ПОСЛЕДНИЙ МИРАЖ

Евгений ГУЛЯКОВСКИЙ
OCR & spellcheck - Алексей Алексеевич






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     В новую книгу классика отечественной фантастики вошли произведения, демонстрирующие всю широту спектра сегодняшней НФ: оригинальные научные идеи и восточные легенды, альтернативная история и космический боевик. Объединяет их мастерство исполнения, давно ставшее визитной карточкой Е.Гуляковского, привлекающее к его творчеству многочисленных читателей.

     Сколько раз я мечтал о тебе,
     О глазах твоих и руках!
     Сколько дней я иду от тебя,
     Чтоб прийти к тебе навсегда!..
     (Из киргизской песни)

     Песок... Тысячи километров пространства он заполнил зыбкой, неверной массой. Те, кто жил здесь, хорошо знали его запах и вкус.
     - Ты возьмешь меня с собой в маршрут? - Девушка спросила это медленно, с усилием, так, словно хотела сказать что-то совсем другое.
     - Нет, Лена. Мы вернемся скоро, тебе придется остаться и подождать.
     Ушли. Лошади подбрасывали копытами высокие волны песка. Постепенно силуэты всадников исчезли в раскаленном плывущем мареве.
     "Почему я здесь? Как это стало возможным? И возможно ли это?" Разные вопросы возникают в голове человека, если он остается один.
     Когда-то песчаные равнины были горами, потом горы рассыпались, превратились в песок. Так говорил Алексей.
     Лена зачерпнула горсть песка и тонкими струйками пропустила сквозь пальцы. Из песка можно сделать часы и отмерять ими время. Такие часы стояли в институтской лаборатории. Из одного сосуда в другой падали песчинки, одинаковые, как дни.
     Письма приходили все реже, словно застревали в бесконечном пространстве. Потом что-то случилось.
     Она вспоминает последний желтый конверт со штампом незнакомого города. Измятый листок бумаги, чернила, полинявшие от солнца. Короткие, уже почти чужие фразы.
     Долго ждала следующего письма. А когда перестала ждать, вдруг поняла, что не сможет забыть ничего.
     ... С тех пор, как они познакомились, Алексей ждал ее после занятий, Вместе ходили в библиотеку, в кино. Читали друг другу любимые книги. Дружили... Вот, пожалуй, и все. Она сама не хотела тогда ничего другого. Все главное, большое должно было быть потом... Может быть, именно в этом была ее ошибка? Почему, все же, потом?
     Наверное, потому, что Алексей никогда не говорил о своем чувстве. Уехал в экспедицию и перестал писать.
     Возможно, на этом все бы и кончилось, если бы не последнее письмо. Чужое, не похожее на письма Алексея. Мятая бумага. Сбивчивые, злые слова. Нельзя было понять, что он хотел написать ей. А самое главное - нельзя было понять, чего он не хотел писать. Что-то случилось у него, непонятное, страшное...
     Вместе с этой мыслью пришло решение поехать к Алексею.
     Долго не давали отпуск в институте, с трудом добилась отсрочки для зашиты диплома. Дома слышала много умных и, наверное, справедливых фраз. Когда слова перешли в бессвязные упреки, она уехала.
     Паровоз тяжело оторвал состав от вокзала. И только после этого она честно спросила себя: почему едет? Кто ее, собственно, звал? Раньше старалась поменьше думать об этом, чтобы не изменить решение, а теперь уже поздно. На последние два письма не получила ответа. Послала с дороги телеграмму и даже не знала, придет ли он встречать. Все равно ничего уже не изменишь. В конце концов, она могла поехать куда угодно. К нему заедет на один день. По крайней мере, все сразу узнает.
     За окном мелькали полустанки и станции. Она плохо запомнила эту дорогу. В последнюю ночь не сумела заснуть. Утром чемодан показался вдвое тяжелее. Кто-то помог вынести его и поставил рядом с ней на песок.
     Поезд сразу стал чужим и огромным - может быть, потому, что перрона здесь не было. Не было и станции - просто торчала на тонкой палке доска с каким-то названием.
