сь без своих любимых книг. Футляр с кристаллами  он  обязательно
должен был взять  с  собой.  Кристаллы  -  закодированная  особым  образом
информация, которую можно  расшифровать...  и  облечь  в  плоть  и  кровь,
располагая возможностями на порядок выше наших.
   Я остановил машину, выпрыгнул на обочину и лег в траву.  Кати  спросила
что-то - я жестом попросил оставить меня в покое. Вот и все, мой  генерал.
Вот и все, дорогие академики и светила. Вот и  все,  Ламст.  Наконец-то  я
разгадал загадку. Я давно забыл эти романы, не то вспомнил бы  все,  понял
бы все гораздо раньше...
   Предположим, что существует негуманоидная разумная раса, умеющая многое
из того, что мы пока не умеем. Не будем пока ломать голову, откуда  они  к
нам прибыли и как к ним угодил Бауэр.
   Предположим, что у них самих никогда не было художественной  литературы
и каждый  кристаллик  из  библиотеки  Бауэра  они  приняли  за  конкретную
информацию о Земле и ее человечестве, каждый кристаллик облекли в плоть  и
кровь и стали искать в созданном разумное начало, которого никогда там  не
было - такие уж книги, за редким исключением, собирал бедняга Руди...
   Я кропотливо перебрал все названия.  Герои  моей  второй  галлюцинации,
свидетели убийства Кеннеди - герои нашумевшего в свое время романа Вудлера
"Тысяча лет от рождества Иуды". Штенгер вынырнул прямиком  из  бестселлера
"Ангел в грязи". И с остальными, без сомнения, то же  самое  -  главные  и
второстепенные персонажи...
   Что же в таком случае должны были думать пришельцы, наблюдая  Штенгера,
Проповедника, Несхепса с  компанией?  Бессмысленную  вражду  вурдалаков  и
Команды? Сытых бездельников? Если сами обитатели этого мира поняли, что он
нелеп и не имеет ни будущего, ни целей, то какой вывод должны были сделать
пришельцы?
   Они могли с точки зрения той информации, которой располагали, сделать и
такой вывод: Разум и странные  двуногие  существа  не  имеют  между  собой
ничего общего. Поэтому Бауэр и сидит возле обломков "Орлана" выпотрошенной
куклой, поэтому Ревущие Холмы сопротивляются любым попыткам приблизиться к
ним. Боюсь об этом думать, но, похоже, они махнули рукой на свое творение,
и эксперимент продолжается только потому, что каждый уважающий себя ученый
считает своим долгом довести опыт до конца. Быть может, их этика и  мораль
не позволяет разрушить однажды созданное.  Хватит  ли  у  них  смелости  и
объективности сделать новые выводы, когда я вплотную подведу их к этому?
   -  Блестяще.  -  Кто-то  несколько  раз  хлопнул  в  ладоши.  -  Просто
великолепно.
   Я вскочил. Рядом стоял Мефистофель, он был точно таким,  как  во  время
нашей первой встречи, но теперь я уже не считал его  пришельцем,  я  знал,
что и он сошел со страниц,  правда,  не  "Фауста",  -  "Зачарованный  лес"
Шеммеля...
   - Привет, - сказал я.
   Он галантно поклонился Кати и подал мне узкую ладонь - тонкие пальцы  в
самоцветных перстнях.
   - Чем обязан? - спросил я не очень приветливо.
   - Всем. Всем, что вы здесь натворили.
   - Ничего особенного я здесь не натворил.
   - Как знать... Давайте отойдем.
   Мы отошли от машины метров на двадцать.
   - Я вас поздравляю, - сказал он.
   - Значит, я угадал?
   - Угадали.
   - И вы тоже...
   - И я, - сказал он.
   - Послушайте, - сказал я. - Все я понимаю,  кроме  одного:  где  же  вы
сами, у какого берега?
   - Примерно посередине, - сказал он. - Это всегда страшно  -  находиться
посередине, а уж тем более здесь... Что вы знаете - город,  лес,  драконы?
Свой пятачок вы обследовали досконально, но выше вам не подняться...
   На меня повеяло отголоском какой-то трагедии, еще более тягостной,  чем
та, которую переживали  город  и  лес.  Сколько  же  этажей  у  проклятого
эксперимента?
   - Много, - сказал Мефистофель.
   - Я могу что-нибудь для вас сделать?
   - Можете. Убирайтесь отсюда.
   - Не могу.
   - Ах вот оно что... - Он оглянулся на джип. - Ну, это не проблема. Вашу
очаровательную спутницу вы смело можете забирать  с  собой,  за  пределами
острова она не рассыплется, не сгинет, это вам не подарки  черта,  сделано
на совесть...
