Михаил АНЧАРОВ

                              СОДА-СОЛНЦЕ



                     "Как известно, при формулировании гипотезы автор  сам
                допускает ее возможную  ошибочность,  чтобы  в  дальнейшем
                путем строгих опытов либо отвергнуть ее, либо подтвердить,
                может быть, видоизменив".
                                                        Академик Н.Семенов

                     "Богаче всего самое конкретное и самое субъективное".
                     "Индивидуальное содержит в себе  как  бы  в  зародыше
                бесконечное".
                                                                 В.И.Ленин




                        1. А ДЛЯ ЧЕГО, СОБСТВЕННО?

     Про него говорили: несерьезен,  любит  сенсации.  А  когда  я  с  ним
прощался, я смотрел на него и думал - все наоборот, он очень серьезен,  он
серьезно любит сенсации. Вот его позиция:
     - Подумайте сами, что такое сенсация? Сенсус -  чувство,  сенсация  -
это потрясение  чувств.  Ну  и  что  плохого  в  том,  что  человек  любит
потрясения? Идет трезвая жизнь, люди заняты повседневностью. Потом однажды
человек  оглядывается  и  видит  -  идет  трезвая   жизнь,   люди   заняты
повседневностью. Ну, а дальше что?  Из-за  чего  хлопотать?  Еда?  Одежда?
Интересные поездки? А куда поездки? Дальше старости не уедешь, и все,  что
положено увидеть тебе на твоем отрезке дороги, ты увидишь из  окна  вагона
или из окна космолета. Господи, но  ведь  космолеты  будут  только  тогда,
когда их построят. А это будет когда? А до этого  ждать,  ждать,  а  жизнь
помаленьку вытекает из бурдюка с дырочкой.
     Когда ему предложили уйти, он меня спросил:
     - А уверены ли вы в том, что археология  имеет  значение  только  для
истории материальной культуры? А зачем ее изучать, эту культуру?
     - Вот потому вас  и  увольняют,  -  сказал  я,  -  что  если  копнуть
поглубже, то оказывается, вы не знаете, зачем занимаетесь археологией.
     - Нет, дорогой учитель, - сказал он. - Не потому  меня  увольняют.  А
потому меня увольняют, что я хочу копнуть поглубже. И именно в  этом  вижу
задачу археологии.
     - Каламбурите.
     - Нет, - сказал он. - Не  каламбурю.  Просто  вы  все  притворяетесь.
Поскольку археология требует денег, вы притворяетесь, что изучаете прошлую
культуру, чтобы помочь нынешней.  А  как  ей  поможешь?  Ну,  еще  найдете
два-три украшения, еще один черепок, на который в музее  со  скукой  будут
смотреть  отличники  из  девятого  класса,  а  те,  кто   поумней,   будут
перемигиваться с девочками из соседней экскурсии.
     - Правильно вас увольняют.
     - Конечно, правильно. Стараются убрать свидетеля преступления.
     - Какого преступления? Думайте, что говорите.
     - Я и говорю, что думаю. А это не нравится. Лучше вы подумайте о том,
что я сказал. Почему вы начали заниматься археологией? Потому, что  хотели
копнуть поглубже и найти нечто сенсационное. Не так ли? Но вы  тогда  были
ребенком, кладоискателем, так сказать, романтиком. А потом взрослые дяди и
тети, которым не повезло и которые за  всю  жизнь  не  откопали  ни  одной
завалященькой гробницы Тутанхамона, объяснили вам, что  археология  -  это
тяжелый труд, а не погоня за сенсациями. А разве это так уж несомненно?  А
вдруг археология - это именно погоня за сенсациями, вдруг это ее существо?
Главные находки - это такие,  которые  помогают  человеку  познать  самого
себя. Разве не так? А разве это  не  сенсация?  А  потом  вы  подросли,  и
обезьяний инстинкт подражания заставил  вас  отказаться  от  самого  себя.
Археология - тяжелый труд! А зачем  этот  труд,  если  он  не  приводит  к
сенсациям, то есть  к  находкам,  потрясающим  наши  чувства  тем,  что  у
человека открываются глаза на самого себя?
     - И еще разговариваете вы чересчур много, - сказал я.
     -  Ладно,  подписывайте  обходной,  -  сказал  он.  -  Вы  прогоняете
единственного поэта из вашей лавки старьевщиков.
     Его уволили. Он всегда был мастером  нелепых  сенсаций.  Может  быть,
самая нелепая из них та, что мы уволили его, а сами готовим экспедицию  по
его материалам.
     Пусть это будет последняя сенсация, хватит с нас.  Археология  -  это
наука, которая нужна для того, чтобы... А для чего, собственно?



