идели на полу. Сидели вольно, изящно.
Симпатичные, молоденькие, спортивные, пальчики оближешь. А вот правой руки у
товарища майора не было, всей целиком, от плеча. Вместо нее ощущалось что-то
большое и бесформенное. Он скосил глаза. Правая рука неожиданно оказалась на
месте, это обстоятельство  его немного  утешило,  только  кисть  была, мягко
говоря, повреждена.  Очень-очень мягко говоря. По телу металась боль, тугими
толчками идущая справа, рвалась наружу, но тело было наглухо зафиксировано в
тренерском  стуле, и боль  жгуче тыкалась куда  попало  -  в живот, в пах, в
скулы.  Резиновый   бинт  жадно  терзал  одежду.   Пытка...  Он   попробовал
шевельнуться, не разрешив себе стонать.  Девочки посмотрели на него, и майор
обмяк, снова опустив веки. Перед глазами заполыхало пламя. Все было бездарно
и глупо. Кадр из дурного фильма, конец спектакля...
 - Руку, - пробормотал он. - Перевязать надо.
 Продолжала  быть  тишина:  никто  не шевельнулся,  не  зашлепал  босыми
пятками. Тогда он  решил не открывать  глаз  вовсе,  потому что ему страстно
захотелось целиком сосредоточиться на своей боли, а это дело требовало  тьмы
и одиночества.
 Но умирать  было  рано:  кто-то  вошел.  Минута  молчания,  потом в уши
вонзился голос - мужской, тоненький - тот же самый:
 - Мама родная! Это ты?



10. УЛИЦА

ДЕЙСТВИЕ:

 Он, наконец, замерз. Он, наконец, действительно захотел в туалет. Время
струилось,  как   песок  -  однообразно,   серо,  мучительно   медленно,  но
ничегошеньки   не  происходило.   Очевидно,  чудо   обернулось   примитивным
издевательством. Обещанная охота на женщину-монстра никак не могла начаться,
и не  было просвета  в  этом бестолковом ожидании. Над  миром  висела тоска,
нормальное, привычное  состояние  рефлексирующего  интеллигента, когда  ясно
понимаешь,  что  подтянуться на перекладине ты сможешь  половину раза, и что
женщинам  ты хронически неинтересен. Комплекс узких плеч. Сидишь на скамейке
с  дамой,  с  безнадежно не твоей дамой,  и  вяло  размышляешь, насколько же
глубоко тебя презирают. А завтра - коллоквиум...
 Он   терпел.  Потому  что  рядом...  Впрочем,  рядом  тоже  нервничали.
Вставали, озирались,  прохаживались вокруг, поднимали глаза на подмигивающую
огнями стену  дома. Новые окна вспыхивали редко, наоборот, потихоньку гасли.
Дом медленно  готовился  ко  сну.  И  никакие  романтические приключения  не
прерывали пока этих ежевечерних приготовлений.
 Когда  в  очередной  раз из  подъезда  донеслось гулкое  многообещающее
топанье,  Милита  напружинилась и  сунула руку  в  рюкзачок.  Она  не теряла
бдительности ни на секунду.
 - Тихо! Кто-то выходит!
 В рюкзаке лежал специальный пластиковый  канат, студент  был посвящен в
эту  деталь.  Нагрузка  -  сколько-то  там  тонн.  Военная  приемка.  Ничего
удивительного в том, что девочка раздобыла его - все-таки папаша  мент, мало
того,  в чине, к тому же без  такого снаряжения план поимки чудища в юбке не
имел бы смысла. А вот  шприц-тюбик с  некоей дрянью, наличие которого  также
было  реализовано  в  рамках  хитроумного  плана,  вполне   мог  бы  вызвать
нескромный вопросик, вполне. Но...
 -  Тьфу, срань!  - вздохнула Милита, распрямляясь.  В очередной  раз из
подъезда вышло  не то.  Ее высказывание  означало:  "Жаль,  опять не везет."