   - А временной барьер?
   - Направляясь на остров, вы  пересекли  его  беспрепятственно,  так  же
будет и на обратном пути.
   - Нет, - сказал я. - Мне еще нужно заехать в одно место...
   - Бросьте. Да, вы их помирите, в этом нет ничего невозможного, но нет и
смысла. Вы правы. Во всем. Мы - герои забытых книг, все до одного. Хозяева
эксперимента ничего не поняли. Но ваша правота - ваш  проигрыш.  Крохотный
жучок  забрался  в  громадный  механизм,  ползает  по   блокам,   замыкает
контакты... Вы дождетесь, что вас отсюда выметут  как  случайную  досадную
помеху. Ничего вы им не докажете, они вас попросту не  видят.  Микробы  не
могут договориться с вами, вы не можете договориться с экспериментаторами,
а где-то есть великий и могучий, с которым не смогут договориться  они.  И
так - ad infinitum [до бесконечности (лат.)], этажи, уровни...
   - Софистика, - сказал я.
   - Святая истина, - сказал он. - Если не верите -  поворачивайте  назад,
пробивайтесь к Холмам, пока не увязнете. Я хочу вас спасти  -  для  жизни,
для любви. Возвращайтесь.  Не  стоит  биться  головой  об  стену.  Позорно
сдаваться, когда  остались  неиспользованные  шансы,  но  если  их  нет...
Отдайте шпагу. Не принимайте близко к сердцу невзгоды и горести обитателей
этого мира. Никаких обитателей нет. Они - плесень  в  лабораторной  чашке,
муравьи под стеклом, у  них  нет  ни  прошлого,  ни  будущего.  Впрочем...
Впрочем, если вам так уж  хочется  их  облагодетельствовать,  вывезите  их
отсюда. Просто эвакуируйте. Достаточно двух-трех теплоходов...
   Вот это была настоящая приманка, без дураков, и я  едва  не  клюнул.  В
самом деле, чего проще - вырвать их отсюда, увезти...
   Ну а Контакт? Кто знает, не возникнут ли на  опустевшем  острове  новые
города, еще более уродливая и фантасмагорическая ситуация? Нет,  принимать
подарки от дьявола опасно, даже если дьявол этот сошел со страниц забытого
романа...
   - Я не сведущ в демонологии, - сказал я. - Как заставить вас  исчезнуть
с глаз долой? Пентаграмму чертить?
   - Значит, вы все же хотите...
   - Значит, я все же хочу.
   Он грустно улыбнулся и медленно растаял в воздухе. Как в сказке, дольше
всего продержалась улыбка - на сей раз укоряющая.  Я  плюнул,  вернулся  к
машине и сел за руль.
   - О чем вы говорили? - встревоженно спросила Кати.
   - О смысле жизни, - сказал я. - И этого типа вы боялись? Ну, братцы...
   Мы проехали  миль  десять.  Зеленая  равнина  сменилась  березняком,  в
котором удобно было остановиться для некоторых  надобностей.  Я  остановил
машину, и мы разошлись в разные стороны. Возвращаясь, я услышал крик.
   Кати  стояла  у  машины  запыхавшаяся,  растрепанная,  с   кровоточащей
царапиной на щеке, показывала в ту сторону, куда уходила, и повторяла:
   - Там... там...
   Я сцапал ее за плечо и хорошенько встряхнул. Пират с лаем прыгал вокруг
нас,  а  потом  вдруг  притих,  прижал  уши,  взъерошил  шерсть  на   шее,
настороженно поглядывая в ту сторону. Оттуда донесся короткий мощный рык.
   - Чудовище! - сказала Кати. - Такое все зеленое. Там еще человек  -  не
наш, на коне, оно его сожрет...
   - Ну, это мы еще посмотрим, - сказал я,  достал  из  машины  пулемет  и
вставил магазин с разрывными. Пошел в направлении рыка, вскинув пулемет на
плечо, как лопату. Следом шла Кати с  двумя  магазинами,  а  в  арьергарде
сторожко и медленно продвигался  Пират.  Зверюга  ревела  уже  непрерывно,
мерзко шипела и ухала, слышался стук копыт и конское ржанье.
   От крайних деревьев до чудовища,  расположившегося  посредине  огромной
поляны, было метров сто. Увидев его, я приободрился - вряд  ли  оно  могло
устоять против заряженного разрывными ручного пулемета.