                            2. ВОТ ЕГО ЛОГИКА

     Это был странный парень. На лице его  вечно  блуждала  неопределенная
улыбка.  Никто  толком  не  мог  понять,  что,  собственно,  ему  нужно  в
археологию и вообще, что, собственно, ему нужно от жизни.
     Однажды ночью он вышел к костру экспедиции и сказал:
     - Салют алейкум.
     И никто не догадался тогда, что это не дешевая острота, а формула его
личности - причудливая смесь старых и новых  приветствий,  с  которыми  он
обращался к окружающему миру.
     В каждом человеке живут как бы два человека. Мы все это знаем. Но они
в общем-то мирно  уживаются  друг  с  другом  и  к  внешнему  миру  обычно
повернуты одной стороной. По ней и судят о человеке. Другая  притаилась  и
ждет удобного случая, чтобы проявиться в  исключительных  обстоятельствах.
Тогда говорят - герой или, наоборот, - подлец. А о чем это говорит?  Ровно
ни  о  чем.  Просто  вторая  сторона  личности  более  приспособлена  или,
наоборот, не приспособлена к этим исключительным обстоятельствам.  И  если
бы эти обстоятельства были не  исключительными,  а  повседневными,  мы  бы
знали этого человека с другой стороны, а не с той, с какой сталкиваемся  в
условиях, которые принято считать нормальными. А так ли уж  нормальны  эти
условия?
     Вот я хожу на работу, которая мне приелась, и  я  знаю,  какой  я  на
работе. А если дать мне работу по душе - как бы я себя повел?  Неизвестно.
Это только считается так - дай человеку дело по душе, и все будет  хорошо.
На самом деле тут-то и  начинается  самое  сложное.  Один  с  радостью  ей
отдается весь, и ничего ему на свете не надо, кроме  милого  дела,  другой
увидит в ней только средство, которое поможет ему возвыситься над  людьми,
а третий вообще испугается свободы  и  душевного  простора  и  не  решится
вылезть из скучной, но обжитой скорлупы и всю жизнь будет тайно ненавидеть
осмелившихся, и будет радоваться неудачам смельчаков, и будет  бескорыстно
и бесстрашно ставить им подножки и палки в колеса.
     Но может быть, самый сложный случай - это когда  человек  долго  ждал
момента встречи со счастливым делом и,  наконец,  вырвался  на  простор  и
простор ослепил его. Выпусти соловья из  клетки  -  он  взлетит  и  упадет
мертвый, сделав глоток неба. А если бы сначала полетал по комнате, все  бы
обошлось. Может быть.
     В общем из всех  наших,  пожалуй,  я  один  догадывался,  что  с  ним
происходит. Я понял, что это как раз четвертый, последний случай. И потому
в нем не уживались эти два  человека  и  все  время  были  в  борьбе.  Это
выражалось во всем.  Вот  он  рассказывает  дикие,  смешные  байки.  Хохот
вокруг, у глаз его веселые морщинки, а длинная морда печальна.  А  однажды
утречком, когда только слышен стук движка вдали,  а  за  глиняным  дувалом
мерно вздыхают волы и весь мир улыбается, и смотрю, он идет мне  навстречу
и тоже улыбается. А подошел поближе - в сощуренных глазах плещутся слезы.
     Он интересовался проблемой дьявола. Удивляетесь? Да нет, конечно,  не
того мистического, религиозного и так далее дьявола, а  вполне  реального.
То есть он был убежден, что на самом деле там что-то  такое  было.  Что-то
такое,  что  послужило  толчком  ко  всем  басням,   сказкам,   описаниям,
бесчисленным изображениям. Конечно, как человек современный,  он  понимал,
что дьявол - это олицетворение  сил  зла.  Всяких  сил  -  и  природных  и
общественных, - в которых не под силу разобраться и  которые  легче  всего
отнести к придуманному дьяволу. Ну, это все так, конечно, но почему  тогда
дьявола изображают страшилищем, а бога человекоподобным?  Видимо,  потому,
что бог - это идеальный человек, то есть человек,  приносящий  окружающему
миру только благо, а  дьявол  -  это  нечто  вредное  и  потому  его  надо
изображать и представлять себе в виде чудовищно безобразного существа.  Но
если это так, если за понятием  "бог"  стоит  представление  об  идеальном
человеке,  то  есть  существе  реальном,   то   ведь   следует   допустить
существование чего-то чудовищно реального, что пакостило и вредило и  чему
были приписаны все человеческие несчастья. Вот его логика.