Студент  не  занимался лингвистикой, но подобные  соответствия расшифровывал
быстро. Это  были  три парня - стриженые, раскрашенные, одетые  так,  что...
Короче, панки. Или что-то другое, но близко.
 - Зоопарк, - презрительно сказала она. - Вывели друг друга на прогулку,
красотки кабаре.
 Милита  сказала  это  негромко,  себе в  нос, но  студент  инстинктивно
поджался. Вдруг услышат? Он всегда поджимался, когда видел таких вот  ребят.
Он боялся. Он  панически боялся спровоцировать агрессивные  действия, потому
что знал  достоверно  -  если  к нему прицепятся,  от него  останется только
вечный листок нетрудоспособности. Студент был реалистом, понимал себе цену -
как человеку и как мужику - и  ему до дрожи не  хотелось быть калекой.  Если
честно,  групп  простых  неэкзотических  парней  он тоже  боялся.  На всякий
случай.  Студент  был  чуточку  астеником.  Или  не  чуточку?  Когда  троица
удалилась, он заговорил, с облегчением разжавшись:
 -  Что  такое  наши панки?  Обыкновенные  советские хулиганы. Люди  без
всякой идеи, что вполне естественно -  до  Британии отсюда далековато. Хотя,
насколько  мне известно, и в Британии панки давно уже  вымерли. Был там один
единственный, Джонни Роттен, да и того быстро купили.
 - Нашел хулиганов, - хмыкнула Милита. - Не видел ты настоящих, без этой
дури на бошках.
 Студент  согласился  легко:  фигуры  безвозвратно  растаяли  в  сумраке
вечера.
 - Может быть. Я  ведь хотел  сказать о другом.  Не о панках. Вернее, не
только  о  них,  а про всяких таких,  и вообще... Эти люди часто  говорят  о
свободе. Когда они  начинают говорить, создается впечатление, будто ни о чем
другом они говорить не умеют.  Но вот что интересно: по их мнению  свобода в
выборе внешнего  вида есть не  что иное, как проявление  свободы внутренней.
Они,  безусловно, правы, только  большинство  из  них  полагает  это условие
достаточным. Вот и получается, что стремление стать свободными они  заменяют
стремлением продемонстрировать  свою свободу. Они лихорадочно ищут себе хоть
какой-нибудь  "имидж",  то  есть попросту пытаются выделиться в серой массе.
Этот  путь  самый  доступный. Выделиться  мордой  и  одеждой.  Не  умом,  не
умением...
 -  Не  силой,  -  вдруг  добавила  Милита. Оказалось,  она  внимательно
слушала.
 Студент продолжил, воодушевленный:
 - Да, и  даже не силой! Не понимают,  бедняги,  что этот путь  наиболее
доступен именно для серой массы,  увы... Есть и другой аспект, гораздо более
неприятный. Вычурный внешний вид ясно показывает, что эти люди не одеваются,
а наряжаются специально, тщательно  продумывая каждую мелочь. Я имею в виду,
конечно,  мужской пол.  Женщины наряжаются  испокон веков,  это их  право  и
естественная потребность. А для мужчины - позор. Так что их "дурь на бошках"
- просто театральная маска. Они играют в свободу, а не живут свободно.
 - Умник! -  захохотало существо  рядом. - Ну,  толкнул речь!  Сам-то ты
живешь ужас как свободно, да?
 - Я?.. - Он растерялся.
 - Ладно. Из-за ерунды такую философию развел. Лучше посмотри туда.
 - Куда?
 -  Вон  на  остановке.  По-моему,  это   и  есть  хулиганы.  Настоящие,
советские,  у меня  на  них  чутье. В  клубе  на  таких  натаскали...  - Она
внимательно всматривалась.
 Милита  не ошиблась.  Четыре тени, намаявшись в ожидании троллейбуса  и
одновременной ловли  "тачки",  медленно шли пешочком - точно  мимо скамейки.