   Как все сказочные чудища, оно являло собой  вольную  смесь  реальных  и
мифических деталей. Этакое десятиметровое  пузатое  и  хвостатое  туловище
ящерицы, к которому присобачена крокодилья голова на длинной мохнатой шее,
зеленое, чешуйчатое, вдоль хребта от темени  до  задницы  высокий  красный
гребень - в общем, мечта пулеметчика...
   Оно ревело и щелкало пастью, и эти знаки внимания относились к всаднику
на высоком муругом коне, облаченному в кольчужную рубаху  и  высокий  шлем
горшком. Выставив перевитое ало-голубой лентой длинное копье, он  кружился
вокруг дракона,  немилосердно  шпоря  коня,  а  конь  вертелся  на  месте,
брыкался, протестующе и жалобно ржал. Очень страшно ему было...
   Зачем-то пригибаясь, я пробежал половину разделявшего  нас  расстояния,
упал на траву, воткнул в землю сошки и поставил прицел  на  "50".  Щелкнул
затвором, повел  стволом,  примеряясь,  чтобы  не  задеть  всадника.  Кати
плюхнулась рядом, придвинула магазины.
   Рыцарь наконец справился с конем, крича что-то, помчался на дракона,  и
я не мог стрелять, обязательно зацепил бы его.
   Взметнулся длинный  зеленый  хвост,  ударил  с  беспощадной  меткостью.
Раздался страшный чмокающий хлопок. Кати закрыла лицо ладонями.
   Конь и всадник отлетели, как сбитая кегля. Разлетелось на куски  копье,
покатился по  земле  всадник,  забил  ногами  и  истошно  заржал  конь.  Я
прицелился в шею у головы и нажал на спуск.
   Рев перешел в утробный хрип  и  визг,  фонтаном  забила  темная  кровь,
чудовище повалилось наземь, хлеща хвостом и суча лапами.  Для  верности  я
выпустил в него  весь  магазин,  напрочь  отсек  башку  и  встал.  Баталия
окончилась с разгромным счетом.
   Дракон лежал мертвый, конь тоже не шевелился больше, а рыцарь стоял  на
четвереньках и, видимо, пытался сообразить, на каком это он  свете.  Такое
состояние было мне знакомо...
   - Живой? - спросил я его. - Костей не поломал?
   Он уставился на меня испуганно и удивленно:
   - Прекрасный сэр...
   Белобрысый  растрепанный  юнец,  бледное,  почти  мальчишеское  лицо  с
маленькими несерьезными усиками. Честно говоря, я представлял себе рыцарей
более матерыми.
   - Прекрасный сэр... - повторил он, смахивая с лица кровь. Я  помог  ему
подняться, он взглянул на меня, на Кати, на мертвое чудище. Пират, вытянув
шею, осторожно обнюхивал кольчугу. - Оно мертво, я вижу...
   - Не беспокойся, я его прикончил, - сказал я.
   - Мертво... - повторил он с недоверием, словно не хотел верить  глазам.
- Нужно ли понимать так, сэр, и вы, леди, что вы  спасли  меня  колдовской
силой?
   - Вот именно, - сказал  я  и  для  вящей  наглядности  всадил  короткую
очередь в брюхо дохлого дракона. - Как это ты полез на  него  с  копьецом?
Тут что, замешана прекрасная дама?
   - Но, сэр... Как  можно  поступить  иначе,  если  оно  и  ему  подобные
пожирают людей на дорогах?
   - Да-да... - промямлил я.
   Нет, ничего общего с тем граалящим болваном.  В  том,  чтобы  выйти  на
дракона с пулеметом, нет не только героизма, но даже элементарной смелости
-  обреченная  на  удачу  эскапада,  заранее  известно   о   превосходстве
бризантной очереди над первобытной свирепостью.  Гораздо  больше  смелости
нужно было иметь этому мальчишке, выехавшему заполевать чудовище с  копьем
- не из-за прекрасных глаз  юной  принцессы,  не  из  тщеславного  желания
попасть в летописи и баллады, просто потому, что дракон топчет твою землю,
пожирает твоих земляков и кто-то  должен  его  остановить.  Понимаете  вы,
Холмы, что это значит - человек скачет на дракона с копьем в  руках?  Нет?
Тогда мне жаль вас...
   Пришлось взять на себя заботу о парне. Его лошадь погибла, а приехал он
издалека  -  по  меркам  человека,  для  которого  единственным  средством
передвижения остается конь.  Он  никак  не  хотел  уходить  без  драконьей
головы, твердил, что она ему необходима, что  иначе  не  поверят  и  будут
по-прежнему трястись от страха.  Мы  привязали  голову  к  джипу,  забрали
рыцаря с собой и уехали.