                     3. ОН РАБОТАЛ НАУЧНЫМ СОТРУДНИКОМ

     Недаром  его  погнали  из  экспедиции,  когда  он,  проработав  месяц
бесплатно и только кормясь у общего костра, высказал  эту  бредовую  идею.
Его  погнали,  собственно,  только  потому,  что  идея  эта,  будучи   раз
высказана, приобрела  странную  притягательную  силу.  Наступила  какая-то
дьявольщина. Мои серьезные  современные  ребята,  которым  даже  Хемингуэй
начинает  казаться  устаревшим,  вдруг  стали  интересоваться  не  столько
раскопками  курганов,  сколько  древней  книжной  чепухой,  пытаясь  найти
какие-нибудь  признаки  того,  что  послужило  реальной  первоосновой  для
создания нелепого и страшного образа.  В  разговорах  за  зеленым  чаем  и
разогретой  тушенкой  замелькали  имена  Сведенборга,  Якова  Беме.  Когда
сначала в шутку, а потом с каким-то нервным смехом упоминались дивьи люди,
саламандры, василиски и драконы,  я  еще  терпел.  Кто  не  любит  сказок?
Археологу фантазия нужна не меньше, чем математику. Фантазия - это гигиена
мозга, кроме всего прочего. Пускай балуются, думал я, пускай  отдыхают  от
логики.  Но  когда  это  стало  переходить  всякие  границы,  когда   Валя
Медведева, спокойная девушка, вдруг  заявила,  что  следовало  бы  связать
понятие "дьявол" с сохранившимися,  может  быть,  экземплярами  допотопных
животных, когда  Паша  Биденко  возразил  ей,  что  дьяволу  приписывается
глубокое знание человеческой натуры и поэтому прототипом для дьявола могло
бы служить существо только разумное, я понял, что пора кончать.
     - Знаете что, дорогой мой, - сказал я ему.  -  Оставьте  нас  всех  в
покое и идите своей дорогой.
     Он и ушел своей дорогой так же, как и пришел. Усмехнулся  и  ушел  от
костра, оставив после себя легкое ошаление и непонятную тоску.
     Раскопки   продолжались   успешно.   Были   найдены   следы   высокой
материальной культуры. Мы набрели на рыночную площадь, на древние торговые
ряды,  на  оружие.  Много  ящиков  с  предметами  материальной   культуры,
пронумерованных и обернутых в папиросную бумагу, вывезли наши вездеходы, и
с наступлением холодов экспедиция свернула работу в  поле  и  вернулась  в
Москву систематизировать и описывать найденное.
     И в Институте археологии при  Академии  наук  мы  встретили  его.  Он
работал научным сотрудником.



                             4. ЭТО ДЕМАГОГИЯ!