Настроение у них было паршивое. Напрочь загубленное было настроение, поэтому
романтико-приключенческий эпизод все же случился, правда, совсем  не  тот, к
которому здесь готовились.
 - Гля,  какая  парочка, -  удивился один, приостанавливаясь.  Остальные
пусто посмотрели и тоже встали.
 - Морально  разлагаются, - равнодушно заметил другой. - Фаллос с  ними,
Серега, поплыли дальше.
 - Погодь, - упрямо стоял первый. -  Я не врубаюсь. Гля, телка во-о-о! А
он - фи... Любовь, что ли?
 Целенаправленно  подошел,  почесываясь.  Студент  обмер,   затем  начал
вставать. В груди  сосала воздух мерзкая пустота, было невероятно тоскливо и
холодно  до  дрожи.  Но вставать  было  надо. Тут рядом  что-то метнулось, и
любопытного прохожего  отбросило назад. Он ткнулся спиной в товарищей, мыча,
держась руками за лицо. Сквозь пальцы потекло темное.
 - Сука! - внятно простонал он. - Нос сломала-а-а...
 -  Чего  это?  -  оторопело спросили в толпе.  -  Деткам  жить надоело?
Комикзады, что ли?
 Тени  распались. Решительно расположились.  Даже  пострадавший  оторвал
выпачканные руки, корчась от боли и ненависти, и занял место в строю.
 - Сиди!  -  дернула Милита своего защитника.  -  Или  лучше спрячься за
скамейку!
 Она  взвилась,  бросив  рюкзачок, прыгнула в сумерки.  Студент  покорно
опустился обратно, поправляя очки.  Прекрасной возможностью согреться он  не
воспользовался.  Перед  ним  стремительно  разыгрывались  стандартные  кадры
западного   боевика.    Парни,   очевидно,   любили   мужские   забавы,   но
девятиклассница попалась не  по  делу  строптивая. Пришлось  драться  - это,
впрочем, они тоже  любили. И  умели. Только девятиклассница умела не  хуже -
парни  поняли  это  быстро. В футболке и шортах девочка  могла бы показаться
просто  пухленькой, закормленной  любящими  родителями, но жиру-то  в ней не
было  ни  грамма.  Поди  разбери  это  в  ртутном  свете!  Бедняги  грамотно
скользили, присев  на  растопыренных  ногах,  красиво  месили  воздух  всеми
конечностями сразу, и продолжалось это не больше минуты.
 - Рука! - завыл один и побрел куда-то, качаясь как маятник, прижимая  к
груди  несуществующего  младенца. Двое  упали один за  другим и  поднимались
почему-то очень медленно. Встав на четвереньки, они опять оскользнулись: это
кроссовка, обутая на загорелую ногу, молниеносно чмокнула в лицо - каждого в
порядке очереди.
 Студент  смотрел, разинув  глаза  во  всю  ширь.  В голове  его  слегка
зациклилось: "Поза  всадника...  Поза всадника..." - он и здесь был начитан,
теоретик...  Кроме  студента  за  спортивным  праздником  наблюдал  еще один
зритель. Четвертый из новых знакомых стоял спокойно, не ввязываясь. Но через
минуту не выдержал, рявкнул, обращаясь к несправившимся коллегам:
 - Ну-ка, вы, в сторону! Освободите место!
 Очевидно, это был  "основной".  Прыгнул  мягко,  классически. Застыл во
впечатляющей позе, повел рукой.
 -  Ого!  -  уважительно  поприветствовала  его  Милита.  -  Китай!  Вы,
наверное, ушист - из школы кота мартовского?
 - Все, тебе конец, штучка, - яростно сказал "ушист".
 - Ну, ползи ко мне, китай сраный.
