орелся  свет,  и  оцепенение  прошло  так  же
быстро, как возникло.
   Удостоверившись,  что  все  приборы  работают  нормально,   Фолкен   живо
повернулся к иллюминатору.
   Ему не надо было включать контрольные лампы - стропы, на  которых  висела
кабина,  словно  горели.  От  стропового  кольца  и  до   пояса   "Кон-Тики"
протянулись во мраке яркие, голубые с металлическим отливом струи.  И  вдоль
нескольких струй медленно катились ослепительные огненные шары. Картина была
до того чарующей и необычной, что не хотелось думать об опасности. Мало  кто
наблюдал шаровые молнии так близко. И ни один из тех, кто встречался с  ними
в  земной  атмосфере,  летя  на  водородном  аэростате,  не  уцелел.   Перед
внутренним взором Фолкена в который  раз  пробежали  страшные  кадры  старой
кинохроники - аутодафе цеппелина "Гинденбург", подожженного случайной искрой
при швартовке в Лейкхерсте в 1937 году. Но здесь такая катастрофа исключена,
хотя в оболочке над головой Фолкена было больше водорода,  чем  в  последнем
цеппелине. Пройдет не  один  миллиард  лет,  прежде  чем  кто-нибудь  сможет
развести огонь в атмосфере Юпитера. Скворча, как сало на горячей  сковороде,
ожил канал микрофонной связи.
   - Алло, "Кон-Тики", ты слышишь нас? "Кон-Тики" - ты слышишь?
   Слова были сильно искажены и будто изрублены.  Но  понять  можно.  Фолкен
повеселел. Контакт с миром людей восстановлен...
   - Слышу, - ответил он. - Роскошный электрический спектакль  -  и  никаких
повреждений. Пока.
   - Слава богу. Мы уже думали, что  потеряли  тебя.  Будь  другом,  проверь
телеметрические каналы третий, седьмой и двадцать шестой. И  наведи  получше
вторую камеру. И нас что-то смущают показания наружных датчиков ионизации...
   Фолкен неохотно оторвался от пленительного фейерверка вокруг  "Кон-Тики".
Все же изредка он поглядывал в иллюминаторы. Первыми пропали шаровые  молнии
- они  медленно  разбухали  и,  достигнув  критической  величины,  беззвучно
взрывались. Но еще и час спустя все металлические части на  оболочке  кабины
окружало слабое сияние. А радио продолжало потрескивать половину ночи.
   Оставшиеся до утра  часы  прошли  без  приключений.  Только  перед  самым
восходом на востоке появилось какое-то зарево, которое Фолкен сперва  принял
за утреннюю зарю. Но до рассвета оставалось еще минут двадцать,  к  тому  же
зарево на глазах приближалось. Отделившись  от  обрамляющей  невидимый  край
планеты  звездной  дуги,  оно  превратилось  в  сравнительно  узкую,   четко
ограниченную световую полосу. Казалось, под облаками шарит луч  исполинского
прожектора.
   Километрах в ста за этой полосой возникла другая, она летела  параллельно
первой и с той же скоростью. А за ней - еще одна, и еще, и еще... И вот  уже
все небо переливается чередующимися полосами света и тьмы!
   Фолкену  казалось,  что  он  уже  привык  ко  всяким  чудесам,  и  он  не
представлял себе, чтобы эти беззвучные переливы холодного  света  могли  ему
хоть  как-то  угрожать.  Но   зрелище   было   настолько   поразительным   и
непостижимым, что в душу, подтачивая самообладание, проник леденящий  страх.
И какой человек не ощутил  бы  себя  пигмеем  перед  лицом  недоступных  его
пониманию сил... Может быть, на Юпитере все-таки есть не только жизнь, но  и
разум?  И  этот  разум  наконец-то   начинает   реагировать   на   вторжение
постороннего?
   - Да, видим. - В голосе из Центра звучал тот  же  трепет,  который  обуял
Фолкена. - Никакого понятия, что это может быть.  Следи,  вызываем  Ганимед.
Феерия медленно угасала. Выходящие  из-за  горизонта  полосы  стали  намного
бледнее, словно породившая их энергия иссякла. Через  пять  минут  все  было
кончено. Последний тусклый световой импульс растаял в небе на западе. Фолкен
почувствовал безграничное облегчение. Невозможно было долго созерцать  такое
завораживающее и тревожное зрелище без ущерба для душевного покоя.
   Он гнал от себя саму мысль о  том,  как  сильно  потрясло  его  виденное.