     Как ему  удалось  обольстить  начальство,  никто  не  знал,  но  факт
остается  фактом  -  этот  человек,  не  имевший  ни  научных  званий,  ни
опубликованных работ, ни хотя бы серьезной подготовки,  к  моменту  нашего
возвращения работал  научным  сотрудником  в  институте.  За  какие  такие
заслуги его к нам назначили, было непонятно. А потому стало подозрительно.
Поползли слухи. Мнения разделились. Слухи пошли  самые  невероятные.  Одни
считали его  тайным  сектантом,  другие  работником  ОБХСС,  приехавшим  с
ревизией. А  Ноздрев,  приятель  Собакевича,  даже  пустил  слух,  что  он
Наполеон. И только я один знал нелепую правду.
     Начальник отдела кадров, которого никто не видел смеющимся,  хотя  он
всегда вежливо улыбался, однажды сказал мне, погибая от  тихого  хохота  и
утирая слезы:
     - Клоун.
     - Кто?
     - Коверный клоун. Последнее место его работы - цирк.
     - Да вы смеетесь, - сказал я.
     - Как же не смеяться? Посмотрите, какое фото он принес в личное дело.
     Обычное фото 4,5 на 6, а на нем размалеванная маска. Я задохнулся.
     - Да вы успокойтесь, Владимир Андреевич, -  сказал  начальник  отдела
кадров. - Он потом настоящее фото принес. Это я оставил себе на память.
     - При чем тут фото?! Сейчас иду к  директору.  Из  науки  устраиваете
какой-то цирк.
     - Вот именно, что цирк, Владимир Андреевич. Только ничего  у  вас  не
выйдет. Личное распоряжение директора.
     Что-то он еще говорил, да я не слушал.
     Вот мой разговор с директором:
     - Знаю, Владимир Андреевич. Знаю. Выпейте воды...
     - Спасибо.
     -  Скажите,  Владимир  Андреевич,  может,  по-вашему,  ну,  например,
депутат Совета быть клоуном?
     - Не знаю. По-моему, нелепо.
     - Браво. У нас с вами одинаковые взгляды. Это меня удручает.
     - Вот как?
     - Я точь-в-точь так же ответил  на  его  вопрос.  Текстуально.  А  он
сказал: "Если клоун делает искусство - может, а  халтурщиков  надо  гнать,
даже если они археологи. Спрашивается, может ли клоун быть ученым?" У  вас
есть возражения, Владимир Андреевич?
     - Есть. Это демагогия.
     - Тогда прочитайте вот это. Присядьте. Здесь всего 16 страничек.



                                 5. СЕКРЕТЫ

     Это была статья, где обыденным ненаучным языком  сообщалось  примерно
следующее:
     Среди  итальянских  мастеров,   принимавших   участие   в   постройке
Московского Кремля, самым  заметным  был  Аристотель  Фиоравенти.  Поэтому
сложилось мнение, что он и был главной фигурой. Между тем оказывается, что
проектировал основные сооружения Кремля - башни, стены - один  полузабытый
человек. В Европе только две таких крепости - в  Москве  и  Милане.  В  то
время они были похожи, как  близнецы.  Потому  что  островерхие  шатры  на
московских башнях  были  надстроены  значительно  позднее.  Фамилия  этого
человека написана с внутренней стороны  Спасской  башни.  "Пьетро  Антонио
Солари, миланец".
     Все это в общем-то известно. Просто,  может  быть,  никто  подряд  не
перечислял  объекты,  выстроенные  Пьетро  Антонио,  и  потому  как-то  не
осознавалось, что основным проектировщиком Кремля был Пьетро  Антонио.  Ну
что ж. Можно принять это  сообщение  и  по-другому  расставить  акценты  в
справочниках. Но дальше начиналось  занятное.  Он  доказывал,  что  Пьетро
Антонио Солари происходил из миланских Солари, у которых все  члены  семьи
были связаны с искусством, инженерией и так далее. Если  учесть,  что  все
мастера Милана так или иначе встречались на  работах  для  двора  Лодовико
Моро, дяди немощного герцога Джан Галеаццо Сфорца, если  учесть,  что  все
Солари по каким-то причинам покинули Милан около 1490 года, то есть в  год
приезда Пьетро Антонио в Москву, если учесть,  что  Христофор  Солари  был
учеником Леонардо да Винчи (сейчас это официально признано), если  учесть,
что Леонардо да Винчи как раз в это  время  строил  Миланский  кремль,  то
становится  понятным,  почему  русские  послы  для  такого  важного   дела
пригласили никому не известного юношу Пьетро Антонио Солари, а не поручили
строить   Кремль   европейской   знаменитости   Фиоравенти,    прозванному
Аристотелем. А забывчивость официальной  истории  по  отношению  к  Пьетро
Антонио объяснима: кому охота признаваться, что  Кремль  Москвы,  третьего
Рима, строил второстепенный инженер? Поэтому - да  здравствует  Аристотель
Фиоравенти! А  ведь  получилось,  что  в  лице  Солари  пригласили  самого
Леонардо да Винчи, одного из самых загадочных людей в  истории.  Например,
известно ли вам, что первая карта Америки с первой надписью "Америка", где
Америка впервые изображалась как особый материк, окруженный океаном,  была
найдена в бумагах Леонардо? "Ну и что?" - скажете вы. А то, что  она  была
сделана до Магеллана, который первым увидел, что Америка -  это  отдельный
материк, а не обратная сторона  Индии,  как  думали  и  Колумб  и  Америго
Веспуччи.
     Я не заметил, как сам увлекся доводами этого клоуна. Нет,  клоунством
здесь не пахло. Да и что такое клоун? Почему человек решает посвятить себя
тому делу, цель которого - постоянно вызывать смех  над  самим  собой?  Об
этом стоило и подумать.
     Строитель Московского Кремля - ученик Леонардо да Винчи. Это  хорошо,
это отлично, это меняет многие представления о Европе и о связях России  с
Италией. Но почему именно ученик? Мало ли в  Милане  жило  мастеров  в  то
время, как Леонардо строил Кремль? Да и Леонардо не один его строил. Нужно
хоть какое-нибудь прямое доказательство. Представьте себе - оно было.
     Если вы пройдете у стены, которая тянется вдоль Москвы  реки,  то  на
самом верху ее вы обнаружите странные отверстия. Странные они потому,  что
они не в зубцах, как обычно, а между зубцами, ниже их  подножия.  Зубцы  -
это не украшения: за ними стояли воины, а в отверстия они лили  кипяток  и
смолу. А тут отверстия находятся между зубцами, в кирпичном барьерчике, за
которым даже лежать нельзя - такой он низенький. Бессмысленных отверстий в
крепостной стене быть не может.
     Так вот, в  рисунках  Леонардо  он  обнаружил  такую  машину.  Сквозь
отверстия между зубцами просунуты шесты, снаружи они связаны  между  собой
окованными бревнами, а  с  внутренней  стороны  они  упираются  в  систему
рычагов. Когда осаждающие лезли на стены по лестницам, защитники  нажимали
на рычаги, и наружные бревна, горизонтально  лежавшие  вдоль  всей  стены,
опрокидывали лестницы. Вот для чего отверстия  между  зубцами.  Для  того,
чтобы применить в Московском Кремле леонардовские секреты,