     Когда поезд ушел, на другой стороне железнодорожного пути она увидела Алексея. Он не смотрел на нее.
     Случилось что-то более важное, чем все ее сомнения и раздумья. Лена поняла это сразу, как только он шагнул навстречу. Качнулись плечи, руки растерянно шарили по лыжной куртке. И взгляд, избегающий ее, все время уходивший в сторону.
     - Хорошо, что смогла приехать...
     И замолчал. Нет, он не обрадовался. Даже не удивился. Просто замолчал. И по тому, как он ее встретил, поняла, что сейчас ни о чем нельзя спрашивать. Нужно просто идти за ним к старенькому "газику".
     Полетела навстречу клубящаяся песком дорога. Только тогда Лена заметила, как давно он не брился. Почему-то вспомнила Алексея на волейбольной площадке. Он был гордостью курса. Ничего лишнего не было ни в его движениях, ни в жизни, подчиненной простой и видимой цели. И никогда вот так, без дела, не двигались руки...
     Перегрелся мотор. Они вышли на несколько минут из машины. Тогда она в первый раз по-настоящему увидела песок. Не тот, из которого лепят домики, и не ласковый золотистый песок пляжа... Этот песок заполнил собой пространство, пропитал воздух, замутил далекое отсюда небо, спрятал солнце. Жалобно скрипел в его невидимых бархатных лапах металлический кузов машины.
     Она не хотела начинать разговор. Но не выдержала и спросила:
     - Может быть, ты что-нибудь скажешь?
     Тогда он заговорил.
     Они ушли вперед, осталась за желтой горой машина, а он все говорил - сбивчиво, неровно. Было в его словах что-то такое, от чего в сознании вставала реальная картина происшедшего... Даже сейчас, когда Алексея нет рядом, закрыв глаза, она видит все.
     Два человека идут по пустыне. Багровое, злое солнце прячется за горизонт. Люди идут очень давно, оба устали. Ночью они спали рядом, завернувшись в брезент. Много раз до этого маршрута засыпали они вот так, вдвоем. Курили по очереди последнюю папиросу и никогда не говорили о дружбе.
     Утром на сером брезенте сверкали холодные капли влаги. Только на третьи сутки они нашли этот проклятый шурф. Квадратная черная яма, пятнадцать метров глубины, и закон Архимеда.
     - При чем здесь закон Архимеда?
     И снова Лена слышит ответ Алексея:
     - Стенки шурфа делают из бревен. На них со всех сторон давят десятки, сотни тонн текучего, как жидкость, песка. Больше пяти дней крепление обычно не выдерживает; этот шурф простоял десять. Нужно было залезть в него, чтобы повторить шестнадцатую пробу. Никто не верил в нее. Мы оба видели, что спускаться в шурф уже нельзя. Бревна разошлись и местами треснули. Я говорил Николаю... "Если крепление не выдержит, пятнадцать метров песка и завал из бревен разберут не раньше чем через месяц. Ты же знаешь, я ничем не смогу помочь!"
     "Разведку закончили, наш отчет на много лет заморозит этот участок. А я верю, понимаешь, верю в шестнадцатую пробу! Она не случайна, титан где-то здесь, совсем близко. А помогать тебе не придется: бревна выдержат".
     Когда он шагнул к шурфу, я схватил его за руку.
     "Ты не полезешь!"
     "Не нужно шутить, Алеша".
     Дальше плохо помню... Кажется, я его оттолкнул, и сам упал на песок. Николай был сильнее. Когда я поднялся, он уже висел где-то на середине шурфа и даже крикнул мне:
     - Привет!
     Потом одно бревно отошло: наверно, спускаясь, он неосторожно нажал на него, - и песок хлынул вниз широкой шуршащей струей. Так всегда бывает, когда не выдерживает крепление. Если вырвало одно бревно, остальные рассыпаются, как спички. Песок сомкнулся. Я видел большую воронку на том месте, где только что был шурф. Ее поверхность некоторое время шевелилась...
     Он замолчал. Сзади послышался шум догоняющей их машины. Отвернувшись, Алексей закончил совсем бесцветным, пустым голосом:
     - Когда обваливается крепление, ничего нельзя уже сделать... Титана там не нашли...
     И больше не сказал ни слова до конца дороги.