 Дальше сюжет слегка видоизменился. Парень что-то такое сделал, и Милита
оказалась в  кустах. Она вылетела оттуда,  как снаряд,  залепила  кроссовкой
врагу в  живот, но тот  даже не  поморщился.  Дуэтом  они продемонстрировали
несколько  неуловимых движений, звучно соприкасая мощные  тела,  после  чего
Милита снова приняла  горизонтальное положение. Резво откатилась вбок, иначе
кованый  сапожок пробежался бы  по ее  спине, сминая  позвоночник, вскочила,
готовая  блокировать  удар, шипя:  "Гад,  гад,  гад!",  однако  вместо удара
последовало новое "что-то  такое" -  рукой и ногой совместно. Крутой попался
партнер, ничего не скажешь. Девочка врезалась в скамейку, на которой провела
сегодняшний вечер, -  врезалась головой  прямо в свой рюкзачок. Мгновение  -
она сунула пальцы в  карман рюкзака, выхватила  темный  предмет, перемахнула
через скамейку и, крутанувшись, отработанно вскинула руки.
 Темный предмет был пистолетом.
 "Основной" мгновенно прекратил. Распрямился, шумно выдохнул животом.
 - Но-но, - сказал он тревожно. - Эт-не по правилам.
 - Застрелю, - процедила Милита и дернула одной рукой. Пистолет послушно
отозвался,  громко,  металлически.  -  Проваливай,  -  продолжила  она. -  И
хлюпиков своих подбери.
 -  Веселая  ты,   штучка,   -  одобрительно  сказал  парень.  -  Может,
адресочками обменяемся?
 -  Не  теряй времени,  вон "тачка"  останавливается,  -  Милита мотнула
головой. Вытянутые руки ее были неподвижны.
 - Ну подожди, надо же познакомиться!
 Девятиклассница прицелилась и сказала без лишних эмоций:
 -  Не делай  сюда шагов,  а? Прошу тебя. А то уедешь не на  такси, а на
труповозе.
 - Весело, - согласился парень. Повернулся кругом: - Орлы, вы где?
 Орлы были неподалеку. Скулили о полученных  травмах,  колыхались в такт
боли.
 - Ловим мотор, пока не уехал! Шустро!
 И затрусил прочь, мерно работая локтями.
 - Еще встретимся! - крикнул он, не  оборачиваясь. - Ты мне понравилась,
сука поганая!
 Милита спокойно  опустила  руки.  Она  улыбалась и в  ответ  ничего  не
крикнула.
 Студент очнулся. Персонажи из  ночных кошмаров растаяли,  бежали с поля
боя, вместе с ними растаял  страх  за свою молодую жизнь. Со страхом за свою
честь  обстояло несколько  сложнее.  Рядом, как ни  в чем  не  бывало, шумно
отдувалась  девушка, защитившая его от  мерзавцев,  и не  было  никаких  сил
взглянуть в ТУ сторону. Кроме того, рождался новый страх - нет, не  страх, а
некое  подобие,  проекция! Сама  девушка,  которой  он посвятил  сегодняшний
вечер...  Ее  жуткие  навыки,  ее отточенная  жестокость...  Последняя мысль
вернула на миг смачные  картинки минутной давности, окатив волной пережитого
ужаса.
 - Ты, кажется, хотел познакомиться с нормальными советскими хулиганами?
- добродушно  сострила  Милита,  отряхивая волосы. - Поздравляю,  твоя мечта
сбылась.
 - Слушай,  - он решился подать  голос:  глупый  вопрос жег ему  язык. -
Слушай, а пистолет настоящий?
 Повернув голову, он все-таки посмотрел на школьницу.



11. ПОДВАЛ

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ФОН:

 Ты! Это ты, ты! Неужели...
 Встретились все-таки. Есть  на земле  справедливость.  Ты пришел  сюда,
бедолага, сам  пришел. Поэтому не  обижайся. Девчата наши, конечно, не такие
ласковые,  как ты привык,  но  ведь они  обожают  тебя  -  посмотри  на  них
внимательно!  -  обожают  тебя давить,  топтать,  давить,  топтать. Здесь их
воспитали  правильно: обижаться тебе не дадут. Бедолага...  Когда твои новые
подружки  заволновались,  забегали  - мол, какой-то мент  бродит по  клубу и
разыскивает  женщину-монстра, когда  прервали даже  начальную  стадию теста,
чтобы  поставить  в  известность  своего  учителя  -  низкий  им  поклон  за
неравнодушие и бдительность, - кто бы мог подумать в этот момент, что именно
ты почтил нас визитом? Есть на земле справедливость...
