерпеливо
    поглядывали на
Варена, который говорил Руссову:
    - Закройся в звездолете и не  выходи  наружу,  пока  мы  не
вернемся.  Следи  за нами в телевизор АРАТа [Антигравитационный
радиоуправляемый автомат - телепередатчик.].
    ...Гудя точно   рассерженный   шмель,   атомоход   медленно
спустился к лесу.  Руссов провожал его глазами до тех пор, пока
он  не  скрылся  в  высокой  траве.  Руссов глубоко вздохнул и,
полюбовавшись  световой  феерией,  разыгрываемой  в   атмосфере
лучами восходящей Альфы, возвратился в астролет, чтобы включить
механизм,  приводящий  в  действие  телепередатчик.  В  корпусе
"Паллады",  у  основания гребня приемника равновесия,  с мягким
шорохом откинулась часть обшивки, из люка вылетела серебристая,
почти  игрушечная  ракета.  Еле  слышно жужжа,  она описала над
"Палладой" два круга и,  подчиняясь радиокомандам  из  корабля,
поплыла   на  юго-восток,  догоняя  ушедшую  экспедицию.  Через
несколько секунд путешественники, уже углубившись в первобытный
желто-оранжевый  лес,  заметили  у  себя  над  головой послушно
следующую за ними ракету-телепередатчик.
    Руссов смотрел  на  экран телевизора,  с глубоким интересом
наблюдая за продвижением атомохода.  Машина пробивалась  сквозь
дремучие    заросли    диковинных   растений.   Руссов   слышал
приглушенный звуковым преобразователем надрывный гул двигателя.
Атомоход  с  треском  валил  деревья.  Неожиданно лес кончился,
перед  исследователями  открылся   широкий   морской   простор.
Солнечный   шар  неистово  плавился  над  первобытным  океаном,
рассыпая по гребням невысоких длинных  волн  легкие  искрящиеся
блестки.  Далекий  горизонт тонул в золотом сиянии.  Прибрежная
галька,   отполированная   прибоем,   казалась   перламутровой.
Фиолетовые    тени,    отбрасываемые    странными   растениями,
подчеркивали необычность утренних красок.
    Руссов видел,  как  товарищи  разбрелись по берегу.  Каждый
нашел себе дело.  Светлана воинственно нацеливалась портативным
телефотоаппаратом  то  на фиолетовую даль моря,  то на сплошную
стену прибрежного леса,  то на странных  рыб,  высовывавших  из
воду  свои  морды с выпученными глазами.  Неуклюже подпрыгивая,
биолог тщетно пытался настичь небольшое ящероподобное создание.
Оно  быстро  убегало  от  него  вдоль кромки леса.  Два геолога
деловито орудовали инструментами у желтоватых  скал,  венчавших
мыс  в  двухстах  метрах от атомохода.  Химик брал пробы воды и
грунта,  а ботаник,  казалось,  готов был завалить кузов машины
охапками растений и цветов. Варен вместе с физиком и астрономом
занялся проверкой аппаратуры для определения состава  излучений
зеленого солнца.
    - Посмотрите на это чудо-юдо!  -  воскликнул  вдруг  химик,
указывая на море.
    С громким плеском расступились  волны,  и  земляне  увидели
нечто громадное,  чудовищное,  поражающее воображения.  Сначала
показалась титаническая змееподобная голова, усеянная странными
кроваво-красными наростами, затем появилось неимоверно толстое,
гибкое, скользкое, извивающееся тело; оно поминутно меняло свою
окраску   от   слабо-голубой  до  ослепительно-синей.  Светлана
подбежала к самой воде, спеша запечатлеть на пленку чудовищного
Протея местных вод.  Но морское чудище,  злобно сверкнув на нее
своим  единственным  глазом,  равнодушно  повернулось  боком  и
замерло, нежась на солнце.
    - Какая жалость!  - сокрушалась Светлана.  - Мне не удалось
сфотографировать его в анфас. Неужели не повернется?..
    Исследователи, побросав свои занятия,  сбегались к  берегу,
чтобы получше рассмотреть рыбоящера.
    - Сейчас мы заставим его обратить на зрителей внимание!.. -
проворчал  физик  и,  прежде  чем  Варен  успел остановить его,
выстрелил в зверя.  Ослепительный тонкий шнур,  исторгнутый  из
раструба атомного излучателя, вонзился в тело чудовища.