***

     В лагере двумя рядами стояли палатки, загон для лошадей, фанерная кухня.
     "Здесь он живет", - подумала она тогда.
     Задолго до ее приезда он уже жил здесь и, наверно, сам мог спуститься в такой же шурф...
     Ее удивило, что никто не вышел навстречу, хотя в палатках горел свет. Лагерь словно вымер. Шофер тоже куда-то исчез, как только остановилась машина. Алексей взял ее чемодан и, не оглядываясь, пошел к крайней палатке.
     Лена не знала, что делать: ведь она приехала к человеку, который даже не звал ее, но уже дорогой, после его рассказа, поняла, что все это сейчас не имеет никакого значения.
     Увидела, как Алексей выносит из палатки какие-то веши, и догадалась, что здесь еще недавно жил Николай. - Спать будешь тут, - сказал Алексей. - Завтра решим, что с тобой делать дальше.
     И сразу ушел, словно все остальное было совершенно ясно и само собой разумелось.
     Потом за стеной в соседней палатке звякнуло стекло и что-то долго булькало.
     На рассвете хмурые, не выспавшиеся люди вывели из загона лошадей, ругали какого-то Бобровина, не приславшего вовремя машины.
     Она торопливо оделась, выбралась из палатки.
     Алексей сидел на лошади неловко, боком и старался не смотреть на нее.
     Ей захотелось броситься к нему, утешить, увести от этих огромных, жестоких к человеку песчаных равнин.
     Но она лишь спросила:
     - Ты возьмешь меня с собой в маршрут?

***

     Вернулись поздно. Алексей расседлал лошадь и сразу же пошел к себе. Под раскладной койкой валялась распечатанная бутылка из-под водки. Он вынул из кармана такую же, то же пустую, и посмотрел ее на свет. По дну медленно ползало длинноногое коричневое насекомое. Он не знал, как оно называется. Насекомых собирал Николай. В его чемодане одна на другой лежали коробки с ватой и булавками. Они и сейчас лежат там. Алексей всегда привозил из маршрута жуков и скорпионов. Николай сортировал и раскладывал их по коробкам. Теперь Николая нет, и этот жук никому не нужен. Он швырнул бутылку в сторону от палатки, и она, подпрыгивая, долго катилась по обрыву.
     Алексей почувствовал прилив злобы от того, что бутылка не разбилась. Проклятый песок слишком мягок, бутылка не могла разбиться. Где-то здесь должна быть другая.
     От водки горячее тепло быстро расходилось по телу, она не пьянила его, только согревала. Мысли становились тяжелее и проще.
     Зачем приехала Лена? Хорошо, что она здесь, но, все-таки, зачем? Николай говорил, что она красивая, но ведь он не видел ее ни разу, только на фотографии.
     Он допил остаток водки, тяжело опустился на кровать.
     В институте они с Леной считались друзьями. Это было очень давно... И ничего между ними не было, - ничего серьезного.
     Когда Лена вошла в палатку, он даже не обернулся.
     - Нам нужно поговорить, пока ты не пьян.
     - Говори.
     - Ты вчера пил, сегодня снова...
     - Тебе-то что? Говори. Я слушаю.
     - Ты писал о людях, которые здесь живут, ты писал, зачем они здесь живут и как работают. А ты...
     - Что ты знаешь о нашей работе! Что тебе от меня, наконец, нужно?
     Она помолчала и продолжала совсем спокойно:
     - Так и будет, Алеша?
     - Что "будет"?
     - Все так и будет? И ты вот таким будешь, и все вы будете прятаться друг от друга по палаткам, как в норы?
     Его руки мяли и теребили одеяло так, что побледнели пальцы. Она не дождалась ответа. Конечно, Алексей никогда не простит ей того, что услышит. Но разве это важно теперь? И, незаметно вздохнув, спросила:
     - Если бы тогда в шурф спустился ты, Николай тоже стал бы таким? Он бы тоже стал пьянствовать, спрятавшись от людей в палатке?
     - Замолчи!..
     Впервые услышала, как он кричит.
     - Хорошо. Я замолчу. Ты противен и жалок. Я не верю, что ты был его другом!
     Алексей медленно поднялся и вдруг почти спокойно сказал:
     - Завтра утром машина идет в район. Там будет одно свободное место. Не забудь уложить вещи.