 Да, мучил ты его восхитительно. Квалифицированно мучил, по-мужски. Того
жалкого недоразвитого интеллектуальчика в школьной форме,  который  таскал в
портфеле  мамины  мандарины.  Того сопливого, вечно помятого шестиклассника,
который... который немного подрос, немного поумнел и  с наслаждением  глядит
сейчас на  тебя - пойманного, трепыхающегося. Не забыл, как ты мучил его? По
глазам видно, что  не  забыл! Вспомнил,  родной! Очень  хорошо.  Потому  что
мальчик, с наслаждением глядящий сейчас на тебя, ничего больше вспоминать не
желает. Незачем хранить в груди ТОТ стыд, ТЕ унижения, ТУ ненависть. Веселые
картинки в школьном  альбоме - они твои,  листай  их  сам, у  тебя еще  есть
время.
 Эх, детство,  детство. Счастливая  пора.  Ну и дураки же они  были! Два
полуреальных существа, воевавших друг с другом тысячу  лет назад.  Человечек
против гориллы. Слизняк  против ботинка.  Смешно.  Впрочем, самую веселую из
ТЕХ  картинок  вполне  можно  оставить  в  альбоме.  Как  однажды  на  уроке
физкультуры все пошли в спортзал, и только  любимый тобой  слизняк остался в
раздевалке.  А  школу  тогда  санэпидстанция  проверяла,  анализы делала,  и
поэтому весь класс  поголовно притащил с  собой баночки с калом. Так он - не
морщись, не морщись! - взял и вывалил тебе в портфель этих анализов, сколько
вместилось. Кошмар!  Прямо на книги, на тетради - довеpху. Очень  уж ты  его
довел, Боря, прости, не  сумел он  сдержаться и подумать  о последствиях. Но
шутка получилась на славу. Ты потом  портфель  отмывал, отмывал, а все равно
целый год воняло. Почему  ты испорченную вещь не выбросил, трудно  понять...
Ценное воспоминание.  Ты, конечно, тоже не хранишь  подобное, твоя обезьянья
память, конечно,  обучена необходимым  защитным уловкам.  Зато кулаки-то  уж
наверняка  не забыли, что  ты сделал с этим героем  шутником, вернувшись  из
спортзала. По глазам  видно - помнишь!  В результате  весь  год,  что ты мыл
портфель, он  переезжал из  больницы  в больницу, терзаемый не мальчишечьими
болями. Диагноз был... Хотя, диагноз - не твое обезьянье дело. Мать перевела
героя-шутника в другую школу, и на том ваши отношения угасли. А про  орущее,
извивающееся под гимнастической скамейкой тело ты правильно помнишь.  Только
не знаешь, что раздавленный тобой слизняк почувствовал вдруг себя человеком.
И даже потом,  когда покрывал рвотой подушку или с криком мочился под  себя,
он не  утерял это  святое чувство. Да, вот  именно... Дураки они были, оба -
сил нет смеяться!



ДЕЙСТВИЕ:

 Тот самый,  но  уже без  швабры.  И  озабоченный -  совсем не наглый. И
маленький. Соратник по детским играм, кол ему в зад. Только как зовут его...
как звали  его... убей, не вспомнить. Он был рядом, рукой подать - сидел  на
собственном столе,  устроив  куцую задницу возле  телефона.  И более никого.
Сцена уже успела очиститься от статистов: послушные ученицы удалились, чтобы
не мешать мужской беседе.
 - Что с тобой сделали, бедолага, -  сказал тренер почти сочувственно. -
Знаешь, меня самого до сих пор пугают такие фокусы. Трудно привыкнуть...