    Все последующие события произошли,  как показалось Руссову,
в  течение  едва  ли  тысячной  доли секунды.  Рыбоящер страшно
взревел,  мгновенно  сбросил  ярко-синюю  окраску,  став  почти
прозрачным,  судорожно  сократился  -  и  вдруг  на  берег пала
голубая молния,  вернее,  пульсирующее  переливающееся  цветами
моря  длинное  облако.  По  скафандрам  астронавтов  зазмеились
искрящиеся звездочки.
    Светлана бессильно  поникла  на  оранжевый песок.  Стоявшие
поблизости от нее  астронавты  тоже  упали  как  подкошенные  и
больше не встали. Варен, два геолога, математик и программисты,
находившиеся  дальше  всех  от  берега,  пострадали,  вероятно,
меньше других,  так как судорожными рывками ползли к атомоходу.
Еще и еще раз вдогонку  им,  на  лежащих,  на  атомоход  падало
иссиня-голубое облако.  Варен успел добраться до машины, но так
и застыл, перебросив половину туловища через борт...
    Руссов вскочил    на   ноги,   бессмысленно   наблюдая   за
рыбоящером,  который как ни в чем ни бывало  резвился  в  воде.
Потом  он  скрылся  в волнах и больше не показывался.  Коротко,
невнятно вскрикнув,  Руссов бросился надевать скафандр.  Спустя
две  минуты  он  уже  бежал по тропе,  впервые от начала времен
проложенной атомоходом на этой земле.  Он бежал, не чувствуя ни
усталости  ни  бодрости,  как  бегут  пораженные  ужасом  люди,
машинально отводя в сторону толстые стебли трав и пышные  шапки
невиданных цветов. Иногда он падал, зацепившись ногой за корягу
или ствол поверженного атомоходом дерева,  и недвижно лежал, не
имея сил подняться. В этом лесу было невероятно жарко: наручный
электронный  термометр,  вмонтированный  в  обшлаг   скафандра,
показывал  60  градусов выше нуля.  И это в "тени" тропического
леса!  Пот лил с Руссова градом,  слепя глаза;  он вынужден был
остановиться,  чтобы  до отказа включить регулятор охлаждения и
кондиционирования воздуха в скафандре.
    Двенадцать километров,   отделяющих   место  катастрофы  от
"Паллады",  задыхаясь  и  падая  от  усталости,  он  с   трудом
преодолел за полтора часа.
    Астронавты, пораженные разрядом неведомой энергии, лежали в
самых  разнообразных позах.  Ближе всех к воде лежала Светлана;
она свернулась калачиком,  как будто  намеревалась  поспать  на
этом  перламутровом  галечном  берегу  под  убаюкивающий  рокот
прибоя.  Руссов увидел ее лицо, тронутое мгновенным страданием,
плотно  сжатый  рот,  длинные  стрелы  ресниц  на бледной щеке.
Острая боль пронзила его сердце.  Он лихорадочно осмотрел  всех
товарищей, еще надеясь на чудо... Мысль об одиночестве ужаснула
его.  Когда он,  двигаясь от  берега  и  поочередно  осматривая
астронавтов,  достиг атомохода, последняя надежда покинула его:
все были мертвы!  Тихий звук над головой заставил его испуганно
вздрогнуть  и  посмотреть вверх:  антигравитационный передатчик
продолжал   безучастно   кружить   над   местом   трагедии,   с
бесстрастной  точностью  автомата  посылая  на  экран "Паллады"
цветные изображения.  Он вспомнил,  что не возвратил передатчик
на корабль. Этот звук напоминал ему теперь похоронный звон.
    "Что же это?..  Как же это?.." - беззвучно  шептал  Руссов,
опускаясь на землю. "Один... совсем один... и до Земли двадцать
три парсека".  Он встал,  подошел  к  физику,  сраженному,  как
Светлана, у самой кромки берега. "Какой вид излучений мог убить
их?.. Может быть, это не смертельно?.. Обыкновенный паралич?.."
Он  впился  взглядом  в  шкалы  приборов,  укрепленных на груди
физика.  Цветной шарик индикатора тихо  покачивался  над  синей
буквой  "э".  "Электроны!..  - с облегчением подумал Руссов.  -
Поток электронов!  Чудовище выбрасывает электрические разряды".
Он снова посмотрел на стрелки приборов. Сумматор показывал 1825
киловатт.  Такова  была  мощность   разряда,   настигшего   его
товарищей!  Только  высокотемпературное  зеленое  светило могло
породить на этой планете формы жизни,  способные аккумулировать
и излучать электрическую энергию столь мощными порциями.  Потом
он  мысленно  оценил  защитные  свойства  скафандров,  и  искра
надежды  забрезжила в его сознании.  "Возможно,  просто тяжелый
электрический шок?" Перед его глазам