   Он проехал с нами миль  сорок.  По  пути  я  пытался  выведать  у  него
побольше о его родных  местах,  но  он  отмалчивался,  отвечал  уклончиво,
именуя меня прекрасным сэром, а Кати - прекрасной леди и принимал  нас  то
ли  за  странствующих  колдунов,  то  ли  за  чету  архангелов,  явившихся
посмотреть, как идут дела у смертных. Мои  расспросы  его  удивляли  -  он
считал, что колдуны или архангелы должны все знать сами...
   Все же кое-что я ухватил -  где-то  поблизости  существовало  крохотное
феодальное государство. Живут себе помаленьку, сеют пшеницу,  доят  коров,
молятся богу и святой деве, недавно изобрели горючую пыль (не порох  ли?),
и теперь лучшие  умы  ломают  голову,  как  приспособить  открытие  против
драконов. Драконы им здорово досаждали. Кати рассказывала,  что  и  городу
драконы  в  первый  год  принесли  немало  хлопот,  но  потом  с   помощью
современного  оружия  удалось  отвадить  эту  напасть.  Несмотря  на  свою
дремучую тупость, драконы вскоре  прекрасно  поняли,  каких  мест  следует
избегать. У соотечественников нашего рыцаря с  обороной  обстояло  гораздо
хуже. Арбалеты, мечи и копья -  все,  чем  они  располагали.  Естественно,
смертность среди драконоборцев была  страшной.  Он  очень  просил  у  меня
пулемет, но я не мог доверить такое оружие  парню  из  феодального  то  ли
королевства, то ли  баронетства.  Чересчур  идеализировать  нашего  нового
знакомого тоже не стоило - он  мимоходом  похвастался,  что  имеет  замок,
угодья, сотни две сервов и вовсю пользуется  вытекающими  отсюда  правами,
правом первой  ночи  в  том  числе.  Я  ограничился  тем,  что  велел  ему
предупредить своих  о  моем  предстоящем  визите  в  его  страну,  каковой
вскорости последует. Он заверил, что имеет вес при дворе. Нам стоит только
спросить дорогу к манору благородного Хуго де Бюрхалунда. Всякий покажет.
   Расстались мы дружески. Мы высадили его там, где он попросил, - у холма
с серым каменным истуканом, примитивно изображавшим богородицу. От большой
дороги ответвлялась и уходила куда-то за лес изрыгая копытами  узенькая  и
ухабистая тропинка. На вторичную просьбу подарить или  продать  пулемет  я
сделал  внушительное  лицо  и  заявил,  что  Высшие  Силы  это  безусловно
запрещают. Аргумент подействовал на него как нельзя лучше, он и не подумал
обижаться. Он  долго  благодарил  нас  в  стиле  Томаса  Мэлори,  с  моего
разрешения попросил у Кати косынку, пообещав носить ее на  своем  шлеме  и
обрубить уши каждому, кто усомнится в том, что  леди  Кати  Клер  -  самая
прекрасная и добродетельная. Кроме того, он заверил, что поставит  в  нашу
честь пудовую свечу  и  отслужит  мессу.  Он  ушел,  волоча  за  собой  на
подаренной нами нейлоновой веревке перепачканную пылью и  кровью  драконью
голову. Мы помахали ему вслед и поехали своей дорогой.
   Близилась ночь, и пора было подумать о ночлеге. Мы переправились  через
широкую  реку  по  указанному  на  карте  броду,  и  я  решил,  что  можно
остановиться на берегу - если верить карте, зверье здесь не водилось.



9

   - Это все довольно странно,  -  сказал  я  развалившемуся  под  деревом
Пирату. - Ты и не представляешь, тип хвостатый, до чего это  странно.  Что
же это ваш мир со мной делает?
   Пират постучал хвостом по земле. Я вздохнул и посмотрел вниз, на берег,
на этот нетоптаный песок, уютный и желтый. К такой реке прекрасно  подошел
бы чистый закат с длинными тенями и  той  особенной,  прозрачной  красотой
нетронутых человеком мест. Стоять  на  обрыве,  смотреть  на  сине-розовые
облака, и чтобы ладонь лежала на плече симпатичной девушки вроде...
   Я чертыхнулся и засвистел сквозь зубы "Серый рассвет"  -  неофициальный
марш контрразведки, слова Кропачева, музыка Поллока, того,  что  служил  в
третьем десантном "Маугли".

   Туман и мрак впереди,
   веселых писем не жди
   и девчонкам не ври, что герой...
   Вновь только служба и ты,
   и будут наши кресты
   то ли на груди, то ли над тобой...