 - Мне нужен врач, - натужно сообщил пленник. - Рука.
 -  Да  уж вижу, что стало  с твоей  лапой. Хорошая  у  меня  помощница,
правда? Местная звезда.
 -  У  тебя  медика  здесь  нет?  - Майор  был настойчив и проницателен,
согласно должности. - Тогда развяжи меня, я сам.
 Тренер отозвался:
 - Борис, не будь идиотом.
 Некоторое время пленник молчал, изо всех  сил стараясь не быть таковым.
Боль ожесточенно рвалась сквозь  горло, и  не хватало зла,  чтобы сдерживать
ее... По спине текло. Было плохо: зла не хватало... Его бывший одноклассник,
как выяснилось, наоборот, пребывал в ностальгическом расположении духа:
 - Ты женат, Борис?
 - Странный, однако, вопрос,  - постарался улыбнуться  товарищ  майор. -
Женат семнадцать лет. Дочка есть. А ты?
 - Я? У меня все в порядке. Жену-то любишь?
 Гость  вскинулся,  дернулся.  Над  ним  издеваются! Хотя...  Не похоже.
Может, и есть в этом тактический смысл - повспоминать друг у друга на груди?
Со слезами умиления...
 Он ответил, продолжив самоистязание:
 -  Ты  не изменился,  я  погляжу. Раньше тоже,  чуть что -  на  совесть
налегал.  Люблю  я жену,  люблю. Как пес конуру. Попробуй, не люби эту дуру,
если  она сразу генералу... -  он вдруг замолк,  прикрыв омертвевший  взгляд
дергающимися веками.  Потому что  мозг  парализовало  несуразным  ощущением,
будто он кому-то нечто подобное уже говорил. Кому? Сумасшествие...
 - Чего-то у меня с головой, - уверенно прибавил майор и разлепил глаза.
- Не обращай внимания.
 - Да, - согласился тренер. - Да, конечно.
 -  А твоя  голова  как, не  дурит? У  тебя, кажется, сотрясение было...
Правильно, в  шестом  классе. Слушай, ты уж  извини  меня. Ну, за  то...  за
скамейку, помнишь? Злой я был, дурак, балбес слюнявый.
 -  Людям твоей профессии  не положено извиняться,  -  пошутил тренер. -
Выговор дадут.
 - Ничего, потерплю. Ты,  помню, был хлипкий, я  тебя  лупил  частенько.
Смешное было время... Вот уж не думал, что ты спортсменом заделаешься.
 -  Какой  из  меня  спортсмен? Я учу  людей, девчат  моих милых. А  ты,
оказывается, опером служишь?
 Вопрос  кое-что напомнил. И  сразу  стало легче держать  боль, и глупые
надежды, вызванные нежданной встречей, сразу сменились конкретными  рабочими
чувствами.
 - Промахнулся,  -  сказал майор,  - не опер я.  Из внутренних войск, из
Отрядов по  поддержанию.  Слыхал?  Ты  бы  развязал меня в  самом деле, а то
ребята на улице начнут волноваться.
 -  На улице  тебя  только "жигули" ждут, - живо  отреагировал тренер. -
Точнее,   во  дворе,   правильно?   Личный  автотранспорт,  надо   полагать.
Признавайся,  заправленный  казенным  бензином?   -   Он  внезапно  сделался
серьезным.  И подтянутым. Таким же, каким  была вечность назад его  сановная
добыча. Соскочил со  стола, склонился над  потным телом в кресле и  принялся
бесстыдно шарить по чужим карманам. От него пахнуло духами.
 - С-сволочь,  - привычно, но  искренне проговорил товарищ майор.  - Кол
всем вам в...
 -  Ага,  -  сказал  тренер,   выуживая   красную  книжицу.   -   Ну-ка,
полюбопытствуем... Действительно.  Демонстрации, значит, разгоняешь? Прямо с
передовой к нам?
 Он не ответил. Он в упор смотрел  на врага, растягивая тяжелым дыхан