Электрическую бурю еще как-то можно было понять, но это...  Это  было  нечто
совершенно непостижимое.
   Центр управления молчал. Фолкен знал,  что  сейчас  на  Ганимеде  люди  и
электронные машины лихорадочно ищут ответ в информационных блоках. Не найдут
- придется запросить Землю, это означает задержку почти на  час.  А  если  и
Земля не сумеет помочь? Нет, о такой возможности лучше не думать.  Голос  из
Центра управления обрадовал его, как никогда прежде. Говорил доктор Бреннер,
говорил с явным облегчением,  хотя  и  глуховато,  как  человек,  переживший
серьезную встряску.
   - Алло, "Кон-Тики".  Мы  решили  загадку,  хотя  до  сих  пор  как-то  не
верится... То, что ты видел, биолюминесценция,  очень  похожая  на  свечение
микроорганизмов в тропических морях Земли. Правда,  здесь  они  находятся  в
атмосфере, но принцип один и тот же.
   - Но рисунок! - возразил Фолкен. - Рисунок был такой  правильный,  совсем
искусственный. И он простирался на сотни километров!
   - Даже больше, чем ты можешь себе представить.  Тебе  была  видна  только
малая часть. Вся эта штука  достигала  в  ширину  пять  тысяч  километров  и
напоминала вращающееся колесо. Ты видел спицы этого колеса, они  проносились
со скоростью около километра в секунду...
   - В секунду! - невольно перебил  Фолкен.  -  Никакой  организм  не  может
развить такую скорость!
   - Конечно, не может. Я сейчас объясню. Полосы, которые ты наблюдал,  были
вызваны ударной волной от очага Бета, а она  распространилась  со  скоростью
звука.
   - Но рисунок? - не унимался Фолкен.
   - Вот именно. Речь идет о редчайшем явлении, но такие же световые колеса,
только в тысячу раз меньше, наблюдались в Персидском заливе  и  в  Индийском
океане. Вот послушай, что увидели моряки британского торгового судна "Патна"
майской ночью в 1880 году в Персидском заливе. "Огромное  светящееся  колесо
вращалось  так,  что  спицы  его,  казалось,  задевали  судно.  Длина   спиц
составляла метров двести-триста... Всего в  колесе  было  около  шестнадцати
спиц..." А вот сообщение от 23 мая 1906 года, дело  происходило  в  Оманском
заливе: "Ярчайшее  свечение  быстро  приближалось  к  нам,  один  за  другим
направлялись на запад  четко  очерченные  лучи,  вроде  луча  из  прожектора
военного корабля... Слева от нас  возникло  огромное  огненное  колесо,  его
спицы терялись вдали. Колесо это продолжало вращаться две или три минуты..."
ЭВМ на Ганимеде раскопала в архиве около пятисот  случаев  и  принялась  все
выписывать, да мы ее вовремя остановили.
   - Вы меня убедили. Хотя я все равно ничего не понимаю.
   - Еще бы -  полностью  объяснить  это  явление  удалось  только  в  конце
двадцатого века. Судя по всему, такое свечение возникает при  землетрясениях
на дне моря. И всегда на мелких  местах,  где  отражаются  ударные  волны  и
возникает  устойчивый  волновой  спектр.   Иногда   видны   полосы,   иногда
вращающиеся колеса  -  их  назвали  колесами  Посейдона.  Гипотеза  получила
окончательное  подтверждение,   когда   произвели   взрывы   под   водой   и
сфотографировали результат со спутника. Да, недаром моряки  были  склонны  к
суеверию. Кто бы поверил, что такое возможно?! Так вот в  чем  дело,  сказал
себе Фолкен. Когда центр Бета дал выход своей ярости, во все  стороны  пошли
ударные волны - и через сжатый газ нижних слоев  атмосферы,  и  через  толщу
самого Юпитера.  Встречаясь  и  перекрещиваясь,  волны  эти  где-то  взаимно
гасились, где-то усиливали друг друга. Наверное,  вся  планета  вибрировала,
точно колокол. Объяснение есть, но чувство благоговейного трепета  осталось.
Никогда ему не забыть этих мерцающих  световых  полос,  которые  пронизывали
недосягаемые глубины атмосферы  Юпитера.  У  Фолкена  было  такое  ощущение,
словно он очутился не просто на чужой планете, а  в  магическом  царстве  на
грани мифа и действительности.