                              6. СОДА-СОЛНЦЕ

     Вот так.
     Что мы знаем о прошлом, если мы так ничтожно мало знаем о  настоящем?
А  мы  еще  хотим  предсказывать  будущее.  Копим  факты,  заворачиваем  в
папиросные бумажки, кладем на полочки и  никак  не  уловим  их  внутренней
связи. Наваждение какое-то. Где  появляется  этот  человек,  там  теряется
устойчивость, начинается клоунада или  дьявольщина.  Зачем  вообще  клоун?
Зачем эта вечно отмирающая и вечно возрождающаяся профессия?


     Его звали Сода-солнце.
     Американские   летчики,   участники   челночного   полета,    которые
отбомбились над Берлином и теперь пили у стойки на нашей  базе,  встретили
его невнятным веселым лаем. Он прикрыл их от  "мессершмиттов",  когда  они
подходили к базе. Он один спустил в море двух "мессеров", третий задымил к
горизонту.
     - Сода-виски, - предложили они ему.
     - Сода-солнце, - сказал он и стал губами ловить капли грибного дождя,
залетавшие в открытую фрамугу.
     Американцам перевели - сода-солнце, - они опять засмеялись и напились
на радостях. Его стали звать Сода-солнце. Все светлело на базе,  когда  он
появлялся. Худощавый, с близко посаженными  карими  глазами,  удачливый  в
начинаниях и ласковый с девушками. Девчата из БАО - батальона аэродромного
обслуживания - стонали, когда слышали его свист. А насвистывал  он  всегда
одну песенку:

                      Подкатилися дни золотые
                      Воровской безоглядной любви.
                      Ой вы, кони мои вороные,
                      Черны вороны, кони мои.

     А романов у него вовсе не было, и кто его "безоглядная любовь", никто
не знал, и вина он  не  пил,  только  хватал  губами  капли  дождя,  когда
возвращался с полета без единой пробоины. И уходил он от "мессеров" всегда
в сторону солнца. Блеснет крылышками и растворится в слепящем диске.

                      Устелю свои сани коврами,
                      В гривы черные ленты вплету,
                      Пролечу, прозвеню бубенцами
                      И тебя подхвачу на лету.

     Так он последний раз и ушел к солнечному диску. Блеснул, крылышками и
растворился в слепящем блеске. Никто его с тех пор не видел. Пропал.
     Американцы-челноки  прилетели  опять  и  пошли  к  стойке,  распахнув
канадские куртки.
     - Сода-солнце! - кричали они, отыскивая его глазами.
     - Сода-виски, - сказала им новая буфетчица.
     Они опять напились, но плохо, угрюмо