***

     Утром Алексей проснулся раньше обычного. Некоторое время лежал неподвижно. Настроение было такое, словно за стенками палатки давно шел нудный осенний дождь.
     Мог ли он что-нибудь изменить в тот день?
     Раньше Алексей не осмеливался прямо спросить себя об этом, но вопрос существовал независимо от его сознания и воли.
     Он знал Николая давно. Он должен был предвидеть возможный исход последнего маршрута своего друга. Но перед уходом решил, что за эти дни шурф наверняка завалился, и эта мысль успокоила его тогда.
     Вспомнил лицо Николая в последний момент. Николай верил, что крепление выдержит. Лицо у него было насмешливое, с едва заметной бледностью. А когда они начали спорить, брови угрюмо сдвинулись. Именно в тот момент Алексей понял, что Николай не уступит. Так уже бывало не раз. Вот так же сдвинулись у него брови, когда он приказал слить бензин из баков машины начальника экспедиции. Бензин ему был нужен, чтобы подвезти продукты рабочим, а начальник экспедиции заехал к ним на один день. Он просидел у них две недели и объявил Николаю выговор.
     Почему-то, когда Николай шагнул к шурфу, Алексей вспомнил об этом. И, вспомнив, схватил его за руку. Николай был сильнее...
     Алексей снова видел, как рухнул шурф. Видел себя. Вот он бросается к воронке и долго беспомощно барахтается в песке...
     Только через пять дней им удалось разобрать завал...
     Не поднимаясь, Алексей пошарил на столике и зажег фонарь. Палатка так мала, что до всего легко дотянуться. Осторожно нащупал крышку чемодана. Достал и бережно положил на стол кожаную полевую сумку. Николай не снял ее, даже когда спускался в шурф. Там не было документов, просто Николай записывал свои наблюдения, делал наброски и расчеты. Он делал их для себя, и на последней странице есть запись о шестнадцатой пробе. После нее чистая бумага.
     Алексей аккуратно заточил карандаш, проставил число и написал чуть ниже: "Нет там никакого титана, оба мы с тобой ошиблись, дружище".
     Потом положил сумку на место и вышел из палатки. Солнце еще не взошло, но уже виднелась на горизонте розовая завеса. Несмотря на раннее утро, лагерь проснулся.
     Несколько человек толпились у палатки техника Василия, что-то горячо обсуждая. Среди них и сам Вася, с листом бумаги в руках. О чем там они говорят? Он собрался подойти и вдруг увидел, как Степан заправляет машину. Вспомнил, что на ней уедет Лена. Была минута, когда он чуть было не свернул к ее палатке.
     "Пусть едет, так будет спокойней и лучше для всех". Он вернулся к себе и попытался заснуть, чтобы не слышать сборов, ее голоса и замирающего вдали тоскливого звука автомобильного мотора.
     Заснуть Алексею не удалось. Пришел Вася, все с той же бумагой в руке.
     - Тут резолюция нужна, ребята просят подписать.
     - Какая еще резолюция?
     Он взял бумагу - и вдруг увидел знакомый почерк. "Начальнику Самарского отряда. Прошу принять в качестве коллектора. Образование неоконченное высшее..."
     - Кто это придумал?!
     - Вы же сами сказали: нужен коллектор.
     - Я спрашиваю, кто это придумал?!
     И вдруг всегда спокойный, неторопливый Вася опустил на стол сжатые кулаки.
     - Мы все хотим, чтобы она осталась! От неожиданности Алексей спросил почти растерянно:
     - По какому праву вы вмешиваетесь в мои дела?
     - У нас здесь общее дело. Что касается Лены, заявление она сама написала, а паспорт у нее не на Вашу фамилию! - Вася бросил на стол книжечку в кожаном переплете.
     Алексей открыл ее, посмотрел на фотографию с упрямым разлетом бровей. Красивая. Николай был прав. Он взял карандаш и написал на заявлении: "Принять". Грифель в конце слова сломался.