   Поистине,  в  этом  мире  можно  ожидать  чего  угодно,  и  нет   никакой
возможности угадать, что принесет завтрашний день.  И  ведь  ему  еще  целые
сутки тут находиться...
 
Глава 6 
 
   Когда  наконец  рассвело  по-настоящему,  погода  внезапно  переменилась.
"Кон-Тики" летел  сквозь  буран.  Восковые  хлопья  падали  так  густо,  что
видимость сократилась до нуля. Фолкен с тревогой думал о том,  как  оболочка
выдержит возрастающий груз, пока не заметил, что ложащиеся  на  иллюминаторы
хлопья быстро исчезают. Они тотчас таяли от выделяемого "Кон-Тики" тепла. На
Земле в слепом полете пришлось бы еще считаться с  опасностью  столкновения.
Здесь хоть эта угроза отпадала, горы Юпитера находились в сотнях  километров
под аппаратом. Что до плавучих островов из пены, то наскочить на них, должно
быть, то же самое, что врезаться в слегка отвердевшие мыльные пузыри...
   Тем не менее Фолкен включил горизонтальный радар,  в  котором  прежде  не
было надобности; до  сих  пор  он  пользовался  только  вертикальным  лучом,
определяя расстояние до невидимой  поверхности  планеты.  Его  ожидал  новый
сюрприз.
   Обширный сектор неба перед ним  был  насыщен  отчетливыми  эхо-сигналами.
Фолкен припомнил,  как  первые  авиаторы  в  ряду  грозивших  им  опасностей
называли "облака, начиненные камнями". Здесь это выражение было бы  в  самый
раз.
   Тревожная картина... Но Фолкен  тут  же  сказал  себе,  что  в  атмосфере
Юпитера не могут парить никакие твердые предметы. Скорее всего, это какое-то
своеобразное метеорологическое явление. Так или  иначе,  до  ближайшей  цели
было около двухсот километров. Он доложил в Центр управления, но на сей  раз
объяснения не получил. Зато Центр утешил его сообщением, что  через  полчаса
аппарат выйдет из бурана.
   Однако его  не  предупредили  о  сильном  боковом  ветре,  который  вдруг
подхватил "Кон-Тики" и понес его почти под прямым углом  к  прежнему  курсу.
Возможности управлять воздушным шаром невелики, и  понадобилось  все  умение
Фолкена, чтобы не дать неуклюжему  аппарату  опрокинуться.  Через  несколько
минут он уже мчался на север со скоростью больше пятисот километров  в  час.
Потом турбулентность прекратилась так же внезапно, как родилась. Может,  это
был местный вариант струйного течения?
   Тем временем буран угомонился, и  Фолкен  увидел,  что  для  него  припас
Юпитер.
   "Кон-Тики" очутился в огромной вращающейся воронке диаметром около тысячи
километров. Шар несло вдоль наклонной мглистой стены. Над головой Фолкена  в
ясном небе светило солнце, но внизу  воронка  ввинчивалась  в  атмосферу  до
неизведанных мглистых глубин, где почти непрерывно сверкали молнии.
   Хотя шар опускался так медленно, что никакой непосредственной  угрозы  не
было, Фолкен увеличил подачу тепла в оболочку и уравновесил аппарат.  Только
после этого он оторвался от фантастических картин за иллюминатором  и  снова
обратился к радару.
   Теперь до ближайшей цели было километров сорок. Он быстро  разобрал,  что
все цели привязаны к стенам воронки и вращаются вместе с ней - очевидно, их,
как и "Кон-Тики", подхватило вихрем.  Фолкен  навел  телескоп  по  радарному
пеленгу, и взгляду его явилось странное крапчатое облако. Хотя оно заполнило
почти все поле зрения, рассмотреть его было непросто -  облако  цветом  лишь
немногим отличалось от более светлого фона, образованного вращающейся стеной
мглы. И прошло несколько минут, прежде чем Фолкен сообразил, что однажды уже
видел такое облако. В тот раз оно ползло по склону плывущей пенной  горы,  и
он  принял  его  за  исполинское  дерево  с   множеством   стволов.   Теперь
представилась возможность точнее определить его размеры  и  конфигурацию.  А
заодно подобрать название, лучше отвечающее его облику. И вовсе не на дерево
оно похоже, а на медузу. Ну конечно, на медузу, из тех, что медленно  плывут
в теплых завихрениях Гольфстрима, волоча за собой длинные щупальца.  Но  эта
медуза больше полутора километров в поперечнике... Десятки щупалец длиной  в
сотни метров мерно качались взад-вперед. На каждый взмах  уходила  минута  с
лишком. Казалось, будто диковинное существо тяжело идет на веслах по небу.