   Я не понимал себя, злился на себя, не  в  силах  понять,  что  со  мной
происходит. Пейзаж? Но я и раньше не упускал случая  полюбоваться  закатом
или океаном. Что же происходит?
   Кати бежала по берегу, в ее руках звенели котелки, которые она  взялась
вымыть, уверяя, что это ее обязанность. Видно было,  ясно  было,  в  глаза
лезло, что для нее это не только особо важное и опасное задание, а  еще  и
откровенная  веселая  радость  двадцатилетней  девчонки,   вырвавшейся   в
красивые и  таинственные  места.  Ей  это  простительно,  но  я-то,  я-то!
Суховатый, педантичный, привыкший переводить почти все впечатления на язык
строгих формул. Командор, служака, мастер своего дела!  Что  делать,  если
твоим противником оказался ты сам? Кто я такой, чтобы пытаться перевернуть
этот мир? Кто сказал, что его нужно переворачивать?
   Людям это нужно, подумал я. Они люди - и те, кто скачет на  чудовище  с
копьем наперевес, и те, кто чьей-то идиотской усердной волей превращены  в
вурдалаков, и те, кто шел на смерть, защищая относившихся к ним с издевкой
обывателей. Все они должны поверить в то,  что  Разум  -  это  обязательно
добро, как должны в  это  поверить  и  те,  кто  их  создал,  неизвестные,
непонятные, могущественные пришельцы, не нашедшие кошку в светлой комнате,
не понявшие, что для того, чтобы быть  человеком,  не  обязательно  подчас
иметь за спиной тысячу лет истории и  тысячу  поколений  предков.  Сколько
работы, и какой...
   Кати подошла к палатке, сложила котелки на брезент. Пират  притворялся,
будто пакеты с едой его нисколечко не интересуют. Быстро темнело. Я набрал
приличную охапку сушняка, запалил костер, как делал когда-то  в  тайге,  и
оказалось, что Кати видит костер впервые в жизни...
   Скоро стало совсем темно, от  реки  тянуло  прохладой.  Над  горизонтом
прополз золотой треугольник и исчез  в  золотой  вспышке.  В  лесу  совсем
по-сибирски ухала сова. Как  давно  все  же  это  было  -  тайга,  темные,
поросшие соснами холмы, рявканье рыси, крупные звезды. Млечный Путь...
   - Никак не могу привыкнуть, что нет звезд, - пожаловался я,  как  будто
она могла меня понять.
   - А что такое звезды? - тут же спросила она.
   Я рассказал ей про звезды -  какие  они  блеклые,  тусклые  над  нашими
городами и какие они большие, колюче-белые, когда усыпают небо над тайгой,
над степью. Как сверкает Млечный Путь, пояс из алмазов. Как  над  атоллами
светит Южный Крест, как в старину моряки находили верный путь по  Полярной
звезде. Рассказал, каким разным бывает Солнце, какой разной  бывает  Луна,
как катаются на досках по гребням волн, как ныряют за жемчугом. Мы  сидели
у костра, искры ввинчивались в темноту над  нами,  она  слушала  это,  как
сказку, и мне самому показалось, что это сказка...
   - Ты там кого-нибудь оставил? - спросила она.
   - Целый отдел, - сказал я. - Кучу жизнерадостных типов, которые  сейчас
завидуют мне и гадают о моей участи.
   - Я не про то. У тебя там была девушка?
   - Конечно нет.
   - Все-таки "конечно"?
   Я познакомил  ее  со  своими  взглядами  на  этот  предмет,  с  жизнью,
свободной от лирики, а потому веселой и спокойной.
   - Ну разве так хорошо? - спросила она тихо. - Я понимаю, у нас, но там,
где у вас есть все это, где вы все можете и вам все подчиняется...
   - А чем плохо? - спросил я. - Если бы я там кого-нибудь оставил, сейчас
было бы труднее...
   Я обнял ее. Она не изменила позы, не пошевелилась, и я убрал руки.  Это
была  последняя  попытка  убежать  от  себя  самого,   остаться   прежним,
незыблемым сухарем. Поняла она это или нет?
   - Опять ты все испортил, - тихо, грустно сказала Кати.  -  Если  бы  ты
обнял меня  раньше,  когда  рассказывал  о  звездах...  Ну  зачем  ты  все
испортил?
   Она поднялась и ушла в палатку. Я достал из машины одеяло, закутался  в
него и улегся рядом с прогорающим костром. А что еще оставалось делать?
   На рассвете тронулись в путь. Петляли и плутали мы  отчаянно.  Неплохо,
конечно, иметь при себе прекрасную карту, где указаны все тропы и едва  ли
не каждая рытвина на дорог