***

     Через три дня пришли машины с оборудованием. Рабочие сгружали ящики. Часто останавливались. Жара съедала половину усилий. Пустыня сегодня угрожающе молчала, развесив над собой колеблющийся раскаленный воздух. Один из рабочих оступился и выронил ящик с радиометром. Ящик глухо ударился о рыхлый песок. Прибор не мог пострадать от такого слабого удара, Алексей подошел к месту происшествия.
     - Руки, что ли, забыл дома, растяпа?!
     - Ничего не случилось, Алексей Дмитриевич, зачем же кричать?
     Пожилой рабочий выпрямился и стоял теперь перед Алексеем, переминаясь с ноги на ногу.
     - Прибор двести тысяч стоит. Кто за него платить будет, ты, что ли?!
     Посыпалась грубая брань. Лена была неподалеку. Первый раз ей стало по-настоящему страшно. Как он говорит с людьми?! Как живет вот такой?! Казалось, что желтый, едкий, не видимый глазу песок душит и ее, щиплет глаза, забирается в горло...
     Алексей прошел мимо. Он не смотрел на нее. Два дня он ее не замечает и молчит. Все пропало! Ничего она не сумела изменить в нем, ничего не добилась, кроме оскорбительного молчания!
     Лена медленно побрела прочь.
     Исчез из виду лагерь. Вокруг сомкнулось кольцо рыжих однообразных барханов. Раскаленный воздух плясал над желтым и едким, как горчица, песком.
     Никогда раньше она не знала всей глубины своего чувства: радость, жестокая обида - все в нем.
     Воздух, наполненный песком, больно хлестнул по лицу. Она вздрогнула и вдруг опустилась на землю.
     Песок беспощаден ко всему живому. Кажется, она собиралась уехать, как только узнает все. Так просто! Уложить чемодан. Машина, та, что ходит за водой, довезет ее до поселка. И не будет этого одиночества, оскорблений, даже самого Алексея тоже не будет.
     Она вспомнила, как в его рассказе сомкнулся песок над шурфом. Только воронка и беспощадное, злое солнце. Почему-то казалось, что там, под слоем шевелящегося песка, остался самый дорогой на свете человек. Может быть, она опоздала? Может быть, приехала к тому, кого уже нет?
     Она долго сидела неподвижно. Когда поднялась, рядом на бархане увидела Алексея. Он стоял здесь, наверно, давно, смотрел в сторону и ждал.
     - Прости меня. Я не заметил тебя, когда говорил с рабочими. Здесь часто не выдерживают нервы...
     - Не прощу.
     Он тяжело вздохнул и вдруг заговорил о другом:
     - Тебе здесь нелегко. Здесь вообще нелегко. Может быть... - Он остановился на секунду, не решаясь закончить фразу. - Может, все же тебе лучше уехать?
     Это было последней каплей. Чтобы не заплакать, она молча пошла прочь от него, но Алексей догнал, осторожно взял за руку. Нужно выдернуть руку, наверно, нужно... Размазывались и плыли перед глазами барханы.
     - Смотри, здесь живет муравьиный лев...
     Она нагнулась. Клочок пустыни величиной с ладонь приблизился и заполнил собой пространство. На нем жили и боролись другие, незаметные в большой жизни существа.
     Красный муравей, похожий на песчинку, в недоумении остановился перед огромной для него воронкой. Кто-то вырыл ее на его пути непонятно зачем.
     Этот "кто-то" сидел на дне и неторопливо шевелил усами, похожими на лопаты. Лопаты двигались по кругу у основания песчаного конуса, и, как только закончился круг, весь конус подался вниз. Песчинки вырвались из-под лапок муравья, и он медленно съехал навстречу коротким страшным лопатам.
     - Нужно помочь ему!
     - Нельзя нарушать законы пустыни.
     - Нет можно!
     И она протянула руку. Но его каблук опередил ее.
     - Зачем ты так?
     - Песчаная воронка, как там... и маленький, жалкий муравей. - Алексей отвернулся, отряхнул ботинок. - Как все нелепо! Николай два гола добивался разрешения на проходку глубокой скважины и верил в нее. Я не верю, а разрешение уже получено...
     Алексей медленно побрел прочь. Она осталась. Осторожно разгребла песок и освободила пленника. Он был точкой в безбрежном мертвом песке, ничтожной точкой, но он жил! И назло неподвижной пустыне убежал по своим муравьиным делам, не забыв укусить ее на прощание за палец.

***

     Алексей все чаще думал о Николае. Много раз перебирал в памяти их бесконечные споры. На протяжении двух лет они вместе боролись за идею Николая. Здесь, в песках Кызылкумов, есть очень нужный сейчас металл. Сколько бессонных ночей и изнурительного труда унесли эти два года! Все зря...
     Раньше он боялся вспоминать о друге. Не было ни сомнений, ни вопросов. Николай погиб. Но все его дела и мысли остались. Осталась и пустыня. Иногда кажется, что у нее не было начала и никогда не будет конца. Лена вс