   Остальные, более удаленные цели тоже были медузами. Фолкен  рассмотрел  в
телескоп с пяток - никакой разницы ни в форме, ни в размерах. Наверное,  все
представляли  один  вид.  Но  почему   они   так   неспешно   вращаются   по
тысячекилометровому кругу?  Может  быть,  кормятся  атмосферным  планктоном,
который засосало в воронку так же, как и "Кон-Тики?"
   - А ты подумал, Говард, - заговорил  доктор  Бреннер,  придя  в  себя  от
удивления, - что эти создания в сто тысяч раз больше самого  крупного  кита?
Даже если это всего лишь мешок с газом, он весит около  миллиона  тонн!  Как
происходит у него обмен веществ - выше  моего  разумения.  Ему  ведь,  чтобы
парить, нужны мегаватты энергии.
   - Но если это мешок с газом, почему он так хорошо лоцируется?
   - Не имею ни малейшего представления. Ты можешь подойти ближе?
   Вопрос не праздный. Изменяя высоту и используя разницу в скорости  ветра,
Фолкен мог приблизиться к медузе на любое расстояние.  Однако  пока  что  он
предпочитал сохранять дистанцию сорок километров, о чем и заявил  достаточно
твердо.
   - Я тебя понимаю, - неохотно согласился Бреннер. -  Ладно,  останемся  на
прежнем месте.
   "Останемся"... Фолкен не без сарказма подумал, что разница  в  сто  тысяч
километров отражается на точке зрения.
   Следующие два часа  "Кон-Тики"  продолжал  спокойно  вращаться  вместе  с
могучей  воронкой.  Фолкен  испытывал  разные  фильтры,   изменял   наводку,
добиваясь возможно  более  четкого  изображения.  Быть  может,  эта  тусклая
окраска - камуфляж? Быть может, медуза, как это делают  многие  животные  на
Земле,  старается  слиться  с   фоном?   К   такому   приему   прибегают   и
преследователь, и  преследуемый.  К  какой  из  двух  категорий  принадлежит
медуза? Вряд ли он получит ответ за оставшееся короткое время. Однако  около
полудня неожиданно последовал ответ. Будто эскадрилья  старинных  реактивных
истребителей, из мглы вынырнули пять мант. Они шли плугом прямо  на  белесое
облако медузы, и Фолкен  не  сомневался,  что  они  намерены  атаковать.  Он
здорово ошибся, когда принял мант за безобидных травоядных.
   Между  тем  действие  развивалось  так  неспешно,   словно   он   смотрел
замедленное кино. Плавно  извиваясь,  манты  летели  со  скоростью  от  силы
пятьдесят километров в час. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем  они
настигли невозмутимо плывущую медузу. При всей своей огромной величине,  они
выглядели карликами перед чудищем, к которому приближались.  И  когда  манты
опустились на спину медузы, их можно было принять за птиц на спине кита.
   Сумеет ли медуза  оборониться?  Кроме  этих  длинных  неуклюжих  щупалец,
мантам вроде бы нечего  опасаться.  А  может  быть,  медуза  их  даже  и  не
замечает, для нее они всего лишь мелкие паразиты, как для собаки  блохи?  Но
нет,  ей  явно  приходится  туго!  Медуза  начала  крениться  -  медленно  и
неотвратимо, словно тонущий корабль. Через десять минут крен  достиг  сорока
пяти градусов; при этом медуза быстро теряла высоту. Трудно было  удержаться
от сочувствия атакованному чудовищу, к тому же эта картина вызвала у Фолкена
горькие воспоминания. Падение медузы странным образом  напоминало  последние
минуты "Куин".
   На самом-то деле он должен сочувствовать другой  стороне.  Высокий  разум
может развиться только у хищников, а не у тех, кто лениво пасется в  морских
или небесных угодьях. Манты намного ближе к нему, чем этот чудовищный  мешок
с газом. И вообще, можно ли по-настоящему симпатизировать существу,  которое
в сто тысяч раз больше кита? А тактика медузы, кажется, возымела действие...
Возрастающий крен пришелся не по нраву мантам, и они тяжело взлетели,  будто
сытые стервятники, спугнутые  в  разгар  пиршества.  Правда,  они  не  стали
особенно удаляться, а повисли  в  нескольких  метрах  от  чудовища,  которое
продолжало валиться на бок.
   Вдруг Фолкен увидел ослепительную вспышку, одновременно послышался  треск
в приемнике. Одна из мант, медленно кувыркаясь, рухнула вниз. За ней тянулся
шлейф черного дыма, и сходство с подбитым самолетом  было  так  велико,  что
Фолкену стало не по себе.
   В тот же миг остальные манты спикировали, уходя от медузы. Теряя  высоту,
они набрали скорость и быстро пропали в толще облаков, из которых явились. А
медуза, прекратив падение, не спеша выровнялась и как ни  в  чем  не  бывало
возобновила движение.
   - Изумительно! - прервал напряженную тишину  голос  доктора  Бреннера.  -
Электрическая защита, как у наших угрей и скатов. С той лишь разницей, что в
этом разряде был миллион вольт! Тебе не удалось  заметить,  откуда  вылетела
искра? Что-нибудь вроде электродов?
   - Нет, - ответил Фолкен, настроив телескоп на максимальное увеличение.  -
Постой, что-то тут не  так...  Видишь  узор?  Сравни-ка  его  с  предыдущими
снимками. Я уверен, раньше его не было. На  боку  медузы  появилась  широкая
пятнистая полоса. Поразительно похоже на клетки шахматной доски,  но  каждая
клетка в свою  очередь  была  расписана  сложным  узором  из  горизонтальных
черточек. Они располагались на равном  расстоянии  друг  от  друга,  образуя
правильные колонки и ряды.
   - Ты прав, - произнес доктор Бреннер с явным благоговением в голосе.
   - Он только что появился. И я даже не решаюсь поделиться  с  тобой  своей
догадкой.
   - Ничего, зато у меня нет такой славы, чтобы за нее опасаться. Во  всяком
случае, мне не страшен суд биологов. Сказать, что я думаю?
   - Давай.
   - Это антенная решетка для метровых волн. Вроде тех, какими  пользовались
в начале двадцатого века.
   - Вот именно... Теперь ясно, откуда такое четкое эхо.
   - Но почему решетка появилась только теперь?
   - Наверное, это следствие разряда.
   - Мне сейчас пришла в голову одна мысль, - медленно произнес Фолкен.
   - Ты не допускаешь, что чудовище слушает наш разговор?
   - На этой частоте? Вряд  ли.  Это  же  метровые  нет,  даже  декаметровые
антенны, судя по размерам. Гм-м... А что...
   Доктор Бреннер умолк, его мысли явно приняли новое направление.
   Наконец он опять заговорил:
   - Бьюсь об заклад, они настроены на радиовсплески! На  Земле  природа  до
этого  не  дошла.  У  нас  есть  животные  с  системой  эхолокации,  даже  с
электрическими органами, но радиоволны никто не воспринимает. И к чему  это,
когда предостаточно света!  Но  здесь  другое  дело,  Юпитер  весь  пропитан
радиоизлучениями. Эту энергию можно использовать, даже запасать. Может быть,
перед тобой плавучая электростанция!
   В разговор вмешался новый голос:
   - Говорит руководитель полета. Все это  очень  интересно,  однако  сперва
надо решить гораздо более важный  вопрос.  Можно  ли  назвать  это  существо
разумным? Если да, то нам не мешает вспомнить директивы о первом контакте.
   - До  полета  сюда,  -  уныло  отозвался  доктор  Бреннер,  -  я  мог  бы
поклясться, что антенное  устройство  для  коротких  волн  способно  создать
только разумное существо. Теперь я в этом  не  уверен.  Возможно,  это  плод
естественной эволюции.  И  ведь  если  на  то  пошло,  такое  устройство  не
удивительнее человеческого глаза.
   - Ясно - на всякий случай согласимся считать это существо разумным.
   Следовательно, экспедиция должна придерживаться всех положений директивы.
Надолго воцарилась тишина, участники  радиопереклички  осмысливали,  что  из
этого вытекает. Похоже, впервые в истории космонавтики пришла пора применить
правила, разработанные в ходе столетней дискуссии. Человек извлек  -  должен
был извлечь! - урок из ошибок, допущенных на Земле. Не только во имя морали,
но и ради своих же собственных интересов  нельзя  повторять  эти  ошибки  на
других планетах. Слишком  опасно  обращаться  с  разумом  так,  как  некогда
американские  поселенцы  обращались  с  индейцами,  а  европейцы  и   другие
обращались с коренным населением Африки... Первое правило гласил